Маг четвёртого ранга

Глава 17 — Рыцарь трёх холмов

С этого момента Шэн решил вернуть себе старое имя, и вновь стал называть себя Тоддом. Сделано это было для того, чтобы Фая не смогла отследить его по имени, пусть и возможность этого была крайне мала. Ему скорее просто хотелось вернуть себе старое имя – вернуть себя самого. Он же Тодд. Он родился в свободной деревне Хамонд. И он идёт домой.

Одна только проблема – Как он это сделает? Каким путём ему пойти, чтобы смерть не настигла его?

Варианта всего три.

Первый: остаться в городе Фикар и затаиться на время. С его деньгами без труда можно снять комнату в каком-нибудь неприметном трактирчике, и прожить там то долгое время, пока Фае не наскучит искать его в городе.

Второй: если Тодд сбежит сейчас из Фикара через одни, из трёх, городских ворот. И двинется по наземному пути. То рано или поздно он устанет, остановится на привал, и сама возможность того, что в ночи Фая настигнет его и прижмёт к горлу кинжал… откровенно пугает.

Остаётся ещё третий вариант: и Тодд считал его самым подходящим. Пусть и два других тоже были вполне надёжны, но вот третьего варианта от него не ожидает и самая Фая. Он просто покинет Фикар тем же путём, что они в него прибыли. Через порт, сядет на небольшое судно, что поплывёт на север и сойдёт на одном из причалов, где корабль будет запасаться провизией и едой.

Неприятные мысли заставили его остановиться. Он уже прошёл портовую площадь, и сейчас стоял перед многочисленными лодочками и кораблями. Вокруг сновали матросы и чиновники в белых мундирах, кто-то разгружал корабли, скидывая из трюма бочки, мешки и тюки. А кто-то, напротив, лишь загружался снедью и пресной водой, желая отправиться в путь. С тёмного, бурлящего волнами моря, веяло холодным солёным ветром. Дышать получалось легко, но зябко...

Тодд смотрел на море немигающим взором, а в голове его без конца крутились слова Исы:

«Не бросай её, слышишь? Обещай, что не бросишь и позаботишься о моей дочери!»

Тодд моргнул несколько раз, и тут же возмутился на собственные мысли и заставил вдруг проснувшееся воображение детально вспомнить ночь в лесу, что произошла всего несколько дней назад.

Со всеми красками он вспомнил остекленевшие глаза малышки Тиши, а затем в воображении промелькнула отрубленная голова воришки, лежащая в луже. И затем как-то сама собой, совсем неприхотливо, вспомнилась его же распоротая глотка, пара отрубленных пальцев на левой руке…

Прекрасная шлюха-зверолюдка, её жёлтые глаза, по хищному вытянутые зрачки, и острые когти, что распороли его руки от запястий до локтя.

Топор под его лопаткой. От этого воспоминания зачесалась спина. Он решил ей помочь, но Августа подставила его.

И очень старое воспоминание. Оно покрылось пылью и паутиной, оно пахло летними цветами и его застаревшим потом. В его маленькой комнате было очень жарко, нечем дышать, по ночам ему казалось, что его пришли задушить и он задыхался. Просыпался от кошмара очень резво, пытался вскочить и дать отпор, но не мог даже ноги приподнять. И оставалось лишь безвольно лежать и пялиться в темноту. Он каждый раз гадал, есть там кто-то или нет? А с наступлением утра кошмары отступали, но страх оставался. Просто он был другим. Утром он думал останется ли он калекой навсегда. Или всё это можно прекратить? Он тогда мечтал о спасении. Дни напролёт. И это время съело его изнутри. Когда явился целитель и его оживил, то он уже был другим. И этот другой всё помнил. Он не забыл Сида, старшего братца Лилиан. Этот здоровенный парень вынудил его впервые использовать дар, но это не Сид сделал его калекой. Во всём была виновата Лилиан. Её имя когда-то вызывало в нём столько эмоций… ему хотелось смотреть на неё, хотелось говорить с ней. Он был влюблён в неё самыми светлыми чувствами, но сейчас, Тодд стоит посреди порта торгового города Фикара, и ему плевать на Лилиан. Её имя больше ничто для него не значит. Но он не забыл. Боль сложно забыть.

После этих воспоминаний совесть внутри Тодда не просто заткнулась, она сдохла в мучительной агонии, при этом раскаянно вопя, как же она, сука, была не права.

И Тодд направился к регистрационному пункту, одному из трёх, что располагался в порту города Фикар. Один пункт – для владельцев судов, для их регистрации. Второй – для торговцев, желающих нанять судно для перевозки товара и решить налоговые обязательства. А третий был для пассажиров, вот в очередь к этому пункту Тодд и встал. Укутанный пыльной шторой, он напоминал обычного бедняка-бродягу, желающего защититься от холодного ветра, и не видно было прохожим, что под этой тряпкой скрывается юноша северянин, потому они вряд ли смогут сказать Фае, что он был здесь.

Однако, всё это уже напоминает паранойю, напрасные страхи, которых в ближайшее время опасаться точно не стоит, ведь Тодд забрал у неё большую часть денег. У неё остались лишь пару мешочков, один за пазухой, другой на поясе. Один из них она буквально опустошила, отдав барду горсть монет… но нет сомнений, что она их себе вернёт, к тому же ещё и присвоит все деньги барда, пусть их и должно быть не очень много. Но трупу монеты ни к чему, — так она решит, как только от барда останется одно кровавое месиво. Она поступает так со всеми, кто пытался напасть на них, пока они добирались до Фикара. Первыми оказались – семейство Феримор. В вещах отца и матроны семейства нашлось три мешка с монетами, и кое-какая мелочь отыскалась в карманах братьев. Фая без зазрения совести выгребла все монеты в свою сумку.

Чуть позже они добрались до Ромашкового Луга. В деревне ничего интересного не обнаружили, кроме совета от местного трактирщика, что если они и дальше хотят идти на восток, то им придётся перебраться через речную переправу, и что если пройти немного дальше переправы, то там русло реки Игнесс расширяется и есть корабельный пост с причалом, на котором часто останавливаются корабли и лодчонки, чтобы пополнить припасы и починять суда, если случалась такая нужда.

Они сердечно поблагодарили трактирщика, однако владельцу трактира «Печёный сом», совсем не помешала их благодарность, для того чтобы пустить по их следу парочку лихих людей. Ведь за хороший совет они отблагодарили человека серебряной монетой, и за еду, и тёмный сидр они хорошо с ним расплатились. Вот жадный человек и решил, что с них можно хорошо поживиться. Мордовороты настигли их лагерь в одной лиги от поселения. Попытались напасть… их худой кошелёчек с медными монетами перекачивал в сумку Фаи, тем же вечером она злая ушла обратно в поселение, ведь один из лихих товарищей раскололся о своём нанимателе.

Фая вернулся под утро, немного взбудораженная, вся в брызгах крови, но с новым тёплым плащом, и ещё одной сумкой с припасами, а также… она притащила с собой ещё три кошеля с монетами. Причём эти мешочки ломились от натуги, и внутри их были явно не только медные и серебряные гроши.

