Луна над Славутичем

Глава 21

За оставшиеся дни торжища я купил многое из того, что планировал — продукты, ткани, кожу и меха для одежды, новые сапоги для себя и Анечки. Также купил себе хороший кинжал с полуметровым лезвием и золотые накладки на пояс. Ещё приобрел добротные стальные инструменты — топор, пилу, сверло и долото, чтобы за зиму сделать приличную мебель и рамы для окон моего будущего дома. Чтобы окна были светлыми и красивыми, у вислянских ляхов купил примерно три килограмма слюды по сумасшедшей цене в пять золотых. Неожиданно для себя бнаружив, что ромеи привезли искусного медника, я с ним довольно плотно поработал в течении нескольких дней, заплатив девять золотых, а взамен получил две медных трубки и четыре керосиновых лампы.

Основными источниками освещения здесь были лучины, свечи (восковые и сальные) и масляные лампы. Лучина — это длинная тонкая щепка, которая прогорала довольно быстро и давала мало света, но стоила почти ничего, поэтому была самым массовым инструментом борьбы с темнотой, царившей в зимой в местных жилищах, свечи были уже более дорогим продуктом, а масляная лампа, хоть и давала света немногим больше, чем свечи, обходилась вообще в космическую сумму, в основном из-за дороговизны привозного масла. Промучившись одну зиму с лучинами, я решил, что пришло время для изобретения керосиновой лампы. Первоначально мною планировалось заказать часть деталей у местного медника, а часть сделать самому, однако увидев на торжище, как работает приезжий мастер, я решил, что лучше заплатить, но получить качественную вещь. И в результате получил именно то, что хотел. Нижняя часть моего «изобретения» представляла из себя немного видоизмененную византийскую масляную лампу, а колба была выполнена в виде высокой шестигранной призмы, сужающейся в верхней части, ребра которой были выполнены в виде рамок, в которые вставлялись аккуратно вырезанные пластинки слюды. Опробовать это произведение инженерного искусства у меня пока не было возможности, так как керосина в этом мире взять было негде, но эту проблему я предполагал решить путем производства скипидара, для чего, собственно говоря мне и была нужна одна из купленных тут же медных трубок (вторая предназначалась для расширения производства самогона).

Подсчитав свои деньги после всех покупок, я обнаружил, что вся моя наличность составляет пятьдесят один солид. Не так-то уж и много, учитывая мои планы на переезд в империю. Однако перспективы были довольно неплохими — спрос на мою алкогольную продукцию пусть медленно, но всё же рос, что давало надежду на то, что при сохранении текущей тенденции лет через пять я уже смогу перебраться в Константинополь, а раньше всё равно смысла нет — надо подрасти и изучить условия жизни в различных местах Империи.

По завершении торжища настала свадебная пора, которая принесла в мою копилку ещё двадцать одну золотую монету. А затем наступила зима, в течении которой мне пришлось трудиться не покладая рук, чтобы выполнить намеченные планы. Первым делом я расширил производство самогона, сделав второй перегонный аппарат и наняв соседку Агафью для производства браги. Она и раньше выполняла для меня некоторые работы, но теперь на её плечах лежала ответственность за весь цикл производства, и она с этим неплохо справлялась с помощью своих детей, старший из которых — Терентий — был моим ровесником.

Следующим, не менее важным делом, было производство скипидара для лампы. Для этих целей мне пришлось оборудовать вторую мастерскую — как выяснилось после первого пробного перегона, находиться длительное время в одном помещении с работающим перегонно-скипидарным аппаратом может быть довольно вредно для здоровья. Под новую мастерскую я приспособил пустующий хлев. Моя юная супруга весь прошедший год многократно порывалась завести скот, но я эти попытки пресекал на корню — мне совсем не хотелось, чтобы она пахала как лошадь от зари до зари. Здесь и без того работы по дому достаточно.

Для того, чтобы установить, какой именно скипидар более подходит для керосиновой лампы, мне пришлось проверить все три доступных варианта сырья — лиственные деревья, хвойные и торф. И именно торф показал лучший результат, но для оптимальной яркости я добавлял к полученному из него продукту десятую часть древесного спирта и соли для стабильности. Полученная жидкость всё же слегка коптила и приходилось каждый день протирать слюду в колбах, но это было совсем небольшим неудобством по сравнению с другими способами получения света.

Не менее важным делом было производство кирпичей, необходимых для производства печи, но, замотавшись со всеми своими начинаниями и проектами, я упустил из вида то, что зимой добычу глины не производят. Так-то я это, конечно же, знал, но поглощенный другими делами, не подумал о том, что нужно сделать необходимый запас. У меня было только довольно небольшое количество сырья для тестирования из четырех близлежащих месторождений, да и все. Но хоть смог выбрать подходящую глину, изделия из которой выдерживали достаточно высокие температуры, а вот производство необходимого количества кирпичей пришлось отложить до весны.

Всё это я сделал до конца января, а февраль и март посвятил столярному делу. Сперва изготовил четыре оконные рамы для своего нового дома, на что ушел почти целый месяц — сказались как отсутствие опыта, так и недостаток инструмента, а потом взялся за изготовление мебели. Будь здесь хоть сколько-нибудь умелые столяры, я бы даже и не подумал эти заниматься. Но все, что могли сделать харевские мастера — это собрать грубый стол (именно собрать, а не сколотить, потому что гвозди для этого не использовались) и сделать примитивную лавку. Ромеи сюда мебель тоже не возили — нет спроса, да и перевозка на такие расстояния громоздких предметов — дело крайне дорогое. Единственное, чем помогли мне местные плотники — это доски. А все остальное пришлось делать самому. В итоге до середины апреля я успел изготовить довольно приличный кухонный стол, четыре неказистых на вид, но крепких и удобных стула, кресло, оббитое кожей и кроватку для моего будущего ребенка, который вот-вот должен был родиться.

