Маг четвёртого ранга

Глава 13 — Домик в лесу

Шэн, который Тодд, совсем не хотел становиться чьим-либо. Тем-более не хотел он принадлежать этой странной девушке. Он смог разглядеть её чуть лучше, когда она обошла его по кругу, и пелена тумана слегка рассеялась.

Она была высокой, худощавой, но двигалась резво, быстро. Очень короткие волосы, не доходящие и до плеч. По женским меркам это очень и очень странно, Шэн вообще впервые видел женщину с такими короткими волосами, у той же Хаши волосы были тоже не очень длинные, но они хотя бы спускались до плеч, и Хаши была не из этих мест, её привезли в эти земли рабыней очень и очень давно, ещё ребёнком и продали в бордель, а там такая необычная девочка, с такими необычно короткими волосами пользовалась популярностью.

Но здесь-то был лес, не бордель от слова совсем. И судя по густой, но короткой шевелюре, девушку никто не стриг, она просто отрезала себе волосы чем-то острым, когда те отрастали слишком длинные, это можно было понять и по неровным прядям на её затылке.

Шэн внимательно рассматривал её, он наивно предполагал, что это последний человек, которого он видит в своей жизни. И пусть в душе его трусливо теплилась надежда на спасение, разумом же он ещё ночью подготовился к смерти, жаль, что та почему-то не спешила забрать его несчастную душу.

А пока он рассматривал её ноги, обтянутые кожаными штанами так плотно, что проглядывались кости и крепкие мышцы бёдер, и не менее крепкой задницы. На девушке была рубаха из какой-то очень плотной и явно грубой ткани, а поверх неё тоже тканевая, но с внутренней стороны обшитая мехом, жилетка, с большим кожаным поясом на талии.

Сначала Шэн и вовсе решил, что перед ним парень, просто с ломающимся, подростковым голосом. Но нет, она была для парня слишком красивой. Ровные черты лица, аккуратный нос, слегка припухлые щёчки и очень худая, элегантная шея, с хрупкой ключицей, что хорошо просматривалась из раскрытого ворота рубахи.

Она нависла над ним, после того как какое-то время кружила вокруг коршуном, внимательно рассматривая его, пока он одним глазом рассматривал её. И вот она сидит в его ногах, смотрит ему в лицо и выносит вердикт:

— Ты умрёшь… раны в тебе слишком глубоки, — при этом глаза её блеснули, а Шэн так и не понял почему, неужели она собиралась лить по нему слёзы? А ведь они даже не знакомы. И тут она неожиданно закончила фразу, и для Шэна всё стало ещё более непонятным:

— А раз ты всё равно сдохнешь, то я могу с тобой и поиграть… папенька запрещал мне убивать охотников, но ты же не охотник… ты даже не лесоруб, ты… а кто ты, кстати?

Шэн попробовал прохрипеть своё имя, но получилось очень сипло и невнятно. Ему и без того было тяжко дышать, а после бесплодной попытки поговорить, он сильно закашлялся и решил больше рта не раскрывать, слишком большой это для него сейчас риск.

«Пусть она делает со мной, что хочет! Я всё равно, уже не жилец…» — решил для себя Шэн. Он даже не пытался лечить себя, сил в нём не оставалось. Ни физических, ни магических. Всё ушло на поддержание тела, пока он тащился по лесу, постоянно усиливая свои ноги, чтобы просто не свалиться бесчувственным кулём, ведь колени всё норовили подломиться.

— Значит говорить ты не хочешь… — она улыбнулась. — Ладно, тем лучше. Мне нравится добиваться от зверушек поскуливаний, интересно как быстро начнёшь скулить от боли ты?

На её плече располагалась интересная система ремешков, которая заканчивалась на боку креплением с кинжалом, его длинная рукоять с небольшой гардой торчала под углом из-под её левой подмышки. Она левой рукой зажала ножны, а правой медленно вытащили кинжал. Длинный, чуть сияющий в тусклых лучах ещё спящего солнца. Она приложила кончик ножа к своему подбородку, толи показывая Шэну лезвие, для испуга, толи просто задумавшись. В то же время взгляд её шарил по телу Шэну, где мало было целой плоти, всё было изорвано и в крови.

