Кремлевские любовницы

«СЕРДЦЕ МОЕ ПОЧЕМУ-ТО РАСКРЫЛОСЬ…»

Лев Толстой писал: «Любовь есть истинное, высшее благо, которое разрешает все противоречия жизни и не только уничтожает страх смерти, но и влечет человека к жертве своего существования для других». Ни один человек не может жить без любви. Она то ярким костром вспыхивает в его груди, то на время затихает, ожидая своего часа. Французский моралист Жан де Лабрюйер писал: «Люди перестают любить по той же причине, по какой они перестают плакать: в их сердцах иссякает источник слез и любви». Даже тираны были способны на проявление этого чувства. Однако любовь их иногда принимала уродливые формы.

Когда у Сталина родилась дочь, он, как любой нормальный родитель, любил ее всем сердцем. Но любовь эта, как и вся деятельность Иосифа Виссарионовича, проходила под знаком авторитаризма. И стоило девушке, достигнув юношеского возраста, усомниться в идеалах отца, ослушаться его, как он превращался в знакомого нам деспота. Не видя в ней человека, он относился к дочери, как к любимой вещи. 17-летней школьницей Светлана Сталина полюбила журналиста А. Я. Каплера, который был на 20 лет старше ее. Любовь эта была чиста и невинна. Умудренный опытом журналист проникся к девушке таким же нежным чувством, несмотря на гнев отца и явное недовольство окружавших семью «оперуполномоченных». Влюбленные гуляли по Москве, ходили в кино, разговаривали. Возникло удивительное взаимопонимание между разными по возрасту и социальному положению людьми.

Конечно же, журналист понимал, чем он рискует. И в какой-то момент даже собрался покинуть Москву. Но его опередили. Как и сотни ни в чем не повинных людей того времени, он был обвинен в шпионаже, арестован и выслан на пять лет на Север. Затем к этим пяти годам прибавились еще пять. Светлана не сомневалась, что дело было сфабриковано, причем не без участия ее отца.

Случай с ее возлюбленным навсегда воздвигнул стену между Светланой и ее отцом. Цена, которую пришлось заплатить за первую любовь, была огромной. Но вытравить из юного сердца желание любви, поиска понимания и тепла она не смогла. Будучи студенткой университета, Светлана познакомилась со студентом Григорием Морозовым, который учился в Институте международных отношений, и вскоре вышла за него замуж. В 1945 году она стала матерью — у нее родился сын Иосиф.

Сталин был категорически против этого брака. Помимо всего прочего, его раздражало и то, что Морозов был евреем. За все время жизни дочери с этим человеком он ни разу не пожелал встретиться с зятем. В 1947 году супруги разошлись.

Через два года Светлана вышла замуж второй раз. Ее мужем становится Юрий Жданов, сын верного соратника Сталина. Диктатор был доволен. Но, несмотря на отцовское благословение, и этот брак не прожил долго. От Юрия Жданова у Светланы осталась дочь Катя. Оставшись с двумя детьми, молодая женщина с головой ушла в работу. Она изучала историю русской литературы, делала переводы для издательств, писала внутренние рецензии для московского издательства «Детская литература».

Смерть отца в 1953 году практически не изменила устоявшегося уклада жизни Светланы. Как и прежде, она вела скромный, несколько уединенный образ жизни.

В. Г. Белинский писал: «Человек влюбляется просто, без вопросов, даже прежде, нежели поймет и осознает, что он влюбился. У человека это чувство зависит не от головы, у него естественное непосредственное стремление сердца к сердцу».

Совершенно неожиданно, как ураган, в жизнь Светланы врывается любовь и переворачивает все с ног на голову.

Встреча произошла в октябре 1963 года, в больнице, где им обоим делали операции. Ему удаляли полипы из носа, а ей — миндалины из горла. Какое-то время они не замечали друг друга. Однообразная больничная одежда, изможденный вид не могли быть привлекательными. Вскоре внимание Светланы привлек обедавший за соседним столиком невысокий сутулый человек в очках. По виду можно было предположить, что это либо итальянец, либо еврей. Как потом она выяснила, это был индиец. Светлана тайком наблюдала за ним. Он был на удивление вежлив и улыбчив, и ни ватные тампоны в носу, ни серая больничная одежда не могли скрыть удивительного внутреннего обаяния, светившегося из его близоруких глаз.

