Однажды утром — не знаю, сколько дней прошло с тех пор, как я приехала на виллу, — небо окрасилось в другой цвет — не насыщенно-синий, а молочный, почти белый. Солнце ярко сияло, и, пожалуй, никогда еще здесь не было такой невыносимой жары и духоты.
С балкона я увидела Ноя. Он медленно шел в сторону озера, время от времени делая остановки. И все же было удивительно, насколько быстро он выздоровел. Свою тренировку он совершал с огромным усилием воли, всем своим видом давая понять, что на этом пути его ничто не может остановить.
Она мне не поверила… она предала меня, пронеслось в моей голове. Это были действительно его слова?
— Будет сильная гроза, — крикнул мне Виктор и поднялся на крышу, чтобы переложить сломанные кирпичи и отремонтировать громоотвод.
Эта знойная жаркая погода влияла на сестру Фиделис. Она выглядела больной, у нее уже не было сил ходить за Ноем тенью, от чего ему самому, разумеется, было гораздо комфортнее. Что происходило в его душе? Я больше не знала.
Он изо всех сил старался отгородиться от меня. Наш союз был разрушен. Его лицо мне не нравилось — на нем были заметны агрессия, ярость и недоброжелательность. Стена, которую он воздвиг вокруг себя, была толще, чем вначале.
Почему он так поступал со мной? Чего он от меня ожидал? Он действительно думал, что я могла оставить его при смерти? Я должна была уйти? Да, возможно, я могла бы остаться в городе и попросить о помощи своих родителей. Я наверняка смогла бы добиться их согласия, и мы поехали бы на виллу. Там они нашли бы Ноя между жизнью и смертью. И что они сделали бы тогда? Осмотрели бы его? Как это делали многие врачи до них? Я дотронулась до своей руки и вдруг представила себе, что они точно так же стоят в растерянности у его кровати, после того как сестра Фиделис рассказала им его историю. Как будто мои родители были лучше, чем все остальные врачи. Я всегда хотела этого. Родители, которые могут вылечить любую болезнь. Родители, которые никогда не бывают беспомощными. Родители, у которых есть решение любой проблемы. Но они были бы так же бессильны, как и все остальные, как я, как Ной.
В полдень горные вершины оказались в зоне массивного атмосферного фронта. Как по линейке, тучи стеной надвигались на виллу. В вершинах деревьев уже начиналась буря. Застучали ставни. Ансельм и Виктор бегали около виллы, собирая стулья, столы и зонтики, проверяя, готов ли стеклянный дом к большому ненастью, заходили в комнаты, чтобы закрыть окна и мансарды и занести в дом вещи, разбросанные повсюду веники, грабли, горшки и лейки.
Ансельм позволил мне накрыть стол к ужину. Ноя я пока что не видела. Внезапно меня охватил страх. Сегодня что-то случится. Казалось, что все чего-то ждут. Все мы жили как в клетке и не могли найти выход. Во всяком случае, так я думала тогда. Наверное, буря сможет вытащить нас из этой безнадежной ситуации.
Сестра Фиделис пришла к столу, потому что так положено, но почти ничего не ела. Она казалась слабой и хрупкой, как никогда. Только Ансельм был доволен, потому что Ной был в ударе: он проголодался и трижды попросил добавки, не видя удивленных взглядов, обращенных на него. Только теперь я заметила, что он уже не выглядел больным. Когда в нем произошла эта перемена? У него здоровый цвет лица. Это было почти как превращение после концерта: тогда в течение нескольких минут он превратился в смертельно больного, а сейчас — наоборот.
Я больше не могла там находиться и вышла на террасу. Сильный ветер растрепал мои волосы. Первые капли дождя падали на гравий, черные пятна размером с монету 20 центов лежали на горячей каменной лестнице перед входом, предвещая столбы пыли со всех сторон. Как по нажатию кнопки, усилился дождь. Какое счастье после долгой засухи! Неожиданно ко мне подошел Ной. Его глаза были закрыты, в руках он держал зонтик, а по его лицу бисером разлетались капли дождя. Под мокрой футболкой были видны грудная клетка, ребра и пупок.