Что стало с трактирщиком Печёного сома… Тодд спрашивать не стал, решив для себя слегка ограничить количество кровавых подробностей.

На исходе следующего дня они таки достигли корабельного причала, а поздней ночью им даже улыбнулась удача. К причалу подошёл южный корабль, с парусами из сложенного папоротника, и полноватый смуглый капитан судна с радостью решил принять к себе на борт двух пассажиров-северян, при этом в оплату попросил всего пару медных монет. Судно направлялось в большой торговый город Фикар, где ни Тодд, ни Фая никогда не бывали, потому они и согласились.

И этой же ночью, плывя уже по реке «Игнесс», когда их обоих настиг сон и они имели неосторожность уснуть на чужом корабле, доверившись смуглому капитану… их попытались связать и бросить в трюм. Капитану это почти удалось, ведь Тодд после недавней передряги с семейством Феримор мало что мог сделать в бою. Но Фая проснулась, и смогла вытянуть кинжал… Вскоре на корабле не осталось ни матросов, ни капитана. Их потроха Тодд сбрасывал в море, чтобы быть хотя бы от части полезным… а Фая в это время обчищала каюту капитана, после этого её сумка стала непомерно тяжёлой и сильно оттягивал её плечи, но она лучилась счастьем, и такой вес её кажется только радовал.

Управлять пусть и небольшим, но всё же кораблём, они не умели и потому решил скинуть на воду одну из имеющихся на судне лодчонок и уплыть к берегу, а дальше путь уже продолжить пешком. Но перед тем, как покинуть корабль, они решили заглянуть в трюм, куда их собирались оттащить, просто ради интереса, и чтобы посмотреть на товар, которым собирались торговать чужестранцы. Трюм встретил их ужасной вонью застоявшегося пота, мочи и дерьма, а также десятками перепуганный глаз. Тодд зажёг на пальце зелёный огонёк, и они увидели… плотную толпу ужасно перепуганных и истощённых рабов.

Даже Фае стало их жаль. Она вообще видела такое впервые и была просто в шоке, а когда Тодд рассказал ей, что этих людей собирались продать в рабство, то у Фаи вообще случился припадок бешенства, и она располосовала деревянный трюм кинжалом. К счастью, не задействовав при этом ветряное лезвие. Видимо в момент яростного припадка ей в голову пришла окончательная догадка, что сними хотел сделать смуглый улыбчивый капитан.

Позже они освободили рабов, и старший среди них, по имени Рауль, сказал, что он знает, как управлять кораблём, что раньше он был матросом на этом судне, но его разжаловали за проступок… о каком проступке речь Рауль конечно же рассказывать не стал.

Но Тодд и Фая решили довериться ему, и разрешили набрать пару мужчин покрепче и встать Раулю к штурвалу. Рауль оказался парнем неплохим, пусть и крайне худой, и сильно измождённый, он бодро правил судном, продвигаясь к Фикару.

В порт их корабль заходить не стал. Они здраво решили, что за диверсию на судне и за освобождение рабов ничего хорошего от властей порта ждать не следует.

Потому Тодд с Фаей попрощались с рабами, оставили им пару мешочков с монетами, и отчалили к берегу недалеко от Фикара, на ушлой лодочке, а позже, уже пешком добрались до самого города, и перебравшись через пост стражи у восточных ворот, они очень быстро оказались на портовой площади.

***

Пока Тодд прокручивал в голове события последних дней, подошла его очередь вести беседу с чиновником-регистратором пассажирских перевозок.

— Добрый день, я бы хотел…

— Мне плевать что вы хотите, куда вам нужно попасть? — выпалил чиновник, прервав потуги Шэна объяснить, что ему нужно.

Чиновник, в белом кителе служащего, сидел за столом, заваленным бумагами, в помещении, где одна стена отсутствовала вовсе, представляя собой вход, а три остальных снабжались широкими окнами.

— Мне нужно на север, господин чиновник…

— Куда конкретно вам нужно? Быстрее, молодой человек, моё время не бесконечно, позади вас ещё целая толпа!

— Прамонд. Мне нужно как можно ближе к Прамонду.

Регистратор пассажирских перевозок приоткрыл глаза, повернул голову вбок и взглянул на карту, что висела на одном из окон, подсеченная дневным светом. Чиновник пялился на карту пару долгих мгновений, а потом недовольно воззрился на Тодда.

— Прамонд это сухопутный город! Вы никак издеваться надо мной изволите?!

— Нет, господин… просто мне нужно попасть туда как можно скорее, и было бы замечательно, если бы я сократил свой путь к Прамонду по воде…

— Ясно. — Это слово чиновник сказал так, словно хотел сказать вместо него совсем другое, менее приятно звучащее: «Заткнись, мне нужно подумать!».

Неловкая тишина неприлично затянулась, за это время господин регистратор перебрал на столе кипы бумаг, затем что-то отыскал и лицо его чуть просветлело.

— Капитан Каспар Де-Брон поставляет к речному пункту Прамонда провиант для города, а также вывозит оттуда желающих покинуть Прамонд… и этих желающих в последнее время всё больше. Но этот речной пункт находится от города на весьма большом отдалении, дня два пути, если уж быть точным… это кратчайший путь, который я могу вам посоветовать! — под конец совета чиновник очень сладко улыбнулся, и выдал: — С вас один золотой, и шесть серебряников!

Тодд поморщился, но деньги выложил, получил в обмен на них рекомендательное письмо для капитана Каспара, и устные указания, где данного капитана искать.

Шэн тяжко вздохнул, и двинулся на поиски капитана. К его счастью, удача сопутствовала ему, и уже этим днём он покинул Фикар, прибывая при этом в крайней степени опаски, поминутно оглядываясь на городской порт. Стены и дома которого всё сильнее размывала белёсая пелена северного моря.

Три дня спустя

К городу Прамонд подошёл караван, везущий несколько телег с грузом, в сопровождении семи авантюристов. Три безвольных тела лежали поверх повозок без признаков жизни. Рядом с ними сидел старичок, закутанный в серый грязный плащ, при ближайшем рассмотрении очень напоминающий штору.

Лидер каравана, старший авантюрист, предъявил на городских воротах знак гильдии, и отряд впустили в город. И никто из стражи не заметил, как старичок спрыгнул с повозки и растворился в тени полупустого города.

Тодд шёл по улицам Прамонда, и не узнавал их. Не было больше магического света, и оттого город стал в разы темнее. Вокруг не шастали толпы народу, спешащих с раннего утра по своим делам. А те люди, что встречались ему на пути, были напряженны, пугались его, и всё время оглядывались по сторонам на каждый шорох.

Ноги сами привели Тодда к магической школе. За то время, пока он шёл, личина спала с его лица. И теперь он вновь был самим собой. Но в туманной мороси и темноте улиц узнать его было сложно. Личина была нужна лишь для того, чтобы одурачить авантюристов, притворившись стариком, что мечтает попасть в когда-то покинутый им город, побывать на могилах старых друзей и родственников. Авантюристы могли бы и ответить отказом, но старик свои жалобные просьбы подкреплял звонкой монетой.

