Лукия

Глава тринадцатая БЕСЕДА С ГРАФОМ

Как-то утром пан управляющий доложил графине, что пришли «мужики», которые хотят видеть молодого графа. Граф еще не выходил из спальни. Крестьянам пришлось ждать под балконом. Ждали они до самого обеда, потому что той ночью графу приснился кошмарный сон. Сразу же после завтрака он засел гадать себе на картах — молодой граф был суеверен. Хоть на людях он смеялся над приметами и предсказаниями, однако сам глубоко в них верил, особенно в сны.

После обеда крестьянам сказали, что сегодня граф к ним не выйдет, так как сейчас он лег отдыхать, а потом отправится верхом на прогулку. Но на следующее утро крестьяне вновь пришли. Их было трое — два старика и один молодой парень, сероглазый, с порывистыми движениями.

На этот раз граф, вздыхая, появился на балконе. Крестьяне — все трое — сняли вылинявшие на солнце картузы, поклонились. Затем молодой парень надел картуз, а двое стариков так и остались с обнаженными головами. Ветерок игриво пошевеливал их седые волосы.

Граф лениво присел на широкие поручни балкона, небрежным движением взял в рот кончик сигары.

— Что скажете? — спросил тем жестяным, как лязг дырявого ведра, тоном, каким всегда разговаривал с «мужиками».— Неужели не могли с управляющим поговорить?

— Невмоготу нам больше, ваша милость, — сказал, поклонившись, высокий сутулый дед, который мял в руках старый картуз с красным околышем (должно быть, еще с турецкой войны сберег его старик).— Невмоготу, ваша милость... Соломой зимою топить не будешь — хоть бы скотине соломки хватило, а кизяк, простите на этом слове, не столько горит, сколько чадит и воняет. Невмоготу нам, ваша милость, без хвороста. А в лес пойдешь — лесничий ваш ловит, бьет. Прохора Сулиму поймал, всю рожу, простите на этом слове, в кровь ему избил...

Речь шла о том, чтобы граф сократил арендную плату за пользование землей и разрешил собирать в лесу хворост, который все равно пропадает.

Но старик, видимо, сказал не то, что нужно, и в разговор вмешался сероглазый парень:

— Пан граф, тут речь не о хворосте. Не дадите разрешения — люди так или иначе красть будут, не. замерзать же...

Граф вынул сигару изо рта, впервые посмотрел с любопытством на парня... буркнул:

— Вот как! Воровать будут?

— Не об этом речь, пан граф, — продолжал парень. — От арендной платы стонет народ. Так получается, что, сколько бы ни свез дядько снопов к себе на ток, весь урожай отдает вам. Не поверите, пан граф, но есть такие дома, в которых на всю зиму остается три пуда ржи. Это все, что мужик зарабатывает за целое лето на ваших полях...

Молодой граф с видом крайнего удивления вытаращил желтые ястребиные глаза.

— Я никак не пойму, почему вы все это мне говорите. Вы сами во всем виноваты. Разве я не знаю, как плохо, бесхозяйственно вы обрабатываете мою землю? Вы не хотите пользоваться последними новинками агрономической науки. Нет агронома? Наймите, выпишите из города. Наконец, все нужные данные можно найти в агрономическом календаре! Разве мне не ведомо, что вы мелко пашете, что вы мало удобрений вывозите на поля? Повторяю: арендная плата здесь ни при чем. Научитесь сперва удобрять землю. Вот тогда, когда земля будет давать хороший урожай, у вас останется на зиму не три пуда, а тридцать пудов. Это, как видите, разница немалая...

После такой длинной речи молодой граф глубоко затянулся душистым дымом сигары, полагая, что вопрос исчерпан. Но парень не сдавался:

— Это, пан граф, разговоры, а на деле выходит совсем другое. Как может крестьянин обрабатывать землю, когда у него плуга нет, а лошадь такая, что ветер ее с ног валит? У мужика ведь нет таких жеребцов, как у вас, пан граф. Вы нам про агронома говорите, а у нас в селе, пан граф, на триста дворов одна церковноприходская школа. Она агрономов не выпускает. «Отче наш» выучит мальчонка — вот и вся грамота...

Граф мгновенно вспыхнул. Этот парень слишком много себе позволяет. И откуда только этот мудрец взялся?

— Ты что, учить меня сюда пришел? — крикнул граф. — Тебе «Отче наш» не нравится?

Старики испуганно заморгали, попятились. Но парень продолжал дерзко смотреть графу в глаза.

— Не кричите, перед вами не стадо.

— Что ты сказал, хам? С пастухом меня сравниваешь? Вон со двора! Петрович!

Но вместо Петровича подскочил графский гайдук Сашка.

— Спустить собак! — завопил взбешенный граф. — Гнать хамов со двора! Кто посмел их сюда впустить?

Двое пожилых посланцев уже успели добежать до ворот, когда завыли, залаяли спущенные с цепей собаки. Их злобную атаку принял на себя парень, который отступал последним...

Лукия увидела эту сцену в окно, когда четверо вспененных, охрипших от злобы цепных псов волчьими прыжками уже настигали парня. Девочка видела, как парень быстро нагнулся и схватил подвернувшийся под ноги прутик. Но прутик был слишком тонкий, чтобы им можно было обороняться от лютых, известных на всю округу графских собак.

Лукия с ужасом смотрела на огромного серого пса, который первым подскочил к парню. За ним мчалась вся свора, а позади бежал Сашка, дико улюлюкая. Хрипло натравливал собак стоявший на балконе молодой граф.

Серый пес, прыгнувший с разгона парню на грудь, наверное, свалил бы его, если бы парень, попятившись, не уперся спиной в ограду, до которой успел добежать... За воротами что-то кричали напуганные крестьяне, а парень молча сражался с собачьей сворой. Ни один звук не сорвался с его губ. Он сбросил серого пса на землю, но настигли другие, обступили парня полукольцом, впиваясь зубами в худые сапоги, хватая юношу за ноги, которыми он ловко отбивался. Еще два раза прыгнул серый пес парню на грудь, но каждый раз юноша сбрасывал его на землю...

Лукия видела, что бедняга долго не продержится. Она вскрикнула и кинулась во двор. Она помнит, как неслась по широкому двору, как безумно что-то кричала и на бегу хватала попадавшиеся камни. Помнит побледневшее лицо парня, его окровавленные руки и большие серые глаза, мельком взглянувшие на нее...

Лукия и Сашка добежали до ограды почти одновременно. Гайдук, видя, что рассвирепевшие псы сейчас одолеют парня и разорвут его на части, крикнул на собак. Он схватил за ошейник серого пса и оттащил его от парня... Лукия услышала у себя за спиной чье-то тяжелое дыхание. Оглянулась и увидела молодого графа, который быстро подходил к ограде, торопливо порылся в портмоне и молча ткнул в окровавленные пальцы парня трехрублевку. Парень так же молча посмотрел на деньги и швырнул их на землю. Ветер подхватил зеленую, в пятнах свежей крови бумажку и погнал ее по двору.

Парень еще раз оглянулся на Лукию и исчез за воротами.