Луна над Славутичем

Глава 20

На следующий день после визита Зорана я решил, что пора уже начинать торговлю и, наняв возницу с телегой, вывез на торжище сорок кувшинов. Но в мои планы несколько неожиданно вмешался Зоран — он нашел меня практически сразу после моего прибытия на торжище и выкупил все имевшиеся запасы наливки — и то, что я привез для продажи, и то что оставалось на складе, за восемьдесят золотых. При этом он ещё и подарил Анечке два больших куска шелка, что по цене тянуло примерно на пятьдесят солидов. Впрочем, глядя на то, сколько дорогих товаров привез для торговли хорватский княжич, было понятно, что для него эти суммы не являются значительными. Судя по его вчерашним откровениям, под рукой князя ратичей было было более пяти тысяч мужчин, среди которых были и воины, ходившие грабить ромеев, и земледельцы, выращивающие зерно, и скотоводы, владеющие тысячами коз и овец. И со всего этого княжий род имел немалую долю. Потому среди его товаров было и зерно, которое он намеревался продать ромеям, и шелк, отобранный у тех же ромеев, и продававшийся по сниженной цене местным купцам да князьям, и шерстяные ткани, и хорошо выделанные кожи собственного производства.

Удачно избавившись от своих запасов алкоголя, я тут же занялся их восполнением — впереди ещё ждала осенняя свадебная пора, которая, судя по разговорам, должна была принести тоже неплохие барыши. Ну и продолжил посещать строительство дома, где плотники уже закончили крышу и приступили к укладке пола. Именно здесь меня и застали трое приезжих мужиков, которые, судя по накинутым на плечи куньим шубам и наличию охраны, относились к славянской элите — либо купцы, либо старейшины, но не князья — те обычно носили пояса с золотыми накладками и византийские кинжалы, которых у моих гостей не было.

— Княжич Скорогаст? — хмуро спросил меня наиболее представительный из них.

— Да, — кивнул я, — Так меня называют, но я бы предпочел, чтобы ко мне обращались Андрей, а вы чьих будете?

— Мы издалека на торг приехали, — начал объяснять хмурый, — Наши племена живут к востоку от северян по брегам рек Семь и Свапа, там у нас шесть племен: котлубане, ратичи, тускари, свапичи, кромичи и ракитичи, а вместе нас называют жигане, как звались наши предки, которые в давние времена при шли на Семь с берегов Припяти, — в прошлой моей жизни слово «жиган» обозначало жулика, здесь же значение этого слова было совсем другим — жиганами называли земледельцев, выжигавших лес под посевы, то же самое, что и огнищане, — Меня зовут Турчан, я старейшина тускарей, это Хован, старейшина ратичей, — он указал жестом на седобородого старика стоявшего справа от него, — А это Вышемир, старейшина котлубан, — представил он невысокого коренастого мужчину лет пятидесяти.

— Очень раз видеть столь уважаемых мужей, но, к сожалению, пока не могу пригласить вас в дом, поскольку он ещё не достроен, — я постарался проявить максимум вежливости и показал рукой в сторону лежащих на земле бревен, использовавшихся мной и работниками вместо скамеек, — предлагаю расположиться здесь.

Когда гости сели напротив меня, аккуратно подобрав шубы, то я поинтересовался:

— Какое же дело привело вас ко мне? — мне действительно было любопытно, зачем я им понадобился и единственное, что мне пришло в голову, это оптовая закупка алкоголя, которого у меня, к сожалению, сейчас практически не было.

— Многое мы слышали про тебя, княжич Скорогаст, — как здесь принято, издалека зашел Турчан, — Знаем, что хоть и молод ты, но смел, удачлив и умен настолько, что и старому человеку не зазорно будет у тебя поучиться.

Интересно, откуда у них такие весьма лестные обо мне сведения. Небось былин наслушались, которые гусляры на торжище поют. Я тоже слышал пару ужасно нудных песен без рифмы, в которых восхвалялось как я вырезал половину болгарского войска, даже монетку этим горе-музыкантам кинул, старались ведь люди, надрывали свои недоразвитые голосовые связки.

