Маг четвёртого ранга

Глава 10 — Путь

Утро, следующий день. Бескрайний лес неизвестно где, и вообще, в этих краях один только чёртов лес кругом, изредка попадают озёра и реки, горы, холмы и поля… но по сравнению с лесом это ни что, лес вездесущ, могуч, и полон проклятых насекомых, диких тварей, и не стоит засыпать в нём одному. Никогда.

Шэн идёт в отряде, среди прочих наёмников. Идёт бодро, хотя глаза слипаются, он силится показать, что не обуза, потому что вчера крупно так обосрался. Вильмах пришёл к нему в палатку, хотя обычным солдатам палатки не полагается вовсе, это привилегия десятников, или главаря, но Вильмах выделил одну старую палатку для Шэна, и с первых слов войдя туда вчера вечером, он заявил:

— Я зря надеялся на тебя. Те деньги, что я спустил… два десятка золотых, ты хоть представляешь КАКИЕ ЭТО ДЕНЬГИ, малолетний ты ушлёпок?! Все эти легенды про всесильных магов очередной праздный трёп, вы на деле ничего из себя не представляете! Как вообще можно было додуматься подставить спину? И это когда я вложил в тебя ДВАДЦАТЬ ЗОЛОТЫХ?! Да я лично насру на твой труп, если ты умрёшь, и любого встречного, кто будет гордо орать по округе, что он, видите ли, маг, я напичкаю арбалетными болтами, и тоже обосру его труп, ты меня понял?

«Словно мне не плевать на других магов, я среди них вообще калека…» — подумал Шэн, но сказал совсем иное:

— Простите, главарь, я крупно облажался…

— Простите… я облажался… СУКА! — Вильмах сплюнул. — У меня рука так и тянется к молоту, чтобы раскроить твою никчёмную черепушку, в которой и без того зияет пустота… эх…

Вильмах всё сказал, и сразу как-то сдулся. В полном латном доспехе он выглядел внушительно. На груди намалёвана кабанья харя, шлем с рогами висит на тесёмке на поясе, а изо спины торчит рукоять внушительного двуручного молота. Кроме молота оружия на нём нет, не считая шипованных латных перчаток, что само по себе весьма грозное оружие…

Сейчас Вильмах с видом аскета, познавшего всё дерьмо мира, смотрел куда-то сквозь пространство и время. А Шэн молчал, да и нечего ему было говорить, лежал на спине, едва живой, забинтованный с ног до головы, и с каждым мигом всё больше стыдясь самого себя.

— Ладно… — взгляд Вильмах более осознанным сделался, смотрел он на Шэна теперь даже без тени уважения, просто как на мясо. — Теперь ты будешь обычным наёмником, будешь шагать как все, а не ехать в повозке, будешь жрать вместе со всеми, и спать на общих лёжках вместе со всеми, и… надо научить тебя пользоваться хоть каким-то оружием, а то толку от тебя… конечно при таком раскладе ты можешь сдохнуть в любой момент, ну а какому наёмнику легко живётся? Это риск, но, если ты сможешь выжить, значит не зря я отдал за тебя такие деньги! Значит будешь иметь право на привилегии… а до первого боя ты обычный наёмник, пыль под ногами, кровавая смазка для заточенного железа, уяснил?

— Да…

— Тогда выползай из палатки в сторону общих лёжек, сейчас же. И не смотри на меня так, мне плевать как ты это сделаешь.

Вильмах вышел. А Шэн тяжко вздохнул и пополз.

Дополз до общих лёжек, пару наёмников заметило его и помогло братскими пинками, он в ответ вывернул ближайшему голень наизнанку. Больше никто не пинал. И вообще, в лагере так тихо стало, только неудачный наёмник болезненно мычал. И в этот момент Шэн заметил странное… Руфус пополнился силой… ненамного, но маны стало больше, хотя рядом никакого природного источника нет, да и ни магической твари, ни другого чародея, никого, кто источал бы силу… а в Руфусе теперь плещется треть резерва. И в этот миг Шэн вспомнил, что вчера вообще-то истощил печать до дна, но после топора под лопатку и его удара по животу дикого мужика, печать его так же пополнилась, он заметил это за несколько мгновений до отключки. И сейчас вновь немного силы пришло в печать.

