Рисунок на внутренней подкладке чемодана представлял собой увеличенное изображение часового механизма: винтики, шурупы и крошечные стрелки несколькими тонкими слоями были наложены друг на друга. Все это выглядело настолько живым, что, казалось, механизм вот-вот придет в движение. Я коснулась ткани на крышке. По ощущению она напоминала сухую зонтовую ткань. Я прошлась по ней ногтями и вздрогнула от звука.
В самом чемодане не было ничего необычного. Только идеально сложенные платья. Я достала почти прозрачную ванильного цвета шелковую блузку из стека, затем узкую юбку, длиной до колен, потом еще шелковые блузки, дорогие топы, кружевное белье. Я вынула бюстгальтер лавандового цвета и, держа его перед собой, встала перед огромным зеркалом. У хозяйки этого изящного гардероба, по-видимому, был мой размер. Два спортивных купальника были уложены в чемодан вместе с тренировочными брюками, а также спортивной обувью, теплым свитером, курткой и косметичкой, в которой было все, что нужно, и даже зубная щетка в оригинальной упаковке. Кроме одежды, я ничего не нашла. Ни книг, ни зарядного устройства, ни календаря. Ничего, что бы указывало на то, кем была Ирина Павлова. Молодая женщина, которая умела плавать и ценила хорошую одежду. Как я хотела бы быть такой. Только ненадолго, всего на пару часов или, возможно, на один вечер.
Всего один вечер.
Это было так заманчиво: возможность выступить в чужой роли открылась передо мной. Мне просто нужно действовать. Мучаясь при мысли о родителях, я открыла старый шкаф и принялась тщательно выбирать одежду. У себя дома я всегда убирала всю одежду без разбора в ящик или просто оставляла там, где она лежит. Дома я носила только старые, уютные вещи. Но теперь я была кем-то другим. И на ужин мне нужно было бы надеть шелковую блузу и юбку.
Я быстро надела чулки, разложила туалетные принадлежности в ванной, повернула фарфоровый кран, взяла мыло, которое пахло сандаловым деревом, и уткнулась носом в приятно пахнущее полотенце из велкроткани. Когда я захотела раздеться, чтобы принять душ, мне стало ясно: мама не ответила на мои эсэмэски. Она даже не пыталась мне позвонить. Но это так не похоже на нее. Наверное, она несколько раз пыталась и совсем закрутилась с делами. Я достала телефон из кармана, он упал на край ванной и выдал ответ: вы находитесь вне зоны действия сети. И в самом деле логично. В округе было так мало людей, что, казалось, телефонная сеть здесь была бы скорее нужна для лис.
На всякий случай я направилась из ванной комнаты в спальню. Тоже нет связи. Но в доме должна быть, по крайней мере, беспроводная сеть. Я посмотрела в настройки телефона. Все было включено. Несмотря на это, сети не было — ни телефонной, ни Интернета. Такого со мной не случалось никогда. Может быть, сестра Фиделис забыла включить Wi-Fi. Я вышла из комнаты и, стараясь не замечать охотничьи трофеи, побежала вниз по лестнице. По ее словам, она должна быть в конторе под лестницей. Дверь была наполовину приоткрыта. Это здесь. Я постучала.
— Войдите, — сказала сестра Фиделис, и я вошла в настоящую контору столетней давности.
Монахиня сидела у секретера с бесчисленными маленькими ящиками, отделами, кнопками и насадками — такой рабочий стол я всегда хотела: один, в котором было бы много укромных мест для дневников, секретных записок и любовных писем. Ящики, в которых годы спустя можно было бы найти каракули и записку, о которой уже давно забыли. Сестра Фиделис склонилась над записной книжкой, делая в ней карандашом крохотные заметки, но теперь убрала его в ящик и посмотрела на меня.
— Я… я просто хотела спросить, есть ли здесь Интернет или телефонная сеть.
Она посмотрела на меня с удивлением. Или она никогда ничего не слышала об этом, или я просто задала неправильный вопрос.
— Я же вас просила.
На ее лбу появились складки, и она посмотрела на меня так проницательно, что я едва не покраснела, хотя моя проблема никак не решилась.
— Да… да… да, конечно, я подумала, что это где-то в одном месте, а оказалось, что ее тут вообще нигде нет… хм.
