Магические ключи

Глава 24

В тюрьму я поехал с комфортом.

Успел встретить и поприветствовать всех гостей. Обнялся с мастером Казимиром, которого не видел уже несколько дней. Объяснил Жану Гавриловичу и герцогиням все детали моей авантюрной затеи. Вкусно поужинал и поднял бокал за новый титул Сережи Стоцкого.

На улице начало темнеть, когда к воротам дворцового парка с сиренами и мигалками подкатили два автомобиля Императорской гвардии. Молодой, но очень серьезный поручик, печатая шаг, вошел в столовую. Поприветствовал Бердышева, а затем повернулся ко мне:

— Граф Смирнов-Карельский! Вы арестованы личным приказом Императора! Прошу следовать за мной!

— А в чем дело? — спросил я, неторопливо отодвигая тарелку.

Мне надо было потянуть время, чтобы сирены гвардии гарантированно перебудили всю округу. Да и друзья не должны были понять, что арест запланирован заранее.

Умнички герцогини отлично подыграли мне, набросившись на поручика с вопросами и упреками. Он отбивался казенными фразами — «не могу знать» и «до выяснения обстоятельств».

Мне даже стало жаль паренька. Я выложил содержимое карманов на стол и попросил Полину:

— Будь добра, отнеси мои вещи в кабинет.

— Вам не запрещены личные вещи, — сказал поручик, — кроме телефона и других средств связи.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я его.

Молодой аристократ просто выполнял свои обязанности и делал это по уставу, но без лишнего рвения. Он не торопил меня, пока я прощался с герцогинями и удивленными гостями. И даже придержал дверцу машины, когда меня усаживали на заднее сиденье.

— Куда вы повезете его сиятельство? — спросил Бердышев поручика.

Он проводил меня до машины и сейчас зорко оглядывал пустую улицу, темноту которой разгоняли только редкие фонари и мигалки гвардейских машин.

— В изолятор на Шпалерной, ваше высокопревосходительство, — ответил поручик.

И добавил, пожав плечом:

— Распоряжение Императора. Велено поместить графа Смирнова-Карельского в одиночную камеру и ждать дальнейших указаний.

— Я завтра же добьюсь приема у Императора, — сказал мне Жан Гаврилович. — Уверен, что этот арест — какая-то чудовищная ошибка.

Я благодарно кивнул.

Этот маленький спектакль мы разыгрывали специально для поручика и его гвардейцев.

На улице было холодно — по прогнозу со дня на день ожидался первый снегопад. Я поежился в тонком комбинезоне и подумал, что надо заказать Ане комплект зимней формы из магических тканей.

Вслед за мной в машину втиснулся гвардеец. Второй сел слева от меня.

— Ваше сиятельство, — сказал поручик, усевшись рядом с водителем, — я наслышан о ваших магических талантах. Прошу вас, не пытайтесь бежать. Даже если мы не сможем помешать вашему побегу, этим вы только осложните свое положение.

— У меня и в мыслях не было бежать от вас, — улыбнулся я. — Надеюсь, со дня на день все разъяснится. А я пока высплюсь в камере.

Несмотря на мои уверения, гвардейцы всю дорогу не спускали с меня глаз.

Ехать пришлось недалеко — следственный изолятор на Шпалерной располагался почти напротив Малого Зимнего дворца на другом берегу Невы. Автомобиль скатился с Литейного моста, повернул налево и въехал в подворотню, которую перегораживали стальные ворота. Ворота с лязгом закрылись, отрезая нас от ночной Столицы.

— Прошу за мной, ваше сиятельство, — сказал поручик.

В тюремной канцелярии меня ожидал сам начальник тюрьмы — видно, аристократы попадали в изолятор нечасто. Начальник беспокойно хмурился, очевидно, прикидывая — как вести себя с необычным арестантом.

В канцелярии возникло непредвиденное затруднение — мне предложили переодеться в полосатую арестантскую одежду. К счастью, мой титул и спокойный тон произвели впечатление на начальника тюрьмы. Я вежливо попросил разрешения остаться в своей одежде и сам предложил тщательно меня обыскать.

— Прошу прощения, ваше сиятельство — служба! — сказал начальник и сам ощупал мои карманы.

— Понимаю, — улыбнулся я. — И сочувствую от всей души. Я постараюсь не доставлять вам лишних хлопот.

Я многозначительно покосился на начальника. Жан Гаврилович должен был предупредить его о нашем замысле — обойтись без этого, к сожалению, не получалось.

Начальник даже бровью не повел.

— Гусев! — прикрикнул он на охранника. — Отведи его сиятельство в седьмую камеру и выдай постельное.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — отозвался Гусев и разгладил длинные рыжие усы.

Шагая длинным тюремным коридором, я с любопытством оглядывался — когда еще доведется попасть в настоящую тюрьму! Кирпичные стены были выкрашены серой масляной краской. По потолком тускло горели лампы, а справа тянулись одинаковые металлические двери с маленькими оконцами. Оконца были плотно закрыты задвижками.

