Любовь на краю света

5

Когда я собралась вставать, заскрипел паркет. У меня было чувство, подобное тому, которое возникает при вспышке яркого света, когда в комнату вошел самый красивый молодой человек из всех, кого я когда-либо видела. Он был примерно того же возраста, что и я, но на полголовы выше и обладал идеальным телом. Его длинные темные, с синим оттенком, волосы влажно блестели. Наверное, он только что вышел из душа. Но самое красивое, что в нем было, — это большие глаза с длинными ресницами. Они сияли, словно темно-синие сапфиры бриллиантовой огранки.

— Ной, это госпожа Павлова.

Сестра Фиделис дотронулась до его плеча. Он протянул мне свою руку.

— Ирина… пожалуйста, — добавила я и как будто ощутила удар тока. Я быстро отпустила его руку.

— Я рад, — сказал он недружелюбно и сел, не обращая на меня никакого внимания.

Шелковый шарф и макияж спасали меня. Нет, это не ребенок-кошмар. Это избалованный и высокомерный красавчик.

— Присаживайтесь, Ирина, — сказала мне дружелюбным голосом сестра Фиделис.

— Конечно… конечно.

Я чуть не села мимо стула прямо на пол. Украдкой я взглянула на Ноя, который смотрел в сторону. Я повернулась и посмотрела в том же направлении. Что там было интересного? Ничего, кроме мотылька, порхавшего около шторы. Что этот юноша делал здесь, на краю света, с монашкой в этом странном доме, наполненном мертвыми животными? Сейчас он играл с серебряной вилкой и не удостоил меня ни единым взглядом. Вероятно, он чувствовал себя в чем-то выше. И кто здесь должен давать уроки плавания? Все это, наверно, было дурной шуткой. Во всяком случае для меня.

Дверь открылась еще раз. Я ожидала… я не знаю, кого я ожидала, но во всяком случае, не маленького худого человека, который был настолько неприметным, что мне сложно его описать. Его волосы были скорее серые, редкие, неправильно уложенные. На нем был костюм, который, вероятно, вполне подходил ему по размеру, но сейчас висел на нем, как выстиранный в горячей воде шерстяной свитер. Щеки на его лице были впалыми, а чуть выше кадыка был крепко завязан галстук. Он жонглировал подносом с графином воды и стаканами. На первый взгляд он казался старым, однако это было не так, просто он был ужасно худым и истощенным.

— Это Ансельм, наш талантливый шеф-повар, — пояснила мне сестра Фиделис. — Если вы проголодаетесь, то, независимо от времени суток, Ансельм всегда приготовит для вас самые вкусные блюда.

Поставив поднос, он также протянул мне руку, дружелюбно посмотрел на меня и сказал:

— Если вам что-нибудь понадобится, вы всегда можете обратиться ко мне.

Я в изумлении кивнула.

— Я принесу суп, — пробормотал он и снова исчез.

— Пожалуйста, Ной! — сказала сестра Фиделис и сложила руки.

Я поняла, что она имела в виду, когда Ной начал усердно молиться. Мне хотелось смеяться. Остановив свой взгляд на скатерти, Ной тихим голосом и совершенно серьезно говорил: «Останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру…»

Строка следовала за строкой, и чем дольше длилась молитва, тем больше я удивлялась. Он молился так, как будто это было его самой естественной потребностью. Честно говоря, за всю свою жизнь я никогда не слышала, чтобы кто-то так молился. У него был глубокий, приятный голос, волшебный свет окружал его. Я заметила, что чем дольше он говорил, тем более спокойной я становилась. Смысла его слов я не понимала, но они, казалось, останавливают сумасшедший круговорот этого дня. Я рассматривала красивые руки Ноя: ярко выраженные вены змееподобным кольцом сходились вокруг его указательного пальца. Тут мой взгляд упал на собственные руки. Они показались мне какими-то странными и чужими, в одном месте распухшими, в другом — слишком тонкими. Это были как будто не мои руки. Сердце стучало прерывисто. Дыхание этого дома, казалось, притупило мои чувства.

«Оставайся с нами и со всеми твоими верующими во веки веков. Аминь».

Сестра Фиделис и Ной перекрестились.

