Маг четвёртого ранга

Глава 11 — О славьтесь шлюхи, и вино!

Город-Форт Редука. Барон Лайорт Эмакрил в своём кабинете читает письма от старост подчинявшихся ему деревень.

Достопочтимый барон, с сожалением вам сообщаем, что мы не можем выплатить вам предзимний налог, потому что никак не выйдет доставить их в ваш замок. Дороги перекрыты лихими людьми, и мы постоянно претерпеваем нападения. Не могли бы Вы, достопочтимый барон, выслать нам поддержку в виде ваших солдат? Люди нашей деревни будут вам очень признательны.

Староста мирной деревни Тихий дол.

Уважаемый батенька, Лайорт… приносим вам искренние сожаления, и кланяемся в пол, но заплатить предзимний налог мы не хотим! Уже неделю как мы перешли под покровительство господина Сантерра, приносим искренние сожаления ещё раз, но просим вас больше не посылать к нам письма! Иначе мы будем вынуждены разбираться с посыльными силой.

Представитель деревни, перешедший под знамения Виконта Сантерра, Вересковая лощина.

Трахнотому в мозг жирному барону.

Нет больше Алой лозы, я сжёг поселение дотла, и что ты сделаешь на это, курдюк дерьма?

Виконт Сантерра Аланварт, тот, кто отделит твою жирную голову от гнилого тела.

— Ах ты сын дромарской шлюхи… я выпотрошу твою мать у тебя на глазах и заставлю жрать её потроха! Всё было так спокойно с прежним Виконтом, старый пьяница и носу не казал из своего надела, так откуда же выродок выполз на свет… хотя и так ясно, что тебя подобрал хитрожопый герцог, что-б его жопные зуды до сумасшествия довели! — выпустив накопившиеся на душе слова, барон поднял со стола белоснежный батистовый платочек и вытер потный лоб, платок мгновенно превратился в сырую скомканную тряпку, которую Лайорт с брезгливой миной на благородном челе откинул в сторону.

Он ещё раз с тяжким вздохом оглядел три письма, разбросанных на массивной дубовой столешнице. Встал, и неровной пьяной походкой двинулся в сторону общей залы, там отыскал он, подслеповато щурясь в огромном дымном помещение, своего доверенного слугу Гобара, а тот уже и сам шёл ему на встречу, и вид имел энергично-взволнованный. Завидев напряжённого слугу, барон тут же передумал изливать ему душу в честном порыве объявляя о своей беспомощности, вместо этого он чуть ли не впился в глаза приближающего Гобара, и стоило двухметровой кошатине подойти, как барон тут же возопил:

— Что случилось, мой верный друг Гобар? — Конечно то была ложь. Никаким другом Гобар ему не был. Давно купленный раб, привезённый в баронство как раб, и обученный как верный слуга, он для барона всегда оставался просто рабом, однако эмоции требовали выхода, а душа искала поддержки.

У Гобара даже ус не дёрнулся от такого наплыва хозяйских чувств. Он молча поклонился и быстро доложил:

— У ворот вооружённый отряд, говорят, что они известные наёмники «Дикие кабаны», во главе у них ветеран Вильмах «Крушащий черепа» – достойный воин, до меня доходили слухи о его доблести, господин, к тому же они привезли с собой головы разбойников, что обитали недалеко от форта… что прикажете делать с нежданными гостями?

— ВПУСКАТЬ!!! — визгливо рявкнул барон на всю округу, и немногочисленные служки, пробегающие мимо, от резкого гласа аж подпрыгнули. — ВПУСКАЙ НЕМЕДЛЕННО! И пусть накрывают на стол, наливают вино и… скажи Шелли, чтобы её девочки прихорашивались!

Гобар отчалил выполнять приказы, а барон отправился на замковый балкон, при этом на ходу виляя дряблой задницей и приговаривая что-то о распутнице удаче, что наконец раздвинула перед ним пышные ляжки.

***

Шэн лежит на открытой всем ветрам телеге. Смотрит на облака. Скучает. В уголке рта сжимает травинку. Думает о скучности бытия. С самого утра отряд наёмников прибыл к небольшому городку – Редука. Город этот был столицей баронства Лайорт. Помимо него в баронстве были только деревушки и сёла, что этот город и снабжали провиантом. По сути едой, мехами, кожей и прочей утварью поселения платили местному барону налог, а тот в свою очередь имел в городе несколько десятков мастеров и купцов, что удачно переделывали материал в товар, и продавали по повышенной цене в других землях.

А город Редука был совсем небольшим по размеру городом, являясь на самом деле замком и фортом вокруг него, только поэтому Редука и назывался городом-фортом, а иначе, если считать по численности жителей, то этот город сильно уступал почти любому большому селу, но тем не менее Редука был каменным городом, с мощёнными улицами, неплохой системой местной канализации, и не очень жадным и в меру справедливым правителем бароном.

Такие про Редуку ходили легенды. Эти легенды на подходе к городу пересказал Шэну наёмник Грегори, который теперь видимо считал Шэна закадычным приятелем. В то время как самого Шэна болтливый и очень общительный наёмник сильно бесил.

