Ломая печати - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Богуш Хнёупек (КНИГА БЕЗ СЛОВ) #21

КНИГА БЕЗ СЛОВ

Говорят, каков автор, такова и книга.

Та, что лежит передо мной, омерзительна. Еще мерзостнее ее авторы.

Библиотекарь, доставший ее из ящика, вздохнул: «Пятнадцать килограммов смертных грехов».

На вид ее можно принять за старый миссал, сборник духовных песнопений или хронику — черная, толстая, корешок в две ладони, переплет твердый, в двух томах: в первом 2670 страниц, во втором — 1392. Тома составлены из двойных листов. На левой стороне такого разворота — под заголовком «Номер главного реестра» — отпечатаны сорок граф: имя, фигура, рост, цвет лица, ресницы, день, месяц и место рождения, родной язык, вероисповедание, образование, женат, холост, вдов, особые приметы, место службы, дети и т. д., имущественное положение, состояние здоровья, одним словом, исчерпывающий тест, хорошо продуманное зондирование тела и души человека. Следующий формуляр, обозначенный лишь словами «главный реестр», снабжен восемнадцатью рубриками, раскрывающими существо дела: срок, начало и конец отбывания, за какое преступление подвергнут наказанию, список изъятых и сданных на хранение вещей, поведение, дисциплинарные взыскания, содержание за государственный или собственный счет, постановление о помиловании осужденного на смертную казнь с указанием, чем она заменена, где и когда переведен из тюрьмы или куда конвоирован, снабжен ли при освобождении одеждой, хлебом, средствами на дорожные расходы, к какой воинской части относится, примечания, подпись.

Книга обычного формата. Как явствует из набранных нонпарелью сведений на полях, эти двойные листы лежат на совести «Типографии Андрей» в Прешове, инвентарный номер 701.

Открываю книгу. Меня обдает холодом — из рубрик на меня смотрят тысячи потухших глаз. Мороз по коже подирает!

Имена, имена, имена. Номера, номера. Крестики, буквы, примечания, строки, перечеркнутые красным карандашом, данные.

Рабочий, железнодорожник, машинист, учащийся, инженер-химик, домохозяйка, шофер, врач, портной, официант, профессор университета, кузнец, монтажник, учитель, журналист, зубной техник, бондарь, лесничий, студент. Таковы профессии.

Словак, русский, украинец, чех, поляк, серб, хорват, венгр, француз, американец, румын, канадец, англичанин, болгарин — таковы национальности.

Католик, лютеранин, православный, иудей, униат, баптист — таковы вероисповедания.

Трехдневный младенец и восьмидесятидвухлетний старик — таков возрастной диапазон.

Сроки задержания и освобождения варьируются с последних октябрьских дней 1944 года и до конца марта 1945-го.

В графе «Перечень изъятых у заключенного и сданных на хранение вещей» всегда указано количество дней заключения, помноженное на сумму 16,05 словацкой кроны; с 1 января 1945 года этот множитель снижается до 10,80 кроны. Вероятно, речь идет о суммах, выделенных администрацией тюрьмы на содержание арестованных.

В графе «Освобожден» различным почерком обозначены даты и примечания: «Передан в СД Банска Быстрица», «Взят СД», «Взят СД Банска Быстрица». В другом месте указана лишь дата, пишущий явно торопился. Кое-где еще приписана фраза: «Без справки об освобождении». А иногда отметка: «Отпущен на свободу». А то черный крестик или прочерк красным карандашом. В первых трех случаях приговор один и тот же: верная смерть или концлагерь.

«Главный реестр заключенных» — таково название тюремных регистрационных книг. Но это совершенно особая книга. В сущности, массовое свидетельство о смерти жертв айнзацгруппы «Г» в тюрьме областного суда в Банска Быстрице.

Первый арестованный — Ян Когут, 21 год, словак, из Кольпах, лютеранин, задержанный в Банска Быстрице в день ее падения: 27.10.1944 года. Расходы за восемнадцать дней составляют 288,30 словацкой кроны. По приказу службы безопасности СД освобожден 13.11.1944-го.

Под номером 358 зарегистрирован Петр Евтушенко, 39 лет, украинец, из Харькова, православный, шофер, арестованный 5.11.1944-го в Банска Быстрице: по приказу СД освобожден 22.12.1944-го. Расходы: 770,40 словацкой кроны.

Номер 500. Ян Грано, 57 лет, словак из Очовой, католик, сапожник, арестован 11.11.1944-го. Освобожден 12.11.1944-го. Расходы: 32,10 словацкой кроны.

Номер 542. Иван Калюшин, 29 лет, украинец, из Запорожья, тракторист, арестован 11.11.1944-го. Отпущен 12.1.1945-го. Расходы: 680,40 словацкой кроны.