— Известно нам, что не зазря тебя Ярослав своим сыном назвал, — торжественным голосом продолжил Турчан и огорошил меня неожиданным предложением, — Поэтому, мы, как старейшины самых больших жиганских племен, просим тебя стать нашим князем!

— Чего?! — от такого предложения моя челюсть упала едва ли не до земли. Наверное, я плохо его расслышал или что-то неправильно понял, — Что-что вы просите?

— Мы старейшины жиганских племен, просим тебя, княжич Скорогаст, стать нашим князем! — Ещё более торжественно произнес Турчан, выпятив грудь.

Да не, правильно я всё расслышал, и на шутников эти мужики вроде не сильно похожи. Я огляделся по сторонам: заросли кустарника, недостроенный дом в деревенском стиле, дополненные мычанием коров и блеянием овец, доносящихся с расположенного невдалеке пастбища — весь этот пасторальный антураж очень гармонично подходил к картине под названием: «Призвание княжича Андрея на царство». Дурдом одним словом. И хочется надеяться, что не я здесь пациент.

Однако пауза затягивалась, старейшины вопросительно и с явной надеждой смотрели на меня, надо было что-то сказать в ответ, и я не нашел ничего другого, кроме как спросить:

— А почему вы мне это решили предложить? У вас что, своих князей нет?

— Нет! — отрицательно мотнул головой Турчан, — Да они нам и не нужны были, мы ведь раньше-то спокойно жили, ни с кем не воевали, севернее нас либы живут, с которыми мы дружим и невестами меняемся, в степи раньше болгары жили, с которыми тоже мир был, а три года назад они ушли к Итилю, на место их другие стали приходить — злые и жадные, они грабят и убивают, людей наших в рабство уводят. Мы хотели с ними договориться, чтобы дань платить и мирно жить дальше, но они дары взяли, а потом всё равно опустошили наши селения, что близко к степи стояли. А тут ещё и ромены силу набрали… Так что судьба так складывается, что воевать теперь нам придется, а для этого князь нужен в воинском деле понимающий и удачливый, — закончил объяснять старейшина и тяжело вздохнул.

— Ну так взяли бы кого-то из своих, выбрали бы, — предложил я, всё больше удивляясь абсурдности ситуации, — Неужели среди вас нет никого, кто в воинском деле что-то понимает?

— Есть такие люди, — кивнул Турчан, — Но если мы кого-то из наших племен выберем, то он первую очередь о своем родном племени будет заботу проявлять, а другие для него как пасынки будут.

— Ну тогда позвали бы кого-нибудь из младших княжьих сыновей из сербов, хорват или дулебов — они в любом случае будут искуснее меня в воинском деле, — предложил я наиболее логичное решение вопроса.

— Ага, — кивнул Турчан, — Так мы поначалу и хотели сделать, но те, кто в ратном деле искушен, не хотят в наши края идти, там ведь они много земли у ромеев отняли, теперь власть и добычу делят, в тех местах сейчас простой десятник богаче иного полянского или северского князя. А если звать кого-то из тех, кто тут рядом живет, толку от них мало будет и опять же своя родня для них важнее. Да и видение нашему волхву Ведомиру было, когда он у богов помощи просил: будто бы на стадо овец напали волки, а один ягненок превратился в большого орла и разорвал всех врагов. Мы долго думали и решили, что это про тебя.

— Ага, знаю я эти пророчества — волхвы сперва набросают в костер конопли, а потом улетают на небеса, с богами разговаривают, да мультики смотрят. А этот, небось ещё и мака для забористости добавил. Однако, пора с этими искусителями завязывать, всё равно я в эту тмутаракань не поеду, моя цель — Византия. И точка! При моих умениях и знаниях, я там тоже смогу многого добиться, и буду жить как нормальный человек в цивилизации, а не по уши в дерьме среди людей, которые даже сортир построить не хотят.

— Не могли ваши боги про меня пророчество волхву показывать, — я категорично помотал головой, — Я же ведь от них отказался, в ромейскую веру перешел, тут надо лучше думать, кого они имели в виду. Да и не могу я вашим князем быть, опять же по причине моей христианской веры.

— А чем же это мешает? — Удивился молчавший ранее Вышемир, — У нас ведь и сейчас есть те, кто Велеса главным богом считает, а есть и те, кто Мокошь превыше всего чтут, они у нас на капище вместе стоят, и ты туда своего бога поставишь, да и все дела!