— Это ради Ноя… Вы знаете, лучше так.
Она взяла свои очки и посмотрела сквозь них на поверхность стола.
Ясно. Из-за Ноя. Воспитание в традициях старины или что-то другое? Ребенка лучше держать подальше от новых средств связи, чтобы он ни в коем случае не смог овладеть ими? Или ребенок был гиперактивен и ему нельзя было оставаться среди людей, а потому, возможно, нужно было такое уединение. Где на самом деле были родители этого ребенка? До сих пор я ничего не слышала о них. К тому же, черт возьми, мне нужна хоть какая-то связь с внешним миром.
— Вы же были согласны? — Она близоруко взглянула на меня.
— Конечно. — Я делано рассмеялась. Бесчисленные мысли смешались в моей голове. — Простите меня. Я не думала, что здесь все так строго.
— Если вы хотите позвонить, мы поговорим с Виктором. Он может что-то организовать.
— Он здесь не живет?
— Нет. Виктор живет в лесу неподалеку отсюда.
— Вы имеете в виду, что во всем доме нет телефона?
Я была ошеломлена. Самое интересное, что для обслуживания моего номера было достаточно одного звонка. Сестра Фиделис надела свои очки и снова слабо улыбнулась:
— Вы не поверите, но можно очень хорошо жить и без телефона.
— Да… наверное.
Без Интернета и телефона можно было жить, но смешного в этом не было ничего.
Я отшатнулась от конторы и наткнулась под лестницей на старую гладильную машину или что-то в этом роде.
Когда я снова поднималась по лестнице, у меня возникло чувство, будто в моем горле застрял клубок ниток. Я должна была успокоиться, ясно мыслить. Итак, никакой связи с внешним миром не было и я опять упустила возможность сказать правду и уйти домой. Что же на самом деле мешало мне это сделать? Было ли это магическое место, которое не хотело отпускать меня? Или это моя гордость, которая не давала мне возможности признаться в том, что мое решение было неправильным? Казалось, олень смотрел на меня, как бы говоря: «Разве ты не понимаешь, что твое желание осуществилось? Не ждала ли ты много лет именно этого? Ты хотела быть свободной. Сейчас твое желание осуществилось, и ты можешь позволить себе делать все, что захочешь, не отчитываясь за каждую минуту своей жизни. И теперь, когда это случилось, ты паникуешь? В чем проблема? Конечно, твои родители будут волноваться. Ну и что? Всю жизнь они заставляли тебя беспокоиться, никогда не оставляли в покое. И если ты больше не можешь оставаться, то нужно просто поговорить с Виктором, и он отвезет тебя назад. Так что никаких проблем».
Олень был прав. В этот день я решила доиграть свою роль до конца. Один день мои родители смогут прожить без меня.
Я положила свой телефон в эмалированную посуду на комоде. Затем в ванной комнате плеснула себе в лицо холодной воды, которая оказалась не холодной, а просто ледяной. Она была такой холодной, что кран запотел. Я поджала язык и сделала глоток. Вода по вкусу напоминала родниковую. Я пила еще и еще. Протерев глаза, я чуть не села на чемодан, который все еще лежал открытым на моей кровати. Я захлопнула крышку и затолкала его под кровать. Странное ощущение, как будто я забыла о чем-то неприятном, пробудилось во мне. Отбросив его, я упала на кровать, хотя и не чувствовала усталости. Металлический каркас кровати слегка зашумел. В каждом из ее углов размещался латунный шар. На постельном белье красного цвета были вышиты буквы VM.
Надо мной скрипели деревянные половицы. Кто там жил? Я не смогла пролежать и десяти секунд. Мое сердце трепетало, как клочки бумаги на ветру. Я снова вскочила, открыла красный чемодан, и образ часового механизма поразил меня точно так же, как и в первый раз. Теперь чемодан был пуст. Я ощупала крышку. Ничего. Исследование внутренней обшивки показало, что хотя она плотно прилегала к чемодану, тем не менее складывалось ощущение, что под ней что-то есть. Я легла на пол, положила руку (как измерительный прибор) на внешнюю сторону чемодана, туда, где, как я предполагала, обшивка заканчивается, поставила его на уровне глаз и фактически убедилась в том, что в чемодане должно быть второе дно. Может быть, это была молния на внутренней стороне кромки, которую можно использовать для того, чтобы убирать грязные платья в дополнительный отсек. Однако это была не молния. Я тщательно ощупала каждый квадратный сантиметр, но не нашла ни замочной скважины, ни какого-либо намека на второе дно, не говоря уже о том, как его можно открыть. Если, конечно, моя гипотеза была верна. Разволновавшись, я затолкала чемодан под кровать и спросила себя, что же так надежно скрывала в нем Ирина.