Ансельм и Виктор стояли за нами и разговаривали о большой грозе, которая вот-вот начнется. Я не могла отвести глаз от Ноя, который стоял передо мной, насквозь промокший и переливающийся разными цветами. Вероятно, этот эффект создавали капли при слабом свете солнечного луча, который все еще пробивался сквозь облака? У меня было ощущение, что он светился всеми цветами радуги. Или он обладал тем, что некоторые люди называли аурой. У Ноя она была такой силы, что даже я могла ее видеть. Или все это происходило потому, что мы находились далеко от цивилизации. Возможно, я еще найду здесь цветочных эльфов. Однако в выражении его лица не было ничего сказочного. Он выглядел так, как будто попал в переливающийся мыльный пузырь, который ничто и никогда не сможет разрушить. Мыльный пузырь — толще, чем бронированное стекло. Настолько непроницаемый, что я не смогу услышать его, если он меня позовет.
Внутри меня все сжалось. Я хотела, чтобы все стало как раньше. Как раньше, когда он был со мной, когда он согревал меня своим телом и своей душой и я чувствовала себя в безопасности. Когда мы летали по лесу в одном мыльном пузыре. Мне так не хватало его близости.
Вдруг он повернулся. Поднялся по лестнице и остановился прямо передо мной. Капли с его волос падали на мои плечи. Нити дождя подступались к нам сбоку, порывы ветра бушевали в кронах деревьев. Он открыл рот, и мне показалось, что он хотел что-то сказать. Но затем он снова закрыл рот. Капли дождя и слезы смешались на моих ресницах. Я могла бы поклясться, что он тоже плакал, уходя обратно в особняк и оставляя меня в совершенном смятении.
И в тот же момент словно сильный ветер сорвал толстый шерстяной покров с моей души, пелену с моих глаз и вытащил затычки из моих ушей. Я представила свою жизнь. Нашу жизнь. Нашу совместную жизнь. Мне хотелось громко закричать ветру: «Я люблю тебя, Ной! Я люблю тебя!»
Как я могла оставить его в такой ситуации? Как я могла допустить, чтобы он остался один на один со своей болезнью? Почему он не понимал, что происходило со мной? Я бы никогда не смогла оставить его в одиночестве. Никогда. Если он болен и это значит, что ему придется остаться здесь навсегда, я тоже останусь здесь навсегда. Так просто. Это было райское место. Конечно, я должна подумать о своих родителях, о школе, обо всем этом, но — самое позднее — после окончания курсов я смогу осуществить свой план. Мы сможем быть вместе, и ничто нам не помешает, ведь его болезнь не от меня. Пока он здесь, ему хорошо, у него ничего не болит, он полон энергии и может делать все что хочет. Мне нужно сказать ему об этом. Прямо сейчас!
Ной! Я останусь с тобой. Нет ничего прекраснее, чем жить с тобой в этой красоте. Все проблемы останутся далеко, очень далеко. У нас будут дети. Мы создадим семью. Вилла наполнится жизнью. Я приглашу Кэти. И моих родителей. Каждое воскресенье у нас будет праздник с друзьями и детьми. Они смогут заниматься с сестрой Фиделис, если она этого захочет. Ансельм будет счастлив, ведь отныне он сможет каждый день печь пироги. Мы наймем еще одного человека, который будет помогать ему ухаживать за вещами. Виктор научит наших детей обращаться с животными, покажет им лес.
Мое представление о счастье стало еще более ярким, пока я бежала вверх по лестнице и быстрым шагом шла по коридорам. Я видела Ноя и себя лежащими на берегу озера и мечтающими, в то время как наши дети играют в желтых цветах и составляют венки из лесных ягод. Или бегают вокруг Ноя и веселят его. Я представляла наше совместное воскресное пробуждение. Моя голова на его груди, он гладил ее. Дети бегали вокруг и запрыгивали к нам в постель. Мы были вместе и любили друг друга до конца наших дней.