«Как можно столько говорить? Как можно так спокойно подходить к людям и нести всякую чепуху?!» — об этом думал Шэн, рассматривая белые облака. Но тут его прервал лошадиный топот и ржание, к лагерю наёмников, разбитого под городом, приближался одинокий всадник. Главарь Вильмах возвращался с аудиенции, на которую сразу же отправился, стоило отряду подойти к стенам города. Прошло не так уж и много времени с его отправления к стенам города, солнце не поднялось и на палец, до полудня ещё далеко, а главарь уже возвращался обратно.

Шэн спрыгнул с телеги и отправился в центр лагеря, куда подтягивались и другие наёмники, ожидая вестей от начальства.

— Значит-ся так… — начал пояснять за расклад ситуации Вильмах, стоило ему спрыгнуть с замыленного рысака. — Барон принимает нас с большим благоволением, скоро к лагерю подъедут обозы с вином и путанами.

Стоило Вильмаху заикнуться про распутных девиц, как в отряде тут же поднялся радостный вопль. И не удивительно, ведь наёмнику редко удаётся втиснуть своего малого во влажную женскую щель, потому каждой возможности они безумны рады. Вильмах грубо прерванный аж побагровел от ярости и окинул десятников таким недобрым взглядом, что поднявшийся радостный вопль быстро сменился командирской бранью и болезненными охами пострадавших от тяжёлых начальственных тумаков десятников, и прочих, кто под руку подвернулся.

Вильмах продолжил, когда вокруг установился внимательная, очень чуткая, и спокойная тишина:

— Барон принимает нас так хорошо не просто так, явно нуждается в нас как загнанная лошадь нуждается в глоточке воды. Потому всем готовится к бойне, после пьянки и женских ласк… в общем к завтрашнему рассвету точите оружие, молитесь богам, ибо я сейчас беру десятников с собой и отправляюсь на переговоры, и что-то мне подсказывает… что этим вечером нас непременно наймут на что-нибудь гиблое, но хорошо оплачиваемое… поэтому готовьтесь бойцы, будет весело!

Радостных окриков больше не было. На мрачном лице Вильмаха растёкся жадный до крови голодный оскал, и наёмники вокруг подхватили настроение главаря с пугающей для Шэна лёгкостью. Паренёк присоединился к отряду наёмников лишь недавно, и после первого убийства он ещё не успел познать жажды боя. И это не скрылось от внимательных глаз Вильмаха, он точно заметил единственного в толпе, у кого лицо казалось задумчиво-трусливым, и разглядев в этом трусе Шэна, Вильмах прилип к нему взглядом на долгие мгновения, пока парень не понял, что на него смотрят, и не посмотрел в ответ.

— Шэн, едешь со мной в замок барона. Прыгай на лошадь.

Вильмах быстро забрался на своего скакуна, и протянул Шэну руку, тот вяло схватился в ответ, ещё не осознавая до конца решение главаря, а за руку его уже с силой дёрнули и он как-то разом оказался на горячем крупе скакуна, позади массивной спины командира. По его худощавой ягодице со звоном шлёпнула рука, Шэн ошалело уставился вниз, там стоял Грегори и хитро улыбался.

— Так держать, парень, выпей как следует на баронском пиру! — за то время пока Грегори благословлял в путь Шэна, Вильмах успел собрать вокруг себя большую часть десятников, и быстрой кавалькадой они устремились к воротам города Редука.

Пока они резво скакали к каменным стенам, Шэн думал:

«Благословение это или проклятье? Он так наградить меня решил, или наказать… с другой стороны за что меня наказывать Вильмаху? Он сказал, что я могу отдыхать после той заварушки с бандитами, и сказал, что я теперь вполне ценен, раз могу за себя постоять, да ещё и пользу отряду принести… может поэтому он и взял меня с собой, расценив, что я по статусу как минимум десятникам не уступаю? ХА! Если так, то славно, однако мне упорно кажется, что здесь есть какой-то подвох…»

Пока Шэн думал, отряд успел добраться до города. Въехали в ворота и сразу оказались на главной и единственной улице города. Круглая, она опоясывала замок и дома. На удивление для Шэна, отряд направился к замку не напрямик, а первым делом свернул в сторону и доехал до кузницы. Вильмах спрыгнул с коня, скинул вслед за собой Шэна, как неудобную сумку, Шэн в этот момент ощущал себя странно, не более чем предмет, который зачем-то взяли с собой. Но стоило ему увидеть кузницу, как причина, по которой его взяли с собой стала ясна.

— Идём, — сказал ему Вильмах. — А вы ждите здесь! — велел он остальным из малого отряда.

Шэн и Вильмах зашли в каменное здание в два этажа, что располагалось рядом с кузницей, в саму приземистую кузницу и пристройки рядом с ней они заходить не стали, направившись к двери, над которой висела вывеска:

«Кузница Пола – починим, изготовим всё что угодно за ваши деньги. Качество гарантируем!»