И вот он в Прамонде. Посреди города. Стоит по колено в мокром тумане. И пялится на разрушенный остов магической школы. Всё что осталось от здания – обломки стен, что гнилыми зубами торчали из рыхлой, в каменной пыли и крошке, земли.

Тодд посмотрел на руины какое-то время. Улыбнулся. И пошёл дальше по улице. Он ни о чём содеянном здесь не жалел.

Ноги вывели его на центральную площадь. Здесь горели несколько уличных фонарей, но горели не магическим светочем, а пульсирующим синим пламенем горелок на природном газе. Это явно поделки гномов, и не удивительно, ведь в центре города располагались по больше части их лавки. Оружейные, швейные, ювелирные, и пару таверн – принадлежали здесь гномьим семьям, это Тодд помнил ещё со старых разговоров с Гримвелом, тот не редко любил рассказывать о величие могучего народца, что постепенно сжимает свои крепкие ручки на людской денежной мошне.

Тодд в очередной раз задумался жив ли гном.

«Если он выжил после каменного завала, то скорее всего… он бы попытался сбежать из города как можно скорее. Ведь его репутацию и без того подмыла дружба с прошлым магистром, а после того, как он допустил крах школы, то ничего бы хорошего ему от местной знати ожидать не приходилось. Пытки и смерть.»

С этими мыслями Шэн вошёл в таверну по невзрачнее с виду. С весёлым названием «Брюхо дракона».

Внутри всё излучало уют и покой. Канделябры со свечами. Камин в углу. Улыбчивая гномиха в фартуке, протирающая столы.

Тодд договорился с ней о комнате за пять серебряных и об завтраке ещё за один серебряник. Цены безумные! В том же Фикаре они за комнату на двоих отдали всего три серебряника, и это с трёхразовым питанием и горячей ванной. На вопрос почему так дорого? Гномиха отвечала просто:

— А ты найди в этом убогом городе таверну подешевле!

И была права, в этом Тодд убедился чуть позже, когда пошлялся по округе и посмотрел на цены в продуктовых лавках и унылых лотках уличных торговцев. Ценны были велики, непомерно велики и всё объяснялось сложностью доставки в город любого продовольствия, как говорили торговцы, деревень с крестьянами вокруг теперь нет, и продукты приходится вести за тридевять земель, и это касается не только еды, но и воска для свечей, ткани для одежды, угля для топок, руды для оружия и инструмента… по этой причине город обезлюдел, все бедняки и обычные ремесленники бежали из Прамонда не в силах найти деньги даже на еду.

Бежали все, кроме авантюристов, шлюх, и оружейников.

Авантюристов снабжал золотом и заказами местный магистрат, суть заданий была торговому люду не известной, но гномы замечали, как мало возвращалось авантюристов с тех заданий, и как много им за эти задания платили… на золоте авантюристов торговцы и продолжали существовать.

Тодд взвесил услышанное, и пошёл в портняжную лавку. Там его встретил гном в золочённом пенсне на одном глазу. Улыбнулся так миленько:

— Чего желаете, господин авантюрист?

А Тодд желал многого. Из лавки портняжного он вышел весь и полностью в другой одёжке. Долой рванную меховую жилетку и поношенную рубаху с пятнами крови! Теперь под низом у него была одета длинная серая рубаха из очень грубой, но чертовски крепкой ткани с верёвочкой на шее. На рубаху сверху накидывалась мелкоячеистая лёгкая кольчуга, сверху которой одевался кожаный дублет со стальными вставками на уязвимых местах, и дублет этот был свободно пошит для лёгкости движений. На ногах, поверх исподнего белья, которого у Тодда до этого отродясь не было, теперь были натянуты чёрные кожаные штаны, вымеренные по нему и не стесняющие движения, а поверх штанов латные защитные наколенники и набедренники. На стопах окованные ботинки, также укреплённые металлическими вставками.

Венчал наряд профессиональный походный плащ. С внешней стороны кожаный с промасленными тканевыми вставками, чтобы не издавал скрипа при движении. Внутри обшит мехом, чтобы защищал владельца от холодного ветра.

Новый дорожный рюкзак Тодд покупать не стал, решив ограничиться старым. И без того он оставил у хитрого гнома с пенсне четверть всех имеющихся у него монет.

Но был доволен собой, потому что когда взглянул в мутноватое посеребрённое зеркальце в лавке гнома, то на миг ему показалось, что оттуда на него смотрит Магистр Рен… тот одевался похоже. Просто, но по делу и совсем не дёшево, как оказалось.

Следующий по списку был оружейник. Кузнечная лавка располагалась немного поодаль, с низенькой земляной кузницей рядом. Из кузницы торчала широкая каменная труба, из трубы в небо шла, извиваясь струйка сизого дыма. Значит горн горит, мастер кузнец изволит работать.

Тодд зашёл в лавку. На двери прозвенел колокольчик. В лавке никого нет. Стоят уныло стойки с оружием. Тодд подошёл к ближайшей, на ней вывешены щиты. Круглые. Прямоугольные. С шипами и без. Под каждым из них деревянная дощечка с числами. Когда до Тодда дошло, что это ценна, то рот у него сам собой приоткрылся. Пять золотых за щит. ПЯТЬ ЗОЛОТЫХ! Замешательство длилось пару мгновений, пока Тодд случайно не дотронулся ладонью до грани круглого щита. Тот срезонировал тёплой волной.

— Так вот оно что! — воскликнул Тодд с облегчением. — Они зачарованы… — он взял щит в руки, и вновь ощутил волну тепла, словно то был не щит, а живая плоть. Тодд перевернул щит на внутреннюю сторону, под ручкой разглядел три аккуратно выгравированные руны.

Сродство. Укрепление. Лёгкость.

— Неплохая работа… но для меня не подойдёт, с таким нужно уметь обращаться.

Тодд положил щит на место, обернулся и замер, встретившись взглядом с могучим гномом.

— Добрый день, уважаемый мастер, — поклонился он учтиво гному, ширина плеч которого не просто удивляла, она откровенно пугала. Такими руками можно рвать людей пополам без всякого укрепления. Просто на силе тела...

Гном на приветствие лишь хмыкнул.

— Я погляжу в рунах ты сечёшь, авантюрист… так чем щит то тебе не приглянулся? Неужели настолько безрукий, что с такой простой вещью справиться не сможешь?

Тодд улыбнулся, манера общения наглого мастера была ему знакома.

— Не смогу. Мне бы персональное оружие, уважаемый мастер… сможете сделать на заказ?

Гном погладил грязной рукой свою короткую чёрную бороду.

— А деньжат то хватит?

Тодд по-простому кинул под ноги гнома свой дорожный мешок. Тот звякнул монетами об деревянный пол.

— Тут всё, что есть.

Гном смотрел миг ему прямо в глаза, к мешку даже не потянулся, даже не взглянул на него.

