Луна над Славутичем

Глава 16

Дней через десять после вече в окрестности Харевы-Киева начали прибывать полянские князья с дружинами и ополчением, что быстро привело к тому, что мой алкогольный склад опустел, а кошелек наполнился звонкими золотыми монетами — польза от войны для меня была уже весьма ощутимой. Кроме того, церковный староста смог договориться с князем о выделении земли, однако взамен Ярослав потребовал предоставить дополнительно ещё пятерых человек в ополчение, на что Ферапонт согласился после обсуждения с мужиками. Таким образом, от ромейского конца выставлялось двадцать два ополченца, а от всего поселения шло почти двести человек, из которых более сотни составляли представители купеческих семей, которые значительно превысили княжью квоту в одного бойца от пяти дворов. Но это было и понятно — ведь основными пострадавшими от действий местного цезаря стали именно крупные торговцы и остальной народ не понял бы, попытайся купцы отсидеться за спинами менее обеспеченных горожан.

У меня всё это время была довольно напряженная жизнь — я продавал алкоголь союзным воинам, делал стрелы, обшивал кожаный доспех железными бляхами, приобрел щит и кожаный шлем. Да ещё и приходилось в поте лица утешать юную красавицу жену по несколько раз на день. От всех этих нагрузок я даже начал худеть, несмотря на обильное питание. Предводителем Харевского полка был назначен старший сын князя Владимир. Сам Ярослав, насколько я понял, с частью своей дружины оставался в городе, который нельзя было полностью оставлять без защиты.

Когда до предполагаемой отправки оставалось около пяти дней, Владимир созвал ополчение для проверки — осмотрел вооружение, провел учебные бои тупым оружием и остался сильно недоволен своим войском, в результате чего всё оставшееся время ополченцы тренировались под руководством дружинников. Однако меня это не касалось — на смотре я показал хорошую стрельбу из лука, в результате чего княжич забрал меня из христианского отряда и временно включил лучником в состав дружины, впрочем так он поступил со всеми стрелками-ополченцами, кто сумел показать результаты выше среднего. Из христиан в этот отряд попали ещё мой старый знакомый охотник Козьма и Матвей — опытный мужик лет тридцати, который ходил гребцом-охранником с купеческими лодочными караванами.

Двадцатого июня сборное воинство полян, насчитывавшее по моим наблюдениям около пяти тысяч воинов, стало переправляться через Днепр. Левый берег реки в этом месте принадлежал северянам — нашим союзникам в этой войне, поэтому проблем с переправой никаких не было, и груженые лодки с утра курсировали между берегами, перевозя воинов и грузы. Моя очередь усаживаться в лодку настала после полудня, и я, поцеловав на прощание Анечку, едва сдерживающую рыдания, накинул на плечи мешок с провизией, взял в руки оружие и, спустившись с берега на причал, сел за весла в большой долбленой лодке — здесь праздных пассажиров не было, гребли все.

Переправившись на другой берег, я проследовал вслед за десятником Зораном, которого Владимир назначил командиром лучников. Зоран показал место на заливном лугу, где мы должны располагаться, и я в окружении своих новых сослуживцев лег на землю, подложив руки за голову. Для меня было совершенно очевидно, что сегодня наше войско никуда не пойдет, да и завтра, наверное, тоже. В условиях царившей здесь полуанархии вообще было удивительно, что мы хоть через реку переправились. В войске полян было более двух десятков князей и княжичей со своими дружинами и ополчениями, вследствие чего для каждого мало-мальски важного решения им приходилось собираться и договариваться, а в местных реалиях каждое такое собрание — довольно длительное мероприятие с долгими разговорами и приемом пищи. Глядя на всё это, начинали возникать вполне здоровые опасения по поводу успеха нашей кампании. Кроме того, лошадей переправляли на плотах и у меня были большие сомнения, что за один день успеют завершить эту переправу. Так оно и вышло — весь следующий день мы оставались на месте, медленно поглощая запасы провизии. Я за это время успел неплохо сойтись с Матвеем, который, как более старший и опытный воин, взял на себя покровительство за двумя юными пареньками — мной и Козьмой. Тридцатилетнему наёмнику льстил наш интерес, и он практически весь день рассказывал нам военные истории, которые мне были на самом деле очень познавательны. К тридцати годам он успел поучаствовать в трех походах и, как можно было понять с его слов, в управлении войсками всегда царил бардак и анархия. Сам он таких оценок, конечно не давал, ведь для местных жителей всё это было в порядке вещей.

Как я понял из разговоров с Матвеем, главной задачей этого похода является банальный грабеж противника, а военные и политические цели стоят на втором месте. В этой связи он сокрушался по поводу того, что Харевским войском командует Владимир, а не Ярослав. Мол, парень ещё молодой, не хватит ему авторитета для того, чтобы выбить наиболее перспективные в плане трофеев направления, а в результате и нам мало добычи достанется.

Тут ведь многое зависит от того, кто впереди идет, — объяснял наёмник, — Там опасности, конечно, побольше, но зато и добыча хорошая. А другие, бывает, ради хабара общий строй покидают и уходят в сторону промышлять. Но тут не каждому это позволено будет. Владимир-то ведь молодой ещё, супротив старших не пойдет, вот и получается, что будем мы плестись в хвосте и наживы нам не видать, — с грустью в голосе он обрисовал наши перспективы.