«Неужели она реагирует на боль… но в рунной книге не было упоминаний об этом, ни строчки… но и на живых людей такие печати не наносят, обычные люди не обладают таким контролем, чтобы высвободить силу из печати на собственном теле и НЕ сжечь себя изнутри… и мне это с трудом удаётся… а тут такой сюрприз, неужели боль способна пополнять Руфус?»

В своих мыслях предположениях Шэн смог убедиться вчерашней поздней ночью, когда к нему пришли мстить дружки покалеченного им же наёмника. Вместе с самим неудачником, которому ногу вставили на место, но тёплых чувств он теперь к Шэну не питал. Они подошли к нему в тихую, рассчитывая, что он спит, а лежащим рядом наёмникам нет до мальчишки никакого дела. Но они не знали про шипастую крысу, что ещё на их подходе кольнула хозяина в щёку, заставив вздрогнуть от внезапного укола и проснуться. Они так же не знали, что раны на спине Шэна больше нет, трети Руфуса вполне хватило, чтобы залатать глубокий жуткий шрам, что через несколько дней обещал загноиться… теперь же он оставил после себя лишь гладкую, слегка покрасневшую кожу.

Ребята, собравшиеся мстить, не дошли до Шэна. Они остановились в нескольких шагах от него, потому что мальчишка, которого они пришли в тихую прирезать, вдруг резко сел и уставился в их сторону… они поняли это по двум красным точкам его глаз.

И тут мальчишка поднял руку. Из его пальца вырвался зелёный язычок пламени, с шипением, он собрался в небольшой шарик, и пульсируя и вращаясь оставался висеть над тоненьким пальчиком. Это было достаточно, чтобы они остановились, достаточно, чтобы самый здоровенный из них положил руку на плечо пострадавшего днём пройдохи, достаточно чтобы они так же втихую ушли, как и пришли, обратно к своим лёжкам.

И как только это случилось – Шэн лёг обратно, очень быстро отключившись, потому что растратил за пару мгновений весь свой невеликий резерв.

Но вот люди, делающие вид, что спят, те самые люди, что лежали вокруг Шэна. Они ещё долго блестели глазами во тьме, переваривая увиденное. А по утру шли угрюмые и через каждый десяток шагов протяжно с вывертом и слезами зевали.

И вот этот чёртов лес. Проклятая лесная дорога с двумя колеями от повозок, со следами лошадиных копыт, с пылью и острыми корнями растущих рядом деревьев.

Пыль оседает вокруг клубами, от повозок с припасами и оружием. Лошадей погоняют хлыстами, а люди мерно бредут сами не зная куда.

Среди них идёт и Шэн, он вдруг задумался о том, как проживает свою жизнь, и… пустая мысль тут же покинула его голову. Он живёт – и это главное. А ещё он голоден, с утра никто не разводит костры, никто никому не даёт еды, обделили и его.

***

Привал. Солнце село. В ногах зуд и боль, мозоли за день успели проявиться и лопнуть. Сапоги страшно снимать, пусть и ноги в них горят, но есть неприятное чувство, что если снять обувь, то на кровь и лопнувшую кожу слетится орда насекомых и станет ещё хуже. Лучше пусть рана останется не видна под кожей сапога.

К нему на привале подошёл наёмник. Лысый, чисто выбритый.

— Я Ханс. Оружейник диких кабанов. Пойдём за мной. Дам тебе оружие, салага.

Шэн молча встал, и молча пошёл получать оружие. Он вообще решил всё принимать с терпением и стойкостью. Хотя мог бы и сбежать из отряда наёмников и отправиться странствовать, но какого это? Неизвестно, что его ждёт на тёмных дорожках. У него есть фляга с водой, но нет еды. Нет денег. Одежда вскоре износится, а желудок опустеет, и какой-нибудь дикий зверь… или не дай светлый дух, какая-нибудь тёмная хренотень отыщет его в ночи и погрузит в его худощавую плоть острые зубы. Что он будет делать тогда? Лучше двигаться в пути с теми, кто уже давно находится в пути, кто уже знает дорожки и умеет за себя постоять, а также и его защитить, и накормить, и предоставить работу и за неё заплатить… предложение не такое уж и плохое, нужно только выжить, и стерпеть.

