Луна над Славутичем

Глава 15

Спиннинга, разумеется у меня не было, поэтому блеснить приходилось самым примитивным способом — раскрутив пеньковый шнур с привязанной к нему медной блесной, я забрасывал её подальше, а потом руками вытягивал, поддерживая необходимую скорость движения. Обычно тридцати-сорока минут хватало, чтобы вытащить неплохого судака или щуку. А вот верша здесь оказалась практически бесполезной — лишь изредка ловилась какая-нибудь мелочь. Вот и сегодня, с десятого заброса, мне посчастливилось вытащить судачка весом в пару килограммов. Очень неплохо, рыбалка — это вам не только отдых от ежедневных хлопот, но и довольно вкусный обед или ужин!

Поднявшись на берег, я отдал добычу своей супруге и, по привычке осмотревшись, неожиданно для себя в начале улицы увидел Прокла — старшего сына Ферапонта. Широкоплечий кузнец шел по улице довольно торопливо, хотя и старался сохранить солидный вид. Не дойдя до меня сотни метров, Прокл остановился и стал что-то кричать, повернувшись сначала к одной стороне улицы, потом к другой. Слов мне было не разобрать, так как он был довольно далеко, да и ветер шумел в ушах, заглушая другие звуки. Однако уже через минуту Прокл подошел ближе и я смог разобрать, что он кричит:

— Князь вече собирает, идите к городу!

Из дворов стали появляться те мужики, что работали на дому, однако примерно половина местных жителей трудились либо в других местах Харевы-Киева, либо вообще за пределами поселения, как, например, Герасим, который большую часть года работал лесорубом и углежогом. Меня, разумеется, тоже заинтересовало это редкое событие, поэтому я, направившись в сторону княжьей крепости, пристроился рядом с со своим соседом Маркелом и спросил:

— Как думаешь, из-за чего собираемся?

— Да ясное дело, — уверенно ответил плотник, который по роду своей деятельности имел довольно широкий круг общения, — Из-за роменов этих, Богом проклятых, и князя ихнего дурака.

— Ага, — кивнул я, вспомнив, что не так давно тоже слышал разговоры про это беспокойное племя, но тогда не придал этому значения, — А какие про них последние новости?

— Последние не знаю, — откликнулся Маркел, — А вот третьего дня, когда я у Твердяты ворота ладил… Он ведь вообще скупой аж смешно — каждый год у него эти ворота ломаются и приходится ремонтировать. А все потому, что сами ворота тяжелые, а висят на кожаных петлях. Я ему говорю, ты железные али бронзовые петли поставь, будет крепко держаться. А он даром что каждый год в Корсунь ходит, а на петли жалеет — ну не дурень ли? — спросил он меня.

— Дурень, — согласился я, — Так что там тебе у Твердяты сказали?

— Ответили, что не моего ума дело, работай мол, тебе за это деньги плачены. Оно ведь и правда, платит он хорошо, если работу ладно сделать.

— Ну да, — опять согласился я, — Тебе-то чего за его ворота переживать? Особенно если платят хорошо.

— Так-то оно так, — кивнул Маркел, — Но ведь хочется, что бы по уму всё было, а оно вот как получается!

— Угу, это ты верно подметил, — одобрил я его стремление к гармонии, — Кстати, а что там у Твердяты про роменов говорили?

— Да, — махнул рукой сосед, — Ругались они там, мол князь роменский Марк, цезарь растудыть его, больших лодок понастроил и теперь всех, кто по Славутичу торговать мимо ходит, останавливает и десятину с каждого себе берёт. А кто сопротивляется, вообще всё забирает.

Хм, нормально этот Марк придумал — обороты торговли по Днепру весьма и весьма велики, так можно довольно быстро озолотиться, если только получится голову на плечах удержать — другим-то князьям это однозначно не по нраву будет. Вполне себе хрестоматийный casus belli получается. И время для начала войны вполне подходящее — первое июня по ромейскому календарю.

Другие мужики, тем временем, тоже пришли к выводу, что на вече будет обсуждаться вопрос о роменах и дружно их ругали, вспоминая всевозможные прегрешения представителей этого племени — начиная от того, что те другим богам поклоняются, да в других славянах родичей не признают и кончая тем, что они травяные отвары готовят неправильно.

