— Вы оправились от утреннего шока? — спросила сестра Фиделис. — После нашего разговора вчера днем я подумала, что будет лучше не спускать с мальчика глаз и в случае необходимости одергивать.
Разговор вчера днем. Казалось, с того момента прошла целая вечность. За это время многое произошло. Что именно мы тогда обсуждали?
Ной вошел стремительно, как всегда. Едва не сбив с ног сестру Фиделис и испугавшись этого, он остановился. Я подумала, что на нем были какие-то датчики.
— Простите, — сказал он. — Я не думал…
Она навязчиво вертелась вокруг него и осматривала его лицо.
— Ты выглядишь усталым. Ты хорошо поспал?
— Вполне, — сказал он и протер глаза. — Игра в шахматы, которой я увлекся вчера вечером, всю ночь не выходила у меня из головы. И Виктор со своей дурацкой охотой… Вы хорошо отдохнули?
— Тоже не очень. — Она смущенно улыбнулась. — Небольшое расстройство желудка.
Что неудивительно, ведь она выпила слишком много коньяка.
— Мне очень жаль, — сказал он, проходя мимо нее, и направился к лежаку, снял с себя полотенце и пригладил волосы.
— Доброе утро, Ирина, — сказал он недружелюбно.
Что за черт?.. Я еще не использовала духи. И даже не принимала душ. Украдкой я понюхала под мышкой. Все было не так уж плохо. Тем не менее он, кажется, учуял меня. И почему опять таким пренебрежительным тоном? Ведь мы уже хорошо знали друг друга.
— Кажется, все мы спали сегодня не очень хорошо. Я хотела бы лично убедиться в твоих успехах, — сказала сестра Фиделис, села в позе спасателя на краю бассейна и в течение следующего часа внимательно наблюдала за всем, что мы делали.
Я была убеждена, что она делала это из злобы. Вероятно, она была так же привязана к нему, как и я. Она обожала его, восхищалась им, не могла оторвать взгляда от него. Ей было так удобно наблюдать за ним, при этом чувствуя себя незаметной. Каждый день она занималась с ним, сопровождая его и после занятий и оставляя лишь на пару минут, в течение которых мы могли остаться наедине… Я остановила карусель своих мыслей, шокированная тем, какая ужасная вещь пришла мне в голову. А Ной все плавал, и плавал, и плавал. Один час, затем другой. Ему больше не нужна учительница. Нам еще нужно было отработать движения ног, но перед сестрой Фиделис мне не хотелось разыгрывать спектакль «Кто кого коснется». Вместо этого я давала Ною сухие инструкции, и он выполнял их, как обычно, без малейшей заминки.
Завтракали мы втроем. Виктора не было. Я искала возможности поговорить с Ноем, но у сестры Фиделис этим утром, казалось, начался словесный понос. Она без конца говорила о погоде и о Пунических войнах. И то и другое не интересовало меня. После этого она забрала Ноя с собой, и они оба скрылись в классной комнате. Словно сговорились. Ансельм также наблюдал за тем, что происходило. В последнее время я часто обращала внимание на то, как внимательно он слушал. В этот раз он также спросил, что меня беспокоит. А я, как всегда, отказалась говорить с ним. Я не доверяла ему.
После завтрака я хотела немного отдохнуть, а затем осмотреть местность в поисках возможных путей бегства, но уснула. Я надеялась увидеться с Ноем во время послеобеденного занятия. Может быть, мы смогли бы поговорить. Каково же было удивление, когда сестра Фиделис снова приняла позу спасателя и начала вязать крючком, который всегда был в ее паучьих руках.
Ной игнорировал ее. Ной игнорировал меня. Как мне это понимать? Он привлек меня к себе и снова отпустил, как резинку, просто действуя так, как ему выгодно. Даже если бы он предупредил меня об этом заранее, мне все равно было бы неприятно. Вчера ночью он был близким и теплым, мне казалось, что я видела его словно под увеличительным стеклом, а сегодня — таким далеким, как мерцающая точка на горизонте пустынного пейзажа.