Номер 1000. Инж. Карел Ганак, 44 года, чех, из Литомышля, неверующий, служащий, арестован 2.12.1944-го. Освобожден 7.2.1945-го. Расходы: 734,40 словацкой кроны.

Номер 1114. Петер Гофф, 7 лет, из Загреба, Хорватия, католик, школьник. Арестован 10.12.1944-го. Рубрики: «освобожден», «казнен», «эскортирован» пустые. Чистый лист.

Номер 1222. Д-р Александр Матушка, 34 года, словак, из Влкановой, лютеранин, преподаватель, место жительства Банска Быстрица, Школьская, 19, арестован 12.12.1944-го, освобожден с сопроводительным письмом 13.1.1945-го. Расходы: 442,80 словацкой кроны.

Номер 1262. Чарльз Геллер, 30 лет, американец, из Чикаго, протестант, студент, арестован 28.12.1944-го, освобожден 29.12.1944-го без сопроводительного письма. Израсходовано: 32,10 словацкой кроны.

Номер 1336. Янош Кашидай, 36 лет, венгр из Ладовегхей, католик, рабочий, арестован 31.12.1944-го, освобожден 2.1.1941-го. Израсходовано 48,15 словацкой кроны.

Во втором томе первым числится Ян Грча, 30 лет, словак, из Мошовец, католик, рабочий, арестован 1.1.1945-го, освобожден 8.4.1945-го. Расходы: 723,60 словацкой кроны.

Номер 365. Антон Придавок, 40 лет, словак, из Кежмарка, католик, директор службы радиовещания, арестован 21.1.1945-го, освобожден 11.2.1945-го. Расходы: 195,40 словацкой кроны.

Номер 621. Ружена Коникова, урожденная Гутман, 34 года. Из Нитры, родной язык словацкий, домохозяйка, арестована 14.11.1944 года с двухлетним ребенком мужского пола по имени Иван, по приказу службы безопасности СД отправлена 17.11.1944-го в местную больницу в связи с родами, из тюрьмы выбыла 20.11.1944-го. Графы «расходы», «подпись», «освобождение» пусты. Ничего.

Последний во втором томе — номер 696. Самуэль Личко, 15 лет, цыган, из Сасовой, католик, рабочий, арестован 19.3.1945-го, освобожден 21.3.1945-го. Расходы: 32,40 словацкой кроны.

В первом томе — 1335 человек, во втором — 696. Итого: 2031.

В панической спешке отступления под ударами Красной Армии немцы о книге забыли. Один из словацких надзирателей спрятал ее в тюремном подвале. Гестаповцы спохватились, уже когда советские орудия обстреливали город, вернулись за изобличающим документом, но, лихорадочно обшарив тюрьму, так ничего и не нашли.

И таким образом книга, ставшая вещественным доказательством преступлений фашизма, в послевоенных судебных процессах помогла уточнить судьбы заключенных, уточнить имена жертв, разоблачить убийц.

Прежде всего из оперативной группы «Г».

Этой банды головорезов и убийц, переведенной во время восстания из Брно в Братиславу.

Ее подразделением была 14-я айнзацкоманда, орудовавшая на территории Банска Быстрицы, Кремницы, Зволена, Добшиной, Ревуце, Брезна, Гнушти, Крупины, Бански Штявницы и Новой Бани. Штаб находился в Банска Быстрице. Подчиненные части, так называемые опорные пункты, были в Банска Штявнице, Зволене, Кремнице, да и в самой Банска Быстрице.

Командир айнзацкоманды, гауптштурмфюрер СС, д-р Георг Хойзер, родившийся 27 февраля 1913 года в Берлине, до перевода в Банску Быстрицу творил свои злодеяния в такой же оперативной группе — «А» зондеркоманды 1 «б» под Ленинградом, а позднее в Минске.

Все преступления айнзацкоманды-14 были на совести командира опорного пункта Банска Быстрицы, комиссара по уголовным делам оберштурмфюрера СС Курта Георга Герберта Деффнера, родившегося 14 апреля 1916 года в Нойфенне под Штутгартом, награжденного за свои действия в Словакии крестом.

Деятельность свою он начал как истый эсэсовец. В день падения Банска Быстрицы он отобрал в тюрьме областного суда двадцать семь уголовников, присоединил к ним еврейскую семью — отца, мать и двенадцатилетнюю дочь, и в Мичинской долине прикончил их выстрелами в затылок. Через десять дней, 8 ноября, распорядился произвести эксгумацию и распустил слух, что обнаружил массовую могилу жертв партизан.

5 ноября он приступил к массовым казням. В этот день, как свидетельствует главный реестр, этот длинный изверг в очках истребил около двухсот заключенных. Пленных, солдат, партизан, участников Сопротивления. Он расправился с ними в соседней Кремничке.