Пока Шэн думал об этом, они успели к повозке с оружием подойти. Лошади распряжённые рядышком пасутся, источая вокруг целые клубы пара и вонь от дерьма и пота. Ханс заскочил в повозку, Шэн остался стоять рядом, не зная стоит ли ему последовать за лысым оружейником. Послышался лязг металла и тихая ругань, голова Ханса выглянула из-за полога повозки.

— Что предпочитаешь?

— Ам… а что есть?

Тишина. Ханс смотрит на Шэна как на полнейшего идиота.

— Есть колющее, режущее, дробящее. Одноручное. Двуручное. Метательное. Защитное экипирование. Дохрена всего есть! На целую армию хватит, а я у тебя спросил – чем ты пользоваться умеешь?

— А… ну…

— Ясно. Ничем не умеешь… и откуда вас таких только берут, а? Молчи… ничего не говори… лучше руку вперёд вытяни.

Шэн молча подчинился.

— Ага, рука дрожит, значит лук тебе доверять бессмысленно, ещё своих в спину подстрелишь… руки в стороны растяни… ага, плечи крепкие, но руки короткие, меч не сгодится, никто так перед тобой открываться не будет… хм, а рубашку приподними-ка.

Шэн подчинился, обнажив крепкий сухопарый пресс.

— А вот это уже неплохо, и на ногах ты стоишь крепко, несмотря на день проведённый в пути… дам ка я тебе булаву и латные перчатки, вот какой я молодец, не пропил талант определять мудакам оружие… славно-славно…

Ханс скрылся за пологом и вновь послышался металлический лязг.

«У него с головой какие-то проблемы… или очередной пьяница?» — подумал Шэн, но мысль оформить в голове окончательно не успел, как лысый Ханс ловко выпрыгнул из повозки и свалил под ноги Шэну ворох всякого.

— Надевай, не стой!

Шэн принялся облачаться, с интересом оглядывая обновки. Первое, что в руки попалось – кольчуга, тяжёлая, но с небольшими дырками кое-где и следами ржавчины. Накинул её сверху на кожаную куртку с помощью Ханса, дядька оказался неплохим и следом за кольчугой поднял с земли толстый кожаный пояс с ремешками для оружия, показал как надевать и затягивать, крепко опоясав Шэна поясом, принялись за следующий элемент брони – он же последний из имеющихся, стельные перчатки от латного доспеха, без шипов, скрипучие, тоже древние как говно дракона, но пальцы защитить способные.

— Больше брони тебе не дам! Сам понимаешь, что ты новичок, мышцой и жилами ещё не оброс и большой вес на теле тупо не унесёшь.

Шэн на это лишь кивнул, ему и без всякой брони было тяжко передвигаться, а после дня пути на ногах и стоять то больно было.

И последнее, что он поднял с земли, была булава. По сути своей большой молоток, только с длинной рукояткой в полтора локтя и с массивным куском железа на конце, железо с тремя шипами, расположенных треугольником, каждый шип трёхгранный, длиной с палец, выглядят жутко, а что делается с человеком после удара такой дубины даже представлять не хочется. Рукоятка тоже не совсем обычная, с металлическими кольцами.

— Кольца для веса и для того, чтобы враги тебе древко не срубили, и ты это… не пробуй фехтовать булавой и закрываться от ударов, а то были у нас такие умельцы, остались без рук, и мы их добили потом после боя, чтобы не мучались всю оставшуюся жизнь. Булава оружие не для фехтования, максимально тупое, но при этом простое и эффективное. Ничего мудрить не надо, всего два удара. Сверху с замахом, или с боку от плеча. Бей со всей дури и тут же отступай, уворачивайся. Если уйти от удара не выходит, то прикрывайся наручем, но это знаешь… тоже в крайнем случае, потому что отрубить конечно не отрубят, но кости размозжат в пыль, потом можешь их благополучно из перчатки вытряхать вместе с посиневшим студнем вместо пальцев, понял?

Шэн лишь кивнул, хотя не понял и половины, судорожно пытаясь осмыслить, когда его будут учить орудовать булавой и сражаться.