Затем я приняла душ, смыв пот с тела, и надела ее шикарное платье. Легко и изящно коснулось оно моей кожи. Я протестировала на своем лице средства макияжа, которые она хранила во внешнем кармане, — румяна, подводку для глаз, тени для век, тушь, помады, — и обнаружила, что выгляжу почти на десять лет старше. Я распустила свои длинные волосы и гладко причесалась. Духи при нанесении имели сладкий, цветочный аромат. После этого я повязала вокруг шеи яркий и легкий шарф и надела полуботинки. Готово. Подойдя к зеркалу, я несколько раз повернулась.
Красный чемодан сделал из меня другого человека. Моя бабушка могла бы мной гордиться. Моя бабушка. Она владела небольшим театром, в который со всего мира стекались художники, комедианты, акробаты, музыканты и певцы, которые охотно носили экстравагантные наряды. Так же как и моя бабушка, которая всегда крепко держала театр в руках и как хозяйка была величайшим художником из всех них. «Я не могу понять, как люди выходят из дома, не подумав, что надеть. Возможно, именно сегодня вы встретите свою судьбу». Она не имела в виду, что нужно быть особенно красивой, ей понравилось бы, даже если бы я явилась в резиновых сапогах или в гидрокостюме, самым главным для нее было умение держать себя. «Если ты в поношенных спортивных штанах, не прячься, а иди навстречу миру с высоко поднятой головой. Навстречу ему!» Я чувствовала, как сильно мне не хватает ее и наших долгих бесед на философские темы. С тех пор как я видела ее в последний раз, она приходила ко мне, словно из вечности. Эта встреча была не столь уж хорошей, поскольку опять случилось что-то незапланированное. Что-то, похожее на то, что происходило с бабушкой. Скандалы. Сенсации. Банкротства. Грандиозные успехи. В ее маленьком театре происходили безумные вещи: ей приходилось бороться с депрессивными клоунами, эгоцентрическими дивами, актерами-алкоголиками и ненадежными техниками. Она все время была очень занята и чаще всего до утра стояла за барной стойкой или сама играла что-нибудь на фортепиано: в молодые годы моя бабушка была востребованной пианисткой. Я тосковала по ней, и, как только это приключение закончилось, я хотела бы поговорить с ней, все ей рассказать, позволить ей отвести меня в самый модный ресторан, здесь — в мексиканский, там — в суши-бар, отведать лучшей пиццы в городе. Все ее узнают и приветствуют, слева и справа сыплются поцелуи, предназначенные ей, моей бабушке, лучшей из всех.
Улыбаясь, я вышла из комнаты и поняла, что двигаюсь совсем иначе, чем в джинсах, старой рубашке и простой обуви. Как кронпринцесса, которую с нетерпением ожидают поклонники, я спустилась по лестнице.
— Вот вы где. — Я увидела не поклонников, а сестру Фиделис. Беркут парил над ней. — Мы ждали вас. Ной уже не может дождаться момента встречи с вами.
Напольные часы пробили. Стены еле слышно вздыхали. Я опоздала на четверть часа.
— Извините, я не заметила времени.
— Ничего, моя дорогая. Следуйте за мной.
В столовой было восемь углов с окнами. Вечернее солнце окрасило деревянные стены золотым светом. Печь выглядела теперь почти как алтарь. Она была очень большая, белоснежная, на плитке были изображены головы животных, должно быть барашков, которые выглядели как маски с рогами чертей. Я вздрогнула. Мне показалось, что одна из этих масок показала мне язык. Все это не от слишком горячего душа, а скорее от моего волнения.
В центре стоял круглый стол с подсвечником, накрытый, как в фешенебельном ресторане. Для трех человек — монахини, ребенка и меня. И по-прежнему никаких признаков родителей.
Утром я скажу им правду. Завтра я уеду.