После операции Светлана некоторое время не могла говорить, хотя ей нестерпимо хотелось общаться с Сингхом (так звали индийца). Когда раны в горле немного зажили и Светлана смогла более или менее свободно пользоваться речью, она решилась. Для того чтобы сделать будущую беседу содержательной, она пару дней просидела в библиотеке, выискивая там максимальное количество информации об Индии.

Их первая встреча длилась около двух часов. Они говорили об Индии. Сингх по обыкновению поинтересовался, какую организацию представляет Светлана. В те времена в загородной правительственной больнице лечились исключительно выдающиеся коммунисты со всего мира. И каждый из них, как правило, говорил от лица коллектива, который он представлял. Услышав, что Светлана никого и ничего не представляет, что она сама по себе, Сингх обрадовался.

Небольшая справка. Браджеш Сингх — сын богатого раджи. В юности жил в разных странах мира: Германии, Англии, Франции, Австрии. Как коммунист оказывал поддержку всем коммунистическим организациям Европы. Был близким другом М. Роя.

Несмотря на приверженность Сингха к идеалам классовой теории, борьбе за независимость Индии, человеческое в нем преобладало гораздо сильнее. Ни одна, даже самая великая цель, не смогла бы заставить его поднять руку не то что на человека, но и на любое другое живое существо. Уже позднее, когда он, будучи безнадежно больным, лежал в больнице, Сингх не позволял Светлане убивать даже мух, залетевших в палату. Он просил, чтобы она их просто выпустила в окно. Сильно расстроился он и тогда, когда увидел, как поступают врачи с пиявками, используемыми в лечебных целях.

Но это будет потом. А во время их первой беседы Сингх еще даже не знал, с кем разговаривает. Невзначай разговор перешел на тему «Советский Союз до и после смерти Сталина». И Светлана призналась, что она и есть дочь великого вождя. Единственной реакцией Сингха было восклицание: «О!» Больше он никогда за все время их совместной жизни не спрашивал ее об отце.

По счастливому стечению обстоятельств, продолжить лечение им было предложено в одном и том же санатории. Это было лечебное заведение для элиты партийной и государственной, словом, для «высшего света». И его представители начали бросать косые взгляды на более чем странную (в их глазах) парочку. Светлане намекали, что не стоит увлекаться общением с иностранцем. Их раздражало и то, что она предпочитала его компанию им, и манера говорить Сингха. Он не пытался разговаривать на пониженных тонах, вполголоса. Его английский был чистым и звонким, а смех непринужденным и искренним. Этот человек был воспитан свободной Европой и не понимавший местной замкнутости.

Сингх был болен хроническим бронхитом. Ухудшала его состояние и эмфизема. Все это вместе давало безрадостную картину перспективы. На какое-то время антибиотики могли снять приступы, но холодный климат опять приводил к осложнениям. Воспитанный в лучших индийских традициях, он, как и все индийцы, не умел жаловаться и к возможной близкой смерти относился философски и даже с юмором. Болезнь вынудила его отойти от партийной работы и он зарабатывал литературными переводами. В Индию возвращаться Сингх не хотел. Москва тоже не произвела на него должного впечатления, и он планировал осесть где-нибудь в Польше, Германии или Югославии.

Теплый сочинский ноябрь, который они провели вместе в здравнице, сыграл благотворную роль в их отношениях. Даже несмотря на терзавших со всех сторон «доброжелателей», пытавшихся всякими способами расстроить их отношения.

Светлана огорчалась, когда совершенно незнакомые люди подходили к ней, просили сфотографироваться вместе, всячески высказывая верноподданнические чувства. Они не знали, что, избавившись в 1953 году от отцовской тирании, она, как и весь народ, задышала свободней.

Кроме посетителей санатория, об их отношениях знал и весь персонал. Судя по поведению врачей и сестер, они были соответствующим образом проинструктированы. Под любыми предлогами они заходили в палату к Сингху, когда там была Светлана, явно опасаясь оставить их наедине.

