Вслед за Виктором я вышла через холл на улицу. После прохладного воздуха в доме меня обдало теплом, как из вентиляционной шахты метро. Я сразу начала потеть, но для меня это не было неприятно, как при лихорадке или от страха. Это было тепло, наполнявшее меня.
Вместе с Виктором по одной из множества лестниц мы прошли в сад, к каменной дороге, мимо газона, раскинувшегося перед старинной стеной, которому могли бы позавидовать даже в средневековом монастыре, — здесь цвел шалфей, кресс светился оранжевым светом, цветы коровяка устремились в голубое небо. Зеленый лук пучками. На маленьких табличках были написаны названия трав: дягиль, калган, африканский душистый шалфей, очанка лекарственная, тимьян ползучий, тысячелистник обыкновенный, мускат, душица, золотарник и лимонная вербена. Аромат был таким насыщенным, что я с удовольствием искупалась бы в нем. Солнечные лучи согревали мои голые руки. Мы попали в лабиринт цветущих кустарников, приятный холодок пробежал по моей коже, как вдруг неподалеку показалась огромная тень — тень большой скалы, которая возвышалась в пятистах метрах от дома и вчера показалась мне страшной. Сегодня она уже не была такой. Она просто была большой. Даже гигантской.
Я немного затормозила, чтобы наклонить голову, но Виктор не останавливался. Он пошел в противоположном направлении. Путь через луг привел нас к стеклянному дому, в котором можно было выращивать салат для городка средних размеров. Виктор толкнул дверь и закрыл ее сразу же после того, как мы вошли. У меня сперло дыхание от горячего воздуха, наполненного ароматом жасмина. Здесь пахло землей и орхидеями. Виктор привел меня в ту часть, где росли только овощи, главным образом помидоры, перец и кабачки.
— Здесь у каждого из нас есть свой участок, — сказал он мне. — За съедобные травы отвечает Ансельм. Он справляется с этим очень хорошо. За пределами этого дома у него есть еще несколько парников и высоких грядок, а также ягодные кустарники, чтобы у нас всегда были свежие овощи и фрукты. Грибы, чернику, бруснику, бузину и разные дикие травы он приносит из леса. Иногда я привожу ему кое-что.
— Что это? — Я показала на листья в углу высотой по колено.
— Моя табачная плантация, — сказал он с гордостью. — Многолетний опыт. Важная вещь. — Он наклонился ко мне. — За ним растет еще кое-что, но сестре Фиделис лучше ничего не знать. Я надеюсь, ты не выдашь меня.
— Нет. — Я засмеялась.
За фонтаном в каменных чашах кто-то выращивал кактусы всевозможных размеров.
— Это Ной, верно?
Не знаю, почему я это сказала.
— Ной и кактусы? — Он странно посмотрел на меня. — Однажды он голыми руками взялся за один из них. Мне понадобилось три часа, чтобы вытащить из его пальца все колючки. Он ненавидит эти растения. Их разводит сестра Фиделис. Вон там. Это участок Ноя.
Он привел меня в дикие джунгли. На несколько метров в высоту вытянулись экзотические деревья, кустарники, цветы и листья. Вокруг нас все текло и булькало. Теплые испарения поднимались к стеклянной крыше. Стекла запотели, и на них выступали следы конденсата — вода, которая затем крупными каплями с шумом снова падала на листья. Вокруг нас летали бабочки, маленькие и большие. Виктор протянул руку, и очень большая бабочка села на нее. Ее крылья светились всеми цветами радуги. Я не знала, что существуют такие создания.
— Здесь мне особенно нравится, — сказал он.
Я хотела прикоснуться к бабочке, но она улетела, и вместо этого я дотронулась до папоротника, который был мне почти по шею:
— Что это?
— Понятия не имею. Не знаю, как это удается Ною, но все, что он сажает, вырастает больше и выше, чем обычно. У Ноя даже монеты пускают корни. Он принес сюда гусеницу этой радужной бабочки. Но, пожалуйста, не спрашивай меня откуда.
Растения были высотой до потолка — деревья, названия которых я не знала, персики, финиковые пальмы, пышные авокадо — они никогда не выживали у меня, — лимонные и апельсиновые деревья, между ними травы, папоротники и дикие цветы, чем-то напоминающие орхидеи.