Через день после переправы с самого утра войска начали выдвигаться в поход. Как и предполагал Матвей, нам досталось место почти в самом конце, поэтому в путь мы отправились сразу после того, как пообедали — Владимир не дал вздремнуть даже полчасика, чем вызвал недовольный ропот со стороны ополченцев, которые, тем не менее подчинились и неорганизованным строем потянулись на юго-восток — туда, где была сосредоточена основная часть роменских поселений. Сам Владимир, полусотня его дружинников и купеческие дети передвигались верхом на лошадях, которые значительно отличались от моих представлений об этом животном из прошлых миров. Здешние лошадки в холке были по грудь взрослому мужчине, а в их внешнем виде совсем ничего не напоминало о той грациозности, которая была свойственна породистым лошадям двадцатого века. Ополченцы же шли пешком, навьючившись своими пожитками и оружием, а основная часть войсковых запасов перевозилась на телегах. По рассказам Матвея, подобные походы длились обычно около месяца, и исходя из этого срока князья запасались продуктами для своих воинов — крупой и вяленым мясом.

К вечеру мы прошли не более десяти километров и ещё засветло встали лагерем. Большинство воинов, в том числе и я, растянулись на земле — с непривычки к таким переходам болели спина и ноги. Кашевары развели костры, взяли с телег бронзовые котлы и занялись приготовлением ужина. Полежав минут пятнадцать и немного отдохнув, я поднялся с травы и вместе с товарищами направился к ручью, чтобы попить и набрать воды. Золотая монета, потраченная мной в Хареве на медную флягу, можно сказать, оказалась выброшенной на ветер — у других ополченцев фляг не было по причине дороговизны столь необходимого в дальней дороге предмета. Поэтому стоило только мне достать флягу на марше, чтобы утолить жажду, как сразу со всех сторон послышались просьбы поделиться водой, и я, разумеется, не мог отказать.

Ручей, который протекал поблизости от нашего лагеря, не вызывал никакого доверия в отношении чистоты воды, но других вариантов утолить жажду вокруг не было. Кипятить воду здесь также никто не собирался, поэтому пришлось пить то, что было в наличии, памятуя о возможности расстройства желудка, или дизентерии, что было бы совсем плохо. Матвей кстати, рассказывал о том, что в походах, где ему довелось поучаствовать, люди обычно мучились поносом, но связывал это со страхом, который на войне испытывали ополченцы. С его слов, у князей и дружинников таких проблем не было, что подтверждало его версию о страхе — мол, они смелые воины, потому и поноса нет. Хотя, на самом деле, князья набирали воду из колодцев, которых на все войско не хватало, потому и с кишечником у них все было в порядке, да и питание у них было не в пример лучше чем у простых ополченцев. Вернувшись в лагерь, я сделал глоток самогона, надеясь, что эта огненная жидкость сможет хоть как-нибудь продезинфицировать мои внутренности. Вообще я его взял в первую очередь для обработки ран, но, видимо, придется и в других медицинских целях использовать.

Следующие три дня мы двигались без каких-либо происшествий, проходя в сутки не более двадцати километров. По правую сторону от нашего пути текла неширокая речушка, что давало возможность набирать из неё воду на привалах. Вокруг нас был лесостепной ландшафт с невысокими холмами, а воздух благоухал ароматами степных трав. На четвертые сутки дружинники одного из полянских князей провели мимо нас колонну из связанных друг за другом людей, которые под грозные окрики конвоиров угрюмо брели в сторону нашего тыла, переступая по траве босыми ногами. Всего в той колонне, по моим наблюдениям, было около сотни человек обоих полов, в возрасте примерно от десяти до тридцати лет. Пленники своим внешним видом ничем не отличались от северян, которых мне приходилось видеть ранее. Вскоре среди ополченцев распространились разговоры о том, что наши князья решили продавать в рабство захваченных роменов, так как те занимаются тем же самым по отношению к северянам. Вот так — вроде бы на словах все были против торговли людьми, но когда дошло до возможных барышей, сразу нашлись веские причины.

Вскоре мимо нас провели ещё одну колонну невольников, потом прогнали стадо коров, проехали телеги с награбленным добром. Матвей, глядя на всё это, вздыхал с неприкрытым сожалением, дружинники Владимира тоже хмурились, подсчитывая в уме упущенные барыши. Да и сам двадцатилетний княжич весь день смотрел на эти потоки добра, движущегося в чужие закрома с неприкрытой завистью.

По этой причине, вечером, после того как мы поужинали, Владимир приказал всему своему войску — и дружинникам, и ополченцам, собраться вокруг него, после чего толкнул небольшую речь:

— Вон там, — он махнул рукой на запад, — Есть несколько роменских поселений, до которых наши полки пока не дошли, поэтому мы не будем отдыхать и выходим прямо сейчас. Подойдем туда к утру и возьмем хорошую добычу. Обещаю, что награда всем будет справедливой, — закончил он немаловажным для большинства воинов замечанием.

После этих слов он отдал необходимые команды и наше небольшое войско выдвинулось в путь. Переправившись вброд через речушку, мы построились в колонну и направились в западном направлении. Сегодня было двадцать шестое июня, поэтому день был длинным и поначалу мы шли при свете заходящего солнца, но через пару часов всё же наступила темная украинская ночь, что привело к заметному снижению скорости, несмотря на то, что в небе сияла полная луна. Народ был порядком уставшим, но всё равно упорно двигался вперед в надежде на богатую добычу. В строю многие ополченцы уже подсчитывали будущие барыши, обсуждая по какой цене получится продать невольников и сколько железных изделий можно взять с одного поселения. После полуночи князь сообщил, что мы уже находимся рядом с роменской деревней и есть возможность немного поспать — грабить будем на рассвете. Услышав эту долгожданную новость, уставшие ополченцы попадали на степную траву прямо там, где стояли.