Наконец она что-то для себя решила, наклонилась над ним, острым концом кинжала ткнула в его шею.

— Ты явно какой-то бандит… но такой молодой… ты кажешься моим ровесником, и за твоё убийство меня лишь похвалят, однако я никому о тебе не скажу, и знаешь почему?

Шэн молчал, он и вовсе закрыл глаз, решив для себя подождать, пока странная девушка его прирежет.

— Молчишь? Решил молчать со мной… ну-ну… посмотрим, как ты дальше себя вести будешь, говнюк!

И тут случилось странное. Во-первых, кожу на шее у него рассекло, быстро, но не глубоко, он ощутил, как полилась кровь. Но это было не самое важное. Куда более значительным было то, что в его Руфус вдруг потекла сила, он открыл глаз, и обнаружил, как незнакомая девушка медленно ведёт лезвием кинжал по его телу, от шеи к паху, разрезая кольчугу, и куртку под ней, так словно это был тончайший шёлк, а не два крепчайших слоя из грубой дублёной кожи и ячеистого железа. Она рассекла всё, попутно распоров Шену кожу, и слегка взрезав мясо. Из его брюха не выпали кишки и прочие внутренности остались на месте, порез оказался аккуратным и не очень глубоким.

Следующим шагом девушка попытался стянуть с него одежду, оголить живот, но ей это не удалось, мешали застрявшие в его теле два арбалетный болта. Она подумала немного, и обрезала вокруг болтов ткань и кольчугу. На этот раз Шэн увидел её магию воочию. О да, она была одарённой, и не очень умело распределяла свой дар, очень много маны выбрасывалось в пустоту, но нельзя было сказать, что она совсем не умела колдовать. Она очень даже умела, просто было ясно, что её никто не учил. Сдерживать ману в теле для экономии учили в магической школе, а тут дремучий лес, и у девушки кажется проблемы с головой. Она спокойно хочет прирезать Шэна, вместо того чтобы быть хозяйкой дома и растить детей, женщины кажется обычно таким и занимаются. Они не убивают других людей!

Так думал Шэн, рассматривая как неизвестная ему девушка, направляет силу в кинжал, окутывая его коконом из ветра, едва видимым, но вблизи заметным. Туман вокруг оружия очень быстро рассеивался, и Шэн мог увидеть тончайшую и на вид очень острую ветренную грань, проступившую от клинка на совсем небольшую длину. Девушка поднесла кинжал к кольчуге, не задела ржавый металл сталью кинжала, однако ветренная острейшая грань спокойно прошила металл, не ощущая какой-либо преграды на своём пути.

Когда она закончила, и откинула в сторону разрезанную пополам кольчугу и кожаную куртку, вместе с грязной тряпкой, что была раньше рубахой… Шэн оказался перед ней во всей красе, полуобнажённый. И девушка воззрилась на него с сильным удивлением. Щёки её слегка покраснели, глаза увлажнились, дышать она стала с лёгким придыханием, и Шэн вдруг осознал, что эта девушка, когда увидела его покалеченным и беспомощным посреди леса, и её глаза в тот миг странно блеснули… это были вовсе не слёзы, а скорее она... такой блеск в глазах и лёгкий румянец он видел у Хаши, девушки, что стала его первой, и оказалась очень горячей персоной… хотя сравнивать ему было не с кем, но факт был в том, что та возбуждалась очень похоже.

Незнакомка опустила руку на его грудь, провела по давним запёкшимся рунам.

— Ты одарённый… ты такой же как я… — прошептала она, очень негромко, но Шэн услышал. В лесу было очень тихо, птицы ещё не успели проснуться.

Шэн решил доказать, что он действительно одарён, решил, что может тогда она не станет его убивать. И направил силу из Руфуса в Рахи, печать исцеления чуть сверкнула. Девушка тут же наклонилась к его горлу, очень ощутима приставила под кадык лезвие кинжала. Её взгляд сделался очень недобрым, несмотря на румянец.