— Когда Ной в лесу находит что-то, что ему понравится, он откапывает корень и сажает его здесь. Или же просто кладет семена плодов в землю…
Он посмотрел на свои наручные часы простой модели с потертым кожаным ремешком.
— Ты могла бы здесь еще немного осмотреться, а мне уже пора приниматься за дела. На такой большой территории дел всегда очень много.
Я осталась еще ненадолго, а потом мне стало слишком жарко и неприятно от влаги. Я чувствовала себя как в сауне и захотела вернуться в дом. При этом я осознала, что мне нужно перестать наконец думать только о себе. Я понимала, что это эгоизм особого рода, который уже давно должен был стать очевидным для меня. Но что-то во мне противостояло доводам рассудка. Несмотря ни на что, я не отступлюсь от этого диковинного места и от его тайны так скоро.
Я хотела бы остаться здесь — это решение как будто зрело во мне очень долго и спонтанно пришло на ум в тот момент, когда я спросила сестру Фиделис, можно ли отправить письмо. Надолго ли я остаюсь, я не знала. Но я хотела сделать это.
Дом встретил меня прохладой и уютом, словно заключая в свои объятия. Странный туман окружал меня теперь, когда я была совсем одна. Было тихо, и меня охватило сильное чувство, которое я не могла объяснить. Это была тоска, которая причиняла мне боль, делая меня одновременно абсолютно спокойной и возвращая меня к самой себе.
Настало время написать письмо родителям.
Я вернулась в свою комнату, и в тот момент, когда я закрывала за собой дверь, я вдруг услышала тихий голос. Это сестра Фиделис? Она была с Ноем на одном этаже? Я вышла на балкон. Нет. В какой-то из комнат, должно быть, открыто окно. Но голоса доносились сверху.
— Indicatif passe composé[6], — говорила монахиня по-французски.
И тем же голосом, что во время молитвы, Ной отвечал:
— Je suis parti, tu es parti, il est parti, elle est partie, nous sommes partis, vous êtes partis, ils sont partis, elles sont parties[7].
— Oui, passé antérieur, s’il vous plaît[8], — сказала сестра Фиделис.
— Je fus parti, tu fus parti[9], — сказал Ной.
Он был вундеркиндом? Возможно, этим объясняется собрание здесь непонятных мне людей. Может быть, Ной получил этим летом своего рода награду для высокоодаренных. Но монахиня? Это показалось мне неправдоподобным. Если только его родители платили достаточно, конечно, не ей самой, а церкви, к которой она принадлежала.
Я прислушалась и подошла ближе к месту, откуда доносились звуки. По меньшей мере на один или два этажа выше меня. Я еще раз вышла, поднялась на два лестничных пролета вверх и зашла в первое попавшееся мне небольшое помещение под крышей. Здесь также был балкон, который выглядел уже ненадежным и старым. Выдержит ли он меня? Я балансировала на досках. Через некоторое время я услышала их голоса и бросила осторожный взгляд с балкона в ближайшую комнату через настежь открытую дверь.
Сестра Фиделис сидела спиной ко мне, Ной — прямо напротив меня. Его глаза были направлены на меня, но ничего не видели. Через узкие деревянные окна в уклоне крыши на солнечном свету я увидела облака пыли. Здесь, под крышей, было нестерпимо душно. Кому пришла дурацкая идея учиться в такой прекрасный летний день? И если уж это необходимо, то почему бы не присесть в тени бука?
В помещении было много запылившихся чучел животных — стервятников, сурков, бурундуков, глухарей, фазанов. Это все осталось от сэра Морриса? Как в школьном классе, здесь был скелет человека, который жалко болтался на крючке, а также объемные модели зуба и сердца, легко разбирающиеся на отдельные части. В стеклянных бутылках плавали странные, уже до неузнаваемости изменившиеся животные, к табличкам были приколоты шершни и разноцветные жуки, висели карты позапрошлого века и пожелтевшие рисунки, на которых были изображены органы и весенние цветы необычных расцветок, как будто что-то из этого было нужно Ною. Рядом с ним на деревянном шкафу стоял старый вращающийся земной глобус, на котором были трехмерные изображения мировых горных массивов. Сила трех человек нужна была, чтобы втащить сюда этого монстра.