— Вот и молодец! — Ханс улыбнулся щербатой улыбкой и ушёл. А Шэн проводил его взглядом и остался стоять на небольшой полянке. Лошадь смотрела на него с интересом. Постепенно темнело. И до Шэна стало доходить, что кажется обучать его бою никто не собирается.

— РА-А-А-А-А-А!

Что чувствует человек, когда его хотят убить? Убить прямо сейчас. И с яростью бегут это делать. Что чувствует в этот момент Шэн? Страх. Дикую панику, смешанную со смехом. Откуда взялся смех – не известно, но он определённо присутствовал.

А в это же время волосатый детина замахнулся на него мечом, с диким ором. Он бросился на него, и занёс клинок так высоко, что всё его тело выгнуло назад, и в то же время рот продолжал истошно вопить, распространяя во все стороны капли слюны, показывая Шэну гнилые зубы, и дрожащую гортань. Он наблюдал как сжимаются мышцы врага, как меч опускается на него откуда-то сверху, намереваясь если и не разрубить его на две неровных половины, то уж точно раскроить его черепушку. И ему было страшно, и ему было смешно. Неожиданно для самого себя он покрепче сжал булаву и ткнул ей вперёд, на манер шпаги, с хрустом ломая волосатому детине нос.

Удар мечом Шэна так и не настиг. Булаву вывернуло из рук. Детина свалился на него, они оба упали на землю, и тут же детина вцепился грязной ручищей за голову Шэна, с силой дёрнул за волосы.

Не успел Шэн осознать ситуацию, как детина уже сидел сверху, распространяя страшную вонь чего-то прокисшего, он одной рукой тянул Шэна за волосы, заставляя его шипеть и вытягивать шею, а другой рукой подносил кинжал к его глотке, при всё при этом с лица детины стекала кровь, и пузырились кровавые пузыри, он хрипло дышал, а нож всё ближе продвигался острой гранью к напрягшейся шее.

«А руки то свободны!» — вспомнил Шэн, и не успел клинок коснуться кожи, как взметнулись вверх две латные перчатки, объятые белым дымком. Сам Шэн не успел ничего понять, и волосатый детина не успел ничего понять, а латные перчатки Шэна с лязгом встретились, причём встретились, минуя на своём пути такую преграду, как заросшую густыми сальными волосами голову детины, проламывая кости, во все стороны раскидывая крошево черепа и серые сгустки мозгов.

На лицо Шэна приземлился значительный кусок черепушки, вместе с одним глазом и шматом склизкой серой жижи. Парня скрутило и тут же вырвало, он сбросил с себя волосатую тушу и согнувшись к земле знатно блеванул. С хрипом и кашлем, отплёвывая изо рта рвоту, Шэн поднялся, ощущая в руках тупую боль – сильное перенапряжение мышц, доходящее чуть ли не до судорог.

С огромным трудом выпрямившись на дрожащих ногах, он окинул взглядом трупешник детины, лежащий на животе, просвечивая расколотой дыней. Шэна чуть не стошнило ещё раз, но он чудом сдержался. Отдышался, и пару раз хорошенько пнул ещё тёплый, но жутко вонючий, труп бандита.

А это был бандит, и стоило Шэну поднять глаза и осмотреться, как он подметил направленные на него внимательные и слегка удивлённые взгляды наёмников. Из двенадцати их осталось восемь. В сече полегло четыре наёмника.

Кто-то продолжал скулить в этой берёзовой роще, что неожиданно окрасилась рвотой и кровью.

***

Один из наёмников отошёл к скулящему трупу, замахнулся молотом и с хрустом приложил по волосатой спине. В ответ заверещали, а наёмник ещё раз размахнулся, и с улыбкой на устах, опустил молот точно на скулящий затылок. Хрустнуло. Больше никто не скулил. Оставшиеся наёмники перевели на меня взгляд, снова. Один из них, стоящий с краю, и в руке держащий небольшое копьё, спросил у меня хриплым, с сильной отдышкой, голосом:

— Ты… убивал раньше?

— Нет, никогда. — Я вдруг вспомнил школу, клубы пыли… — Не лично… не своими руками.

— Хаха… да, чтобы вот так убивать руками… я такого ещё никогда не видел, малец!