— Ты, сука, сейчас попытался на меня напасть?

Кинжал болезненно впился в его плоть, если бы в этот момент она пустила в кинжал силу, окутывая его ветренным лезвием, то с лёгкостью бы разрубила хребет Шэна, так словно, это был кусок масла.

Его глаза метались из стороны в сторону, но этого явно было мало, и он решил помотать головой, мол нет, конечно же нет. Она не спускала с него глаз, лезвие от горла не убирала.

— Смотри, я могу сделать всё быстро, правда тогда наша игра прервётся, но… я не позволю напасть на себя, ты меня понял?

Шэн кивнул, лезвие ощутимо застряло в его горле, говорить он в этот момент даже не пытался.

Она отклонилась, нож отставила. И тут же по девчоночьи счастливая ахнула, увидела, что на груди его исчез оставленный ей же длинный вертикальный разрез. Странное дело, вот смотришь на неё вот так, и обычная девушка. Глаза распахнутые, ресницы длинные, лицо симпатичное. Смотрит на его голое тело, любуется. Какому парню это будет неприятно?

Но вот миг нормальности быстро канул в небытие, когда она принялась вырезать болты из его тела. Без слов, видимо решила так ему помочь. От болтов торчало только древко, сами наконечники поросли мясом, вокруг них плоть сильно опухла, внутри начинало гнить. Она бесцеремонно срезала кусок кожи, убрала в сторону остатки кольчуги и куртки, принялась спокойненько его нарезать, язычок чуть высунула, прикусила. Занятая интересным занятием. Между тем она его потрошит, и её это ничуть не смущает…

Из глаза Шэна льются слёзы, из носа стекают длинные грязные сопли, из приоткрытого рта вырывается беззвучный крик боли.

И всё это время он не мог потерять сознание. Чужая сила вливалась в него, бодрила, заполняла печати. Дыры в его теле сами собой принялись зарастать, он же пялился в кроны деревьев, что виднелись совсем едва-едва из-за пелены тумана. О чём думал в этот момент Шэн? Думал ли он вообще? Мыслить, значит существовать, однако в этот момент, в его голове не было не единой мысли. Галимый шок. И ничего более. Фактически он и не существовал.

— Видишь, как здорово получилась, я тебе помогла! — она тем же временем была рада, даже счастлива, но тут же недовольно возмутилась:

— Почему ты не благодаришь меня? Ну же, скажи мне спасибо! — она схватила его за щёки грубыми пальцами, дёрнула его непослушную голову на себя, заставляя его взгляд невольно остановиться на её ярко голубых, и таких странных глазах. Он продолжал ничего не понимать, а она медленно протянула:

— Спа-си-бо… ну ка, вместе со мной спа-си… ну нет, это никуда не годится, — она убрала кинжал в ножны, перехватила его за шею, а второй рукой со звоном залепила пощёчину. Он вздрогнул, щёку ощутимо жгло, в голове гудело, он посмотрел на неё уже более осознанно, совсем при этом не понимая, почему он ещё жив и вынужден испытывать все эти муки…

— А ты довольно неплохо выглядишь! — подметила она. — Сейчас твоё лицо не напоминает свинячье рыло, и вполне… — она прильнула к нему губами. Очень грубо, он попытался отпрянуть, но она крепко держала, рукой сдавила его щёки, вынуждая открыть рот. Глаза её стали злыми, кажется он начал понимать, что она ожидает от него полного послушания, и сейчас последует наказание… и он оказался прав, она прикусила краешек его языка и с силой дёрнула головой назад, открывая кусочек его плоти. Прожевала, проглотила, и всё это с оскалом на лице, и с поблестевшими глазами. Она вновь наслаждалась процессом, пока Шэн захлёбывался кровью, судорожно пытаясь выплюнуть её изо рта, но сил было мало, сплёвывать получалось плохо, в результате заплевал себе весь подбородок красной слюной. Во рту всё страшно горело… но только миг, рана быстро закрылась, она откусила самый краешек, и исцеляющая сила очень быстро затянула рану.

