15

В бассейне Ной вел себя, как всегда, пренебрежительно. Он говорил только самое необходимое. Ничто в нем не выдавало желание встретиться со мной в полночь у бука. В смятении я провела несколько минут на кровати, рассматривая отражение красного чемодана в зеркале, прислушиваясь к жуткому буйству ветра среди горных вершин, и спрашивала себя, действительно ли эта записка пришла от него. Возможно, он хотел написать что-то совершенно другое… или не знал, что эта записка лежит в книге. К тому же эти слова чем-то напомнили мне фразы из старых романов.

За ужином все снова собрались вместе. Ансельм выглядел немного растерянным.

— Суп! — воскликнул он в ужасе, после того как поставил каждому форель на гриле, и хлопнул себя по лбу.

— Вы забыли о супе? — спросила сестра так недоверчиво, как будто речь шла об исчезновении скалы.

Ансельм уже хотел отправиться на кухню, как вдруг Виктор сказал ему:

— Садись. Суп может подождать. Рыба — нет.

— Действительно, вы слишком много работаете, — сказала сестра Фиделис.

— Я уже предложила однажды свою помощь, — сказала я.

— Об этом даже речи быть не может.

Ансельм забрал у Ноя тарелку с рыбой, выбросил с нее кости и снова поставил перед ним.

— Рыба с глазами, — сказала я, заставляя себя сказать это восторженно, и скептически посмотрела на то, что лежало в моей тарелке. Все, что смотрело на меня, я ела не так охотно.

— Ансельм, вы не могли бы разделать рыбу для Ирины? — спросил Ной.

Вероятно, он мог слышать мысли или же втайне надеялся на то, что я подавлюсь костью. Ну да, тогда он вряд ли стал бы просить Ансельма о помощи. Он профессионально очистил мою рыбу от головы, глаз и костей. Кости он сложил на тарелке отдельно. Я не смотрела туда. Медленно я позволила себе положить в рот крошечный кусочек форели. На вкус она оказалась очень нежной и на самом деле необычной рыбой. Наверное, это была самая свежая форель, которую я когда-либо ела. Ансельм не притронулся ни к чему, как и всегда. Неудивительно, что костюм казался слишком большим на его костлявых плечах.

Суп мы ели в главном зале, что вызвало у сестры Фиделис улыбку. Она выглядела как ребенок, и я поняла, что в этот момент она при всех своих странностях нравилась мне.

— Никто не возражает, если десерт сегодня нам подадут на террасу? Вечер такой теплый.

Надеюсь, десерт не затянется до полуночи.

— А готов ли десерт? — спросил Ансельм, подмигивая.

— А вы остряк, — сказала сестра Фиделис.

Ной спрятал улыбку в салфетке.

— Я могу помочь? — спросила я еще раз.

Ансельм промолчал, но я последовала за ним на кухню. Там я была пока только один раз, и то недолго, когда искала Виктора.

Сводчатая каменная комната располагалась этажом ниже. Сквозь мансардные окна пробивалось вечернее солнце. Плита выглядела как старый кукольный домик: черно-белая шахматная плитка на полу. Половники, черпаки и сита всех размеров висели над плитой. Одна косичка чеснока. Горшок с топленым жиром. Лук в глиняном сосуде. Кухня словно дышала стариной и имела немного обшарпанный вид, но была оснащена с учетом всех пожеланий, которые только могли быть у шеф-повара. Ансельм был самым главным в этом люксовом ресторане — в этом я была теперь совершенно уверена. Так выглядело его царство. Сотни специй, большинство из которых вырастил, собрал и высушил он сам, были отсортированы по алфавиту и промаркированы тонким шрифтом: абсент, девясил, анис. Каждая вещь имела свое собственное место. Всюду очень чисто. Осторожно, чтобы не обжечься, при помощи полотенца он достал сладко пахнущую вишней запеканку из печи.

— Как я могу помочь вам, Ирина?

— Вы уже давно здесь, на вилле? — спросила я.