Браджеш Сингх, проникнувшись нежным чувством к молодой женщине, решил круто изменить свои планы. Он пообещал, что уехав в декабре, обязательно вернется через полгода и останется работать переводчиком в московском издательстве, чтобы быть вместе со Светланой.

Сингх был дважды женат. Первый раз — на индуске. Это был обычный традиционный индийский брак, который заключается без согласия молодых. Такие браки, как известно, редко бывают счастливыми. В конце концов его жена и две дочери стали для него совершенно чужими и уже более двадцати лет жили отдельно. Во второй раз он женился на европейской девушке, с которой прожил шестнадцать лет. Затем она уехала в Англию, чтобы дать хорошее образование их сыну. Так как Сингх не мог устроиться в Лондоне, то вынужден был вернуться в Индию. По сыну он очень сильно тосковал.

Теперь же, когда его личная жизнь наполнялась новым смыслом, он во что бы то ни стало решил остаться в Москве, тем более, что Сингх хорошо знал многих индийцев, живших в столице. В том числе и посла Т. Н. Кауля, который был другом юности.

Он искренне удивлялся тому, что Светлана всю жизнь прожила в одном и том же городе, не была в Европе, Индии и других странах. Они вместе мечтали о том, как поедут туда.

В декабре 1963 года он вынужден был уехать в Индию. Светлана и ее дети стали ждать возвращения полюбившегося им человека. Дети на удивление хорошо поняли мать и приняли ее отношения с Сингхом. Ведь индус был удивительно образованным, духовно богатым и интересным человеком, сразу покорившим молодые сердца. Несмотря на разное прошлое, на 17-летнюю разницу в возрасте, Светлана и Браджеш искренне любили и бесконечно доверяли друг другу.

Перед отъездом Сингх не мог сдержать горечи и высказал опасение, что они больше никогда не увидятся. Затем, взяв себя в руки, он твердо пообещал: «Через несколько месяцев я снова буду здесь». Он увозил с собой в Индию наполненное любовью сердце и единственное слово по-русски, которое он узнал: «Света».

Несмотря на все усилия, Сингх вернулся в Москву только через полтора года. Это время превратило его в старика, с трудом дышащего и тяжело передвигающегося. Лицо стало одутловатым, землистого цвета. Неизменными остались только искренняя улыбка и взгляд за толстыми стеклами очков. Находясь с сыном в аэропорту «Шереметьево», Светлана еще не знала, что пройдет совсем немного времени, и она будет стоять в этом зале, прощаясь с сыном и увозя прах мужа в Индию.

Кроме них Сингха пришли встретить и представители издательства. Они устроили его на квартире, которая была предоставлена по условиям контракта. Светлана с сыном отправились домой.

Видя тяжелое состояние возлюбленного, Светлана предложила ему переехать в свою квартиру. Она прекрасно понимала, что этот человек нуждается в помощи.

Сингх во время их беседы предупредил Светлану о том, что болезнь его сильно прогрессировала и что в конце концов он может оказаться для нее обузой. Однако Светлана настояла на своем и привезла Сингха домой.

После появления Сингха в доме Светланы сохранилась нормальная обстановка. Не было ощущения того, что появился чужой человек. Скорее наоборот — кто-то родной и близкий вернулся после долгой разлуки.

За упомянутые полтора года в Советском Союзе сменилась политическая обстановка. Хрущевской оттепели пришел конец.

Всякие попытки Светланы и Сингха зарегистрировать брак не приводили ни к каким результатам. Неожиданные трудности окончательно разрушили здоровье индуса.

Узнав о намерениях Светланы выйти замуж за иностранца, ее вызвали в Кремль. Холодным майским днем она вошла через Спасские ворота туда, где не была уже много лет. В сердце закралось неприятное чувство тревоги. С чего бы это такой интерес к ее, казалось бы, забытой персоне?

Косыгин принял Светлану в бывшем кабинете ее отца. Время ожидания в приемной превратилось в вечность. Казенная обстановка, хорошо знакомые зеленые суконные скатерти, ковры, стены заставляли сжиматься сердце.