Да, действительно, вскоре ожидалось пополнение семейства, и если для меня это было вполне обыденным делом, то Анечка, окончательно поглупевшая из-за беременности, не могла говорить ни о чем другом, и теперь мне была понятна мудрость славян, которые вместо того, чтобы построить один дом на несколько комнат, делали несколько отдельно стоящих землянок, что давало прекрасную возможность отдохнуть от надоедающих сородичей. Но всё же, несмотря на мои ухищрения и постоянную занятость, супруга находила возможности для того чтобы поделиться своими бредовыми идеями.

— Ты смотри, — произнесла она за обедом жалостливым голосом, — Если я умру при родах, долго бобылем не ходи, не надо. Пару месяцев подожди и женись. Вон у Герасима дочка Екатерина красивая и хозяйственная, всё успевает, не то что я. Тут все меня бездельницей называют и перешептываются, что я тебя недостойна, что ты и воин, и мастер, и княжич, и богат, а я ничего не делаю, даже одежду не стираю, — ну да, так и есть, это я ей запретил стиркой заниматься, а то женщины здесь белье в проруби полоскают, а потом простужаются. Да и кожа рук от такой работы быстро портится. Заплатил Елизавете, она этим и занимается, правда растрезвонила по всей Хареве-Киеву, так что я уже и не рад был, что связался с ней.

Тем временем Анечка зашлась в рыданиях.

— Ну чего ты, — я попытался её утешить, — Всё будет хорошо, вон Клавдия смотрела же, сказала, что дитё правильно лежит, бойкое, толкается крепко, бедра у тебя широкие, родишь легко!

— Я просто представила, — ещё сильнее разревелась она, — Как ты с Екатериной под ручку ходишь, улыбаешься, а я в земле сырой лежу и страдаю. Там, наверное, холодно и одиноко, мне так страшно!

— Не выдумывай себе глупостей, милая, — я обнял её за плечи и поцеловал, — Всё будет хорошо, я люблю только тебя и никакая Екатерина мне не нужна!

— И ты всё время в мастерской своей проводишь, — продолжила плакать Анечка, — Надоела я тебе, совсем меня видеть не хочешь, и утешаешь меня так, лишь бы отстала, я же всё понимаю…

И в том же духе почти каждый день с различными вариациями в течении последних двух месяцев. Только работа и спасала. Но как бы то ни было, а двадцать седьмого апреля Анечка родила дочку, обошлось все хорошо, без осложнений, если таковыми не считать мой спор с единственной христианской повитухой Клавдией, которая считала, что в качестве гигиенических процедур при приеме родов достаточно искренней молитвы. Однако доброе слово и два милиарисия сделали свое дело — всё белье прокипятили и руки повитухи были тщательно вымыты. Хотя может и в самом деле молитва помогла, во всяком случае, Клавдия в Хареве считалась самой удачливой повитухой и её довольно часто приглашали даже к язычникам.

Первого мая выдался первый по настоящему погожий день и я, оставив дома свою жену с ребенком и прихватив десяток кувшинов своего продукта, отправился в княжий город, где впервые за эту весну обед проходил на свежем воздухе.

— Ну как дочку решили назвать? — едва увидев меня, спросил Владимир.

— А чего тут решать? — ответил я названому брату, — У настоятеля нашего, Ефимия, пергамент специальный есть в котором написано, как называть новорожденного в зависимости от дня, когда его крестят. Так что будет Анастасией.

— Анастасия, — повторил он, будто пробуя на язык, — Хм, красиво! А то у ваших, ты уж не обижайся, бывают такие имена, что язык сломаешь.

Вокруг меня быстро собрались дружинники, которые искренне поздравляли с рождением дочери и хлопали меня по плечам и спине так, что трещали кости.

В этом мире рождению девочки, разумеется, радовались меньше чем появлению на свет сына, но тем не менее, дочери здесь имели довольно высокую ценность, так как здесь никто ещё не додумался до такой парадоксальной вещи как приданое. Действительно, ты отдаешь в чужую семью девушку, которая будет работать по дому, дарить удовольствие в постели и рожать детей, да ещё и денег в придачу — прямо надругательство над здравым смыслом какое-то. Нет, здесь дочери имели свою немалую цену — их обменивали на невест для сыновей, или продавали, причем не меньше чем за пару коров. Мой прежний отец, кстати, изначально сговорил Свету в жены Первуну, пообещав, что позднее он даст двух невест для сыновей Светослава и Беляны. Так что повод для радости у меня действительно был.

Уже за столом, когда дружно выпили за здоровье моей дочери и закусили, князь предложил мне сходить летом в Корсунь с лодочным караваном, в котором будут Харевские купцы. Ожидается, что мимо роменских берегов придется пробиваться с боем, так как самозваный цезарь Марк не оставляет намерений установить контроль над рекой, поэтому охрана судов будет усилена и моё присутствие будет не лишним. Разумеется, я согласился — это была очень неплохая возможность посмотреть на византийский город, лично ознакомиться с обстановкой и порядками в Империи, попрактиковаться в греческом языке. Вообще-то я и сам хотел попроситься в это путешествие, но так получилось даже лучше. Ещё и денег заплатят — один солид за весь поход, плюс содержание в дороге.