«Немцы привезли узников в автобусах и остановились ниже деревни у противотанкового рва», — рассказал следователю Ондрей Кнапко — старший, предварительно ознакомившись с установлениями закона. «Первыми вышли вооруженные немцы. За ними арестованные. Их повели в гору, к акациевой роще. Там их выстроили в одну шеренгу и стали стрелять в затылок. Казнь началась рано: между пятью и шестью утра. Я видел, как убитые падали в яму. Слышны были страшные крики, стрельба. Потом немцы вернулись через Кремничку в Банску Быстрицу. Все эти зверства я видел из своего дома, он стоит в четырехстах метрах от этого места. Через несколько дней я с другими жителями отправился туда. В яме размером примерно четыре на четыре метра я увидел трупы, было их до половины ямы. Когда я во второй раз пошел посмотреть, яма была уже полна по самый край, кровь стекала по противотанковому рву, в направлении Грона. Трупы уже были засыпаны землей, а сверху прикрыты ветками и листвой».

По имеющимся свидетельствам после пятого ноября немцы зверствовали под Кремничкой двадцатого числа, затем в декабре, январе, вплоть до одиннадцатого февраля 1945 года.

В этот период в главном реестре под номером 360 значится капитан доктор Жерар Форестье, родившийся 20 декабря 1907 года в Туле, француз, католик, адвокат, задержан 5 ноября 1944-го службой СД Банска Быстрицы, а 21 ноября направлен без справки об освобождении назад в ту же службу с обязательством возместить расходы в сумме 288,90 словацкой кроны.

Он тоже убит в Кремничке?

Одна из медсестер части, находившаяся при капитане Форестье до самого конца, вспоминает, что после долгих блужданий в тумане, под дождем, после стычки с немцами, когда они, замерзшие, больные, в лихорадке, лишились вещмешков, лекарств, еды, шинелей, после того как они укрывались в яме вывороченного с корнями дерева, 4 ноября их и еще трех солдат и чешского жандарма взяли в плен в доме лесника в Святоондрейской долине. Через день их доставили в тюрьму в Банска Быстрицу, в тот же вечер допросили, а через несколько дней Форестье прислал медсестре короткую записку, в которой просил о заступничестве Красного Креста для двух британских парашютистов, которые находились с ним в камере. И это все. Осталась только запись в главном реестре:

«21.11.1944-го передан СД Банска Быстрица без справки об освобождении».

Под номером 997 — Жак Кранзак, родившийся 21.9.1920-го в Париже, француз; католик, студент, арестованный 2.12.1944-го, освобожденный 9.1.1945-го — тридцать девять дней спустя; расходы, насколько можно разобрать по небрежно нацарапанным цифрам, составляли 421,20 словацкой кроны.

Годы спустя, после войны, из Франции в Чехословакию пришло письмо:

«Д-р Людвик Набелек.

Банска Быстрица.

Уважаемый господин,

пишут Вам мать и отец, которые уже долгие годы скорбят по поводу потери своего единственного сына и не могут с ней примириться.

Знакомые сообщили нам, что Вы лично знали нашего сына и поддерживали с ним дружеские отношения. Мы также узнали, что Вы видели, как он погиб, и что знаете даже место, где он был похоронен. Будто бы это маленькая деревня в Словакии.

Поэтому мы заранее благодарим Вас за любезность и доброту и просим развеять ту неизвестность, которая так мучит нас и лишает сна.

Не будете ли Вы так добры сообщить дату его смерти? Чего только не наговорили нам! Сразу после войны нам сообщили, что нашего незабвенного Жака схватили немцы и труп его нашли на улице одного города, название которого мы так и не знаем. Французские военные власти уведомили нас, что он умер 24 ноября 1944-го, совершив героический поступок — взорвал деревянный мост под Гронским Бенядиком. Другие известили нас, что ему удалось бежать, что он скитался с 24 ноября по 2 декабря 1944-го, когда был задержан и брошен в тюрьму в Банска Быстрице. До 9 января 1945-го он оставался в тюрьме, откуда его увезли немцы. О его пребывании в тюрьме нам сообщили из Братиславы через женевский Красный Крест. Он же известил нас, что срок пребывания именно так и обозначен в тюремной регистрационной книге и его окончание точно соответствует этой дате.

Это все, что мы знаем о последних днях жизни нашего сына.

Поэтому очень просим Вас — не сочтите за труд сообщить нам некоторые подробности вашей встречи, как долго Вы были знакомы с ним и где он был убит, видели ли Вы это собственными глазами?

Примите нашу благодарность и сердечную приязнь.

Ж. и Р. Кранзак».

«12, рю Далу, Париж, 15.

Уважаемые госпожа Кранзак и господин Кранзак, соблаговолите принять мои извинения за то, что не ответил Вам тотчас. Но я хотел сообщить Вам по возможности больше сведений, а для этого мне нужно было поговорить с людьми, которые были в тюрьме с Вашим сыном и со мной.