Шэн не сводил с незнакомки ненавидящих глаз.

Она эта заметила, залепила новую пощёчину, и тут же следующую, с другой стороны. Пока он со звоном приходил в себя, она провела ладонями по его худощавой обнажённой груди, вновь достала из ножен кинжал.

Распорола на нём штаны, срезав не очень аккуратно от паха до края штанины, при это очень больно взрезав его член, от боли он аж чуть не вскочил, но измученное тело отказалось вставать. На его подёргивания она лишь рассмеялась, он явно казался ей чем-то вроде забавной зверушки, и эта мысль с каждым мигом всё сильнее пугала его… в отличие от зверей, он может очень и очень долго не умирать… и его выживаемость сейчас – это проклятье, а не дар.

В этом он убедился очень скоро, когда она сломала древко стрелы, и беспардонно принялась вырезать наконечник. Это был не болт, а специальная стрела, с широкими крыльями, чтобы причинить как можно больше мучений. А незнакомка кромсала его плоть как настоящий мясник, или охотник. Кромсала его мясо и с силой тянула, заливая бедро и влажную траву вокруг тёмной бардовой кровью.

Шэн потерял очень много драгоценной красной жидкости в последние дни, и эти капли, что сейчас очень быстро вытекали из его разделанного бедра, были ему очень нужны. Может поэтому, а может просто от сильной усталости, глаза его зарделись какой-то непонятной чёрно красной дымкой. Дышать стало тяжело. Это напоминало конец, но концом не являлось. Чужая сила по-прежнему обильно протекала в его печати, чужая сила бодрила его, не позволяла отрубиться и сдохнуть.

Очень быстро он перестал её ненавидеть. Не потому, что исчез повод, а потому что он вновь перестал чувствовать что-либо.

И кажется раной на бедре всё не закончилось. Он отчётливо ощущал, как его тело взрезается кинжалом, но не глубоко, плоть тут же затягивается. И снова новый разрез. А она тихо смеётся, и порезы вночь спускаются от его шеи куда-то вниз…

Он пришёл в себя, когда её грубые пальцы обхватили головку его обмякшего члена, и принялись тянуть во все стороны и сдавливать. Это заставило его проснуться, и тут же замереть с широко раскрытыми глазами. Он пялился на то, как эта мразь сидит на его ногах, и склонив голову набок продолжает изучать его член. Дёргает его во все стороны, грубо, очень больно и сухо. Удивительное дело, но его прибор стал наливаться кровь, и такое чувство, что не от возбуждения вовсе, а так, словно к покалеченной от удара конечности обычно приливает кровь.

За время его мучений прошло достаточно много времени. Туман рассеялся. Где-то вдалеке забрезжили яркие жёлтые солнечные лучи. Наступал новый день. Запели птицы. Мимо пролетела стрекоза. А где-то позади, за спиной Шэна, раздался гневный женский голос:

— Фая, бешенная ты девчонка! Что ты творишь?!

Мучительница Шэна, что последние часы вытворяла с ним страшные вещи, со смущением и удивлением воззрилась куда-то за голову своей жертвы, и смущённо так пробормотала:

— П-прости, ма… я немного увлеклась…

При этом его член из очень жёсткой хватки она так и не выпустила.

***

У Бахруша охота не задалась. Хотя сначала всё было неплохо. Рыцарь уверенно шёл по следу, гончая сука почти не сбивалась с пути. Удивительно было только то, что беглец оказался таким выносливым, с такой-то раной как у него. Не было сомнений теперь уже, что преследуемый наёмник обладает даром. Впрочем, это не такая уж и большая редкость, почти в каждой деревушке порой рождаются одарённые, причём это ни от чего не зависит, дар не передаётся по наследству, невозможно предсказать будет ли он у новорождённого, и всё же это не редкость. Случается. Как и магические растения, и твари, и некоторые расы, где все поголовно обладают даром. Те же эльфы все маги, но… дар их несколько слабее человеческого, да и самих эльфов по легендам куда как меньше людей. Живут они очень обособленно, из своих древних лесов выбираются редко, почти никогда. С людьми стараются вести себя вежливо, но грубости не выдерживают, реагируют жёстко, предпочитая отправлять провинившихся людишек на корм растениям в качестве многократно перегнившей массы, из мяса, волос и дерьма…