— Как хорошо, что вы здесь, Ирина, — сказала сестра Фиделис и кивнула мне улыбаясь.

Я отвела взгляд от нее, совесть проснулась во мне, и я почувствовала себя лгуньей. И это было так. Ной ничего не сказал и по-прежнему игнорировал меня, его взгляд скользил надо мной, как если бы он был всецело поглощен другими вещами. Мое терпение подходило к концу. Конечно, он не должен был вставать передо мной на колени, но и игнорировать меня таким образом тоже не следует. Во мне уже все клокотало, когда Ансельм предложил нам зеленый суп — с горошком или брокколи… или просто так. Серебряная ложка была большой и тяжелой.

— Ммм… — произнесла я слишком громко. Как удалось добиться такого чудесного вкуса? Уголки рта у Ноя слегка подергивались. Должна ли я понимать это как улыбку? После нескольких глотков он положил ложку и начал пить из суповой тарелки. Были слышны только постукивание двух ложек и звук, который издавал Ной, пьющий бульон. Сидя передо мной, он отставил чашку и посмотрел, что в ней осталось, а затем стал гадать на нескольких перьях лука, как на кофейной гуще. Теперь были слышны только мои собственные глотки. Я больше не решалась есть суп ложкой и была рада, когда сестра Фиделис нарушила напряженную тишину:

— У Ноя плотный график занятий.

График занятий. Каких занятий? Это же летние каникулы!

— Уроки начинаются в девять часов. Я хотела бы сохранить этот порядок. Это значит, что в семь вы начинаете урок плавания, который продолжается один час, а завтрак — в половине девятого. После обеда еще одно занятие, около четырех часов. Вы согласны?

Я подавилась, закашлялась, покраснела и поднесла салфетку ко рту. Ной усмехнулся и этим только усилил мое раздражение. Убирайся отсюда.

Сестра Фиделис налила мне стакан воды:

— Что-то не так?

Момент. Один момент. Здесь ошибка. Утром я уеду домой. Когда, вы сказали, должен начаться урок?

— Конечно… Конечно… В семь часов идеально. — Я действительно произнесла это? Сейчас я снова сказала то, что не хотела говорить? — Во время плавания организм обновляется. — Я запнулась.

Особенно в горном озере, в ледяной талой воде. Что за чушь. Мне вообще не надо было делать все это. Все в моих руках. Одна-две фразы — и самое позднее завтра вечером я снова буду дома с пачкой чипсов перед телевизором, попросив прощения у родителей за свой короткий приступ полного безумия.

— Почему вы так хорошо говорите по-немецки?

Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что со мной разговаривал Ной. Казалось, он должен происходить из дворянского рода. Судя по всему, я была не старше его, и, тем не менее, он был со мной на «вы». Непонятно. О чем он спросил?

— Ваш немецкий, — сказал он еще раз, как будто угадывая мои мысли.

— Потому что… — Но что было с моим немецким? На каком языке я должна была разговаривать?

— Я выросла в двуязычной семье, — ответила я наобум и была очень рада, что ответ оказался наполовину верным. Надеюсь, он не попросит меня сказать что-то на втором языке.

— Вы профессионально занимаетесь спортом? — спросил он далее. Может быть, он уже перестанет обращаться ко мне на «вы»?

— На протяжении четырех сезонов. — Я упорно продолжала врать.

— Несколько лет назад Ирина стала вице-чемпионкой страны, — с гордостью сказала сестра Фиделис.

Прекрасно, остается только узнать, какой страны. Надеюсь, они не попросят меня продемонстрировать свои навыки. Я же утону.

— Если вы хотите, то можете тренироваться, пока Ной на занятиях, — сказала сестра Фиделис.

— Благодарю. — Я кивнула ей. — На самом деле я восстанавливаюсь и потому в последнее время в основном занимаюсь тем, что обучаю плаванию других.

Боже мой. Что за ерунду я говорю? Я больше не понимала себя. К счастью, Ансельм убрал со стола пустые суповые тарелки и, сгорбившись, принес второе блюдо — стейк, зеленую фасоль и жареный картофель.

— Ну как вам? — спросила сестра Фиделис и улыбнулась.