Весьма сожалею, что приходится писать Вам такие печальные вещи и бередить Вашу боль. Но полагаю, что Вам хочется узнать как можно больше о последних днях Вашего сына, с которым нас действительно связывали дружеские отношения.

Прежде всего хочу рассказать Вам, как мы встретились с Жаком. Я участвовал в восстании в рядах студенческого охранного отряда, немцы схватили меня и шестого ноября заключили в банско-быстрицкую тюрьму, которая стала собственно тюрьмой гестапо. Там было два отделения, мужское — в три этажа и женское. В мужском отделении немцы на первом этаже держали гражданских, на втором — офицеров, жандармов и членов авиадесантной бригады, на третьем — солдат и партизан. Этих было больше всего. В женском отделении условия были невыносимые. В некоторых камерах было до ста заключенных, так что не все могли сидеть одновременно, большинство стояло, а уж о ночном отдыхе и говорить не приходится. Охраняли тюрьму эсэсовцы, а командовал ими садист и убийца Мюллер. Время от времени приходили гестаповцы Фик и следователь Зилле, оба немцы из рейха. Внутреннюю охрану осуществляли словацкие надзиратели. Невзирая на запреты гестапо и СС, они приносили и выносили записки, устраивали узникам встречи, помогали продуктами, лекарствами, одеждой.

Затрудняюсь сказать что-либо о вместимости тюрьмы в нормальных условиях. В дни же нашего заключения арестантов было примерно около восьмисот. В камере для четырех нас было двадцать, а то и тридцать — на один соломенный матрац по три-четыре человека. Среди этого множества узников — от детей до стариков — было немало раненых и больных.

Вас правильно информировали: Жак действительно взорвал мост под Гронским Бенядиком, и в конце ноября или начале декабря его схватили и заключили в тюрьму в Банска Быстрице. Вместе с ним там было пятеро других французов, его товарищей по борьбе: Рене Бонно, Антуан Сертэн, Робер Феррандье, Морис Докур и Эдуар Эду, который был до этого ранен, но в тюрьме, подобно другим, числился здоровым. В тюрьме нашлись люди, знающие французский. Мы пользовались любой возможностью, чтобы поговорить с вашими ребятами. Словаки-надзиратели содействовали этому. С их помощью мне удалось послать в Красный Крест известие о французах, томившихся с нами, и их имена. И мы получили возможность уведомить их о том, что немцы вывозят узников за пределы Банска Быстрицы и казнят. Они же доверительно сказали мне, что, посоветовавшись, решили — в случае, если их будут вывозить из тюрьмы, любой ценой попытаться бежать. И уточнили: побегут врассыпную.

Шестого января, еще затемно, Мюллер, как обычно, читал имена узников, которых намечено было вывезти из тюрьмы. Они выходили из шеренги и собирались в одном конце коридора. В гробовой тишине и полном страха ожидании прозвучали и имена наших французских друзей. Вскоре после этого их увезли. Мы не успели сказать друг другу ни слова. Только обменялись взглядами. Они знали, что их ждет верная смерть. Много позднее мне стало известно, что они сохранили твердость духа до конца и слово свое сдержали. Однако при попытке к бегству все погибли.

Но Вашего Жака по неведомым для меня поныне причинам тогда не вызвали и не увезли. Убежден, что он случайно выпал из поля зрения немцев. Поскольку он остался с нами в тюрьме, мы сделали все, чтоб его спасти. Самое важное было перевести его с третьего этажа, где находились солдаты и партизаны, на первый, где были гражданские. Для этого необходимо было раздобыть штатскую одежду, ибо Жак все еще был в форме словацкого солдата. Банско-быстрицкий дантист Карол Лишка прислал ему костюм, я до сих пор помню его — серый, с рисунком «рыбья кость», и в этом костюме нам удалось после одной из прогулок провести его в камеру первого этажа, в которой был я. Это во многом облегчило его участь.

Жак, как и все мы, с надеждой ждал часа освобождения. Но случилось так, что примерно через неделю после того, как увезли его товарищей, в тюрьму доставили еще пятерых французов. Их поместили в камеру на третьем этаже. Они были в ужасном, жалком состоянии. Меня, врача, и то к ним не пускали. Жак решил помочь им. «Это мой долг», — заявил он. Однажды после прогулки на тюремном дворе он смешался среди узников третьего этажа. Но, к несчастью, Мюллер заметил это — ведь пятеро новичков были в военной форме, — и на своем базарном словацком проревел, что, мол, он делает на третьем этаже, когда гражданским положено быть на первом. Жак ничего не ответил, не желая выдать себя. К еще большему несчастью, словак-надзиратель, решивший помочь ему, — он знал, о ком идет речь, — сказал Мюллеру: «Зря вы на него кричите, он ведь не понимает вас. Как-никак — француз!» И тем самым поставил крест на судьбе Жака. Его тут же перевели в камеру к новоприбывшим французам, и с тех пор я его уже не видел.