С Косыгиным она встретилась впервые, и он ей сразу не понравился. Разговор он начал издалека. Поинтересовался жизнью, материальным положением, работой. Услышав, что у нее все хорошо, спросил, почему она ушла с работы. Всякие объяснения Светланы разбивались о глухую стену непонимания. Казалось, каждый говорил о своем. Косыгин старался вести разговор по своему заранее намеченному плану. Он игнорировал ответы Светланы, все время старательно уводя ее от темы замужества. Когда же не говорить об этом было уже невозможно, тем более, что в разговоре Светлана назвала Сингха мужем, Косыгин подскочил, как ударенный током. Он чуть ли не закричал: «Что вы надумали? Молодая, здоровая женщина, спортсменка, неужели вы не могли найти себе здесь, понимаете ли, здорового молодого человека? Зачем вам этот старый, больной индус? Нет, мы все решительно против, решительно против!»

Светлана оторопела от неожиданности. Она не могла поверить в существование такой бессердечности. В тот момент она не думала, что сменился премьер, что в стране все по-другому. Она была в отчаянии. Когда Светлана начала уговаривать Косыгина, пытаясь объяснить ему, что этот больной человек приехал в Москву ради нее и не может просто так уехать отсюда, Косыгин ее немного успокоил, сказав, что никто Сингха из страны не гонит, однако и разрешения на брак ему не дадут. Мотивом отказа была боязнь того, что он может увезти Светлану в Индию. Всякие попытки убедить Косыгина в том, что они не собираются покидать Советский Союз, а намерены жить и работать в Москве, были тщетными. Косыгин опять вернулся к старому: «Оставьте вы это. Вам нужно работать, в коллектив возвращаться. Никто его не тронет, пусть работает, условия хорошие, но вам это ни к чему». Светлана на это ответила категорическим отказом: «Он болен и приехал только ради меня Это на моей ответственности.»

Они попрощались.

Сингху сложившаяся ситуация была совершенно непонятна. Он был растерян. Единственное, что он сказал «Нет, мне не нравится жить, как в казарме. Я не преступник. Я должен им объяснить.»

Сингх и Светлана составили письмо Косыгину, в котором пытались объяснить сложившуюся ситуацию, пытались доказать, что они как личности имеют право на самостоятельное принятие решения.

Это письмо так и осталось без ответа. Для такой махины, как Советское государство, Сингх был не уважаемым ученым, с которым необходимо считаться, а тихим, незаметным человеком, которого можно раздавить и не обратить на это никакого внимания.

Холодная московская зима, непонимание властей — все это способствовало ухудшению здоровья 57-летнего индуса. Узнав о том, что правительство ему не доверяет, от Сингха отвернулись все друзья.

А. И. Микоян одно время пытался несколько успокоить Светлану: «Формальный брак не имеет значения для любви. Я сам прожил с женой 40 лет не зарегистрировавшись, и никто никогда не сказал мне, что наши пять сыновей — незаконные дети». Но вскоре и Микояны прекратили общение с ними.

Сингх постепенно терял трудоспособность. Даже работа переводчика становилась для него изнуряющей. Но совершенно отказаться от нее он не мог. Несколько раз ему приходилось ложиться в больницу. Персонал относился к нему доброжелательно, в отличие от начальства. В. Н. Павлов, приверженец политики Сталина, никак не мог смириться с тем, что какой-то иностранец стал мужем дочери его любимца.

Даже медицина не могла остаться в стороне от политического аспекта их отношений. Сингха пытались положить в туберкулезную лечебницу, и только хлопоты Светланы, которая без устали доказывала всем, что бронхоэктазия — незаразная болезнь, что она позволяет работать в коллективе, оградили его от «заточения».

Смена хрущевской оттепели должна была повлечь за собой не только перемены в политической жизни, но и смену диагноза больного индуса. Его пытались изолировать, отстранить от общения с людьми. Сил и времени на борьбу оставалось совсем мало. Благо, что лечиться приходилось все в той же Кунцевской больнице, которая их познакомила. Работавшие там с прежних времен сестры и врачи не видели причин в одночасье менять отношение к доброму и обаятельному индусу.