Бахрушь передёрнулся. Сейчас он пытался уснуть, и мысли в голову лезли не хорошие. Лес удивительным образом затихал в ночной мгле, становилось влажно, и к тому же поднялся весьма сильный туман. Люди устали. Собака глубоко дышала, и очень сильно вспотела, того и гляди сдохнет. Решили устроить привал, сухо перекусили, поставили первым караульным конюха Акатоша, как самого бдительного, и вот… Бахрушь лежал и пытался отогнать от себя мысли о перегнившей людской массе, которой эльфы удобряют свои любимые растения. Получалось с переменным успехом, в голову продолжала лезть всякая жуть. Бахрушь редко бывал в лесу, а если и бывал, то большим отрядом, чем сейчас и потому неспокойно было на его душе.

Несколько часов назад, когда солнце ещё не зашло, они наткнулись на дохлую лошадь со сломанной ногой. Бедняга угодила в лисью нору копытом, сломала кость, и после осталась лежать, не в силах передвигаться дальше. Здесь всё понятно на первый взгляд, однако… шея у животного свёрнута набок, а это, между прочим, очень и очень крепкий хребет и связка мяса с сухожилиями, шею вообще очень сложно перерубить даже у человека, палачу на это требуется в среднем два-три, а то иной раз и с десяток, ударов. Свернуть шею тоже не легко, обычно это требует определённого навыка и не дюжей силы, в случае с лошадью же… сила должна быть безумной. Вопрос в том, за кем они гонятся определился сам собой, сомнений больше не было, это одарённый. Возможно, не уступающий в силе Виконту Сантерра… и опять же мимо, если бы наёмник не уступал в силе, то разве бы он так легко подставился под копьё? Виконт говорил, что наёмник совсем молод… может нехватка опыта и позволила вогнать в его рёбра рыцарское копьё?

В любом случае, он сильно ранен, очень сильно. И каким бы великим даром он бы не обладал, протянуть долго с такими ранами без целителя высокой категории просто невозможно. Очень скоро наконечник копья вызовет в его организме реакцию отторжения, начнётся гангрена… а это – верная смерть, при которой единственная возможность выжить – немедленно вырезать из его тела наконечник копья, выдавить гной и наложить сильные чары лечебной магии. Это невозможно сделать в лесу будучи при смерти! Бахрушь хорошо это знал, не раз и ни два он сталкивался с гнойными ранами, пару раз получал их сам, на его ногах не хватало несколько пальцев, а всё оттого, что рыцарь хоть и юный, но всё же рыцарь, и у него есть обязанности перед сеньором, в первую очередь – защита территории от бандитов и прочих шаек лихого люда.

И вроде на первый взгляд домен Сантерра не такой уж и большой, всего три деревеньки, одно большое село, и родовой замок чуть в стороне… да только вот, если судить по территории, а не по численности населения, то земли у Виконта обширные. Несколько крупных лесов пересекаются на домене Сантерра, протекает две крупных реки, и множество озёр, мелких проток, и самая главная проблема – очень много дорожных путей и целых два крупных тракта. Бандиты любят, очень любят такие домены, потому что малые дворяне не обладают достаточным количеством стражи и личной гвардии, чтобы зачищать и контролировать все пути, что проходят через их земли. Обычно стража охраняет лишь главный тракт и родовой замок, а в случае чрезвычайной наглости бандитов, когда они решаются напасть на поселения, тогда высокородные сеньоры приходят на помощь и стараются вырезать всю обнаглевшую в конец банду.

Так было и с доменом Сантерра. В прежние времена, когда юный виконт ещё не был виконтом, а служил в армии, и доменом правил прежний владетель, тот ещё пьяница… Бахрушу в те времена пришлось очень и очень много воевать. Причём стычки с бандитами всегда выходили для него кровавым боем, не редко калечился сам, часто, очень часто, умирали его слуги и бравая личная гвардия, что когда-то состояла из трёх десятков выученных и опытных воинов… сейчас же насчитывала неполный десяток, половину из которого Бахруш взял с собой в погоню.