Вот под этой вывеской на первом этаже здания располагалась дверь, в которую Вильмах с Шэном и зашли. Весьма просторное помещение, со стеллажами и всякой утварью, висящей на стенах. Чуть слева стоит стеллаж с оружием, и на стойках над ним висят доспехи, а также двуручные мечи, алебарды и молоты.

— Кажется мы пришли куда нужно! — прокомментировал картину Вильмах.

— Так и есть, господин! — услужливо ему поддакнул худощавый горбатый мужчина, вылетевший откуда-то сбоку. — Чем «Кузница Пола» может вам помочь? Любые услуги, за ваши деньги! — выдал он под конец зазывающий лозунг.

— Хм, — хмыкнул Вильмах и посмотрев на Шэна, подтолкнул его вперёд, — твой выход парень.

— А… ну… а на чём хотите выбить руны?

— На моём доспехе.

— Понял.

И Шэн посмотрел уже на торговца, что всё это время спокойно ждал, не забывая улыбаться.

— Господину Вильмаху необходимо выбить на доспехе определённые руны…

— Постой-постойте! — прервал его торговец. — Кузнец пол не обладает знанием гномов и не умеет работать с рунами…

— А нам и не требуется! — прервал торговца Шэн. — С рунами умею работать я. Всё что нужно от кузнеца Пола, это выбить на доспехе многоуважаемого главаря Вильмаха определённые символы на определённых местах, неужели кузнец Пол не сможет выбить символы на доспехе?

Последний вопрос был задан таким тоном, словно Шэн спрашивал о здравости рассудка кузнеца Пола, о его умственных способностях, и о профессиональных качествах… а конкретно сильно в его голосе было заметно сомнение на счёт каждого из этих пунктов.

Глаза торговца злобно прищурились на паренька, но с губ так и не слетела торговая улыбка.

— Хорошо… парень… кузнец Пол выбьет на вашем доспехе символы. Ты только запиши их. На листочке угольком, и не забудь добавить в каком порядке и на каком месте их стоит выбить. Хорошо?

В этом «хорошо» было столько недовольства, что Шэн аж подавился. Вильмах тут же шибанул по костлявой спине Шэна могучей рукой, выбив из паренька почти весь воздух.

— Мы поняли торговец, быстро давай нам листок бумаги, угольный стержень и я внесу предоплату. И чтобы до вечера мой доспех был готов! Самое позднее завтрашнее утро, усёк?

А вот тон Вильмаха больше походил на рёв медведя, которому мешают спать. Торговец быстро закивал и указал рукой на небольшую стойку прилавка, сам же быстренько направился за него, шерудя меж внутренних полок руками, он очень быстро распрямился и положил на стойку листок с небольшим угольком.

Вильмах поморщился, но удовлетворённо кивнул.

Шэн приступил к начертанию рун, схематично на рисунке указывая части доспеха, где должны располагаться символы.

Из лавки Вильмах вышел с голыми руками, не было на нём ни латных перчаток, ни наручей, ни локтевой и плечевой защиты. Всё утащил в свои закрома торговец, обещав клятвенно, что к вечеру кузнец Пол непременно выполнит заказ. И ещё бы он не клялся! Денег Вильмах отсыпал явно больше, чем требовалось за такую простую работу.

Отряд наёмников не задал Вильмаху ни одного вопроса, увидев главаря в неполном доспехе, все просто приняли это как данность, дождались пока Вильмах с Шэном вновь окажутся в седле, и поскакали на этот раз уже к замку барона, прямо во двор перед каменным донжоном, в окружение башен и стражников.

Стражники вели себя отстранённо, на отряд наёмников не смотрели, разговаривали тихо между собой, следили вокруг. Шэну казалось, что они просто не видят в них угрозы. Вскоре вышел барон. По бокам от него шло двое из стражи. На поясе его висел короткий гладкий клинок, а сам он весь был… очень толстым, с брюхом, что сильно торчит вперёд, оплывает тело по бокам. При этом ноги его были тонкие, обтянутые чёрными кальсонами, вплотную к коже, и потому смотрелись весьма уморительно. На ногах туфли. На теле зелёная мантия, на голове белая шапочка с золотистой каймой по краям. Лицо одутловатое, с очень жирными трясущимися брылами. Но что удивительно, с таким несуразным телом, барон обладал очень живыми и быстрыми глазами. Он ещё на подходе рассмотрел каждого из наёмников, ненадолго задержавшись и на Шэне. Наёмники так же рассматривали барона, но тут им на глаза попалась тёмная фигура дворецкого, что плавно двигалась за бароном. Высокий, гибкий, с хвостом и чёрной шёрсткой, с жёлтыми глазами. За бароном шёл зверолюд, причём из кошачьих. Наёмники оглядели его и тут же перевили взгляд на барона, хотя каждый из них нет-нет, да продолжал кидать взгляд на двухметрового кошака в человечьем обличие.