Я одобрительно кивнула. Уже давно я не ела такой сочный стейк. Ной выложил фасоль с мясом из тарелки на скатерть, потом схватил левой рукой мясо, повертел его на тарелке пальцами, долго тыкал, кромсал его и засунул себе в рот узкий, длинный кусок. Как это соединялось в одном человеке? С одной стороны, он благородно обращался на «вы», а с другой, ел как последний раб. Мой отец уже давно поставил бы его на место — он всегда придавал значение поведению за столом. Но монахиня ничего не сказала: она просто собрала фасоль со скатерти и переложила ее обратно в тарелку Ноя. Казалось, еще немного — и он проткнет себе указательный палец. У нее еще было время предупредить его об этом. Теперь я была уверена, что попала в паноптикум. А все окружающие люди — актеры, желающие сбить меня с толку. Как и все остальное в этом фантастическом месте.

Некоторое время было слышно только наше чавканье. Я чувствовала, что Ной прислушивался каждый раз, когда я кусала фасоль. Вскоре я уже не могла нормально есть. Молчание было невыносимо. Поэтому я нарушила его.

— Кто такой J. OAKLEY MORRIS ESQ? — спросила я. В зале висела грифельная доска с этой надписью.

Ной улыбнулся. Я не могла отделаться от впечатления, что он смеется надо мной.

— ESQ значит эсквайр. Это английский дворянский титул, — ответил он мне, очевидно считая себя весьма образованным.

— Сэр Джек Окленд Моррис, — объяснила мне сестра Фиделис, — английский банкир, альпинист и страстный охотник. Он приказал построить этот особняк в 1890 году. Моррис был безмерно богат, он сделал свои деньги в британских колониях, на его золотом руднике в Южной Африке насчитывалось 1500 рабов.

По угрюмому лицу Ноя я поняла, что он знал эти рассказы наизусть. Сестра Фиделис выглядела как сверхмотивированная учительница, которая только ждала момента, чтобы начать пичкать других своими знаниями до тех пор, пока им не станет плохо.

— Моррис дружил со всеми выдающимися людьми своего времени. Вот Кеннеди, Монтгомери и Рокфеллеры. Здесь они на охоте.

— Из чистого удовольствия и из властолюбия они стреляли во все, что движется, — не выдержал Ной. — До тех пор, пока не осталось ни одного животного. Есть сведения об одном егере, который в одиночку убил две тысячи двести оленей, семьдесят два фазана, несколько глухарей, сто двадцать пять тетеревов, сотни сурков, барсуков и лисиц.

Я улыбнулась.

— Вилла по-прежнему принадлежит его семье? — осведомилась я.

Сестра Фиделис покачала головой:

— В 1902 году Моррис был убит при невыясненных обстоятельствах. Это произошло в одном из переулков Пизы ударом мешка по спине.

«По крайней мере, он умер не в номере класса люкс», — промелькнуло в моей голове.

— Его дочь Зои Дезире в годы между двумя войнами продала имение против воли своей матери. — Ной взял на себя дальнейший рассказ. — А еще раньше здесь был кронпринц Вильгельм Гогенцоллерн. Война началась, и Гогенцоллерны оказались в изгнании. Сецилия, супруга кронпринца, должна была спрятать в слепой стене фамильные драгоценности, столовое серебро, изделия из льна и меха.

Сестра Фиделис улыбнулась немного мучительно:

— Но поверьте мне, Ирина, мы бы давно нашли королевские сокровища, если бы они все еще были здесь. Вам не стоит даже пробовать искать их. Кроме того, мы не хотим утомлять вас, вы наверняка устали от долгого путешествия.

— Совсем нет… А что было дальше?

— У особняка сменилось несколько владельцев, — торопливо сказала сестра Фиделис. — Ансельм, десерт, пожалуйста.

— Швейцарский производитель сигар купил ее, — сказал Ной. — Затем текстильный фабрикант, который сдавал ее художнику. Художники, скульпторы и музыканты из разных мест собирались здесь. Независимо от того, кто владел виллой, она была известна пьянством и невероятными вечеринками, о чем сегодня уже ничто не напоминает… Со временем все они ушли в небытие.