Мне стоило больших усилий, чтобы удержаться от смеха, слушая речь этого простого мужичка, пришлось даже закашляться, чтобы скрыть свои эмоции. Кое-как сделав серьезное лицо, я ответил:

— Христианская вера не признает других богов, хоть и учит уважать тех, кто иным богам поклоняется, — несколько покривил я душой, — Поэтому я могу жить в Хареве, где правит Ярослав, но сам не могу быть князем у вас, потому что вы не признаёте Иисуса, который дарует мне силу и удачу. Вот если вы перейдете в христианскую веру, тогда я с большой радостью возьму на себя это бремя.

— Не бывать этому! — Турчан с криком вскочил на ноги, приковав к себе взгляды и стоящих поодаль своих охранников, и моих работников, которые вышли на крик из недостроенного дома, — Никогда тускари от веры своих пращуров не откажутся ради ромейского бога, который и себя-то защитить не смог!

Молодец дядя, так держать!

— А тебе, Скорогаст, — с жаром в голосе продолжил Турчан, — Стоило бы пойти да Велесу низко поклониться, ибо все мы дети его и по воле его живем. Прощения попросить, хорошую жертву принести — он великодушен, простит тебя, неразумного.

— Нет, — отрицательно покачал я головой, — Иисус мне всегда помогает и удачу дает, про которую сейчас гусляры песни складывают, поэтому твердость моей веры непреклонна. И князем я смогу быть только среди тех, кто также как и я, Иисусу Христу поклоняется.

— Ну тогда нам больше не о чем говорить, — отрезал Турчан, — Идемте, друзья, видно и впрямь ошиблись мы, придя сюда! Не про него то пророчество было. А ты княжич прощай, но помни, что Велес всегда готов принять и защитить заблудших чад своих!

Вслед за ним с огорченным видом поднялись и двое других старейшин, которые, попрощавшись, вскоре покинули мой двор. Вот и ладненько! Мутная какая-то история, в которой при желании можно отыскать острые подводные камни. Они хотели, чтобы князь одинаково служил всем племенам, но ведь где-то должна быть его столица? Пункт постоянной дислокации дружины и штаба, если быть точнее. А если князь недостаточно опытен, и молод, то старейшина стольного племени может оказывать на него серьезное влияние, усилив свои позиции и став серым кардиналом. Потому и нужен был молодой независимый индивидуум в качестве пешки. И что-то мне подсказывает, что именно Турчан и прочил себя в теневые правители. Хотя может я и накручиваю лишнего из-за своей подозрительности и нежелания ехать в эту глухомань заниматься заведомо проигрышным делом, ведь по большому счету все те земли обречены стать хазарской колонией. Вот только я не помню, когда хазары юго-восток славянских земель под себя подмяли, вполне возможно, что именно сейчас это и происходит, только славяне их по привычке болгарами называют. Хочется надеяться, что Киев ещё продержится какое-то время, пока я не накоплю достаточно денег, чтобы смотаться в Византию.

Отмахнувшись от назойливых мыслей о судьбе местных славян, я направился к торжищу, чтобы посмотреть товары и цены. Мне требовалось ещё многое прибрести, чтобы достроить дом и сделать свою жизнь более комфортабельной. Да и послушать надо, о чем говорят на торжище. Потолкавшись среди приезжего люда около часа, я смог узнать последние новости про роменов. Те после победы нашим войском хорошо пограбили приграничные поселения северян, потом обложили их данью. Кроме этого, ромены продолжили и свою пиратскую деятельность на Днепре, однако крупные лодочные караваны пока были им не по зубам, но ромены активно работали в этом направлении, занимаясь строительством лодок и усилением речной дружины. Честно говоря, этот их цезарь Марк вызывает уважение своей неутомимостью. Так, глядишь, и правда империю новую здесь построит. Точнее построил бы, не помешай ему хазары в скором времени, потому как про этих роменов никакого упоминания в истории не осталось, а вот хазары там очень даже наследили. Нехорошо наследили.