— Добрый день, уважаемые воины! Я барон Лайорт Эмакрил, рад приветствовать вас в своих владениях! С кем имею честь говорить?

Вперёд массивной фигурой, закованной в сталь, вышел Вильмах, и поклонился.

Это стало для Шэна неким шоком, он не ожидал, что Вильмах вообще способен на какую-либо учтивость. В то же время Вильмах говорил весьма подобострастно:

— Я главарь «Диких кабанов» Вильмах «Крушитель черепов». Хочу поблагодарить вас за приглашение в ваш замок, ваше величие барон Лайорт!

Лайорт на это лишь чуть едва кивнул головой. И развернулся, не произнеся ни слова и отправился ко входу в донжон. Его стражники замыкали шествие, и чуть в стороне шёл дворецкий устрашающе-гибкой тенью. Никто из них даже не обернулся посмотреть следуют ли за ними наёмники. А они следовали. Единственный кто замешкался – был Шэн, но и его подтолкнули вперёд болезненным тычком.

В этот момент Шену барон Лайорт очень напоминал торговца из лавки кузнеца, тот так же был очень учтив и не многословен, исполнял поручения, если за них платили и старался вести себя достойно. Но вот в отличие от торговца, барон ощущался иначе. Он был смешон и несуразно толст в своём наряде. Но спину держал прямо, вся его поза и взгляд как бы намекали – «Я не склонюсь ни перед кем». И это казалось Шэну несколько странным, он вообще видел полноправного дворянина впервые, он конечно много насмотрелся на дворянских детей, но то именно что были дети… и они даже рядом не ощущались так, как ощущался это барон. Хотя насколько Шэн понимал, баронство Лайорт было крошечным баронством, одно из множества северных наделов, и Лайорт не имел той большой значимости, как скажем дети тех же графов или герцогов, но при этом… что-то было в этом человеке неуловимо достойное, хотя на первый взгляд он казался жирной, очень важной, но всё же свиньёй.

***

Шэн сидит посреди огромного дымного зала. В центре зала горит костёр, большой, несколько брёвен лежат крест на крест, и вокруг обложены поленьями поменьше. Всё это весело тлеет, поднимая в воздух клубы дыма. Дым летит вверх и скрывается в щелях в крыше. Но в зале всё равно дымно, однако и приятно пахнет жжёной берёзой и мясом. На столе перед шеном медный кубок с элем, питьё пахнет прокисшими яблоками, но в меру сладкое, хотя пить его всё равно не приятно. Горечь лежит на языке, однако с каждым глотком пить становится легче, а внутри, в животе греет ровным теплом. Чуть в стороне от расставленных вокруг костра столов играют придворные музыканты, их всего трое. Один перебирает струны лютни, другой извлекает звук из маленькой дудки, а третий подвывает что-то мелодичное, но с трудом различимое.

Шэна эти завыванию в углу бесят. Он не привык к музыке, и если сначала она показалась ему чем-то диковинным, приятным слуху, то чем дальше эта музыка продолжала звучать, тем сильнее мелодия раздражала слух. Шэн пытался отвлечься от навязчивой мелодии, но отвлечься было нечем. Вокруг сидели десятники, они о чём-то говорили негромко между собой, лапали проходящих мимо служек, и жадно уплетали мясо. В компании таких же десятников, как они, им был вполне уютно, а вот Шэну в их компанию был вход заказан, мал ещё, неопытен, и вообще непонятно зачем на это пиршество был взят. Он бы сейчас лучше с большим удовольствием погулял вокруг лагеря, подышал бы свежим воздухом… сходил бы отлить. Неизвестно сколько времени продолжается пиршество, однако в немногочисленных узких окнах залы свет уже заметно потускнел, а уйти изо стола как-то очень невежливо по отношению к барону. Да и куда он пойдёт?

***

Ох дела мои тяжкие. Кажется, внутри сейчас всё оборвётся и лопнет. Голова начинает болеть и кружиться, а вокруг похоже никто не хочет расходиться. Ну зачем Вильмах взял меня с собой? Ну зачем? Вон он, сидит смеётся негодяй в самом начале стола, рядом с ним хохочет толстяк барон, господи… щёки то у него какие красные, как переспевший помидор, того гляди и лопнут!

Они ведь точно договорились уже обо всём, так чего же это чёртово застолье продолжается? Я в жизни столько не пил, как за один этот вечер, ох как же тянет живот… не стоило есть столько жирного мяса, это ведь точно была не дичь, какой-то крайне перекормленный хряк. Ох… почему этот огромный кот дворецкий смотрит на меня своими жёлтыми глазищами? Неужели Крэя почувствовал?