Вы спрашиваете о дне смерти Жака. Я не думаю, что это случилось 9 января, как записано в тюремной книге. Здесь кроется явная ошибка, и это опять же свидетельствует о том, что Жак, несомненно, выпал из поля зрения немцев. Мы были вместе в камере по меньшей мере неделю уже после того, как его пятерых товарищей увезли из тюрьмы, а произошло это 6 января. Я скорее могу согласиться с тем, что Жака немцы казнили под деревней Кремничка, в пяти километрах от Банска Быстрицы, вместе с пятью французами, прибытие которых в тюремной книге датировано четырнадцатым января, а выписка — двадцатым. Это были Морис Симон, Шарль Маре, Франсуа Прого, Рене Галле, Раймон Керн.

Очень трудно писать Вам о судьбе, постигшей Вашего сына. Вскоре после освобождения я участвовал в эксгумации в Кремничке, в долине на опушке леса, хотя и не как официальное лицо, а как бывший помощник тюремного врача, знавший многих узников и потому способный опознать их тела. Во время этой ужасной работы я узнал и Жака по некоторым признакам, в том числе и по серому костюму с рисунком «рыбья кость» и по оранжевой книжечке Верлена, находившейся у Жака в кармане, в которую он записал также мое имя и адрес.

Дорогие госпожа Кранзак и господин Кранзак! Все казненные были после освобождения достойно, со всеми воинскими почестями погребены на кладбище. Наши граждане воздвигли им памятник на том месте, где были казнены мужественные бойцы. Заверяю Вас, что никто из нас не забудет Жака и наших французских друзей, с которыми мы томились в тюрьме, они будут жить в наших воспоминаниях. Имена всех, в том числе и Вашего дорогого сына, высечены на памятнике, который был сооружен у Стречно.

Прошу Вас по возможности передать эти сведения и родителям остальных наших французских друзей. Уже однажды, после войны, я сообщил эти сведения в Красный Крест, но не уверен, дошли ли они до назначения.

Почтительно прошу Вас, дорогая госпожа и господин Кранзак, принять заверения в моей глубокой преданности.

Ваш д-р Людвик Набелек».

Когда после войны перед сенатом областного суда в Братиславе держали ответ за свои злодеяния члены оперативного отряда Глинковской гарды (ПОГГ) в Поважской Быстрице, обвинение предъявило следующие факты:

4—11 января 1945 года члены отборной части ПОГГ из Поважской Быстрицы под командованием надзбройника Горы участвовали в массовых убийствах.

Акция, как явствует из донесения уполномоченного Глинковской гарды в Погронской жупе капитана Кошовского, направленного главному командованию Глинковской гарды в Братиславе, была продумана заранее. В донесении от 3.1.1945-го, кроме прочего, говорится:

«Взвод во главе с надзбройником Горой прибыл в Поважску Быстрицу 29.12.1944. Численность оперативного отряда Глинковской гарды в Банской Быстрице составляет теперь 184 человека. Вчера они устроили облаву в кинотеатре, сегодня обыскивают квартиры в одном квартале города, устраивают проверки на улицах и в трактирах. Намечается также проверка посторонних лиц в отдельных деревнях района. Отряд надзбройника Горы с завтрашнего дня приступает к пятидневной акции СД».

Как только отборный отряд ПОГГ вошел в Немецку, командир Гора сообщил, что здесь будут проводиться казни и им поручено обеспечить эту акцию. Первым приступил к расправе офицер СД Деффнер, затем к нему поочередно присоединились многие из обвиняемых, а именно Кнапек, Чадек, Ройко, Потрок, Треса, Шухтер и Вальент, которые вместе с Деффнером расстреляли около четырехсот человек, среди них много женщин, детей, стариков.

Были казнены словацкие, чешские, советские партизаны, подпольщики, множество безоружных граждан, а также четверо французов в форме и десять американцев.

Убивали таким образом: привезенных из гестаповской тюрьмы в Банска Быстрице партизан, солдат, участников восстания, тех, кто помогал им в восстании, лиц, преследуемых по расовым признакам, французских бойцов и американских летчиков, мужчин, женщин, стариков, подростков и малолетних детей каратели тащили от машины к горловине известковой печи и там выстрелом в затылок убивали их с таким расчетом, чтобы они падали в горящую печь, или же сбрасывали их туда.

В этих убийствах отдельные подсудимые участвовали следующим образом:

Леон Бунта, офицер ПОГГ и заместитель командира Горы, руководил всей акцией убийства, приходил на место казни и отдавал остальным подсудимым распоряжения.

Микулаш Спишьяк, офицер ПОГГ и второй заместитель командира Горы, руководил вместе с подсудимым Бунтой акцией массовых казней, отдавал приказы, распределял посты, сам вел осужденных от машины на место казни, хвалил подсудимых и поощрял их в преступных действиях.