— Что тебе нужно?

— Одноручный молот… литой, из самого крепкого сплава, что у вас есть. С двумя рунами по краям на конце.

Гном насмешливо оглядел худощавые руки Тодда. Хмыкнул.

— А руны какие, никак облегчение хочешь наложить, но то гнилая идея паренёк, ведь оружие дробящее должно быть тя…

— Нет, — бесцеремонно прервал его Тодд. Гном на это даже не нахмурился. — Руны особые, я покажу какие, если дадите листок и угольный стержень.

Переместились за пыльную стойку. Гном пересчитывал монеты. Тодд угольным стержнем, жирными чёрными полосами выводил на листке две достаточно сложные руны. Закончили они почти одновременно. Гном с виду не был разозлён, а глаза чуть улыбались.

— Неплохая плата за хорошую работу. Постараюсь не подвести тебя авантюрист, и выполню как можно скорее, благо пару кусков ар’мафэра у меня завалялось. На щит потратить было жалко, столь благородный металл… а для двуручной секиры или клинка он слишком… крепок, ковать можно месяцами, а тебе же только в форму залить… приходи завтра с утреца, всё будет готово. На оставшиеся деньги подготовлю тебе хорошее поясное крепление для молота, и рукоять обтяну кожей тёмной саламандры, будет молоточек что надо!

Тодд кивнул, сердечно поблагодарил, даже слегка поклонился. И протянул по столу листочек с рунами.

Гном окинул лист быстрым взглядом, рука его уже потянулась, чтобы свернуть лист пергамента в трубочку и запихнуть в карман, да только взгляд гнома завис на листе, а глаза расширились. Рука же и вовсе неприкаянно и весьма нелепо повисла в воздухе.

Наконец он оторвал свой взгляд от листа и посмотрел на Тодда хмуро.

— Парень, ты никак идиот?

Вопрос явно не требовал ответа, нужно было лишь согласно кивнуть, однако Тодд решил объясниться.

— Я знаю, что делаю, уважаемый ма…

— Ничерта ты не знаешь, щенок! Это древний руны огров, я встречал их в одном старинном трактате нашей родовой библиотеки, когда ещё ростом был тебе по колено! И я знаю, как работают эти импульсные руны, и вижу в них вписанное условие на пять ударов. Ты хоть понимаешь какой тяжести будет молот?! Ты же не сможешь его поднять и после третьего удара! Про пятый говорить я даже не буду, ибо даже конченному придурку должно быть ясно, что это невозможно! И что ты будешь делать, когда рука посреди боя отвалится, а молот ты с земли не сможешь поднять пока сила импульса не рассеется?!

Гном под конец уже в открытую орал. А Тодд на это лишь улыбался. Этот мастер всё больше напоминал ему старого Гримвела.

Гном же, видя, что его крики бесполезны, как-то разом приутих, однако продолжал сверлить Тодда острым недовольным взглядом.

— Я понимаю, что не выгляжу сильным…

Гном ядовито усмехнулся.

— …но я смогу справиться с этой руной, мастер гном, ведь я обладаю силой… немного иного рода.

Тодд поднял руку, и на его указательном пальце вспыхнул зелёный огонёк.

Гном быстро сменился в лице. Промелькнуло там замешательство, а затем вновь вернулся внимательный изучающий взгляд. Наконец он сказал:

— Хорошо, пожмём руки в честь уговора.

И протянул свою могучую лапу в сторону Тодда. А тот немедля ни секунды её пожал, и тут же его рука оказалась в капкане. В маленькой пыльной лавке кузнеца послышался хруст костяшек. Гном вскрикнул и быстро вырвал свою лапу из нечеловеческой руки Тодда. Прижав руку к себе, он судорожно дул на посиневшие пальцы и пялился на невзрачного худющего парня авантюриста с некой опаской.

Наконец, когда боль в кисти чуть успокоилась он кивнул, и свернув листок, запихнул его в единственный карман огнестойкого фартука из кожи бурой саламандры.

— Приходи завтра утром, силач… я всё сделаю как надо, не подведу.

Тодд вышел из лавки, на лице его играла довольная улыбка.

Но радость от сделки быстро сменилась печалью, когда в тёмной комнате таверны, его живот беспрестанно урчал, требуя еды, а купить её было не на что. Он всё золото отдал, наивный дурак, не подумал даже о том, на что будет покупать провиант.

Утром следующего дня Тодд стоял в лавке кузнеца. И держал в руках молот. Он сам по себе был весьма тяжёл. Из тёмного металла с белыми серебряными прожилками. Рукоять затянута кожей со змеиными крупными ячейками, но в руке держать очень приятно. Не выскальзывает, и не ранит кожу. Сидит в ладони мягко, но крепко. Сам же молот размером с кулак, гладкий со всех сторон, без шипованных граней. По обе ударные кромки нанесены руны, они не светятся, не пульсируют маной, но стоило Тодду прикоснуться к ним, как он ощутил бездонный колодец, наполнить который он был маной не в состоянии. Потому что не мана требовалась для активации руны, а ударный импульс. Подобные руны были в ходу у оружейников, но только не липовых человеческих мастеров, а у настоящих кузнецов, гномьих. Те руны, что Тодд разглядывал вчера на щите, были созданы по тому же принципу, щит становился лёгкой и подвижной частью тела, способной выдержать даже самый сильный удар непосредственно во время удара, поглощая импульс атаки, руны питались и моги даровать оружию чудесные качества.

К сожалению, Тодд не мог зачаровывать оружие так, как это делают гномы. Он знал специальные руны, знал, как их нужно правильно наносить… одна проблема, нанести он их на оружие не мог. Тут требовалось особое сродство с металлом, нужно чувствовать его, нужно ковать такое оружие с нуля самому, тщательно и в определённом порядке наносить руну во время закаливания оружия, и это мастерство не терпело даже малейшей ошибки, иначе руна будет мертва и не более ценна чем обычная надпись.

Ранее Тодд уже пробовал зачаровать доспех, но подход его сильно отличался от гномьего. Он зачаровывал не сам доспех, а того, кто этот доспех оденет. Доспех Вильмаха усиливал силу самого Вильмаха, укреплял хватку на его боевом двуручном молоте, укреплял сустав его плеч и локтей, чтобы те не сломались под ударом. И руны, которые были нанесены на доспех главаря наёмников, питались маной, и исключительно ей. После каждого боя Тодду приходилось бы вновь пополнять заряд, иначе руны были бы просто бесполезны. А руны гномов не нуждались в мане, ведь питала их сила боя… импульсы от ударов, эти руны были вечны и не требовали затрат в мане.

Вместе с молотом гном кузнец подготовил ещё и хороший пояс с множеством ремешков, он цеплялся к телу так, чтобы вес молота, висящего на боку, распределялся относительно ровно всего тела.

Тодд повесил молот в крепление справа под рёбрами, походил по кузнице. Двигаться было легко, не мешал. Тодд благодарно кивнул мастеру, а гном… снова неожиданно пристально посмотрел Тодду в глаза, и без лишних слов швырнул на стойку две латные перчатки.