Многие захотели бы все это потрогать, но я не представляла себе, какое в этом может быть удовольствие. Я вошла в комнату. На небольшой полке за дверью стояли новые модели: поезд, небоскреб, дома, машинки, самолеты, вертолеты и космические ракеты. Толстый слой пыли говорил о том, что Ной много лет не прикасался к ним. Или вообще никогда.
— Subjonctif passe[10], — сказала сестра Фиделис.
Ной убрал свои темные волосы с потного лба. С напряжением в голосе он отвечал:
— Que je sois parti, que tu sois parti и так далее до que vous soyez и partis qu’elles soient parties[11]. Я считаю, что здесь немного сквозит.
— Правда? — Сестра Фиделис встала и пошла к моему укрытию.
Как он понял, что я была здесь? Никакого сквозняка не было. И в такой духоте любой ветерок — благо. Он так сильно хочет от меня избавиться? Или это совпадение?
Тяжело вздыхая от жары, монахиня закрыла балконную дверь. Жаль, ведь мне хотелось услышать, сколько еще будет продолжаться эта игра. Я пробралась в коридор и испугалась, когда увидела Ансельма, который с половой тряпкой, ведром и стеклоочистителем поворачивал за угол. Мне показалось довольно необычным его появление здесь именно сейчас. Он шпионил за мной?
Он поставил ведро.
— Я могу вам помочь? — спросил он мягко.
— Я лишь хотела попросить у сестры Фиделис канцелярские принадлежности, — сказала я, будто извиняясь. — Я не была уверена, можно ли спросить их у вас.
Он поставил стеклоочиститель в ведро:
— Если что-то понадобится, вы можете обратиться ко мне в любое время. Я в вашем распоряжении.
Я прошла за ним другим путем несколько этажей вниз, в контору. Он достал из ящика пустые листы бумаги, конверт и ручку. Я поблагодарила и пошла в свою комнату.
Прошло еще много времени, прежде чем я наконец приступила к письму.
Дорогая мама, дорогой папа!
Прежде всего хочу сказать вам, что со мной все в порядке. Мои дела идут просто замечательно. Сейчас у меня что-то вроде отпуска! В одиночку! Я уже давно не чувствовала себя такой энергичной и свободной. Простите, пожалуйста, если заставила вас беспокоиться. На этот раз совершенно напрасно. Я не могу сказать вам, где я нахожусь и что именно произошло, потому что, наверное, вы не поймете. Скажу лишь, я пошла на риск. Я не решилась на поездку, не зная, чем она закончится. К вам у меня нет никаких претензий. Это было мое решение. Я знаю, что вы желаете мне только хорошего, но, в конечном счете, я сама несу ответственность за собственную жизнь. Я не знаю будущего. Возможно, в нем найдется место для удивительных вещей. Одно лишь мне ясно: все ново, увлекательно и полно тайн. Я не могу обещать, что со мной ничего не случится, — человек никогда этого не знает. Прямо у порога нашего дома на меня может наехать автомобиль. Но здесь, уверяю вас, нет автомобильного движения. Можете поверить мне. Все будет хорошо. Так или иначе.
К сожалению, у меня нет возможности связаться с вами. Я могу сделать это только через письмо. Как только смогу, я с вами свяжусь. Пожалуйста, не ищите меня.
Я вас очень люблю. И спасибо за все, что вы для меня сделали. Я не могла бы даже пожелать лучших родителей.
Сначала я хотела написать свое имя, но подумала, что сестра Фиделис может прочитать письмо, и потому решила этого не делать.
Быстрее, чем задумывала, я сложила бумагу, положила письмо в конверт, лизнула клейкую полоску — впервые за долгое время, прошедшее с тех пор, как я последний раз делала это. Я забыла, что по вкусу она напоминает арахис. Или это особенный конверт. Едва научившись писать, я ради удовольствия однажды отправила письмо бабушке в театр. Она повесила его за стойкой между бутылками виски и золотым зеркалом и с гордостью рассказывала каждому посетителю о том, что оно пришло от внучки.