Другие наёмники вокруг засмеялись, кто-то из них поддержал шутку:

— Ты своими руками только член теребить мастак, Кладий!

Смех стал громче и заливистей, я сам не заметил, как расхохотался вместе со всеми, и почему-то от этого смеха стало легче, словно усталость и боль в руках перестали на миг занимать все мои мысли.

— Ты маг, парень… верно? — спросил меня наёмник с копьём, тот, кого мигом ранее назвали Кладием.

Я ответил не сразу, так… словно само отношение к магам меня почему-то стыдило.

— Да, четвертого ранга.

Смех вокруг как отрезало, на меня смотрели искоса, теперь они переглядывались между собой, им явно хотелось поговорить без меня, но обо мне. И Кладий единственный, кто не стал переглядываться с другими, а напротив посмотрел на меня с хмурой задумчивостью.

— Почему Вильмах отправил тебя с нами, зачищать бандитов? Ты бы мог пригодиться, наверняка, в чём-то другом. — Он не нашёлся сказать в чём конкретно я могу пригодиться, потому что явно этого не знал. Я первый маг в их отряде, и уверен, что наёмники вообще редко имеют с нами дело… с нами… интересно как давно я стал относить себя к магам и почему от этого мне так противно?

— Так почему, парень, ты здесь, а не в тылу? — повторил свой вопрос Кладий, немного переиначив его, и так не дождавшись от меня ответа видимо решив для себя, что я не совсем понял вопроса.

— Вильмах… — и что он? Сказать правду, что я крупно напортачил, и меня отправили сюда доказать, что я на что-то способен? — Он… решил проверить меня, я ведь и правда никого не убивал раньше.

Вру. Краснею при этом и взгляд отвожу в сторону, сам понимаю, что врать не умею от слова совсем и сейчас кажусь шутом, так явно и глупо… но поделать с реакцией ничего не могу, само получилось. И ведь ложь весьма сильная, я уверен точно, что в рухнувшем здании школы погибли люди, хотя бы та же прислуга наверняка пострадала, и вряд ли смогла защититься под каменными завалами. Я вру. Но почему?

— Понятно, — Кладий, кажется, всё для себя уяснил и вопросы больше мне задавать не стал, лишь ободрив: — Ты хорошо постарался парень… для первого раза…

И гораздо громче добавил, уже для всех остальных:

— Собирайте добро ребята! Ищите монеты и двигаем обратно к отряду. Нужно ещё отчитаться главарю, что на пути всё тихо и спокойно.

Как я понял только сейчас, Кладий был лидером отряда разведчиков. С коротким копьём. Шустрый и весь какой-то быстрый, аккуратный. Совсем невзрачный, с большим носом. Он пробирался по лесу впереди основного отряда наёмников, с такими же неприметными и низкорослыми людьми, как и он сам. Это он подал сигнал Вильмаху о том, что впереди засели бандиты, дорогу завалили брёвнами из белых палых берёз, и проехать без боя дальше вряд ли получится, однако можно откупиться. На что Вильмах ответил с хищным оскалом:

— Отдавать честно заработанные деньги бандитам? Ну уж нет, лучше мы отымеем их и заберём награбленное!

Вильмах добавил в отряд невзрачных равездчиков ещё пятёрку рубак и меня, аргументировав это:

— Вот твой первый бой салага, опыта тебе набираться ведь где-то нужно! Не сдохни, а то насру на твой труп… помни об этом!

Словно я мог об этом забыть! Главарь явно страдает какими-то больными извращёнными фантазиями, всё о чём он мечтает, так это наложить личинку на моё бедное мёртвое тело… эх… двинулись мы с отрядом навстречу к бандитам, но только не все вместе, их там как ни как под два десятка, пусть и по словам разведки они по большей части вооружены ржавым хламом, а брони у них нет и вовсе, щеголяют в каких-то рванных бабьих юбках, трясут свисавшими из под подолов яйцами… ну это по словам разведки, и я тоже не понял почему их интересуют бандитские вонючие яйца! В общем подкрадываемся мы к ним с тыла, пока рубаки, прикрывшись длинными тяжёлыми щитами штурмуют прямо на прифигевших от такого напора бандитов… и началась сеча. Не успел я ничего понять, а разведчики с лёту метнули в поросшие волоснёй и изрядно вспотевшие спины бандитов ножи и небольшие топорики, я аж поморщился от накативших воспоминаний, и фантомной боли под лопаткой… а бандиты уже успели развернуться, оказать хилое сопротивление, одного неудачливого и заметно поторопившего разведчика насадив на пару ржавых изогнутых клинков, показывая на остриях намотанные кишки. И всё началось…