— Носи, мой тебе подарок.

И скрылся в кузнице, ни слова более не проронив.

Тодд несколько опешил от такого хмурого радушие, но к стойке подошёл и перчатки в руки взял. Работа была качественной, сделана под него. На левой перчатке не хватало двух крайних пальцев, вернее они были укорочены, так же, как и его родные обрубки. Сама ладонь обшита уже знакомым чёрным чешуйчатым материалом, пальцы и кулак состоят из небольших стальных пластин. Перчатки были длинными, заканчивались чуть дальше запястье, крепились тугой пряжкой со скобой ремешка. Но большее внимание Шэна привлекла руна, знакомая руна… небольшая, сделана с обратной стороны ладони.

Аура

Самая примитивная и самая полезная руна для мага.

Тодд улыбнулся и направил к пальцу поток маны, преобразуя его в простенькое заклинание огня. Латная перчатка неторопливо, но весьма красиво, воспламенилась. Зелёное пламя погасло. И Тодд активировал руну на Рахи на своём животе, прогоняя через неё целительскую ману он вновь направил её в руку, и ладонь тут же окуталась мягким голубоватым свечением.

Тодд оглянулся на дверь кузницы, на вход в лавку. Никого не было поблизости.

И активировал новую силу, управляться с которой он стал совсем недавно. Ладонь окутал чёрный дым, с каждым мигом становясь всё плотнее, он сгустился вокруг его руки плотным коконом, под конец обтекая её бесформенной тенью, и формируя из его пальцев длинные чёрные когти-лезвия, при этом мир в глазах Тодда окрасился багровым. Он сжал кулак с лязгом и тут же рассеял ауру. Мир вновь стал прежним. Вески Тодда болезненно пульсировали.

***

Спустя какое-то время к воротам Прамонда подошёл высокий плечистый мужчина, с длинными, пшеничного света волосами, и доброжелательным, чуть полноватым лицом. Он улыбнулся стражнику, доверительно подмигнул, и кивнув на ворота молвил:

— Открой двери страж порядка, авантюристу нужно прогуляться на задание! — его бас обтекал всю округу доблестным рокот, что чудотворно подействовал на салагу стражника, у которого над губой ещё только-только появлялись первые усики.

Страж отдал честь, а щёки его чуть заалели.

— Доброе утро, господин авантюрист! Сейчас немедля подниму для вас решётку, только не могли бы вы немного подождать.

Авантюрист терпеливо кивнул.

— Работай салага, выполняй свой долг как надо, я могу немного и подождать.

Страж быстрой трусцой направился к лебёдке, что была тут рядом, и быстро принялся наматывать цепи, стальная решётка грозными зубьями дюйм за дюйм приподнималась из каменных пазов, постепенно открывая вход. Страж натужно сопел, но крутил. То и дело поглядывая на авантюриста смущённо.

— А вы знаете, господин… неделю как назад… уходил за ворота… фух… в ту же сторону… ах… господин рыцарь… здоровенный такой… в тёмных…фууух… латах… его туда… послал магистрат… за пропавшим… ну как тяжело…

Авантюрист чуть нахмурился и подошёл к стражнику поближе, встал рядом и ухватившись за рукояти лебёдки помог стражнику, тот весь сконфузился, пискнул стыдливо:

— Да не надо, господин, я сам…

— Т-ш-ш… — зашипел на него авантюрист. — Что там про рыцаря и магистрат?

Стражник чуть улыбнулся, поняв, что сумел заинтересовать такого важного и сильного бойца.

— Так тут рассказывать то особо и нечего господин… — попривередничал он немного для виду.

— А ты всё же расскажи.

— Хорошо, ну так вот… пропал с три недели назад отряд авантюристов, ваших коллег, вы наверное слыхали про Асальдора «Быстрый клинок» и Жениру «Могучее слово». Великие были герои…

— Почему были?

— Ну так они не вернулись господин, а уже почти месяц прошёл, хотя задание их совсем не далеко пролегало, до одной заброшенно деревушки… Хорунд… нет… Химвальд… нет, как-то похоже называется…

Авантюрист мрачно уточнил:

— Хамонд?

— Да, господин! Точно Хамонд! Вы никак бывали в тех местах?

— Приходилось.

— Так вот рядом с той деревушкой, буквально в пол лиги, тракт пролегает и раньше с того тракта припасы возили по земле, есть в той стороне пару благородных, что согласились торговать с Прамондом… да только караваны приходить перестали, а благородные господа послали весть о нападениях, и о том, что торговцы с караванами больше не придут, пока тракт мы значит-са не обезопасим… чёрте что творят эти благородные! Как мы можем тракт сделать безопасней, если проклятые тёмные напустили по округе столько силы, что мертвецы и всякая прочая погонь до сих пор поднимается и по лесам шастает? Причём в любое время, и днём, и ночью, дневной свет теперь тварей и вовсе не берёт! — возмущениям молодого стражника не было конца, потому авантюрист поспешил прервать его, желая уточнить вопрос:

— А с рыцарем то что?

— О-о… явился в город пару недель назад и услышав историю про исчезнувший отряд, сир странствующий рыцарь предложил магистрату, так ходят слухи… — доверительным шёпотом продолжил стражник, — что магистрат согласился заплатить рыцарю шесть десятков золотых, коли тот отыщет исчезнувший отряд, живые те, или мёртвые… разбираться с напастью не надо, просто отыскать трупы, а такой куш, что простой работяга вроде меня пару лет прожить безбедно может!

Авантюрист усмехнулся.

— И сир рыцарь значит не вернулся?

— Нет, — стражник вздохнул, — исчез он так же, как и авантюристы, вот уж вторая неделя минула как. А между тем, до деревни Хильмонд…

— Хамонд, — поправил его авантюрист.

— Да-да, до деревни этой всего-то почитай пару дней пути в одну сторону, и сир рыцарь точно уже должен был вернуться… магистрат же и вовсе планируется указ написать о запрете отправки отрядов авантюристов в ту сторону, благо продовольствие теперь вроде как по речное переправе привозят от самого Фикара!

Авантюрист лишь улыбнулся на любопытство юного вояки. Пусть он был и молод, но весьма любезен, и под глазами юноши пролегали тёмные круги, какие бывают после бессонной ночи. Вояку явно поставили сюда вести ночной пост, и ещё не успели сменить. А за ночь юный стражник видимо успел заскучать по общению, потому и разговорчив до крайней степени, и болезненно возбуждён.

Решётку подняли. Закрепили цепь на лебёдке стальным колышком. И господин авантюрист отправился на волю, быстрой походкой покидая город. Однако, когда проходил ворота, над ним звякнуло что-то, и в плесневелой каменной арке, в уголке он увидел хитро подвешенный туда церковный колокол, покрытый рунами.

Авантюрист оглянулся, собираясь спросить у молодого стражника причины этого внезапного звона и для чего этот колокол собственно нужен.