Я ошиблась или по его лицу пролетела печальная тень?

— «Горячая любовь», — объявил Ансельм и поставил перед нами ванильное мороженое с малиной, прежде чем я смогла задать вопрос, который меня интересовал больше всего: «Кому принадлежит вилла?» И еще более занимательный: «Как вы все попали сюда?»

— Владелец пожелал остаться неизвестным! — сказала сестра Фиделис таким тоном, который однозначно давал понять, что вопросов достаточно.

Тем не менее я сгорала от любопытства. Что могли делать молодой человек, монахиня, повар и шофер в этом уединении? Это же просто абсурд. Никаких следов нормальной жизни 21-го века. Они жили как в музее — в музее, который кажется волшебным местом, от которого веет чем-то совершенно необычным. Здесь словно был источник силы, которую я с момента моего прибытия ощущала каждой клеткой своего тела. Для чего они были здесь? Чтобы набраться сил? Так я снова вернулась к теории о санатории. Может быть, отец Ноя был владельцем этой виллы и отправил сюда на лето своего сына вместе с монахиней, поваром и шофером? Возможно, Ной что-то совершил и должен скрываться от посторонних глаз. Или все они принадлежат к одной секте или к какой-то особенной религиозной общине с целителями, гуру и медитацией. Этим можно было бы объяснить отсутствие телефонов, Интернета и прочее.

Возможно, мои размышления завели бы меня намного дальше, но тут я вспомнила, что сестра Фиделис говорила о расписании. Видимо, Ной не посещал обычную школу. Но почему и что они делали целый день? Вечеринок у них, пожалуй, больше не было, но таким питанием был бы доволен даже наследный принц — мороженое было превосходным, и когда Ной попросил вторую порцию, я тоже присоединилась к нему.

Между тем, стемнело. После еды Ной вышел из столовой.

— Я жду вас завтра около семи под орлом, — сказал он у двери. — Доброй ночи.

— Спокойной ночи.

Я удивленно посмотрела в его сторону. Что-то в нем есть, но что именно — я не могла понять. Его аккуратные, но немного грубоватые манеры? Его несколько старомодный язык? Он вел себя пренебрежительно и все же был привлекателен. Возможно, меня сразило то, что он был очень мил.

«У тебя есть день на то, чтобы все узнать», — казалось, говорил олень над лестницей. Один день.

Наевшись и зарядившись энергией, я совсем не хотела спать. Хотя после того, что я пережила сегодня, я должна быть совершенно истощенной. Но это была не я. Еще раз я вытащила чемодан из-под кровати, открыла его и попыталась разгадать тайну двойного дна. В этот раз я осмотрела его снаружи, ощупала все клепки, пыталась их повернуть или нажать. Напрасно. Я затолкала его обратно под кровать и вышла на балкон. Снова на меня дохнуло свежим воздухом. Огромная, теплая полная луна сияла над скалой и отражалась в горном озере. Летучие мыши порхали между деревьев. Где-то выла лиса. Когда-то здесь был рай, позже превратившийся в паноптикум, окруженный лесами, от которых веет тайнами и в которых, — я не могу подобрать другое слово, — царила особая энергия. Вероятно, в таких местах первобытные народы строили каменный круг, собор или пирамиду. В полнолуние они, распевая мантры и держась за руки, танцевали в развевающихся белых одеждах вокруг бука, а затем приносили огненную жертву и курили расширяющие сознание грибы.

Я вошла в комнату и включила телефон. Мертвый, как и раньше. Это снова заставило меня подумать о родителях. Сегодня вечером у меня не было возможности сказать им, что у меня все в порядке, и это очень печально. Но, как ни странно, теперь я больше не раскаивалась в том, что сделала.

Я рассматривала в зеркале красный чемодан под кроватью. Что ты от меня скрываешь? В один момент я почувствовала, как он начал двигаться и почти исчез. Он как будто стал бледнее. Я протерла глаза, и иллюзия исчезла. Чемодан лежал такой же, как и раньше. Сейчас я поняла, насколько утомительным был день, даже если я все еще не чувствовала усталости.