Смотрю под стол, Крэй там с хрустом уплетает здоровенный куриный окорочок. Перевожу взгляд на котяру дворецкого. Нет. Смотрит определённо на меня. Ну почему? А вот он склоняется к уху барона, и что-то шепчет, постойте-ка… так и барон смотрит на меня, щурится через весь зал и глядит точно на меня, и Вильмах тоже… о чём-то говорят, из-за этой проклятой музыки ничего не разобрать, однако барон точно что-то у Вильмаха спрашивает, тот отвечает с лёгким поклоном. Вот барон на меня ошалело пялится, а кошак за его спиной чуть клыки обнажил, неужели они так улыбаются? Перевожу взгляд на барона, а тот уже смотрит только на Вильмаха, а главарь на него. О чём-то мило воркуют… а где дворецкий? Исчез! Только что был здесь и вот его здесь уже нет… кажется я перепил окончательно, пора завязывать, однако рука почему-то сама тянется к кубку, и выпить не успеваю, а служки уже подливают, чёртова прислуга! Ха-ха-ха… у меня и прислуга, вот это шутка, рассказать бы отцу, он бы смеялся весь вечер, интересно как он там, отец…

Двери в зал вдруг открылись, и вошли… девушки, лица белые, наряды… о боже, откуда же такие платья только взялись, неужели где-то шьют такое? Не платья, а так… тряпки, которые ничего не скрывают. У меня от одного взгляда на них внизу всё топорщится, а ведь никогда не был с женщиной, как странно, а хочется… чёрт! В прошлый раз это хочется плохо закончилось, я не забыл ещё топор, застрявший в спине! Не-не -не! Взгляд отвожу чуть ли не силой, рукой хватаю кусок жирного мяса с ближайшей тарелки, впиваюсь в него словно злобная псина, и жру, чавкая на всю округу, пока десятники вокруг ликуют, к себе красавиц подзывают, а те и идут, на колени садятся, запах то от них какой! Мясной дух и гарь костра перебивает, цветами пахнет… цветочным лугом, если бы на рассвете туда пришёл.

Чисто по привычке уже смотрю в начало стола, а там никого нет. Ни Вильмаха, ни дворецкого, ни собственно барона. Удалились куда-то влиятельные господа, и музыканты играть стали иначе, что-то весёлое, простое… но мне всё равно это пищание невероятно надоело!

Хочу уйти отсюда, как можно скорее, воротит от всего, хочется воздуха… хотя бы немного вдохнуть. Крэй прячется в моей тени, я уже почти поднялся с лавки, как на плечо чья-то мягкая ладошка легла, другая по спине прошлась, да так ласково, что все мышцы расслабились… я лицо чуть вбок поворачиваю, дабы взглянуть, кто там такой нежный, а там… девушка, тёмная. В наряде странном, плотной тканью грудь обтянута, похожая тряпка прикрывает крепкие, но волнующие бёдра. Невольно заглядываюсь на идеально прекрасные ноги и хвост, что порхает рядом с ними, как меня за подбородок приподнимают мягкие руки, кто-то урчит мне прямо в лицо с жаром, и влажный язычок проносится по моей шее… от волны жара и странных ощущений в штанах я издал до того постыдный звук, что это меня несколько отрезвило, и я тут же столкнулся взглядом с зелёными кошачьими глазами. У неё короткие волосы, чуть короче моих, уши торчат по краям, и кисточками смотрят вверх, нос чуть приплюснут и чёрен, мелькают белоснежные смешные зубы, она вся какая-то забавная, улыбается, хмурит носик, и постоянно плавно двигается, не стоит на месте… или это я шатаюсь? В голове что-то нехорошо булькает и тянет прилечь.

А она подхватывает под плечо, тянет куда-то по каменным коридорам.

— Сейчас, паренёк… не засыпай, слышишь? Сейчас мы с тобой в покои отойдём, и чуть повеселимся… ты же хочешь повеселиться, Шэн? — она шепчет мне это прямо в ухо, так близко и при этом мурлычет… у меня по телу носятся бешенные мураши, а в штанах словно кол воткнули, всё настолько горит, что ощутимо больно.

Она вталкивает меня в покои, неизвестная комната в чужом замке, крошечный закуток, но в котором имеется кровать, и бадья с тёплой водой, это понятно по идущему от неё пару. Нежные руки, или лучше сказать лапы, снимают с меня штаны, и бельё, что под ним. Я стою нагим, она толкает меня в воду, падаю туда как-то неловко, поднимая вокруг брызги, тело печёт, а мочевой пузырь не выдержал, и я как ребёнок напрудил прямо в бадью.

Она смеётся, от воды идёт запах чего-то цветочного, вода пенится, рядом стоит небольшой кувшин, она подливает воды, берёт мочалку и намыливает мне спину, ощущение странное, мутит всё сильнее, а голова закатывается куда-то назад.

Открываю глаза, ощущая внизу, на своём члене, влажный горячий язык. Мычу сдавленно, невольно, что-то вырывается из меня наружу. Я уже на кровати, она садится на меня сверху, я вижу её тёмное тело, коричневые соски, она движется вперёд и чуть вверх, и опускается ниже на мой член.

Сколько времени прошло? Её язык почти не покидает моего рта. Я пуст, сил нет даже на то, чтобы привстать с ложа. Причём нет сил не внутренних магических, а физических. Тело находится в такой неге, что жить приятно, но при этом даже головой пошевелить лень. А она вдруг отрывается от меня на миг. За окном уже светает. Она садится на краешек кровати, садится ко мне спиной, и я вижу выжженную на её теле печать.