И всё же, нынешний Виконт во много крат превосходит всех предыдущих свои предков… Аланварт полностью изгнал бандитские шайки со своих земель, и в планах у него – присвоить к домену соседнее баронство, расширив земли и став полноправным маркизом. Аланварту сопутствует граф, а также за его доблесть и силу, ему кажется улыбаются с небес боги… и Бахрушь купался бы в счастье, служа такому господину! Если бы господин не был извращённым ублюдком мужеложцем.

Бахруш перевернулся на другой бок. Заснуть никак не получалось.

***

Бахрушь больше не хотел быть рыцарем. Ему это всё очень сильно надоело, пусть он не хотел этого до конца признавать, ибо ведал, что такое честь, но грустное осознание постепенно овладевало им. Ему всё это очень сильно надоело. Постоянные воины, походы на бандитов или на чужие земли, где вечно приходилось грабить и жечь уже самому, выступая в роли липового бандита… в обоих случаях вокруг смерть, крики, огонь, и боль. Как его, так и товарищей, в обоих случаях всё это сильно не приятно. Ему начинало хотеться чего-то простого.

Вернуться для начала в родовое гнездо. Отдохнуть как следует. Выспаться. Очень хорошо поесть, он бы даже назвал это грубым крестьянским словом «обожраться» как последняя свинья, и потом дни напролёт проводить в успокоительной неге, тотальной лени, созерцая облака и изредка читая какие-нибудь лёгкие книжицы из семейной библиотеки. Чуть позже, спустя пару месяцев, где-нибудь к началу весны, он бы стал чуть активнее, ездил бы на охоту, приглашал бы близких друзей и слуг на вечерние посиделки, звал бы менестрелей в гости, напивался бы горячим вином со специями и горланил бы паскудные песни до утра… а ещё чуть позже, жарким летом, он бы повстречал на балу у сюзерена какую-нибудь не очень гордую, воспитанную, девушку. Женился, породил бы наследника, а потом ещё нескольких карапузов в придачу, и жить стало бы чутка веселее, спокойнее, проще.

Эх мечты, мечты…

Сейчас же Бахрушь стоял во дворе лесного домика. Невзрачная постройка, больше похожая на землянку, с совсем не высокими потолками, но сбоку есть пристройка посвежее, и именно там располагается вход в здание с крыльцом и скамейкой. Из трубы домика идёт струйка дыма, и не удивительно, на улице сейчас весьма холодно. Вечереет. А на скамейке у крыльца сидит мужчина, длинные седые пряди волос, широкая борода, заплетённая в две косички. Мужчина выглядит весьма серьёзно, насупил свои густые брови, смотрит на отряд рыцаря хмуро, чмокает губами соломинку.

Бахрушь с людьми очень сильно устал, бока у коней блестели потом, сам рыцарь то и дело зевал, ночью он почти не сомкнул глаз. Поэтому ожидание какой-либо деятельности от хозяина домика, и то, что в результате они так ничего и не дождались, сильно разозлило Бахруша.

Он спрыгнул с коня, его люди последовали его примеру. Акатош чуть позади взвёл рычаг короткого арбалета.

— Эй ты! — не представляясь и не здороваясь, окрикнул сидящего на лавочке мужчину Бахрушь. — Видел проходящего здесь раненного оборванца? Парень, с переломанным копьём в груди.

Мужчина на лавочке сплюнул соломинку.

— А зачем он вам? — голос его был спокоен, дружелюбен, приветлив, но при этом с лавки он даже не встал, не поклонился, а ведь было предельно ясно, что перед ним рыцарь, сир, явно выше его по статусу. Это большая наглость и сильное неуважение. От такого обращения у Бахруша дёрнулась нервно щека, Акатош же, стоящий позади, и вовсе спустил скобу арбалета, приложив в лавку, рядом с ляжкой мужика, арбалетный болт, жёсткое оперение которого мерно покачивалось от напряжения выстрела.