Ян Кнапек убил у известковой печи по меньшей мере 34 человека, от трех машин тащил заключенных к печи, с готовностью заряжал пистолет для немецкого офицера СС.

Рудольф Потрок убил большое число людей, стрелял в бежавшего французского партизана, а затем бросил ему вслед гранату, которой и убил его.

Франтишек Шухтер сбросил в печь французского партизана, убитого при попытке к бегству.

Рудольф Каливода стрелял в пытавшихся бежать французских партизан.

Павол Жирих убил из пулемета одного убегавшего французского партизана.

Йозеф Худовский стрелял в бегущих французских партизан, одного убитого французского партизана бросил в печь.

Что же касается казненных советских партизан, то в обвинительном заключении указаны Михаил Иманколов, механик из Саратова, Александр Карпаев, слесарь с Урала, Евгений Киряев, слесарь из Брянска, и Николай Марин, шофер из Сухуми, которые были взяты в плен 3 января и погибли в известковой печи четырьмя днями позже вместе с французами.

В протоколе допроса подсудимого Микулаша Спишьяка, офицера ПОГГ, содержатся подробные данные, касающиеся тех событий.

ВОПРОС. В протоколе вы показали, что во время одной акции массовых казней в известковой печи у деревни Немецка были убиты и два французских партизана, совершивших попытку к бегству. Расскажите подробнее, как же это произошло.

ОТВЕТ. Насколько помнится, я уже в первый день показал, что как только мы подъехали к Немецке, куда были привезены на грузовой машине заключенные, которых предстояло ликвидировать, я сразу же, еще до расстрела, расставил караульных из бойцов ПОГГ на дороге, ведущей к деревне. Возвращаясь к печи, я заметил, как от нее по направлению к дороге и к Грону бежали два человека в словацкой военной форме, за ними гнались немецкие солдаты, а также некоторые бойцы ПОГГ, стрелявшие в них из винтовок, автоматов и пулемета, установленного над печью. Вслед бежавшим была брошена и граната. Кто еще из бойцов ПОГГ стрелял по ним, не знаю, такая поднялась пальба, что не могу знать даже, кто вообще стрелял. Я видел, как бежавшие достигли Грона и там упали на землю, вроде бы даже в реку. Я в это время стоял на дороге примерно метрах в шестидесяти-восьмидесяти от печи. После того как бежавшие были убиты, немецкие солдаты вместе с некоторыми бойцами ПОГГ подтащили их к печи. Тут я уже подошел поближе и увидел, что они были одеты в военную форму, какую носили словацкие солдаты. Никаких других знаков на форме я не заметил.

Убитых принесли к известковой печи и сбросили в нее. Только позднее, когда все кончилось и мы воротились на квартиры, я слышал, как говорили, что это были французские партизаны.

ВОПРОС. Из показаний других членов ПОГГ следует, что в данном случае попытку к бегству предприняли четыре французских партизана, а не двое, как утверждаете вы. Объясните, как было в действительности.

ОТВЕТ. Возможно, что от машины попытались бежать больше французских партизан, некоторых могли так же на месте застрелить, но я видел, как по направлению к Грону бежали только двое, и, поскольку я находился на расстоянии шестидесяти, а то и восьмидесяти метров от печи, я не знаю, что произошло в непосредственной близости к ней. Да и после того, как убили пытавшихся бежать партизан, я не видел, чтобы у печи были еще убитые, которых затем пришлось бы бросить в печь.

ВОПРОС. По записям в тюремной книге, которая велась в этот период в тюрьме Банска Быстрицы, установлено, что в те дни, когда у известковой печи происходили массовые казни, то есть 6.1.1945-го, из тюрьмы в Банска Быстрице были вывезены пятеро французских партизан по имени Эдуар Эду, Рене Бонно, Антуан Сертэн, Робер Феррандье, Морис Докур. Это значит, что речь идет именно об этих убитых французских партизанах!

ОТВЕТ. Возможно, что все эти упомянутые французские партизаны были убиты в известковой печи, но имен этих лиц я вообще не знаю, а следовательно, не могу с уверенностью утверждать, что речь идет о них. Как я уже показал, мне известно о казни у известковой печи лишь двух французских партизан, а были ли там убиты все пятеро, не могу знать.

Рудольф Потрок дал следующие показания, занесенные в протокол допроса:

— Я не знаю, откуда привозили лиц, которые еще имели при себе различные ценные вещи. Знаю только, что у мальчика, которого я застрелил, я изъял золотую цепочку. Райко, застреливший мать этого мальчика, снял с нее наручные часы. Таким же способом Штепанка приобрел длинную дамскую шубу, на которой и спал на квартире в Немецке.

ВОПРОС. Во время следствия вы также дали показания, что у известковой печи были убиты французские партизаны. Объясните, когда это было и во время какой акции это произошло.