На конверте были влажные пятна. Пятна от моих пальцев. Я вспотела от нервного напряжения. Чтобы не дать никакого намека на свой домашний адрес, я написала на конверте адрес приемного отделения, которое принадлежало моим родителям. В графе «Кому» я написала: доктору Роберту Менделю, моему отцу. При необходимости я могла бы сказать сестре Фиделис, что забыла отменить тест — спортсмены постоянно должны проверять работу своего сердца и легких. Для безопасности я написала на конверте: Eilsendung EXPRESS[12]. Я не знала, как это точно называлось.
Опустив письмо в коробочку, в которой лежали еще два письма и посылка от сестры Фиделис, я почувствовала себя легче. Надеюсь, Виктор быстро доставит все в почтовое отделение. Этим письмом я выигрывала время, хотя и не могла представить себе, какова будет реакция родителей.
Я побежала вниз по каменным ступеням, потом по щебню и траве поднялась на лесистый склон и чувствовала, что радость уносит меня ввысь, как разноцветные мыльные пузыри. Это было правильное решение. Я хотела обнять ствол дерева! Свобода! Приключения! Вот то, что на самом деле обещало это письмо.
Сначала я хотела спуститься к озеру, но не нашла дорогу, а путь через лес показался мне тогда очень опасным, хотя дело было днем. Поэтому я побежала по опушке. И вдруг мне на глаза попался ствол дерева, на котором много лет назад был вырезан знак Х. Со временем оно разрослось, и Х вытянулся и искривился. Дерево пыталось защититься от раны, и вокруг X образовалось утолщение. Я ощупала его и почувствовала, будто я была не первой, кто это делал. В этот момент я увидела пешеходную дорожку, которая проходила рядом с деревом с Х и вела в лес. Такую же метку я нашла еще на нескольких деревьях. Ориентируясь по ним, я шла вниз по высохшим листьям прошлогодней осени, между корнями и мхом. Сквозь листья пробивались солнечные лучи. Еще несколько минут назад я готова была обнимать любимые деревья и чувствовала себя превосходно, а теперь каждая клетка моего тела была напряжена. Я затаила дыхание, не понимая, что вызвало во мне такую перемену чувств. X напомнил мне о Ное. Мне было грустно, когда я думала о нем, хотя я должна была быть злой на него за то, как он относился ко мне. Но в том, что окружало Ноя, многое было не так. Почему я не видела его родителей? Где его семья? У него есть братья и сестры? Или друзья? Когда он ходил в гости? Кто его возил? Ной позволял любимому им Виктору брать его с собой в поездку в соседнюю деревню или город?
Так или иначе, он казался мне очень одиноким. Я понимала его. У меня была Кэти. Ей я могла рассказать все. А была ли своя Кэти у Ноя?
Я быстро побежала дальше вниз через лес и уже через несколько минут увидела цветущую равнину, в центре которой светилось горное озеро. Скалы и вершины отражались в нем. У пристани, окруженной камышом, покачивалась лодка. Около озера проходила дорога. Огненная саламандра быстро пробежала передо мной. Я гуляла, несмотря на сильную жару. Высоко надо мной снова и снова кричала хищная птица. Не очень хорошо разбираясь в хищных птицах, я наблюдала за тем, как она величественно парила в небе. Вскоре я заметила веревку, которая была натянута рядом с дорогой от одного края к другому. Возможно, она служила Ною в качестве ориентира. Вчера, после приезда, я увидела его бегающим здесь.
По пути мне встречались желтые, белые и синие горные цветы. Я понятия не имела, как они называются, но были они сказочно хороши, как солнце на небе. У меня немного кружилась голова, и хотелось пить, а потому я была рада, когда увидела озеро. Той же дорогой, по которой я пришла сюда, я теперь возвращалась в лес — в нем было на пару градусов холоднее и страшнее. Я попала лицом в паутину, перепугалась и решила, что паук спрятался в моем воротнике. Насколько возможно быстро, я поднималась, ориентируясь по деревьям с отметкой Х, и, разгоряченная, вышла на площадь перед виллой.
— Где вы были? — Сестра Фиделис встретила меня в воротах.
Я пошла ей навстречу по каменным ступеням. Ной поднялся из кресла-качалки на веранде и пошел за мной. Я бросила взгляд на корзину. Какая досада. Письма все еще там. Виктора нигде не было.