Когда мы подошли к частоколу княжьей крепости, там уже кучковались мужики из других частей поселения, которые стали недобро поглядывать в мою сторону — мол, слишком молод юноша, чтобы участвовать в разговорах серьёзных людей. Поэтому, чтобы не создавать конфликтов, я отошел в сторону, где собрались любопытные подростки, желающие поглазеть на важное событие.

— Ты чьих будешь? — практически сразу подошел ко мне паренек практически моего возраста, но ростом пониже и в плечах пожиже.

Как-то так получилось, что за то время, что я здесь жил, мне довольно мало приходилось пересекаться со своими сверстниками за пределами христианской общины, так как по своим делам я, как правило, общался со взрослыми.

— Я ничей, сам по себе.

— Что, родители померли? — с сочувствием поинтересовался он.

— Нет, это я умер!

— Как так?! — тот ошарашено вытаращил глаза.

— Да так, — хмыкнул я, — Изгой!

Он, ещё раз недоверчиво осмотрел меня — действительно, мой внешний вид говорил о достатке, который не может иметь подросток-сирота: я был одет в традиционный местный костюм из хорошей льняной ткани, а ноги были обуты в добротные кожаные сапоги. Моё одеяние заметно контрастировало с его босыми ногами и латанными-перелатанными рубахой и штанами. Паренек ещё что-то хотел спросить, однако в это время со стороны мужиков донесся ропот. Мы повернулись к толпе, но за спинами людей ничего видно не было. Да и услышать что-либо тоже было невозможно — легкий гул толпы заглушал голоса говоривших. Подростки, да и я вместе с ними, подошли ближе, но и тут было ничего непонятно, кроме того, что несколько раз толпа хором крикнула «Так!». А уже минут через пять все стали расходиться и я, оставив в стороне паренька, с которым так и не успел познакомиться, вновь пристроился к Маркелу:

— Ну что там?

— А! — махнул он рукой, — Как и думали, с роменами воевать будем. Князь сказал, что от каждых пяти дворов надо по одному мужику в его полк выделить, ну или деньгами заплатить.

— А мы что делать будем? — спросил я, имея ввиду христианскую общину.

— Да сейчас дойдем до нашего конца и там поговорим, — ответил сосед, махнув рукой вперед.

Вскоре, дойдя до улицы, где жили христиане, мы остановились и слово взял Ферапонт:

— Вот что я думаю, братья, — высокопарно начал староста, сделал короткую паузу, хмуро осмотрел мужиков и продолжил, — Надо идти воевать, а то иначе, даже если мы заплатим, уважения к нам не будет, а это, сами понимаете, на делах, на работе и торговле сильно может отразиться. От моей семьи Прокл пойдет, он главным в нашем отряде будет, — Ферапонт кивнул в сторону своего старшего сына, — А вы сами смотрите, но я думаю, что идти должны те, у кого братья есть или отец ещё в силе, чтобы было кому за женой, да детьми присмотреть, ежели воин в сгинет в битве. А те кто не пойдут, должны будут деньгами скинуться на оружие и продуктовый запас. Или кто-то по другому думает? — спросил он в завершение речи и окинул мужиков строгим взглядом, но никто возражений не высказал, поэтому староста завершил, — Сегодня пока думайте, а завтра подходите ко мне, кто пойдет.

На этом вторая часть вече завершилась и народ стал разбредаться по домам, погруженный в свои мысли. Маркел, за которым я шел следом, всю дорогу молчал в глубокой задумчивости, а я его ни о чем не спрашивал, размышляя над тем, стоит ли мне идти, и склонялся к тому, что стоит. В этом мире влияние общественного мнения на жизнь отдельного человека очень велико, а наибольшим уважением пользуются не купцы, а именно воины, поэтому, приняв участие в войне, я могу заработать дополнительные баллы уважения среди местной знати, что позволит мне в дальнейшем более эффективно заниматься бизнесом. А то меня пока даже до присутствия на вече не допускают. Риск, конечно, есть, но здесь даже обычная жизнь таит в себе множество опасностей. А помирать мне после первого раза уже не страшно, хотя и не хотелось бы.

Так, в раздумьях, мы и дошли с Маркелом до моего двора, и я уже хотел пройти в калитку, как сосед неожиданно решил всё-таки поинтересоваться:

— Ну а ты, что думаешь?

— Мне-то чего думать? — ответил я, — Из лука я стреляю хорошо, вот и пойду лучником.

— А ежели погибнешь?

— Всё может быть, — кивнул я, — Но в таком случае господь наш Христос милостиво встретит раба своего.

— А с Аней твоей что будет?