Это отрезвляет. Сам не заметил, как оказался рядом и рукой провёл по застаревшему шраму. Она смотрит на меня, повернув голову боком, смотрит и спрашивает:

— Ты сможешь убрать её с моего тела?

— Убрать? — я невольно смеюсь, хотя смешного в ситуации ничего нет, возможно во мне всё ещё играет яблочный эль. — Я не чудесный волшебник и вряд ли смогу исцелить настолько старые шрамы, однако ты явно имеешь ввиду что-то другое.

— Я хочу чтобы ты… — осеклась на миг, зрачки её стали вертикальными как у настоящей кошки. — Я хочу, чтобы ты сделал так… чтобы печать не убила меня за побег.

Я снова невольно хохотнул, лбом упёрся в её дрожащую, но такую мягкую и нежную спину. Дождался пока смешок внутри угаснет окончательно. Она не прерывала меня, терпеливо ждала, однако спина её постепенно напрягалась, вернее мышцы под кожей. Она явно на взводе.

— Как тебя зовут? – спросил я, выпрямляясь, и рукой проводя ей меж лопаток, я в этот момент думаю на сколько можно довериться ей, думаю стоит ли риска это всё, или нужно ждать нового топора меж лопаток?

— Хаши, — отвечает она чуть рыча. — У меня нет своего имени, моё имя – это имя племени. Меня зовут Хаши, и я из племени рабов, а как тебя зовут человек, ведь у тебя точно есть твоё личное имя? — в её голосе столько яда, что можно захлебнуться пеной. — Хотя не говори, я и так знаю, что тебя зовут Шэн, так сказал мне Гобар.

— А у Гобара значит имя есть? — чуть удивился я, и убрал руку с её спины, чтобы тут же приобнять, и положить голову на её плечо, щекой потеревшись о её щёку. — Меня зовут Тодд, а Шэн это не настоящее имя.

— Вот как.

Судя по голосу, она не оценил моего к ней расположения. Скинула мой голову с плеча, чуть оттолкнула меня и встала у окна, повернувшись ко мне лицом, она стояла в тусклом свете светлеющего неба, тёмная тень, с кошачьими глазами и такими волнующими изгибами тел… руки сжала на груди, голову чуть наклонила.

— Гобар сын вождя, поэтому у него есть имя. Он здесь не раб, он… слуга, он может уйти. А я нет. Гобар сказал мне, что ты можешь помочь разобраться с печатью, сказал, что ты маг.

Это было сказано так недовольно, словно упрёк.

— Да я маг. И я… — невольно я тяжко вздохнул. Ни разу до этого я не спал с женщиной, тем более такой, поэтому вообразил себе всякое, а она оказывается с расчётом всё делала, не потому что я ей понравился, и тем не менее... — Я тебе помогу.

Она улыбнулась, я увидел блеснувшие в темноте белые зубки, как-то разом она оказалась у кровати, бросилась на меня, обняла. Я вновь невольно расхохотался. Мне было так хорошо, хотя всё это почему-то казалось такой ерундой.

Я попросил её вновь сесть ко мне спиной, попросил не шевелиться, и достал из куртки свой маленький острый нож.

— Будет больно, — предупредил я её.

Она в ответ грозно рыкнула:

— Не так больно, как прожить жизнь рабом!

На это я лишь ухмыльнулся, хотя никто не видел моего оскала, не смог сдержать эмоций. Влил силу в кинжал, его лезвие тут же охватило зелёное пламя, и я сделал первый надрез.

Она взывала, дрогнула всем телом. Но осталась сидеть на месте, а я положил руку её на плечо, в попытке уменьшить её дрожь и прижать к кровати, как чуть позже оказалось, тщетно.

А я уже и забыл, какую боль несёт зелёное пламя. Оно появилось там, в тёмном подвале под магической школой, когда я невольно в пылу голода, или отчаяния, сложно вспомнить эмоции, что охватили меня тогда… я пожрал живое существо, крысиного вожака, я пожирал его заживо. И позже не единожды я возвращался к этому, чтобы выжить, или чуть успокоить свои нервы, обуздать эмоции. Почему-то на чужой боли это получалось сделать быстрее и легче. Как и сейчас, я тратил силу печати, и тут же боль возвращала потраченное вдвойне, и мне очень приятно, что боль эта не моя… пусть немного пострадает за свой расчёт.

Зелёный огонь мерно горит на лезвии, её кровь сворачивается чёрными каплями и шипит на её тёмном теле.

«Зелёное пламя появилось в том подвале, как и зрение в темноте, как и обострившийся нюх. Я чуть изменился тогда, и мой огонь стал зелёным, как это всё странно…»

Рунный круг замкнутый и вырезанные на теле Хаши завершён, она лежит уже на полу, я сижу на её голой заднице, и осматриваю свежевырезанные руны, они шипят чёрной дымкой. Идеальные. Забавно, но, чтобы закрыть печать или проклятие, нужно использовать те же руны, что это проклятие или печать составляют, иначе никак.