ОТВЕТ. Да, это правда, что перед завершением этой акции в одном транспорте были вывезены среди других заключенных и трое французских партизан, которые, поняв, что с ними собираются делать, попытались бежать, но при этом были застрелены. А в какой операции их схватили, как они попали в руки немцев, не могу сказать. Со всей ответственностью могу только утверждать, что действительно в течение всей акции у известковой печи застрелены были только эти трое французских партизан. Больше французских партизан я у той печи не видел.

ВОПРОС. В тюремной книге в Банска Быстрице зарегистрированы имена французских партизан, которых вывезли из тюрьмы в те дни, когда вы производили массовые казни у известковой печи. Поименно там обозначены такие лица: Эдуар Эду, Рене Бонно, Антуан Сертэн, Робер Феррандье, Морис Докур. Что вам известно по этому поводу?

ОТВЕТ. В связи с тем что перечисленные французские партизаны были вывезены из тюрьмы именно в то время, когда мы производили массовые казни у известковой печи, можно предположить, что речь идет о них, но я не знал этих людей поименно, и никогда прежде не видел.

Из показаний подсудимого Павола Жьерика.

ВОПРОС. С какой целью над известковой печью был установлен пулемет?

ОТВЕТ. Чтобы в случае нападения партизан со стороны леса печь и территорию, где производились акции, можно было бы защитить огнем. Мне известно, что пулемет был нацелен в сторону леса, как предупредительная мера против нападения. Кроме того, в случае, если бы кто-то из указанных лиц попытался бежать от машины, его можно было бы остановить пулеметным огнем.

ВОПРОС. Расскажите, в каком случае пулемет был использован в подобных целях.

ОТВЕТ. Насколько мне известно, лишь в одном случае, а именно тогда, когда попытались бежать два человека. Они попытались бежать сразу же, как только их доставили на машине к печи для казни. При попытке к бегству они были застрелены в пределах охраняемого объекта.

ВОПРОС. Расскажите конкретно, кто и каким способом застрелил упомянутых мужчин.

ОТВЕТ. Раз я должен дать конкретные показания, придется признать, что в данном случае я тоже стрелял. Я дал пулеметную очередь и тут же увидел, как один из мужчин замертво упал. Одновременно раздалась и автоматная очередь, поскольку и тот, второй мужчина, который пытался бежать, был ранен в ногу, я сам видел, как он захромал. Потом его тоже прикончили, но кто его застрелил, не знаю, поскольку стреляли со всех сторон.

ВОПРОС. Ответьте, каким образом стреляли вы.

ОТВЕТ. Как я уже сказал, я открыл из пулемета огонь по одному убегавшему мужчине, это была короткая очередь, я расстрелял примерно восемь патронов. Увидя, что этот человек лежит, я перестал стрелять. Когда я стрелял по нему, он был примерно в восьмидесяти-ста метрах от меня. При попытке к бегству оба находились метрах в двадцати друг от друга, иными словами, между ними было какое-то расстояние.

ВОПРОС. До сих пор вы заявляли, что были не стрелком, а вторым номером у пулемета. Как же получилось, что вы стреляли?

ОТВЕТ. Ондрей Шиштик и Карол Шиштик отошли от пулемета и смотрели у печи, как проходит казнь. В момент, когда эти двое бросились бежать, Ондрей Шиштик крикнул мне: «Жьерик! Палё! Стреляй, бегут ведь!» Я тут же подскочил к пулемету и открыл огонь. Но до этого я выждал малость, потому что бежавшие были на склоне и мне трудно было взять их на прицел, да и пулемет не был прочно установлен, ведь все происходило на косогоре, а я примостился в ложбинке. Когда они появились на ровном участке, я дал очередь и увидел, как один из мужчин упал наземь. Расстрелял я примерно восемь патронов, знаю это потому, что когда я заряжал обойму, туда вошли не все десять патронов.

ВОПРОС. Сколько мужчин попытались бежать от машины?

ОТВЕТ. Я видел лишь двоих, это уже зафиксировано в моих показаниях. Возможно, их бежало и больше, но я не видел. И стрелял из пулемета я лишь по одному, как я уже показал.

ВОПРОС. Что происходило после того, как вы застрелили этого человека?

ОТВЕТ. Когда стрельба стихла, Потрок и Чудек потащили убитого к печи. Что они потом с ним сделали, не знаю, я не хотел на это смотреть, поскольку был очень взволнован. Но я уверен, что его также бросили в печь и сожгли.

ВОПРОС. Уточните, кто были эти мужчины.

ОТВЕТ. Это были французские партизаны.

ВОПРОС. Откуда вы это знаете?

ОТВЕТ. Когда я возвращался с Горой обратно в Банска Быстрицу, он сказал мне об этом. А точнее, Гора мне сказал так: «Палё, те, что пытались бежать, были французы, но ничего у них не вышло…» Однако при этом он не уточнил, сколько их было, а я его и не спрашивал.