— А что с ней может быть? Она красивая, ещё не понесла, да и денег я ей оставлю, так её любой себе в жены возьмет.

— Это да, с деньгами, да без приплода точно возьмут! — согласился Маркел и добавил, — Но лучше всё-таки её завещать, кому доверяешь, чтобы потом проблем не было, а то, глядишь, Мокша опять захочет её себе взять! — поделившись советом, он попрощался и направился к своему дому.

— А что вы там про деньги и приплод говорили? — спросила Анечка тревожным тоном, как только я вошел во двор.

— Да вот, такое дело, война намечается, и я туда отправляюсь, — с ходу огорошил я свою половину.

— Нет! — юная жена с жалобным криком бросилась мне на шею и крепко прижалась всем телом, — Не надо миленький, не надо, Скорушка, я ведь не смогу без тебя! — на этот раз я промолчал по поводу «Скорушка», но твердо ответил:

— Я же не могу оставаться дома, когда другие пойдут воевать! Обещаю, что обязательно вернусь, ты ведь знаешь, что я всегда побеждаю!

Однако успокоить рыдающую девушку получилось только тогда, когда я взял её на руки, отнес на ложе в землянку и там хорошенько приласкал. Помогло.

На следующий день я пришел к Ферапонту и сообщил, что готов идти на войну лучником, чем весьма его обрадовал, так как стрелков было мало. Далее мы со старостой подробно обсудили мою экипировку и пришли соглашению о том, что за счет общины мне выкуют сотню железных наконечников для стрел, а также три десятка накладок для кожаного доспеха, который я приобрету за свои деньги. На щит и шлем тоже придется раскошелиться самому — полное снаряжение община оплатить не в состоянии, тем более, что большинство будущих воинов являются местными бедняками и у них с экипировкой намного хуже чем у меня. Выступление местного воинства в поход ожидалось примерно дней через двадцать, когда сюда подойдут князья из дальних полянских земель. Мы ещё немного с ним поговорили, при этом я смог навести Ферапонта на мысль, что за участие христиан в войне надо попросить у князя выделить землю для тех, кто живет в опасной близости от разрушающегося берега. Причем староста остался в твердой уверенности, что это была его идея. Ведь умудренному годами мужу невместно слушать советы сопляка.

После того, как мы решили всё, связанное с походом, оставалось обсудить ещё один важный вопрос, и я сказал старейшине:

— Да, вот ещё что, Ферапонт — война дело рискованное, я ведь могу и не вернуться, — дед кивнул головой, соглашаясь, после чего я, выдержав короткую паузу, продолжил, — Поэтому я решил завещать Анну со всем имуществом Кондрату.

— Вот значит как, — медленно произнес дед и задумался, прикрыв глаза и поглаживая бороду.

А подумать ему было о чем — Кондрат осенью должен был жениться на внучке Елизара — лучшего скорняка Харевы-Киева, которая как и положено, была девицей и при прочих равных семья Ферапонта выбрала бы, разумеется, нетронутую невесту. Но бедолага Кондрат потихоньку сходил с ума от любви к моей жене, что для меня и Анечки выглядело несколько забавным, а вот для его родичей все было намного печальнее. Рослый, но глуповатый переросток, как только у него появлялось свободное время, подкрадывался к нашему забору, садился на корточки, и, думая, что его никто не видит, наблюдал в щелочку за Анечкой, усердно работая руками. Я его, конечно, гонял по мере сил — тот после нашей короткой драки меня побивался, но стоять постоянно у забора возможности у меня не было. И вот я сам делаю такое предложение.

— Только предупреждаю, что даже если вам твердо скажут, что я погиб, чтоб до осени ни свадьбы, ни шалостей, — продолжил я, видя, что Ферапонт продолжает молчать.

— А она не понесла? — староста, наконец, вывалился из медитации.

— Вроде нет, — ответил я, — А это имеет значение?

Тот молча покачал головой и с тяжелым вздохом ответил:

— Ты же сам всё знаешь… Но я ему о нашем уговоре говорить не буду, а то если ты вернешься, он вообще с ума сойдет. И за Анечку не беспокойся, присмотрим и в обиду не дадим.

Вернувшись домой, я принялся за изготовление стрел — наконечники мне сделают, а вот древки придется строгать самому, да ещё и с запасом, так что работой на ближайшие десять дней я обеспечен под завязку. Можно было попробовать купить, но я решил, что самому надежнее, да и время для этого есть.