— Ной! — крикнула я и ворвалась в его комнату. — Я должна тебе кое-что ска… Ной?
Я остановилась как вкопанная. Его кровать застелена. В комнате никого нет. От шума разбушевавшейся стихии у меня заложило уши. По стеклам барабанил дождь.
Я быстро бегала, но от этого удара остолбенела и едва могла пошевелиться.
Где ты? Я слушала шум дождя, рокот ветра, из-за которого вся крыша трещала и скрипела, и раскаты грома. Фонтан воды с крыши стекал на террасу и бил по стеклам. Вода ручьями лилась с потолка на пол.
Вдруг на улице стало так тихо, как будто кто-то нажал выключатель. Дождь прекратился. Только ветер по-прежнему раскачивал верхушки деревьев. Мне было не по себе. Тишина меня испугала. Я вся от головы до кончиков пальцев ног была в напряжении, ведь обычно затишье бывает перед бурей. Мой взгляд упал на старую печатную машинку Ноя — я нашла в ней лист бумаги.
«Настало время. Я не могу оставаться здесь дальше. Лучше я умру, чем буду жить взаперти. Я хочу быть свободным. Я хочу знать, кто я такой. Ной».
Мой подбородок задрожал. Я прижала руку к губам, потому что моя мечта лопнула, — окровавленные, наши общие дети лежали в лесу; из ниоткуда передо мной явились образы взывающих ко мне лисы и Ноя, лежащего рядом с ее растерзанным телом, — его черные волосы были смешаны с кровью. Тогда я встала и побежала. Я должна помочь ему, я не могу оставить его одного! Я слышала только звук собственных шагов. Под беркутом мне пришлось остановиться. Что-то нужно было делать. Я задержала дыхание и прислушалась к гнетущей тишине, которая, словно невидимый колпак, накрыла виллу.
Мои чувства обострились, и я буквально слышала ее. Мне казалось, что вокруг стоит такой шум, будто взорвалась целая скала. Короткая вспышка. Я поползла по лестнице, нашла вход в свою комнату и нащупала выключатель. Лампы не работали. Электричества не было. Кромешная тьма, и на небе нет луны. Только густые облака и ни одного источника света. Раскат грома. Где-то там был Ной. Один. Слепой.
В ящике нашла свой телефон. Слава богу. Аккумулятор сел еще не полностью. Включив фонарик и держа телефон перед собой, я пробиралась по коридору.
— Ной! — Мимо всех этих ужасных картин охоты, под взглядами убитых животных. — Ной, ты здесь? Где ты?
Он сбежал. В такую погоду! Может быть, он на самом деле безумен? Как он сможет найти дорогу? Он не зайдет дальше озера или стеклянного дома. Когда я подумала о водопадах и ущелье, мне было плохо. Или он собрался покончить с собой, или я не понимаю, как можно объяснить такое поведение.
Мне казалось, что я нахожусь в открытом море на борту корабля, а где-то там был раб, который захотел воспользоваться непогодой, чтобы сбежать и обрести свободу. Господи, Ной! Я начинала ненавидеть его. Какой же он был упрямый! Возможно, он прятался в одной из комнат и выжидал подходящий момент, чтобы сбежать, — я все еще надеялась на это.
— Ты здесь?.. Ной! Ты еще здесь?
Никто не отвечал. Вместо этого раскаты грома, молния, шторм и стена дождя — сейчас сильнее, чем раньше. Как далеко он мог уйти? В каком направлении? Во мне закипал гнев. Почему он не поговорил со мной? Почему он просто встал и ушел? Совершенный идиот! Невыносимо упрямый! Чертыхаясь, я бежала в сторону входа в зал и точно знала, что он не сказал мне ничего, потому что думал, что я его предала. Этим он причинил мне боль. Я должна сообщить сестре Фиделис о его исчезновении. Вместе нам, пожалуй, удастся найти его.