Покинув торжище, я направился в княжий город, так как время уже близилось к обеду, где я должен был присутствовать. Здесь уже была моя прекрасная женушка, которая, увидев меня, подбежала, чмокнула в губы и упорхнула дальше заниматься кухонными делами вместе с другими княжнами. Оглядевшись, я увидел Ярослава, который сидел за столом и о чём-то оживленно беседовал с приезжими купцами. Чтобы ему не мешать, я хотел отойти в сторонку и присесть возле частокола в ожидании обеда, но князь, увидев меня, махнул рукой, подзывая.

Сев рядом с ним за стол, я прислушался к разговору, где обсуждались цены на ткани местного производства. Данная тема меня интересовала лишь как потребителя, поэтому разговор я слушал вполуха, больше размышляя о своих дальнейших планах по строительству дома. Однако вскоре князь завершил разговор с гостями и, после того, как те ушли, повернулся ко мне:

— Слышал я, Скорогаст, — он упорно продолжал меня звать по старому имени, — Что жигане тебя на княжение звали?

— Да, сегодня приходили от них старейшины, — ответил я, нисколько не удивившись осведомленности князя, — Но я им отказал.

— Плохо, сын, плохо, — покачал тот головой, — У князей да княжичей не принято от подобных предложений отказываться, ибо наш долг состоит в защите простых людей, что не могут за себя постоять.

— Не могу я, будучи христианином, стать князем в племени, которое богом Велеса признает, — объяснил я причину отказа.

— Ну а как же я? — спросил Ярослав, — Перуна своим богом почитаю, но христиане у меня в городе живут и даже тебя в названные сыновья взял, несмотря на то, что ты ромейской веры.

— Это другое, — выдвинул я непробиваемый аргумент, — Бог мой, Иисус, дарует мне удачу и в делах способствует, но если я стану князем в племени поклоняющемся старым богам, он может отказать мне в помощи и от этого всем будет только хуже.

— Может ты и прав, — кивнул Ярослав после некоторой паузы, — Да и боги с ними, с жиганами, уж больно привередливые они, столько княжичей свободных, а им все не подходят. Довыбираются до того, что болгары их всех в рабство угонят.

На том наш разговор и закончился — по большому счету князю судьба далеких племен была безразлична, просто он в очередной раз прощупывал почву по поводу моего отношения к религии. У него ведь действительно в городе живет полторы сотни мужиков чуждой веры, от которых непонятно чего можно ожидать, вот он периодически и заводит разговор на эту тему под различными предлогами, чтобы иметь представление о философских и политических взглядах христиан в разрезе различных реальных ситуаций.

Насколько я понимал, христианская община для Ярослава — источник постоянных раздумий и тревог. Он бы и рад, наверное, избавиться от приверженцев чуждой веры, но торгово-денежные интересы требуют сохранения статус-кво. Тут ведь как получается? Из-за церкви и наличия христианкой общины, Харева является для ромеев предпочтительным местом для торговли. А без них никак нельзя. Местные купцы, пусть даже они и ходят в Корсунь, не в состоянии заменить византийцев. А все потому, что славяне строят суда исключительно в виде лодок-долбленок, греки их называют моноксилами. Эти лодки могут достигать двадцати метров в длину и трех — четырех метров в ширину, лучшие из них делаются с нарощенными бортами, но всё равно они серьёзно уступают ромейским галерам в мореходности. Поэтому основной период, когда моноксилы могут ходить по Черному морю — это с конца июня до середины сентября, по окончании которого уже начинает штормить. А урожай славяне как раз в середине сентября и собирают, но зерно надо ещё до Харевы довезти, продать и доставить хотя бы в Корсунь, а ещё лучше в Царьград. Причем, если бы этим занимались наши купцы, то им еще и возвращаться пришлось бы по ноябрьским штормам. А так ромеи приехали, скупили товар, за который заплатили звонкой монетой, отвалили Ярославу пошлину и никакого риска. Вот и получается, что без византийцев все будет намного хуже. Так что, хочешь не хочешь, а князю приходится терпеть ромейскую церковь ради прибыли, которую он получает с приезжих купцов за право торговли. Да и свои, Харевские, купцы, имея на руках документы о крещении, получают серьезные преференции в торговле, когда приходят в Корсунь или Царьград.