26

Весь день, пока сестра Фиделис занимала Ноя, как могла, я боролась с собой под натиском множества чувств и мыслей. В музыкальной комнате они готовились к концерту. Звуки оркестра, доносившиеся из комнаты, были громче, чем обычно. Я вошла в библиотеку и прислушалась.

Когда сестра Фиделис, извиняясь за непривычно громкий звук, вышла в туалет, я пробралась в музыкальную комнату. Ной стоял у окна, его лицо было направлено к большому буку, и слушал музыку. Он был настолько погружен в это занятие, что я боялась напугать его прикосновением или словом. До чего мне можно сейчас дотронуться? До запястья, локтя или плеча? Его брови ненадолго приподнялись, мурашки пробежали по коже лица, он улыбнулся, протянул ко мне руку и дотронулся до моей руки.

— Что нам теперь делать? — шепнула я, и он снова стал серьезным.

Ясно и решительно он сказал мне на ухо:

— У нас есть только один шанс, Марлен!.. Во время концерта ты должна уйти! — Эти слова были для меня как звонкая пощечина. — Тебе нужно как можно скорее вернуться домой. Ты действительно в большой опасности. Завтра может быть уже слишком поздно.

— Но… — Я чувствовала, как слезы подступают к моему горлу.

— Расскажи обо всем своим родителям. — Его кадык задвигался, он тоже боролся со слезами. — Возможно, ты сможешь забрать меня… если ты все еще хочешь быть со мной… когда ты будешь дома… конечно…

— О чем ты говоришь? Конечно, я хочу быть с тобой. — Ком встал у меня поперек горла.

Ной обнял меня сзади, положил подбородок мне на плечо и тихо сказал:

— Ты первая смогла выбраться отсюда живой. Может быть, тебе удастся узнать что-то о моих родителях. Выясни, живы ли они, что на самом деле случилось с моей мамой, существует ли такое заболевание. Как сестра Фиделис, Ансельм и Виктор попали сюда. Почему они выбрали жизнь в одиночестве, прячась или избегая чего-то. Все это. Выясни, пожалуйста!

План был не плохим. Он может сработать. Ной разомкнул объятия, демонстративно постучал по уху, снова повернулся к окну и скрестил руки на груди. Я как раз успела уйти в библиотеку, прежде чем вернулась сестра Фиделис.

Разбирать книги у меня не было никакого желания. Было душно. Оставшиеся часы я провела за складыванием журавликов из старой, неиспользованной нотной бумаги, которую я нашла в пакетах на полке. На некоторое время это стало моим любимым занятием, которое помогало успокаивать нервы.

Оркестровая музыка стихла, и Ной начал играть на фортепиано — настало время совершенной идиллии. Своей музыкой он очаровывал меня. В этот момент он был счастлив. Когда он перестал играть, для меня это было, как если бы кто-то разбил зеркало: наш план побега лежал передо мной, разлетевшийся на сотни осколков, и лис был все же мертв… я не хотела думать о том, что мне придется расстаться с Ноем. Как долго я не смогу увидеть его? А вдруг его увезут в другое место или с ним что-то случится? Я чувствовала, что моя жизнь стала такой же пустой, как журавлики из бумаги. Своими острыми клювами они поражали меня в самое нутро. Я не хотела ехать и все же чувствовала, что это был единственный способ выяснить истину.

Когда Ной и сестра Фиделис вышли из музыкальной комнаты, чтобы переодеться, я вышла в лес, встала на склоне позади виллы и начала одного за другим пускать журавликов по летнему ветру, наблюдая за тем, как они кружили у вершин, а потом, совершив крутое пике, падали, пропадая в темной листве.

Наше общее будущее было таким же неопределенным.