Глаза мужчины тут же округлились, он повалился на колени перед рыцарем и его людьми, запричитал угодливо:

— Простите, простите меня, Сир! Совсем бес попутал… старый я стал, не разглядел с кем имею дело, решил люди лихие на порог моего дома пришли… простите, простите меня великодушно, сир рыцарь!

Бахрушу не понравилось, что косматая голова мужика не касается лбом земли, поэтому он вытянул ногу и опустил её на угодливо кланяющийся затылок. Мужчина закряхтел, лоб его уткнулся в землю, щёки сделались пунцово красными.

— Я ещё раз повторяюсь, мужик, не проходил ли здесь сильно раненый парень, с обломком копья… — тут Бахрушь вспомнил, что копья как раз при парне быть не должно, он вытащил его из тела ещё у замка монсеньёра, — ох нет, без копья… просто сильно раненный, в груди несколько болтов, в бедре стрела.

С земли послышалось тихо сипение:

— Как бы он передвигался, с такими… ранами… это же немыслимо, сир…

Тут крылечко у домика заскрипело, на улицу вышла низенькая женщина. Светловолосая, жёлтые пряди чередовались на её голове с седыми, а под уголками глаз и впалых щеках, ветвилась сетка морщин. К груди она прижимала коричневый платок, каким монашки обычно окутывают голову.

— Ох, — запричитала она, — что же вы делаете, благородный госпо…

— Заткнись, сука! — бесцеремонно прервал её Акатош. — Не смей говорить с сиром, пока он сам не заговорит с тобой, тупая ты сука!

Она тут же закрыла рот, испуганно вытаращила глаза.

Бахрушь вздохнул, убрал ногу с затылка мужика, позволив тому выпрямиться. Всё же мирных людей рыцарь не обижал, не редко относился к ним благосклонно, вот и сейчас пощадил за грубость, за которую любой другой уважающий себя рыцарь зарубил бы лишний раз не раздумывая.

— Ещё раз повторяю, люди… кто бы вы ни были… а учитывая, что обитаете вы как разбойники в глухом лесу, то люди вы не совсем честные… но не об этом сейчас, — Бахрушь невольно сильно зевнул. — Мои люди устали, лошадям нужна вода и овёс, нам бы тоже не помешало чего-нибудь выпить и поесть, но что куда важнее… — тут голос его сорвался на крик, не выдержав обуревавших рыцаря эмоций:

— НЕ ПРОХОДИЛ ЛИ ЗДЕСЬ РАНЕННЫЙ НАЁМНИК?! — проорал он это в лицо женщине, шагнув к ней и латной перчаткой ухватив тщедушную бабку за ворот платья.

На миг воцарилась оглушительная тишина. У женщины дрожала нижняя губа, глаза источали влагу, первая слезинка скатилась по сухой морщинистой щеке. От этой картины, и своей внезапной вспышки гнева, Бахрушу стало очень стыдно, раньше он не позволял себе такого, и уже хотел извиниться, и уйти от этого лесного домика поскорее, он даже латную перчатку почти разжал…

Но тут, из внутренностей дома, послышался кашляющий хрип, невнятное бормотание и просьба подать воды. Голос, хоть и с трудом разборчивый, но был мужским… очень молодым, и звучал болезно.

Всё изменилось как-то вмиг, внутри Бахруша всё заликовало. Вот он! Пойман! Мерзавец спрятался здесь! Сейчас то он с ним и разделается!

Столько эмоций пролетело в нём за какой-то краткий миг: и облегчение, и радость, и жажда расплатиться за мучения и усталость… много чего. Жаль, что воплотить и вдоволь насладиться своими внезапно нахлынувшими эмоциями рыцарь Бахрушь не успел. В узкую щель между забралом и шее воткнулась длинная спица, пробив шею рыцаря. Всё это с невероятной скоростью проделала сухонькая пожилая женщина, что прятала спицу за коричневым платком.