«Похожий круг я вырезал на своём сердце, и сейчас вдруг задумался, а всем ли ученикам магической школы устанавливали проклятье на сердце, или только нищим простолюдинам вроде меня и Чака? И спросить ведь некого…»

— А-а-а…

— Тише-тише… уже всё позади.

Я встал с её задницы, хотя, честно говоря, мне там нравилось, удобно и тепло. Ухватил её за руки, помог подняться, её клонило к полу, всё тело покрылось испариной, глаза судорожно дрожали и норовили закрыться. Я сжалился, прикоснулся пальцем к изуродованной мной-же спине, активировал исцеляющую руну, заливая истерзанную плоть лечебной маной. Она застонала так, как не стонала подо мной, на лице промелькнула хищная улыбка. Ещё бы. Ведь свежие шрамы закрылись, и быстро превратились в белые полосы, круги и прочие едва заметные символы. Она посмотрела на меня благодарно, протянула руку к моему лицу, припала к моему рту губами. Её горячий язычок скользнул в мой рот, и сплёлся с моим языком. От удовольствия и нежданной неги я закрыл глаза. И пропустил тот момент, когда запястье моей-же руки вспороли от ладони до плеча, быстро и кроваво, надрывая каждую вену и сухожилия, разрезая мышцы до самой кости. С ужасом я открыл глаза, и та же участь постигла мою вторую руку. Не успел я подметить момент, а уже лежал на кровати, истекая кровью с безумной скоростью. Весь резерв я вдавил в исцеляющую руну, плоть на теле обожгло нестерпимой болью, где-то там сейчас обуглилась моя кожа рядом с печатью Рахи, ужасающие раны на руках закрывались, но кровь-то назад не вернуть… сознание пытается уплыть от меня, я безумно пялюсь в потолок, стараясь его удержать.

Там ничего интересного, лишь гарь от камина, лоскуты паутины, и потрескавшаяся каменная кладка, что сейчас едва освещается рассветным светом, идущего от тусклого окна.

Вдруг потолок пропал. Нет, я не потерял сознание. Вместо потолка появились два хищных жёлтых глаза, и зубастая улыбка. Пахнуло звериным потом, продирающимся среди пелены цветов. Мягкими руками она прикоснулась к моей шее, когтями распарывая кожу, заливая подушку моей кровью. Невольно я закашлялся, дышать стало тяжкова-то.

— Прости человек Тодд, мне нужно сбежать и для этого нужно время, а ты… ты можешь меня выдать...

Вот значит как. Мои губы невольно растянулись в улыбке. Всё же это оказался новый топор меж моих лопаток, а я мог бы и догадаться… как глупо умираю… даже жаль немного.

Среди моих волос что-то шевельнулось, легонько так. Однако два жёлтых глаза дрогнули и уставились вверх, на мою макушку. И тут же на один глаз стало меньше. Мелькнул длинный крысиный хвост с шипами, метнулся со скоростью не уступающей змее. Хаши зашипела, отпрыгнула в сторону, и уже там, у входа в комнату меж бадьи и кровати, на полу, она металась, рыча и тихо плача. По лицу пробежал Крэй, замер на моей груди, обернулся. Ощерился на меня двумя неровными крысиными клыками, к его рту подтянулся хвост, на котором, на самом конце, на одном из чёрных шипов, висело глазное яблоко с пучком кровавых корней. Крэй с чавканьем втянул в себя чужой глаз. Ещё раз ощерился и побежал дальше. Вниз. На пол. К Хаши. А я потерял сознание, отключился на какой-то краткий миг.

Так мне показалось вначале. Воздуха всё не хватало, и я просыпался от того, что задыхался. Холод накатывал волнами с окоченевших ног. Плохо, безумно плохо и безумно сильно хочется жить. Я не мог не понимать, что со мной сейчас происходит. Я умирал, но умирать не хотел, цеплялся за жизнь холодными руками, тянул её на себя изо всех сил, вместе с воздухом, которого так сильно сейчас не хватало.

На губы что-то упало, что-то влажное, тёплое. Невольно я лизнул каплю, на вкус непонятно. Упало ещё несколько. Я слизнул их, и вдруг к губам припало тёплое что-то, что источало жидкость, она заливала мне лицо, стекала по шее. Я жадно пил. С каждым мгновением, с каждым глотком, мне становилось немного лучше. В какой-то миг, я открыл глаза, и тут же увидел Крэя, этот здоровенный крыс, исчадие тьмы и преисподней, сжимал в скрюченных лапах отгрызенную руку, из разорванной плоти на мои губы стекала кровь, уже гораздо медленнее.

— Спасибо.

Голос мой был тих, но в этот момент казался мне чем-то безумно приятным. Я живой. И этой мой голос. Я есть. Я ещё здесь.