Он посыпал запеканку сахарной пудрой, дал две прихватки и помог надеть их на руки.

— Шестнадцать с половиной, — сказал он, гремя посудой за моей спиной.

— Что шестнадцать с половиной?

— Я здесь шестнадцать с половиной лет. Должен быть кто-то, кто позаботится о благополучии Ноя.

Эта цифра привела меня в некоторое замешательство. Сестра Фиделис тоже была здесь шестнадцать с половиной лет. Это не могло быть случайным совпадением. Итак, я определила, Ною было примерно столько же лет. Они знали его, еще когда он был ребенком? Значит, что он живет здесь всю жизнь? Это было еще страшнее.

— Следи за тем, чтобы запеканка не упала. Я приготовил ее с любовью.

В присутствии сестры Фиделис он был со мной на «вы», а оставшись наедине — по-другому… Фрик-шоу.

На террасе все, кроме Ансельма, ели свежий вишневый пирог, которым я, хотя он имел небесный вкус, не могла толком насладиться. В моей голове никак не укладывалось, что они жили здесь столько лет. Передо мной все время вырисовывался образ рая в золотой клетке. Почему они выбрали для себя такой образ жизни? Вероятно, для того, чтобы повернуться спиной к миру, бушующему где-то вдалеке от них, позади высоких скал, ущелий и вод. Я должна признать, что идея ничего не знать о заботах мира была довольно привлекательной. О, спокойный мир. Спокойный, ложный мир. От чего ты скрываешься? Мои мысли были спутанными, вероятно, из-за жары. Я понимала, что мне плохо, чувствовала себя, как стриж без перьев, выпавший из гнезда, для которого любая помощь может оказаться слишком поздней. Я пыталась сконцентрироваться на своем дыхании и обрести почву под ногами.

Когда мы закончили, все ожидали того, что, как обычно, ровно в семь сестра Фиделис встанет и пойдет в библиотеку, куда вместе с ней, по обыкновению, отправится Ной. Но сегодня все было иначе. Из-за жары сестра Фиделис отказалась от обязательной программы, взялась за рукоделие и позволила Ансельму — «Но это действительно последнее, мой дорогой» — после всего остального налить себе горькой настойки, которую принес Ансельм и которая была очень полезна для пищеварения. Виктор играл в шахматы против Ноя. Как он мог знать положение фигур?

Кратко заметив, что я хотела бы еще немного почитать, я распрощалась.

— Нужно ли вам еще что-то? — спросил меня Ансельм. Я покачала головой и буквально убежала в дом, чувствуя себя незваным гостем, который помешал загадочной семейной идиллии.

Я просто не понимала этих людей. За исключением Виктора, который лишь однажды выезжал, чтобы отвезти мое письмо на почту, все всегда находились здесь. Или, возможно, я просто не знала, когда кто-то уезжал. Но что никто не приезжал сюда, это точно. Говорили они мало. Монахиня или читала лекцию, или с нежностью говорила о погоде. Ансельм ни о чем особенно не говорил, а больше слушал, прислуживал, варил и чистил и не уставал подчеркивать, что где-то чего-то постоянно не хватает и что он ничего не успевает. Виктор, который выделялся среди них, рассказывал о гнилых деревьях, сломанных заборах, короедах, форели, которая в этом году была особенно большой, или беспорядке, который снова учинили барсуки в лесу. Погруженный в себя, Ной также обычно предпочитал молчать. Ничто, казалось, не связывало их друг с другом. Казалось, каждый из них выполнял определенную функцию. Сестра Фиделис учила. Ансельм готовил и убирал. Виктор занимался лесом. А Ной? Который жил здесь. Наедине с этими тремя взрослыми людьми. Шестнадцать с половиной лет. Почему?

Шахматная игра, продолжавшаяся на террасе подо мной, — Ансельм давал советы Виктору, — вероятно, может затянуться до ночи. О встрече под буком я могла забыть. Сестра Фиделис уже давно должна была спать. Незадолго до полуночи словно чего-то ожидавший Ной наголову разбил обоих своих противников.