До обеда оставалось десять минут. Я сидела между кустов роз на раскаленных каменных ступенях. Виктор вышел из джипа и остановился прямо передо мной. Он открыл багажник. Неприятный, тяжелый запах железа дошел до меня. Я встала и заглянула в багажник. Виктор снял покрытие с пластиковой ванны:
— Ансельм будет рад. Мы славно поедим.
Я приставила руку ко рту и отшатнулась. В пластиковой ванне лежали кишечник, печень, легкие и сердце. Все свежее и в крови. Казалось, сердце еще пульсировало.
— Что с тобой? Ирина! — Смеясь он подошел ко мне. — Это всего лишь мясо оленя. Наше любимое блюдо.
Шатаясь, я вошла в дом и решила стать вегетарианкой.
— Если кто-то спросит обо мне, скажи, что я сегодня не голодна, — сказала я Ною, который шел в столовую.
Десять минут спустя все четверо стояли перед дверями моей спальни: сестра Фиделис, Ансельм и Виктор, а за ними Ной.
— Мне нездоровится, — сказала я и хотела закрыть дверь, но они не дали мне этого сделать.
Ансельм начал читать проповедь о том, как важно правильно питаться. Виктор рассказывал о том, что охотиться на животных нормально и что это гораздо лучше, чем покупать мясо в супермаркете. Животные, которых он убивал, жили в дикой природе. Я ничего не слышала и смотрела только на Ноя, который стоял дальше, рядом с чучелом оленя, и имел грустный вид. Ной хотел жить на свободе. Может быть, я должна помочь ему уйти отсюда. Но загадочная болезнь, есть ли она на самом деле или нет? Я никогда не встречала человека, который выглядел бы здоровее, чем он.
Им все же удалось уговорить меня на обед. От мяса — скорее всего это был кролик — я отказалась и думала, что окружающие отнесутся к этому отрицательно. Вместо этого Ансельм встал и отправился жарить для меня разные овощи, которые я, хотя и не была голодна, не смогла оставить лежать на тарелке. Я съела больше, чем хотела. На вкус замечательно, однако после еды мой желудок сдавило.
После еды Ной остановил меня:
— Ах… Ирина… я хотел спросить, когда мы перейдем к плаванию кролем?
К плаванию кролем? О чем он говорит? Пытаясь понять смысл его слов, я заметила, как он дрожащими пальцами сунул мне в руку маленький, вдвое сложенный листочек бумаги. Я сразу же убрала его в карман.
— Переходить к плаванию кролем еще рано, — сказала я. — Радуйся, что теперь ты не идешь ко дну.
Он все понял и ушел.
Сначала я хотела посмотреть этот листочек в своей комнате, но тут мне в голову пришла мысль о видеонаблюдении. Что, если кто-то увидит его содержимое вместе со мной? Я решила прогуляться и направилась к озеру. В этот раз я шла не по обычному пути, а оставила озеро позади себя. Облака ароматов чабреца, майорана и розмарина летели мне навстречу. Я прошла через дикие, нетронутые дебри и нашла укромный уголок под деревом. Рядом со мной бежал ручей, вокруг которого цвели желтые, фиолетовые и белые цветы — я с радостью назвала бы их, однако, кроме ромашек и одуванчиков, я ничего не знала. Жужжали насекомые, а от земли поднимались влажные и теплые испарения, запах которых после диких трав казался приятным. Осторожно я развернула листок. Передо мной были несколько очень тонких и плотно прилегающих друг к другу листов бумаги. Некоторые из них были почти прозрачными. Я не знала, где можно купить такую бумагу. Она вполне могла относиться к временам сэра Морриса. Местами пишущая машинка вместе с буквами пробила отверстия. Ее звуки я слышала прошлой ночью. А как же видеонаблюдение? Вероятно, Ной писал письмо в темноте. Вряд ли можно предположить, что кто-то мог видеть написанное.