Тогда я побежала по лестнице через две ступеньки, достала телефон из ящика и посмотрела, остался ли в нем еще заряд. Бесконечно долгое время он лежал выключенным в ящике, и все же что-то в нем еще осталось. Я быстро выключила его снова и уже не могла дождаться момента, чтобы снова быть на связи с внешним миром. Сначала я хотела позвонить моим родителям. Наверное, они смогли бы приехать и забрать меня. Я бросила телефон в тканевую сумку. Затем я потянула чемодан из-под кровати и хотела его открыть, но поняла, как глупо это было. Вряд ли я могла взять его с собой, не вызывая подозрений. Но я должна вернуть его. Кроме того, я по-прежнему не смогла узнать его секрет. В последний раз я попыталась открыть двойное дно. Я перевернула чемодан, трясла его и пробовала разорвать ткань обшивки голыми руками, но он сопротивлялся — его сердцевина всегда будет скрыта от меня. С тяжелым сердцем я снова толкнула его под кровать и вышла на балкон. Также в последний раз. Виктор отправился в стеклянный дом. Он нес горшок с саженцами. Горячий ветер вылетел из-за угла дома. Дерево, нагретое солнцем, источало опьяняющий аромат. Я сидела на балконе, смотрела на стеклянный дом и наслаждалась восхитительными видами. Я с удовольствием сделала бы еще несколько фотографий, но аккумулятор моего телефона еще потребуется мне для чего-то более важного. Беркут вылетел из своего гнезда в скале. Я буду скучать по этому волшебному месту. Я сидела так довольно долго. С тех пор как я приехала сюда, время шло по-другому. Оно сжималось, разворачивалось, ускорялось и замедлялось до тех пор, пока все окончательно не перепуталось.

Зазвонил колокольчик. Иногда Ансельм делал так, когда еда была готова. Я встала. Виктор шел из леса слева по дороге. Секунду… Виктор был справа в стеклянном доме. Как он мог выйти с другой стороны? Я могла бы поклясться, что ни на миг не упускала из виду стеклянный дом: он стоял под скалой, и все же я могла его видеть. Наверное, я задремала на несколько секунд. Иначе невозможно объяснить такую перемену мест. Если я правильно поняла, он должен был пройти от стеклянного дома назад в лес, откуда он сейчас возвращался на виллу.

Я повесила сумку, спустилась вниз и присоединилась к остальным.

— Перестань вертеться. — Сестра Фиделис одернула Ноя, который стоял рядом с ней между кустами роз в черных выглаженных брюках и белой рубашке и ждал Виктора. На его руке болтался пиджак. Он выглядел так, как будто в ближайшие пять минут ему предстоит трудный устный экзамен перед комиссией, от которого зависит его дальнейшая судьба.

— Где же он? — нетерпеливо спросил Ной.

Сестра Фиделис еще раз посмотрела в свою сумку и проверила, все ли она взяла. На ней, как всегда, было облачение монахини. Я выбрала из чемодана Ирины самую элегантную вещь. Ничто не должно указывать на то, что я хотела уйти, хотя в джинсах и футболке мне было бы удобнее, чем в вечернем платье. В случае побега проблемой могло также стать отсутствие денег. И все же в моем телефоне еще оставалось немного заряда. Я еще раз удостоверилась в том, что он лежит в сумке, и спросила сама себя, в какой город мы поедем. В здешних окрестностях я совершенно не ориентировалась. Наконец приехал Виктор.

— Пожалуйте, господа! — сказал он, приглашая Ноя сесть на переднее сиденье.

Однако он по-прежнему не доверял ему и сел сзади. Наконец-то, мы могли сидеть рядом, подумала я. Сестра Фиделис быстро среагировала, оттеснила меня и села рядом с ним:

— Сиденье рядом с водителем я оставляю Ирине. Она этого заслуживает. Вид спереди гораздо красивее.

Вот змея. В ярости я пересела на пассажирское сиденье.

— Пристегнись, — приказала сестра Фиделис.

Ной понятия не имел, как это делается. Он не так часто бывал в машине. Виктор помог им обоим с ремнем безопасности, и мы поехали. Ансельм помахал нам вслед рукой.

— Итак, правила игры, — сказала монахиня, как сержант, после того как мы выехали за ворота и Виктор закрыл их. — Пока мы не приедем в театр, окна открывать нельзя. Мы придем туда, послушаем концерт и тут же отправляемся в обратный путь. На этот раз не будет никаких дополнительных заходов на детские площадки, в рестораны или еще куда-либо. Ты понял меня, Ной?

— Я не глухой, — сказал он и нервно тряхнул головой.

Загрузка...