А одинокий страж выпрямился как осина посреди сухого безветренного поля, лицом побледнел, глаза вытаращил. Несколько мгновений прошли в полном замешательстве обоих. Но тут юный страж шумно выдохнул, и про себя сказал что-то шипящее бранное. И уже гораздо громче крикнул, обращаясь к авантюристу:

— Не переживайте господин! Это артефакт на тёмную тварь, обычно начинает трезвонить, когда погонь к воротам приближается, тогда мне сразу тревогу подавать велено… а тут только один раз ударил и сразу затих, ветер наверное…

Авантюрист кивнул и молча зашагал в сторону тракта.

«Ну да, ветер…»

Юному стражу было не видно и не слышно, как амулет из прокажённого серебра, что висел на шее авантюриста и был спрятан сейчас под плотной тканью дублета, судорожно дрожал и что-то неприятное злобное шептал.

Когда стены Прамонда сильно отдалилась, и силуэт авантюриста было из города уже не разглядеть. Волосы симпатичного мужчины выцвели в невзрачные серые патлы. Плечи сузились. А лицо сделалось хмурым и неприятным.

Тодд шагал в сторону родного дома, про себя тихо бурча:

— А всё же не врали в книжке про проклятые артефакты… прокажённое серебро неплохо скрывает от светлых поделок.

Однако, негромкие мысли его прервало громоподобное урчание худощавого живота, желудок в котором сжался в крошечный мясной комок и прилип к обратной стороне брюха, ежечасно требуя в свою утробу хотя бы маковой росинки.

— Где бы покушать взять? — спросил Тодд у распростёртых перед ним склизкой и мокрой земли, и высоких скрюченных старостью елей. Ответом ему стал холодный порыв ветра.

Всё же зима на улице, хотя последние дни выдались на удивление тёплыми и влажными. Вместо снега шёл дождь. И вечный туман, куда ни глянь. Но холодный ветер шептал о скорых переменах. Идут холода…

***

Вечером того же дня Тодд сидел на павшем дереве. Под его ногами плевался искрами костерок. Искры то и дело попадали на ладные перчатки и беспомощно тухли. В животе Тодда продолжало жалобно урчать. Изредка он прикладывался к фляжке с водой, в надежде заглушить голод, но помогало только на время, а позже делалось только хуже. То и дело приходилось отходить в сторону, стягивать панталоны, и орошать мёрзлую землю бесцветной мочой. Живот же не ослаблял своего напора. Тело безвольно дрожало, не помогал таже жалкий костерок.

Сбоку от Тодда послышались громкие взмахи крыльев. Скрипнула ветвь. Он повернул голову и взглядом столкнулся с чёрными глазами без радужки и зрачка, одна голимая чернота в глазах симпатичной девушки. Только вот вместо носа и рта у девушки был клюв, здоровенный такой. А ниже острых плечиков, и оголённой груди с серыми мясными сосками, торчащих в разные стороны, ведь грудь была весьма немалых размеров… так вот ниже этих роскошных грудей у девушки тело плавно видоизменялось, обрастая перьями, укрупняясь размерами, и оканчиваясь двумя массивными жилистыми трёхпалыми лапами с огромными складными когтями. Остренькие же девичьи плечи переходили во внушительного размера крылья, что сейчас были сложены у девушки за спиной.

Она повернул голову на бок, с плотоядным интересом рассматривая Тодда.

— Э-э… — невразумительно проблеял он, — доброго вам… вечера… — продолжил нести околоситься Тодд, с каждым произнесённым словом ему это казалось жалкой и глупой затеей, потому что каким-то внутренним ощущением он понимал, что она не понимает его. Потому Тодд вскоре замолчал.

А гигантская птица-девушка вдруг напрягла длинную шею, замахала крыльями, и раскрыв рот извлекла из себя звук. Воздух наполнился звоном и скрежетом, с нотками визга. Самый неприятные звуки, слышанные Тоддом за его короткую, но насыщенную жизнь, словно перетекли в один общий чужеродный вой, и усилились многократно. В голове всё взорвалось звоном. Его вырвало прямо на костерок, который, не выдержав такого издевательства тут же погас, напоследок жалобно оросив округу пучком искр и небольшим клубком дыма.

Когда птица замолчала, Тодд согнувшись пополам пытался прийти в себя. Он не ощутил, что звук пропал. В его черепе продолжал пульсировать звон, а из ушей текла кровь.

Внезапно что-то впилось в его спину, обхватило кости и рёбра с немыслимым давлением, оторвало от земли. Он осознал себя задыхающимся на уровне с верхушками деревьев, и увиденное ему не понравилось.

Моментально изогнувшись, он вонзил в лапу птицы чёрные когти, состоящие из чистой тьмы. Птица заверещала. В голове Тодда вновь всё помутилось, а из ушей потекло сильнее. Тем не менее птица разжала хватку, и он тщедушным кулем свалился на землю, по пути напарываясь на ветви лицом, лоскутами обрывая с щёк и скул кожу.

Упал так грубо и неудобно, что всё тело затрещало. Упал набок и тут же всю силу направил в печать исцеления, чудом сумев удержать сознание.

Он успел подлечить себя достаточно, для того чтобы приподняться на карачки, и в этой нелепой позе он встретился взглядом с птицей, что рухнула перед ним на ветвь, и тут же вновь заверещал. Однако на этот раз он был готов. Поток маны пульсируя ударил в его уши, отключая слух напрочь, так словно его и не было никогда. Мир стал глухим местом. Птица продолжала верещать, раз за разом открывая клюв, для того чтобы выдать новую звуковую волну, она должно быть собиралась взорвать его голову изнутри.

Тодд сконцентрировал силу в ногах, и совершил почти мгновенный рывок. Молот он достал уже в полёте и удар сотряс ствол дерева, на котором сидела птица. Она качнулась на ветви, и свалилась вперёд. Ствол покрылся трещинами, но устоял. А птица, в падении взмахнула крыльями, стараясь спланировать и воспарить. Но она оказалась в зоне досягаемости удара, и Тодд не преминул этим воспользоваться, перебивая птице левое крыло.

Тварь упала на Тодда сверху, и тут же попыталась вонзить клюв в его шею, но он дёрнулся, и клюв впился в плечевую кость. Птица в бешенстве вырвала из него кусок мяса, вместе с кожей доспеха и ячейками кольчуги.

Тодд беззвучно заверещал и оттолкнул от себя пернатую гадину, та свалилась с него, но тут же вскочила на лапы. Одно крыло её безвольно висело, вторым согнутым она всё время шевелила, пытаясь удержать равновесие. Лапой она попробовала раздавить Тодду голову, но он уже замахнулся, и стоило ей опустить ногу над ним, как молот влетел в трёхпалую лапу снизу вверх. Кость от удара не просто сломалась, она отлетела назад, разбиваясь по округе осколками.

Птица рухнула, и извиваясь все телом, последней оставшейся лапой она отгребала от себя землю, пытаясь отползти в сторону.