Приподнимаюсь на кровати, откидывая в сторону мёртвую конечность. Голова кружится, сижу некоторое время, приводя мысли в порядок. Смотрю на Хаши, а она смотрит на меня провалами глаз, в которых глаз уже и нет. Из дыр стекает по тёмным щекам две тёмные дорожки запёкшейся крови. Всё её прекрасное тело искусано, одной груди не хватает, одной руки не достаёт, местами виднеется плоть из-под распоротой кожи. Очевидно, что она мертва. Так же очевидно, что меня спас Крэй.

— А я ведь не отдавал тебе команды спасать меня, я вообще забыл про твоё существование, Крэй… всё это было так внезапно.

Крыс сидит меж моих ног, не шевелится, видимо переваривает пищу. Живот у него кажется сильно распухшим, и весь он выглядит больше, и более живым. Исчезла некая угловатость из его тела, серая шёрстка блестит, словно шёлковая. Лишь один хвост выбивается из картины, гораздо длиннее, чем его тело, на конце шип, и по краям ещё пара. Этот хвост у Крэя словно живёт своей жизнью, медленно шуршит по полу, вокруг наших ног.

— Однако нам что-то нужно сделать с её телом, и убираться отсюда поскорее… однако встать я пока не могу, а спрятать тело нам негде… что делать, Крэй?

Крыс выбежал вперёд, обернулся на меня с таким взглядом чёрных глаз, словно хотел сказать:

«Смотри чего покажу!»

Его хвост приподнялся, и шип на конце вспыхнул зелёным огнём. У меня не было сил удивляться, я просто принял это как данность, и молча кивнул. Крэй на этом не закончил, его хвост припал к каменному полу, и быстро чиркая стал выводить по нему какие-то символы, однако сначала ничего не было видно. Крыс зашипел, и окунул шип в черепе Хаши, засунув его в одну из глазниц, над ней взвилась дымка. Крэй вытащил хвост и стал начерчивать вокруг тела Хаши символы чёрной запёкшейся кровью. Я сижу и смотрю. Вмешиваться страшно, я вообще пытаюсь вспомнить в какой это миг Крэй стал таким самостоятельным, хотя в начале действовал только по моей указке, а сейчас я боюсь ему приказывать не то, что мысленно, даже в слух. Его хвост выглядит опасным.

Он закончил начертать вокруг Хаши символы, и вновь получился идеальный круг, который прямо подо мной замыкался здоровенной руной. Знакомой для меня руной Руфус, между прочим, единственной знакомой руной из всего того мракобесия, что начертал на полу Крэй. И вот он сидит у моей ноги и пищит, головой указывая на руну. Посыл ясен и без слов, хочет, чтобы я активировал.

— Хорошо, хуже уже явно не будет, — говорю я, наклоняясь к руне, попутно чуть не теряя сознание.

Активирую, символы постепенно загораются, в конце зелёным сиянием вспыхивает весь круг, и вот тут-то начинается не ладное. Тело Хаши охватывает зелёное пламя, что голодным вурдалаком, пожирает кошку в мгновение ока, оставляя после себя лишь горстку пепла… пол потрескался от высвободившейся силы, тут только что произошёл настоящий взрыв маны. Настолько мощный, что все каналы в моём несчастном теле чуть не лопнули под давлением, я сижу с широко раскрытыми глазами, в шоковом состоянии взираю на мир. Мир взирает на меня чёрными зенками Крэя, он щерится и так широко показывает мне два кривых зуба, что иначе как улыбкой это назвать нельзя. Я чисто физически на пределе сил, но вот внутри… я поднял кверху палец, и легонечко высвободил огонь… пламень вырвался наружу огненным шаром размером с мою голову, который я едва смог удержать, не разворотив округу. Подержав шар какое-то время, я медленно выдохнул и свернул заклинание. Стало чуть легче. Я вновь посмотрел на пол, где ни одного символа не осталось, но были заметны сотни трещин, и горсть пепла. Я готов поклясться на что угодно, что в момент активации рунного круга что-то с силой долбануло по нему, стараясь вырваться наружу… откуда? Не ясно. Но точно не отсюда. Какая-то сила, ведомая внезапной свободой и запахом крови…

Меня передёрнуло.

Обнаружил себя ходящим по комнате из стороны в сторону. Остановился, здраво рассудив, что так можно и окончательно потерять рассудок. Подобрал кувшин с водой, на дне немного оставалось, я тут же выпил содержимое, а в пустой сосуд сгрёб пепел, вывалил его в камин, вазу сполоснул грязной водой из бадьи. Оделся и вышел, Крэй же на пути из комнаты запрыгнул в мою тень.

Я сделал пару шагов по коридору, чтобы тут же вернуться, сдёрнуть с кровати бельё, зашвырнуть его в камин и поджечь. Ещё раз осмотрел пол. Да весь в трещинах. Да, весь в грязи. Но свернувшаяся кровь не похожа на кровь, а скорее на грязь, от простыней я избавился. Трупа нет, значит пока нет и проблем.

Пора убираться из этого замка как можно скорее!