На цыпочках я вышла из своей комнаты. Шума в доме было больше чем обычно. В стенах что-то громко трещало, пели водопроводные трубы. Казалось, будто дом знал, что я собралась совершить что-то запретное, что — то такое, о чем не знал никто. Я дрожала. Если я встречу кого-то, то скажу, что я забыла на террасе свою вещь. Но я никого не встречала. Нервно оглядываясь, я пробиралась по каменным ступеням, быстро пробежала по газону на террасу и остановилась за буком, который, как старик, своими могучими ветвями защищал меня.

Никто не пришел. В комнате под крышей горел свет. Кто там жил? Точно не Ной. Свет был ему не нужен. Вероятно, Ансельм. Свет погас через некоторое время. Никто не пришел. Никто не пришел.

Я села на песок и прислонилась к стволу дерева. Никто не пришел.

Вдруг из соседнего леса донесся звук, который заставил меня вздрогнуть, — он был похож на крик ребенка. Меня передернуло, и я плотнее обхватила руками колени. Снова этот крик. Возможно, это кошачья драка? Но здесь, наверху? Ветер усилился. Деревья зашумели. От дурманящего дневного зноя не осталось ничего. Сейчас была приятная прохлада. Громко шумели сверчки. Вокруг меня порхали летучие мыши. Мои веки отяжелели.

Я испугалась, когда кто-то коснулся моего плеча.

— Ирина, — прошептал Ной и прошелся своими пальцами над моей головой.

— О! Ты напугал меня!

— Тс… — Он помог мне подняться. — Иди за мной!

— Куда? — спросила я, хотя столько других вопросов вертелось у меня на языке.

— Тихо. Я не мог уйти раньше. Прости меня, пожалуйста. Пошли. Быстро.

Он говорил так тихо, что я едва услышала его. Я последовала за ним через луг в сторону леса, туда, где он встретил лису. Казалось, Ной точно знал, куда он шел. Несколько раз он проверил ногами, действительно ли мы вышли на лесную дорогу.

Стало холоднее и гораздо темнее. Деревья придвинулись ближе. По моей спине пробежала дрожь. Я никогда не была ночью в лесу. Кто-то впорхнул над нашими головами. Я вздрогнула и подавила крик страха.

— Что? — спросил Ной испуганно.

— Ничего, — вздохнула я, едва скрывая свой страх. Я перестала нервно теребить свою рубашку и прислушалась. Вокруг меня что-то зашуршало и треснуло. — Что это?

— Треск листвы и сучьев? Может быть, полевки или что-то другое. Эти животные не сделают тебе ничего, — сказал он и медленно пошел дальше, подобно черной фигуре передо мной.

— Осторожно, здесь корни.

Корни? Отлично. Ведь они как раз были для меня ужасным препятствием. Я остановилась, дрожа всем телом. Сделав несколько шагов, он понял, что меня нет рядом, также остановился и повернулся ко мне.

— Что такое? — тихо спросил он. — Мы почти пришли.

— Почти пришли? Что ты задумал?

Он медленно подошел ко мне, так близко, что я могла ощущать его горячее дыхание на своем лице. От него пахло ванильным сахаром.

— Я хочу поговорить с тобой спокойно. Наедине.

— Мы могли бы поговорить и на вилле, — заметила я и почувствовала на себе чьи-то взгляды — вероятно, над нами сидели совы.

Ной вздрогнул.

— Черт! — Он схватил меня за запястье и потянул за собой через ветки и колючки.

— Постой. Что ты делаешь?

— Тихо, — ответил он и упал на колени. — Быстрее.

В сердцах я хотела потребовать объяснений, как вдруг увидела луч света от карманного фонарика, который мерцал в лесу. Мне стало жутко. Только сейчас я увидела, что Ной положил руку на мое плечо, видимо желая успокоить. Но это не особенно помогло. Теперь и я услышала шум шагов, который он уловил намного раньше.

— Кто это?

— Виктор, — прошептал он мне на ухо.