В тот же миг в голову Акатоша с хрустом влетел топорик, что до этого лежал в поросшей траве у скамейки. Волосатый мужичок действовал не менее быстро, чем его супруга. Акатош правда успел заметить шустрое движение мужика, но помешать не успел, он вообще ничего не успел, как лоб его с хрустом чавкнул расколотым черепом.

В этот же миг, со спины трёх оставшихся людей появилась тень девушки, мелькнуло лезвие кинжала раскосой переливистой чертой, голова одного из стражников повисла на груди, на тоненькой полоске кожи, всё что было позади: сухожилия, хребет и часть защитной кирасы – всё в мгновение ока оказалось очень ровно перерезано. Мертвец ещё не успел упасть, а двое оставшихся живых воина из отряда рыцаря Бахруша не успели даже осознать ситуацию, как к одному из них со спины подошла быстрая тень и воткнула кинжал под рёбра, длинным лезвием рассекая сердце. А ко второму подлетел миролюбивый на вид старичок, и быстрым, но не сильным ударом сломал последнему нос.

Всё это заняло миг. Он быстро прошёл. На поручне крыльца повис хрипящий и захлёбывающийся собственной кровью рыцарь. Посреди двора согнувшись стоял мычащий от боли воин, он обеими руками держался за сломанный нос. Все оставшиеся, что пришли к домику в лесу незваными гостями, бились в конвульсиях на земле, глаза их быстро блекли, краска жизни утекала из них.

И позади этой идиллии тихо всхрапывали две лошади, псина жалобно скулила, и жалась к копыту чернявого рыцарского тяжеловеса.

Мужичок подошёл к согнувшемуся воину поближе, ухватил его за шиворот и с размаху опрокинул на землю. К ним приблизилась женщина, лицо которой уже не источало испуг и горе, а было обыкновенным, разве что губы недовольно поджаты. Пока её муж методично распинывал воина на земле, к счастью тот был не из богатых, доспехов не носил, потому пинать было легко и даже с удовольствием… женщина посмотрела на дочку, и кивнула на дом, из которого доносился неприятный хрип и бормотания.

— Помоги своему болезному, а то так и помрёт от жажды.

Девушка причитать не стала, быстро направилась в дом. Мать лишь посмотрела ей вслед, тихо прошептала:

— Выросла чертовка. Мужика в дом притащила… и даже заботится о нём, эка невидаль!

В то же время Фая вошла в дом, и пробираясь по узкому тёмному коридору, спустилась по ступенькам в нижнюю часть домика, свернула в небольшой закуток, где среди пыльных огородных инструментов, на широкой деревянной лаве, укутанный лоскутным одеялом, в бреду метался найденный в лесу юноша.

Чуть по одаль стояла деревянная бадейка с колодезной водой и деревянным ковшиком. Она подчерпнула воды, присела на корточках перед пришлым, крепко удержала его за плечо рукой, чтобы тот перестал дёргаться, дождалась пока он затихнет, приподняла его голову, приоткрыла рот с сухими потрескавшимися губами, влила между них немного воды. Он сначала поперхнулся, часть воды выскользнула ему на подбородок, осела на одеяле тёмной лужицей, она подождала пока он откашляется, и влила новую порцию прохладной жидкости, на этот раз получилось чуть лучше, и он выпил всё, весь ковшик. Она подумала стоит ли ей влить в него ещё один… но решила, что пока не стоит, может он от этого захочет пойти в туалет, а когда окончательно придёт в себя и сможет подняться – не известно. А убирать мочу за своей зверушкой Фае совсем не хотелось.

Она долго смотрела на его лицо. Почему-то его серые ресницы, покрасневшие худые щёки, и сухие губы то и дело манили её взгляд. Она таких ещё не встречала… она вообще никого не встречала в этом чёртовом лесу, кроме ма и па… ей так сильно хотелось уйти отсюда, и она даже решила, что в следующее полнолуние сбежит. А тут пришёл он, такой странный… и тоже обладает даром, как и она.

Невольно рука Фаи вытянулась вперёд, легла на пышущий жаром лоб юноши, тихонько пробежала выше, поглаживая серую макушку.

Фае очень нравилась её новая зверушка, особенно тем, что зверёк никак не желал умирать.