Я не понял, когда и как, но мы с ним нашли друг друга глазами. Что-то промелькнуло между нами. Какое-то понимание, что мы прям жили всю жизнь для этого момента, что нас судьба вела именно сюда, чтобы мы разорвали друг друга на куски, выпуская вокруг фонтаны липкой горячей крови. Однако, он это осознал гораздо раньше меня. Огромный. Волосатый. Завопил и бросился в атаку.

Как это всё произошло, я сейчас, мерно трясясь в повозке, пытаюсь переварить. А рядом сидит Вильмах. Главарь собственной персоной. И молчит, посматривает на меня с усмешкой, украдкой, и молчит.

Повозка, скрипя и больно ударяя в задницу на ухабах, продолжает катить меня куда-то, и Вильмах наконец не сдержался, и спросил то, что видимо уже достаточно долго крутится у него на языке:

— Ну и как оно?

Я не смог сдержать глупой улыбки. Она сама собой появилась на лице, в глаза я ему посмотреть при этом не осмелился.

— Мне понравилось…

Он ржал ревущим медведем на всю округу, наёмники, что шли рядом с повозкой смотрели на главаря с удивлением и неким раздражением, ещё бы… такой смех меня, сидящего рядом, вообще чуть не оглушил.

Тяжёлая рука в латной перчатке хлопнула меня по спине, и я чуть не слетел с повозки кубарем.

— А ты парень не промах! — отсмеявшись молвил идиот-главарь, и уже куда серьёзнее добавил: — Парни рассказали, как ты лопнул голову бандита, словно то был шарик с водой, какие обычно продают на ярмарках… бац, и кровавое месиво вместо черепушки, и это всё одними руками! И вот тут мне стало интересно, а что ты можешь ещё?

Смущение как-то разом вылетело из меня, пришло время показать себя настоящим магом, не зря же я четыре года читал древние невнятные фолианты, сидя в подземелье.

— Могу зачаровать латные перчатки и нарукавники, часть доспеха от плеча и до кончиков пальца.

— И что, получится так же, как у тебя сегодня?

— Ну… да. — Я даже несколько удивился, что он смог понять мою мысль вот так вот слёту, видно человека с опытом. На самом деле рунная тройная вязь пришла мне в голову стоило только взять молот в руки. Тяжёлый зараза! И ведь у меня то булава ещё облегчённая! А какого приходится другим? И вот тут в голову пришла рунная вязь, которую я откопал в одной гномьей книжке, там рассказ ввёлся об одной шахте, где добывали необычайно крепкую руду, и для того, чтобы вырубать каменный свод, приходилось прилагать дюжую силу, даже для гномов, и при этом очень быстро и часто ломались кирки. Но выковать для гнома прочный инструмент из металла – легче лёгкого, они и выковали, однако цельная металлическая кирка оказалась тяжела на подъём, очень тяжела и орудовать ей часы напролёт, при этом орудовать с необходимой силой и точностью представлялось очень сложной задачей… даже для кряжистых и очень выносливых гномов. И вот тогда их магам поступил заказ на создание рун, способных облегчить работу. Вначале они создали руну, облегчающую вес кирки, и это оказалось провалом… потому что масса орудия была рудокопам нужна, со слишком лёгкими кирками особо нет смысла работать, камень просто не будет рушится под ударами лёгкого инструмента… и вот тогда маги гномов взялись за дело всерьёз, разработав рунную вязь из трёх рун, под названием «руки Гифалиса», есть у них такой древний бог в их пантеоне, прославившийся умением обращаться с тяжеленым молотом и своими необычайно крепкими руками. Суть «рук Гифалиса» проста, руна на плече отвечает за уменьшение давления на сустав, руна на мышце отвечает за усиление этой самой мышцы, а руна на рукавице усиливает хват. Простая по нанесению, всего три руны, но очень эффективна для рудокопов печать… она может так же пригодиться и воинам!