Тодд с трудом поднялся. Глаза его горели во тьме двумя кроваво-красными огнями. Он с трудом дышал, и обеими руками сжимал небольшой одноручный молот, со лба его стекали капли пота, вены на шее и висках вздулись. Он едва был видим во тьме для обычных людей, но людей в лесной чаще не было. Дрались две твари.

Тодд сделал шаг вперёд, и птица ускорила потуги, желая отползти от тёмной погани как можно дальше. А Тодд делал шаги всё чаще, становясь к ней неизбежно ближе. И вот он опускает на неё свой молот. Птица с лицом и грудью прекрасной девушки прикрывается последним здоровым крылом. Молот кажется таким медленным в своём падении…

Крыло ломает, словно оно состоит из тоненьких веточек, за ним ломается и живот, облепленный перьями, проминается плоть и всё её нутро, в стороны разлетаются палые листья.

Прекрасное лицо с безобразно-огромным клювом таращится в тёмные небеса. Клюв раскрылся, по его острой кромке тёмным потоком течёт дымящаяся жаром кровь.

Тодд содрогаясь всем телом вытащил молот из земли и пробитой насквозь туши, задрал его кверху, и с закрытыми глазами, сам обрушиваясь на землю, он ударил в последний раз.

Голова птицы с ошмётком груди, с торчащими из неё белёсыми кусками рёбер и позвоночника отлетела в сторону. В воздух поднялась пелена кружащихся тёмных перьев. Тодд лежал по плечи в небольшом земляном кратере, с ног до головы покрытый слоем потрохов вперемешку с осколками костей и перьев. Ноги его тряслись каким-то безумным танцем. Молот валялся в стороне. Уже не такой тяжёлый как мгновение назад.

Медленно, стараясь не перенапрягаться, Тодд запустил Рахи, и лечебные потоки заструились по его телу. Он перевернулся на спину, открыл глаза, и посмотрел на мрачное бардовое небо. Не было ни звёзд, ни месяца, должно быть луна где-то прячется там, в вышине, за тяжелеными тучами, покрывшими собой весь мир, как земля покрывает гроб мертвеца.

***

Спустя какое-то время.

Тодд сидит на опавшем дереве, и зубами отрывает кусочки плоти от здоровенного сочного ошмётка, на котором сбоку проглядывается мясистый сосок. На вкус Тодда еда была жирновата, сладковата, и совсем некстати с душком ели, как может пахнуть еловая шишка… совсем не аппетитно.

Но голод был столь силён, что Тодд продолжал грызть этот ещё тёплый сочный шмат. В общем и среднем, трапезой он был доволен.

***

Я стою посреди…

Я не знаю, как назвать то, что меня окружает. От дома здесь осталось очень мало. Лишь обломки стен, поросшие лозой и сизым мхом. Вокруг мёрзлая очень холодная земля, она хрустит под ногами ледяной листвой. Изо рта в небеса поднимаются клубы пара от моего дыхания. Но эти небеса серы и мертвы, они источают свет белёсый, не живой, не греют, лишь иногда исторгают из своей утробы сырой мерзкий снег, что тут же тает.

Местами виднеются небольшие сугробы, а местами их нет. Ветер сильный, и сдувает даже эти склизкие снежные комья.

Посреди ярморочной площади дыра, кратер похожий на тот, что я оставил в лесу… но здесь словно ударили в разы сильнее, земля и камень по краям оплавились. А внизу снег. Белый-белый. Холодный. Мёртвый.

Как всё вокруг.

Я так спешил домой, хотя ещё много лет назад, ещё когда только пришёл в школу магии и город заперли на ворота, а Рен взялся обучать меня… я уже тогда всё понимал, но… сомневался.

Просто приходила такая светлая мысль в голову, что… может всё обошлось?

Стою как дурак посреди разрушенной площади, где когда-то стояли деревянные помосты и лавки для торговцев, а сейчас ничего нет.

Разве что тела. Они валяются по всюду. Но землю не пачкают, все раны замёрзли и покрылись тёмными кристалликами застывшей крови.

Плевать на них. Пока плевать. Нужно… нужно дойти до дома… просто дойти.

Бреду по улицам, разбивая на осколки стылую траву.

Вот он стоит чуть поодаль от остальных. Покосился так, что правый край полностью лёг на землю. Крыша частично обрушилась во внутрь. Вход, как и прорези окон – провалы во тьму.

Зайти? Скорчиться в позе и попытаться заползти? Нет нужды. Я знаю, что там никого нет в живых.

По щекам бегут слёзы. Просто бегут и тут же мёрзнут, оставаясь на щеках холодными осколками. Кожа на лице трещит и белеет ожогами, а глаза больше не могут закрыться. Ресницы и веки примёрзли.

По разрушенной деревне разносится рокот, дрожит земля под тяжёлой поступью. Рядом стоит большой двухэтажный дом матери Чака, его двери скрипят засовами, хлопают от резкого удара, раскрываются, и из его недр выбегает массивная фигура, окованная в сталь, с длинным двуручным мечом в руках. Он орёт на меня, не решаясь приблизиться:

— Беги сюда, идиот! Он превратит тебя в лёд, БЕГИ!

Но я смотрю на него лишь вскользь, глаза затягивает узорчатая пелена, но тут же пропадает, сменяясь багровым сиянием. Мою правую руку затягивает тёмная дымка. А изо деревьев позади меня, сотрясая землю, выдвигается огромная человекоподобная фигура.

Вокруг него клубится туман, и мелькают прозрачные тени, они беззвучно кричат, раскрывая рты, но не издавая ни звука. А он подходит всё ближе, из тумана просвечивают его ноги из переплетённых корней и стволов деревьев, мелькают его скрюченные древесные руки. На гигантском лице вместо глаз два светлых провала в которых клубится туман. Он раскрывает в мою сторону пасть и издаёт громоподобный рокот. Он возвышается надо мной, как башня над муравьём… я бы умер от холода и страха, но сегодня умрёт он. За то, что хозяйничать в МОЁМ ДОМЕ.

— Ты безумец! БЕГИ ЖЕ! — вопит странствующий рыцарь, пропавший здесь две недели назад, и вновь скрывается за дверью. Слышно, как там внутри грохочут замки и засовы. Он видимо решил меня не дожидаться.

Я же взял в руки молот и шагнул навстречу холоду.

Морозно-древесная хрень попыталась на меня наступить, стоило только приблизиться к ней. У неё ничего не получилось, я гораздо быстрее. Просто пролетел мимо падающей ноги, и ударил по второй. Первый удар был слабым, хрустнуло разве что пару веток. Однако великану это не понравилось. Нога, которая пыталась меня раздавить наконец достигла земли, и вокруг всё замелькало. Меня отбросило в сторону, хотя удар не прошёл по мне, и даже вскользь не коснулся, меня же отбросило порывом ледяного воздуха и ветра, земля при этом дрогнула неимоверно, и когда великан поднял ногу и двинулся ко мне, я уже пытался встать. Голова кружится, я вижу место, куда морозная хрень обрушила ногу. Там теперь яма зияет, глубиной примерно мне до пояса.