И в самом деле Виктор шел по лесу с фонариком в руке. Над нашими головами пронесся крик птицы.

— Это всего лишь сыч.

Световое пятно постепенно удалялось, уменьшалось и, наконец, исчезло совсем.

— Я думаю, он ушел, — сказал тихо Ной.

— Куда он пошел? — Я раздавила муравья или что-то вроде этого, ползавшее по моей голени. Дрожь охватила все мое тело.

— Домой.

— И почему, черт возьми, он не должен знать, что мы здесь? — спросила я, думая про себя: вот это настоящий дьявол! За весь день не сказал мне ни слова, а потом посреди ночи потащил в этот ужасный темный лес.

Я встала, дрожа. Рядом со мной из чащи с шумом выбежал огромный зверь. Крик застрял в моем горле. Сердце стучало так сильно, что казалось, я вот-вот задохнусь. На долю секунды у меня потемнело в глазах.

— Олень или какой-то другой зверь, — сказал Ной с невозмутимым видом, который выводил меня из себя. — Пока лес живет, нам не нужно беспокоиться. Опасно было бы, если бы здесь стояла мертвая тишина. Тогда можно было бы предположить существование чего-то вселяющего в животных страх, чего-то такого, чего нам действительно нужно бояться.

Ветви деревьев скрипели. Это сообщение Ноя, выдержанное в духе старых времен, отнюдь не успокоило меня. Когда перед моим лицом вспорхнуло какое-то крылатое насекомое, судя по всему бабочка, я чуть не сошла с ума. Я должна выбраться отсюда. Сейчас же. Не в силах взглянуть налево и направо — мою шею будто сковало, — я стала искать путь к вилле.

Когда я направилась на поляну, Ной схватил меня за руку.

— Пожалуйста! — умолял он. — Я не хотел тебя напугать. Я не знал, что лес наводит на тебя такой страх. Я хотел поговорить с тобой так, чтобы нас никто не услышал.

Я едва дышала, но услышала его мягкую просьбу.

— Кто может услышать нас ночью?

— Неужели ты не заметила камеры на вилле? Они повсюду. Меня контролируют днем и ночью.

Я замерла:

— Зачем это нужно?

— Потому что они не хотят ни на секунду упустить меня из виду, — сказал он. — Я обо всем тебе расскажу, но не здесь. Я не знаю, где находится Ансельм и какой охват у этой системы контроля.

Я не могла поверить в то, что услышала. Камеры? Не абсурдно ли это? Но Ной говорил так серьезно, что я не стала ему этого говорить.

— Пожалуйста… не в лесу, — сказала я и почувствовала себя пятилетним ребенком.

— Ты так боишься?

— Я выросла в большом городе. В лесу мне не по себе.

На мгновение он задумался, но не смог ничего придумать. Тогда я предложила ему место у поленницы, которая находилась внизу, у озера, на краю леса, где я помогала Виктору переносить ветки. Ной кивнул и пошел по траве, гравию и далее по лесному участку Х-пути вниз.

— Это ты вырезал знаки на деревьях? — спросила я.

— Да, но это было очень давно. Они мне больше не нужны.

Я была рада тому, что он шел впереди. Хотя я знала этот лес, ночью все здесь было намного страшнее. Мы пошли налево, придерживаясь береговой линии. Потом Ной остановился в растерянности, не зная, куда идти дальше.

— Ты знаешь дорогу? — спросил он тихо.

— Да. Я возьму твою руку? — Я почувствовала себя беззащитной, когда говорила это.

Он нащупал мой локоть:

— Можно я?

— Да, — сказала я и невольно подумала, что некоторое время назад могла бы просто кивнуть в ответ.

Он осторожно взял меня под руку. Я отвела локоть, как посторонний предмет, подальше от себя, и не обращала внимание на то, чего касались его пальцы. Так мы шли некоторое время. Я смотрела под ноги, а он споткнулся о камень и еле сдержал возглас боли.

— Извини, — сказала я.

Камеры видеонаблюдения. Ко всему прочему, он страдает манией преследования.

Загрузка...