С октября 1966 года Сингх все чаще говорит о смерти, о том, что умереть ему хотелось бы в Индии, попрощавшись с близкими и дорогими ему людьми. Изможденный болезнью, лекарствами, он понимал, что конец его близок. Но, несмотря на это, даже будучи в больнице, он строил планы на будущее, старался подбодрить жену и себя. Болезнь брала свое. Легкие Сингха клокотали и шипели. Светлана не отходила от больного ни на шаг. Возвращаясь домой только вечером, она обсуждала состояние здоровья Сингха со своим сыном Осей, ставшим к тому времени студентом-медиком. Юноша понимал, что времени у них оставалось очень мало.

Все реже и реже Сингх мог позволить себе небольшие прогулки по коридору. В теплые дни Светлана вывозила его в сад подышать свежим воздухом. Все разговоры их были о прошлом, так как настоящее не предвещало ничего хорошего. Переосмысливая свою жизнь, Сингх неоднократно говорил, что если ему суждено вернуться в Индию, то он непременно выйдет из компартии. Очень встревожили его сообщения о культурной революции в Китае. Когда он ознакомился с программой председателя Мао, то тут же провел параллель с первыми днями фашизма в Германии, свидетелями которых он был.

Светлана была в отчаянии. На ее глазах угасал человек, которого она ждала всю жизнь. Она чувствовала вину перед ним и отчаяние от своей беспомощности.

Чтобы каким-то образом облегчить кончину мужа, она решила добиться выезда Сингха вместе с ней в Индию. Именно такую просьбу содержало письмо Брежневу. Она умоляла позволить им встретить смерть Сингха на его родине.

К Брежневу письмо, по-видимому, не попало. Обстоятельствами дела занялся Суслов. Худшего поворота событий Светлана ожидать не могла. Направляясь на встречу к нему, Светлана не надеялась ни на что хорошее.

Разговор с Сусловым прошел по тому же сценарию, что и с Косыгиным. Тот же перечень вопросов: «Как живете? Как материально?» и так далее, и тот же перечень рекомендаций. Светлана поняла, что она должна сама перейти к сути вопроса. Суслов занервничал. Его желчное лицо с исступленным взглядом фанатика говорило о том, что все мольбы тщетны. Светлана пыталась выяснить, почему все против нее? Почему закон о разрешении браков с иностранцами на нее не распространяется? Суслов нервно одернул ее: «За границу мы вас не выпустим».

«Он умрет! — сказала Светлана. — Он здесь умрет, и очень скоро. Это на весь мир будет стыд и позор». На что Суслов ей спокойно ответил: «Почему позор? Его лечили и лечат. Умрет так умрет». Далее шла пространная речь о каких-то провокациях за границей, которые непременно будут чинить Светлане журналисты. Она никак не могла понять, кому и зачем это нужно? Она не могла понять, почему ей так не доверяют? Почему считают, что она не сможет ответить на какие-то вопросы прессы?

Разговор зашел в тупик. Казалось, они говорили на разных языках. Выхода не было. Очевидно было одно: договориться с Сусловым невозможно. Как и Косыгина, его мало интересовала моральная сторона дела. Он настаивал на особом происхождении Светланы и на том, что она должна вести себя по заранее запланированному правительством сценарию.

На прощание он совершенно обескуражил молодую женщину, задав вопрос: «Что вас так тянет за границу?» Как будто бы все это время Светлана умоляла отпустить ее в увеселительное турне.

Кабинет Суслова Светлана покинула с тяжелым камнем на сердце. Ей было больно и трудно осознавать, что последняя надежда умерла.

Сингх, узнав об этом разговоре, был искренне удивлен поведением Суслова, которого в Индии считали великим интернационалистом и сильнейшим современным марксистом. После он махнул рукой и перевел разговор на другую тему. Затем неожиданно погрустнел и тихо сказал Светлане: «Света, заберите меня домой. Мне надоели эти белые стены и халаты, эти пропуска и все эти каши! Я сам сделаю омлет, они не умеют здесь готовить. Поедемте домой завтра же!»