А он, кажется, разозлился. Стал двигаться быстрее и более рвано… странно покачиваясь из стороны в сторону, вот он припал налево, уже стоит рядом со мной, и сверху из тумана обрушивается его рука. Уворачиваюсь, на этот раз даже не пытаясь ударить в ответ. Просто отшатываюсь в сторону, и тут же делаю ещё один рывок, стараясь избежать удара. В лицо летят комья перемёрзшей земли. Удар от руки у него не такой сильный, потому что сама рука тоньше, но бьёт он ей куда как быстрее.

Опрокидываю на его сучковатую лапу молот. Второй удар получается грубее, ветви трещат уже отчётливо, летят в стороны обломки. Радость от удара прекращается быстро. Лечу по пути треща костями и истекая каплями крови вперемешку с соплями, кубарем волочусь по земле, а она дрожит от его шагов.

Он всё ближе.

Дурак… какой же я дурак, отвлёкся на миг и схлопотал второй ручищей. Хлестнула по спине так, что чуть рёбра наружу не повылезали.

Смотрю на него искоса, пытаясь накачать тело целебной маной. Встать пока не пытаюсь, молот теперь с земли не поднять, он в ней даже утоп на треть. Сейчас нужно всю ману влить в тело, а я не могу даже встать. В глазах всё дрожит пурпурными пятнами на багровом фоне. Лишь его тёмная тень, хорошо различимая, и такая гигантская ко мне всё ближе.

Сплёвываю кровь, во рту стойкий привкус железа и грязи, видимо хапнул зубами землицы, когда катился безвольным ошмётком, не даром зубы так ломит, значит приложился раскрытым ртом при падении… не ожидал такой скорости от него, а он её и показывать не спешил, ледяной засранец.

Дождался пока он дойдёт и вновь попробует растоптать. Всё вокруг потемнело, надо мной огромная лапа всё ближе летит к земле, желая смешать мои потроха с мёрзлой землёй. Жду до последнего, сжав зубы до скрежета, и привстаю на колени, накаченный маной сверх меры, благо её в округе столько что воздух трещит. Сигаю вперёд, почти прижавшись к земле вплотную, по спине проносится вскользь тень от удара. Меня дрожь, устроенная им, и порыв воздуха в спину здорово ускоряют. Пролетаю под его ногами, припадая к земле всем телом, останавливаюсь. Вскакиваю и быстро развернувшись, бью сбоку, с плеча. Переплетение стволов, что у него вместо ног, взрывается щепками, но не ломается до конца. Древесина пружинит от удара, и меня выгибает обратно, вывернув позвоночник, что-то в груди жалобно трещит и простреливает болью.

Земля дрогнула так, что на ногах не смог устоять, меня подбросило вперёд и лбом приложило об щепу его расколотой ноги. Глухо так. Кожу на лбу острыми осколками вспороло. Глаза щиплет и жжёт. В башке звон. Этот морозный хрен грохочет что-то недоброе. Шатаясь, отстраняюсь от него, едва могу удержать себя на ногах, в голове гул и пульсирующая боль, едва могу разлепить глаза и искоса взглянуть на дело рук своих.

Он рухнул на одно колено. Пытается встать. Рвётся вверх и хочет повернуться в мою сторону, ведь чувствует, что я стою со спины. Но развернуться у него не выходит. У него правая нога перебита внизу, во все стороны щепки и сучья торчат этакой бахромой, хотя нога сломана не до конца, всё скрипит что-то там внутри, когда он, опираясь на целую лапу, пытается выпрямить повреждённую.

Смотрю на его потуги пару мгновений, приходя в себя. На душе так весело… так приятно…

Вот зачем он шляется по моему дому? Вот кто его сюда звал? Грохочет здесь… на меня нападает. Отряд пропавших авантюристов тоже наверняка он прикончил, заморозил и разметал ошмётками.

Даже у меня кровь мгновенно застывает рядом с ним, если бы она не была такой горячей и тёмной… я бы здесь сдох. Рассыпался бы ледяной шелухой, а он бы потоптался на мне просто ради прихоти.

Меня перекосило на бок, молот касается земли, едва удерживаю его, выкручивая каналы маны до предела, сила изнутри буквально рвёт на части, но я знаю, что это ещё не придел… осталось ещё два удара, самое тяжёлое впереди.

Бью по сломленной ноге. Бью, крепко закрыв глаза. Всё тело испещряют древесные ошмётки… а следом он падает и меня отбрасывает назад, снова качусь кубарем, но не далеко. Молот в земле почти по всю рукоять. Он не дал улететь от безумной волны хладного воздуха. Открываю глаза, в них тут же попадает куча соринок и пыли. Обливаясь слезами, сквозь сжатые прорези век обозреваю багровый мутный мир. Туман исчез, как и непонятные прозрачные тени, что летали вокруг его туши. Он лежит лицом вниз, одной ноги нет до половины. Переломанные корни и стволы деревьев острым сучьями упёрлись в землю. Ледяная гигантская сволочь не сдохла, опирается на руки, пытается подняться. Я в этот момент занимаюсь ровно тем же.

Но у меня получается чуть лучше. Поднимаюсь, пусть и с ломотой во всём теле, но поднимаюсь. Один только молот никак не удаётся оторвать от земли, приходится схватить его двумя руками. Поднимаю так, что внизу спины что-то давит вниз и хрустят позвонки, а руки сквозь дыры камзола и кольчуги просвечивают пульсирующим сиянием. Чувствую, как едва-едва удерживаю ману внутри, каналы просто кипят от боли. Пот с меня бежит ручьями.

Медленно бреду к дрожащему на земле великану. Тяжесть молота такая, что хочется вопить в небеса и рассыпаться на куски… только бы никогда больше не хвататься за чёрную чешуйчатую рукоять.

Добредаю до его огромной башки, он видимо почувствовал меня и запрокинул её в сторону. Смотрит на меня туманной белизной своих нечеловеческих глаз, вижу, как скрипит его плечо, как летит его лапа, чтобы расплющить, разорвать меня кровавыми брызгами.

Бью сверху вниз… хотя «бью» это слишком боевитое слово для моей ситуации, я скорее падаю на него вместе с молотом, в удар вкладывая всю невеликую массу собственного тела. Но это уже не важно, ведь это пятый удар и импульс накоплен, именно его тяжесть так непомерно велика…

Мы попадаем одновременно.

Руки не удержали молот, и меня как песчинку на ветру унесло на много-много шагов назад, я даже подумал в какой-то миг, летящий с раскрытыми глазами, что меня сейчас унесёт куда-то в свинцово-багровое небо. Но нет. Мой свободный полёт закончился крепко, резко и очень неприятно об ствол какого-то дерева. Я конечно же не смог переломить его своей тушкой, однако ствол переломил меня.

Я ощутил, как рёбра ломает на осколки, а они в свою очередь прошивают насквозь все слои одежды, вываливаясь на холодный воздух из кровавой утробы.

Воздух из груди выбило напрочь. И я стёк с этого дерева кучкой кроваво-костяного дермища, тут же теряя сознание.