— Ну да, и? О чём ты задумался, Шэн? Сидишь, куда-то вдаль пялишься… никак головушку повредил тебе тот бандюган, или такое сильное впечатление оказал на тебя первый бой?

Вильмах посмотрел на меня с одной стороны, затем с другой, а потом не задумываясь шлепнул меня по щеке, я аж на месте подпрыгнул, чуть в очередной раз не свалившись с повозки.

— А… да слушаю я вас! — возмутился я, от неожиданного удара. — Слушаю… просто задумался.

— Слушать то может и слушаешь, однако я вопрос задал, а ты молчишь.

— Да, извините, главарь… так вот, я могу нанести руны, которые будут усиливать хватку и придавать дополнительную силу рукам, с этими рунами оружие будет казаться гораздо легче и орудовать им будет в разы проще, при этом вес оружия останется прежним.

— Вот как. Что тебе нужно для нанесения этих… рун ты сказал? Сможешь нанести их на мой доспех?

— Ну… — и тут я задумался, а ведь я никогда не работал со сталью, накарябать за несколько дней спицей небольшую руну на ножике – это одно, учитывая, что сделан от из скверного железа и при нагревании поддаётся, а вот со сталью латного доспеха такой фокус не прокатит, да и сколько времени это займёт?

Рядом что-то матерное заворчал Вильмах, и я поспешил вынырнуть из размышлений, пока не схлопотал новую оплеуху.

— Мне нужен кузнец!

— Даже так? — Вильмах, кажется, от такого расклада весьма сильно скис.

— Да, потому что руны нужно будет выбивать специальными инструментами на доспехе, у меня для этого ни инструмента, ни умений.

— Тогда тебе нужен не просто кузнец, а кузнец с полновесной кузницей… наш штатный оружейник Ханс может разве что заточить клинки и пару колышков вбить в рукоять, чтобы лезвие покрепче держалось… а ты говоришь о полновесном кузнице… Не выйдет пока парень. Отложим эту идею до ближайшего города и подходящего нам мастера. А к слову… эти руны сами по себе сложные? Имею ввиду, сложный ли рисунок. Придётся ли мне спустить последние монеты, нанимая искусного кузнеца, или сгодится простой?

— Сгодится простой, — быстро ответил я. — Руны не замысловатые, те же буквы было бы выбивать в разы сложнее.

— Хорошо… это мы пока отложим. На что ты ещё годен?

Я задумался на миг, но тут же дал ответ, с моими возможностями самое простое, что я могу делать это:

— Лечить. Могу с помощью магии закрыть глубокие раны и убрать сильные ушибы.

— Целитель, ага… — Вильмах не выглядел удивлённым. Ещё бы, ведь он прекрасно видел, как я встал на следующий день, после того как из моей спины достали топор, он не мог не понимать, что в целительстве я что-то да смыслю. К тому же, теперь зная полные возможности Руфуса, я был уверен, что смогу исцеляться гораздо чаще, и даже исцелять других, всё дело в том, что после того, как я схлопнул голову бандюги, то невольно потянулся к Руфусу, для проверки старой теории, и удивлённый заметил, что он на половину полон, к тому же сила к нему продолжает поступать. И вот в тот момент я обвёл побоище взглядом и осознал… Руфус реагирует не только на боль, но и на чужие страдания, и смерть. Конечно, не так эффективно, как с маной, ту он впитывает моментально и наполняется в разы быстрее, но источники природной силы встречается редко, а эманации боли и смерти вездесущи!

Вильмах заметил, что я вновь задумался. Видимо до него наконец дошло, что собеседник из меня после боя и пережитого в нём, ну никакой… наверное поэтому спрыгнул с повозки, и идя рядом с ней, сказал мне:

— Отдыхай. Я позже приведу раненных, вылечи кого сможешь, и… в ближайшее время ты не будешь вступать в бой на передовой, ты доказал мне свою полезность. Отдыхай.

Он ушёл, быстро направляясь к голове отряда, на ходу обгоняя потных лошадей.