В больнице никто его удерживать не стал. Это был обреченный больной.

Дома он провел неделю. За ним наблюдала местный врач, которая постоянно нервничала из-за боязни лечить иностранца. Она даже не могла сделать внутривенное вливание, не могла найти вену. Для этого приходил другой врач. Но Сингха это уже не беспокоило. Он радовался возвращению домой, возможности сидеть в кресле в красивой гостиной. Иногда его навещали немногочисленные друзья.

Радовали его и грядущие перемены в семье. 30 октября Ося объявил, что женится. Они подняли бокал за счастье молодых. В тот же день попрощаться с Сингхом зашел бывший поверенный в делах индийского посольства Р. Джайпал с женой. Они уезжали в Англию. Еще одно событие принес этот день. Сотрудник издательства, где работал Сингх, передал ему письмо от брата. Все эти волнующие события немного утомили больного и к вечеру он почувствовал себя хуже.

Несколько раз перечитав письмо брата, Сингх повернулся к Светлане, как всегда сидевшей рядом с ним, и тихо сказал: «Света, это мой последний день. Мне холодно. Я пойду лягу».

Состояние его ухудшалось. Началась сильная одышка. Следовало немедленно вызвать врача и сделать укол. Между тем у Светланы хватало силы воли и выдержки немного ободрять его и себя.

Приступы следовали один за другим, нарастала сердечная слабость. Несколько раз за ночь приходилось вызывать «скорую». Лекарства, вводимые в организм, давали временное облегчение. Каждая приехавшая бригада предлагала отвезти больного в больницу, но он был тверд: «Оставьте меня здесь». Светлане то и дело приходилось пересказывать историю болезни новым врачам, которые каждый по-своему пытались помочь больному. В перерывах между обострениями он брал руку сидящей рядом Светланы и, с нежной тоской глядя ей в глаза, говорил, что ему лучше.

Она не могла поверить, что это конец. Утром Сингх сказал: «Света, я знаю, что сегодня умру». В голосе не было ни страха, ни сожаления.

Приехавшая утром «скорая помощь» попыталась снять приступ вливанием строфантина. Это сильное лекарство обычно не применяли для лечения Сингха, но врачи «скорой» не знали этого. Они делали то, что обычно делают при таких приступах. Через несколько минут после укола сердце больного остановилось.

Светлана разбудила Осю и прибежала вместе с ним в комнату, где врачи пытались вывести Сингха из состояния клинической смерти. Светлана не понимала, зачем они это делают. Это был конец, и с этим надо было смириться. Она прижалась к сыну. Ося побледнел, как полотно. Молодой врач, делавший искусственное дыхание, был в отчаянии: на его руках умер человек Он с мольбой посмотрел на Светлану…

Сингх умер рано утром. По индусским поверьям именно в это время умирают праведники. Утром смерть легкая, и душе не трудно отлететь.

Две смерти, которые видела Светлана за свою жизнь (смерть отца и смерть любимого человека) были так же непохожи друг на друга, как и жизни этих двух людей. По завещанию Сингха, тело его должны были кремировать, а прах бросить в реку по индусскому обряду. Вероятнее всего, он имел в виду реку Ганг, но зная безграничную мудрость индусской религии, можно было предположить, что подойдет любая река, так как все реки соединяются в одном великом океане.

Светлана решила выполнить посмертную просьбу мужа и отвезти урну с прахом, находившуюся теперь в ее спальне, на родину Сингха. Она не могла себе представить, что это сделает кто-то кроме нее. Невидимая сила соединяла ее душу с душой усопшего. Привязанность и преданность, порожденные любовью, родили в ней уверенность, что она добьется своего и все-таки выедет в Индию.

Ося был всецело на стороне матери.

Светлана написала письма Косыгину и Брежневу. Неожиданно вопрос решили очень быстро. Буквально на следующее же утро она была приглашена к Косыгину, который после пятиминутной беседы выдал ей разрешение на выезд с одним единственным условием: избегать контакта с прессой.

Уехав в Индию, Светлана назад уже не вернулась. Первый выезд за границу продлился для нее почти всю оставшуюся жизнь.