Дорогая Марлен. Вчера я долго размышлял, прежде всего о том, что я могу сделать, чтобы ты поверила мне. Возможно, я совершу большую ошибку, но я скажу тебе всю правду. Я был не совсем честен с тобой. Поэтому сейчас я пишу правду, пусть даже это нелегко для меня. Еще раз прошу прощения, но далеко не все я смогу напечатать на этой машинке. Она очень старая. Электрическая пишущая машинка, которой я обычно пользуюсь при подготовке сочинений и домашних заданий, у Виктора на ремонте. Вот я снова забыл, на чем остановился. О, если бы ты только знала, сколько раз я начинал писать письма к тебе. Все они в печи. Я непременно должен сжечь их, чтобы, кроме тебя, никто не смог прочитать, что я написал. Итак, еще раз сначала. Поскольку я хочу, чтобы ты доверяла мне, то должен сказать, что я был не до конца честен с тобой.
Я прижала письмо к груди, едва дыша, затем увидела пушистого, темного шмеля, пролетевшего мимо меня, и продолжила читать.
Когда я просил, чтобы ты уехала домой, дело было не только в том, что я опасаюсь за твою жизнь. Впервые услышав твой голос (когда ты вышла из машины), я почувствовал, что со мной что-то произошло. Ты хотела нести чемодан сама. Еще хуже стало, когда ты дала мне руку. Какие красивые у тебя руки. Но хуже всего было в бассейне. Как ты думаешь, почему я не хотел, чтобы ты касалась меня? Я не переношу твоей близости. Не потому что ты мне не нравишься. Наоборот. Потому что в твоем присутствии земля уходит из-под моих ног. Потому что у меня от тебя кружится голова. Если бы ты коснулась меня, то, скорее всего, я не смог бы совладать с собой. Это печально. Как вуайерист, я исследовал тебя, за что прошу прощения, но я не мог иначе. Все в тебе так возбуждающе, так сексуально и прекрасно — твоя нежная кожа, твои плечи, волоски на предплечьях, твои длинные волосы, звуки твоего дыхания, твой приятный аромат. Марлен, я думаю, что влюбился в тебя.
Слеза упала на тонкий лист и расползлась в виде влажного пятна. Я вытерла рукавом глаза и с жадностью продолжала читать.
Я никогда никого не любил, но, кажется, теперь знаю, о чем идет речь во всех историях, где говорится о любви с первого взгляда. Это просто случилось, это чувство захватило меня. В первый момент я был совершенно растерян. Всегда, когда возникает проблема или надо что-то обдумать, я играю на фортепиано — так мне думается легче. Именно это я сделал. Но ты не выходила у меня из головы. Я представлял себе, каково это — всегда быть с тобой вместе. Вдвоем, там, где нас никто не контролирует, где мы свободны и можем делать все, что хотим. Эта фантазия была настолько прекрасна, я так этого хотел, что внутри меня разрывало на части. И вдруг я понял, что мое желание никогда не сбудется. Они никогда не дадут мне уйти. Ради тайны, которая скрыта от меня, они готовы принести тебя в жертву. Я не могу вынести мысли о том, что ты должна умереть. Я не хочу тебя терять, как я потерял когда-то Анну. Поэтому я хотел, чтобы ты уехала как можно скорее.
Ты должна знать еще кое-что. Для сестры Фиделис я очень важен. На вид она любит меня, но — не знаю, как называется такая любовь, — совершенно точно скоро она начнет ревновать. Мне не совсем понятно, зачем она добавила третье занятие по плаванию. Я подозреваю, что она хочет проверить нас. Поэтому сегодня я был так холоден к тебе. Будет лучше, если я продолжу вести себя так в ближайшие дни, хотя очень не хотел бы причинять тебе страдания. Поэтому уже сейчас я искренне прошу у тебя прощения. Я делаю это только потому, что люблю тебя и хочу тебя защитить. Наступает новый день, а мне нужно еще столько сказать тебе. Но я должен остановиться. Пожалуйста, сожги это письмо, чтобы никто его не нашел и не смог прочесть. В заключение мне остается лишь повторить свою убедительную просьбу: помоги мне освободиться и раскрыть тайну моего пребывания здесь. Должен быть какой-то выход. Вдвоем мы справимся. На этом я заканчиваю.
Я хочу жить.
С любовью,
К моей щеке своей щекой прижмись,
Тогда польются вместе наши слезы!
К моей груди — своею преклонись,
И вспыхнут ярче радужные грезы!
И в миг, когда с любовию сожмут
Твой стан мои трепещущие руки
И вместе наши слезы потекут, —
С улыбкой я умру от страстной муки![13]