Следствие, показания и сам процесс подтвердили, что пятеро французов погибли в известковой печи некоего Антала в Немецке, в месте, называемом «У пологой долины» и выбранном немцами потому, что рвы под Кремничкой оказались забитыми трупами, кроме того, печь избавляла от необходимости рыть могилы в промерзлой земле. В первый день погиб Эду. Двумя днями позже Бонно, Сертэн, Феррандье и Докур. Трое из них предприняли попытку к бегству. В тюрьму их поместили в один и тот же вечер. Можно предполагать, что и схватили их в один и тот же памятный для солдат французского отряда день. Ведь именно 19 ноября, оказавшись в самом критическом положении, они и разбились на отдельные группы, чтобы пробиться через линию фронта. Двумя неделями позже эти несчастные уже были в банско-быстрицком областном суде. Вопросы, которые возникают и до сих пор, видимо, останутся без ответа. Не ответили на них и эти приговоренные к смерти или к пожизненному заключению гардисты, которые подливали в пламя, пожиравшее тела убитых, асфальт, чтобы дымом и чадом скрыть чудовищное действо. Они же вычистили печь, высыпали пепел в Грон, удостоились новых чинов, похвалы Деффнера и вознаграждения в сумме по четыреста крон на каждого. На берегу остались лишь кучка пепла, обгорелые металлические пуговицы от военной формы и останки человеческих костей.

А что происходило в Кремничке?

После того, что произошло в Немецке, фашисты пришли к выводу, что известковая печь не самый подходящий способ уничтожения врагов, и, хотя земля оставалась промерзшей до основания, они вернулись в Кремничку, казнили и тела просто засыпали снегом.

Между Банска Быстрицей и Кремничкой снова замаячил черный автобус смерти с занавешенными окнами. Стрельба, крики, вопли, плач, люди цепенели от ужаса, женщины судорожно осеняли себя крестным знамением.

Обреченных доставляли к траншеям и ямам, заставляли лечь на снег, отбирали у них ценности, затем, приказав встать, толкали ко рву и стреляли им в затылок. В перерывах между выстрелами слышался отчаянный детский плач: «Мама, не отдавай меня!»

«Да здравствует Советская Россия!» — кричал чистый мужской голос.

«Ради бога, помогите, это же ребенок!» — надрывался истошный женский голос.

Между выстрелами слышалась немецкая речь вперемежку со словацкой.

Это были отборные команды 5-й полевой роты ПОГГ надзбройника Немсилы. Тот самый человеческий сброд из заядлых фашистов и религиозных фанатиков.

«Я растопчу и уничтожу все, что вредит народу, — на то и существую здесь я, гардист», — заявил им сам Тисо на командных курсах Глинковской гарды в Бойницах.

«Верните честь словацкому воителю! Вы будете сражаться в составе немецких частей! Вы должны быть равными немецкому солдату по своей доблести!» — призывал Отомар Кубала на братиславском вокзале, провожая их в Банску Быстрицу.

После генеральной репетиции в братиславском гетто они решительно топтали и уничтожали все, что «вредило народу». Не в сражениях, а убивая безоружных выстрелами в затылок. Они красовались на банско-быстрицкой площади, когда Тисо и Хёффле награждали палачей из группы «Шилл». Убивали в Крупине. И убивали в Кремничке.

От их пуль пали те пятеро несчастных, которых приволокли полуживых в банско-быстрицкую тюрьму и которых тщетно пытался спасти Кранзак.

Как неоспоримо свидетельствует второй том главного реестра, это были:

Номер 175. Морис Симон, родившийся 5.2.1919-го в Париже, католик, слесарь, арестованный 14.1.1945-го, изъятый службой СД 20.1.1945-го. Расходы за семь дней: 75,60 словацкой кроны.

Номер 220. Шарль Маре, родившийся 19.2.1912-го в Париже, католик, наборщик, арестованный 15.1.1945-го, изъятый СД 20.1.1945-го, расходы: 64,80 словацкой кроны.

Номер 221. Франсуа Прого, родившийся 2.2.1914-го в Люане, католик, чулочник, арестованный 15.1.1945-го, расходы: 64,80 словацкой кроны.

Номер 222. Рене Галле, родившийся 8.7.1905-го в Бюу, католик, санитар, арестованный 15.1.1945-го, изъятый СД 20.1.1945-го, расходы: 64,80 словацкой кроны.

Номер 223. Раймон Керн, родившийся 23.8.1922-го в Сальбертю, католик, служащий, арестованный 15.1.1945-го, изъятый СД 20.1.1945-го, расходы: 64,80 словацкой кроны.

Что мы знаем об этих многострадальных солдатах? Почти ничего.

Но после войны имена их оказались в страшной книге банско-быстрицкого гестапо.

В этой летописи чудовищного мира, в котором мы жили рядом с жестокими палачами, попиравшими и наши права и наши жизни.

В книге без слов.