Я сняла макияж и надела шелковую пижаму Ирины Павловой. Восхитительно легкое и комфортное ощущение. Затем я легла в кровать. В полусне моего уха достигли чудесные звуки. Сначала я подумала, что это сон или искажение восприятия, которое весь день вводило меня в заблуждение, но потом я поняла, что это были реальные звуки. Я встала и прислушалась. Кто-то играл на рояле. Босиком я вышла из комнаты и тихо пошла по коридору на звук. Спустившись по другой лестнице вниз, я оказалась в той части виллы, которую еще не знала. Полная луна давала мне достаточно света. Звуки рояля стали громче. Играли столь виртуозно, что мне на ум невольно пришла мысль о фонограмме. CD и MP3 здесь вряд ли были, скорее какой-нибудь проигрыватель или магнитофон. Хороший магнитофон с большими колонками. В полумраке я пробиралась из комнаты в комнату и пугалась своей тени, которая танцевала на стенах, как существо из потустороннего мира. Доски скрипели ужасно, а ковры лежали не во всех комнатах. Теперь я была совсем близко. Осторожно открыла приотворенную дверь. Оказалось, что это был не проигрыватель, а рояль, который стоял посередине комнаты. От его насыщенного звучания по моей спине побежали мурашки. Было темно. Только луна светила через окно, и двигающиеся листья дерева отбрасывали тени на стены. За роялем сидел Ной.

Мои родители любили классическую музыку. У них была потрясающая коллекция. Это Моцарт? Нет, Шуман. Или даже Шопен. Все вместе. Ной собрал несколько фрагментов и создал свое собственное произведение. Оно было настолько прекрасно, что мурашки стали сильнее. Казалось, что Ной растворился в своей музыке. Его руки скользили по клавишам, и совершенный звук наполнял не только всю комнату, но и мою душу. На дереве перед окном сидели вороны. Сцена была совершенно нереальной. Птицы с наклоненными головками как будто слушали музыку. Всякий раз, когда музыка становилась громче, я осторожно делала шаг. Пока Ной не видел меня, я дошла до комода и остановилась. Прислонившись к его деревянной стенке, я села, обняв свои колени, и стала слушать. Не знаю, сколько времени я так сидела. Это могло продолжаться целую вечность. Когда музыка прекратилась, я испугалась. Ной глубоко вздохнул, закрыл крышку рояля, встал и прошел мимо меня. Вдруг он остановился в дверях:

— Ирина.

Я испугалась, мое дыхание остановилось, и я не смела пошевелиться. Откуда он знал, что я была тут? От двери меня нельзя увидеть. Между нами был комод.

— Ирина?

Я плотнее обхватила колени и ждала. Наконец он вышел. Через некоторое время я поднялась и пошла в свою комнату. Я была пьяной от музыки. Она сопровождала мой сон и оставила после себя такое чувство безопасности, какого я уже давно не испытывала.

Посреди ночи я проснулась. Было слишком тихо. Никаких самолетов. Никакого городского шума. Никаких автомобилей. Ничего. Я закрыла уши, а затем снова открыла. Было так же тихо, как и раньше. Я как будто оглохла. Потом мне вспомнилась музыка, которую Ной играл на фортепиано, и я снова заснула.

Будильник на телефоне, поставленный на шесть тридцать, разбудил меня.

Я сразу же поняла, где нахожусь, и внутри меня все задрожало.

Занятие по плаванию с Ноем. Что я должна сделать теперь, уйти или остаться? Вероятно, монахиня уже давно не спала: утренняя молитва и так далее. Я могу сразу пойти вниз и побеседовать с ней. Но что делать еще целый час?

Купальник Ирины помог мне в принятии решения. Он подходил мне. Я достала спортивные штаны и футболку. В конце концов, это Ной должен быть в воде, а не я. И в ледниковое озеро мне не нужно будет погружаться. На всякий случай я обмотала полотенце вокруг шеи. Внешне я вполне производила спортивное впечатление. О том, насколько запутанно все было внутри меня, не мог знать никто. Кроме оленя, мимо которого я сейчас пробегала.

— Привет, олень! — крикнула я ему странным голосом. Мне показалось, что он и подмигнул мне. В фантазии есть что-то прекрасное.