Возле одной из дверей Гусев велел мне повернуться лицом к стене а сам завозился, звякая ключами. Дверь открылась, чуть слышно скрипнув хорошо смазанным петлями.

— Прошу, ваше благородие! — хрипло сказал Гусев.

Я шагнул в камеру, и охранник запер за мной дверь. Я с любопытством огляделся.

Камера представляла собой маленькое помещение, размером три на три метра. Кровать, стол и металлический табурет — все надежно привинчено к полу. слева от двери, в углу весело журчал унитаз. Его даже занавеской не отгородили. Унитаз был на удивление чистым, и бачок работал исправно — это я сразу же проверил. Рядом стоял ершик, а на стене висел рулон тонкой туалетной бумаги.

Маленькое окошко под самым потолком было забрано частой и толстой решеткой, сквозь которую арестант мог видеть только кусочек неба и ржавую крышу противоположного корпуса.

Я хмыкнул, покачал головой и сел на табурет.

В замке снова заскрежетал ключ. Гусев принес свернутый тонкий матрас, шерстяное одеяло и жесткую подушку.

— Подъем в шесть утра, — сказал он, — Завтрак в семь.

— Спасибо, — кивнул я и развернул матрас на кровати.

— Может, принести еще одеяло? — предложил Гусев, испытующе глядя на меня. — Ночи холодные уже.

— Не надо, — отказался я. — Денег нет.

— Это ничего, — неожиданно сказал Гусев. — Я так принесу. Если что надо друзьям передать — вы только скажите, ваше благородие. Я ведь понимаю, вы сюда случайно угодили. Через неделю-другую разберутся. Или выпустят вас, или переведут отсюда.

— Хорошо, — кивнул я. — Буду иметь в виду.

Единственное, чего мне хотелось — поскорее остаться одному. Несмотря на то, что все это я затеял сам, тюремная обстановка давила на психику.

Но и обижать Гусева отказом не годилось — с тюремщиком лучше дружить, пока от этого есть польза.

— Принесите одеяло, — попросил я.

В конце концов, передам надзирателю денег через Жана Гавриловича, только и всего.

Гусев принес второе одеяло.

— А свет выключается? — спросил я его, кивая на тусклую лампочку под самым потолком. Лампочку тоже окружала частая решетка — видимо, чтобы заключенный не добрался до стекла.

— Не положено, ваше благородие, — ответил Гусев. — Спите так, быстро привыкнете.

Он вышел.

А я завалился на кровать. Надо было выждать немного, на случай, если надзиратель захочет заглянуть в камеру через окошко в двери.

Время тянулось медленно. Я всерьез задумался — как заключенные годами сидят в одиночной камере? Как проводят однообразные дни, что делают, чтобы не сойти с ума?

От нечего делать, я прислушивался к звукам вокруг. Громко журчала вода в бачке туалета. За окном чуть слышно насвистывал холодный осенний ветер. Из коридора доносились смутные шорохи — наверное, эти звуки шли из других камер.

И вдруг я услышал четкий негромкий стук. Три быстрых удара, пауза — и еще два удара, чуть медленнее.

Стук повторялся раз за разом — как будто кто-то упорно стучал металлом по кирпичной стене.

Я поднялся с кровати и стал медленно обходить камеру по периметру. Стук шел из-за стены слева. Но я не мог определить — стучат в соседней камере, ил еще дальше по коридору.

Это явно был какой-то сигнал. Судя по тому, что он все время повторялся, на него должны были ответить.

Я сел на табурет и приоткрыл рот, чтобы лучше слышать.

Вскоре из-за стены справа донесся ответ. Точно такой же стук, но теперь два удара звучали быстро, а три — чуть медленнее.

Спустя минуту, стук раздавался то справа, то слева. Двое заключенных переговаривались друг с другом с помощью кода. Я был свидетелем их разговора, но о чем они говорят, разобрать не мог.

Привычно разогнав свою магическую матрицу, я протянул ледяные паутинки сквозь толстые кирпичные стены камеры. Нащупал в холодном пространстве огоньки чужих матриц и с любопытством исследовал их.

Матрицы были совсем слабые — они напоминали огоньки свечей, которые горят в ночной темноте.

Два обычных человека.

Неизвестно, по какой причине их заперли в одиночные камеры. Но они и здесь нашли возможность общаться.

Кто знает, может быть, именно сейчас они договариваются о побеге. Или просто спрашивают друг друга — ты еще жив?

И отвечают — жив.

Ритмичный перестук заворожил меня. Я слушал и слушал, стараясь разгадать комбинации ударов. Они звучали быстро, но не накладывались друг на друга. Словно заключенные давным давно договорились о порядке общения и теперь старательно соблюдали его.

Лампочка мигнула под потолком. Я тряхнул головой и пришел в себя. В окне зияла чернота — словно кто-то опрокинул банку чернил в мокрую холодную осень.

Пожав плечами, я разогнал матрицу до ровного гула в груди и с удовольствием увидел перед собой яркое золотистое сияние магической линии.

Пора было выбираться. Надеюсь, надзиратель Гусев не придет посреди ночи проверить, как сидится в одиночной камере графу Смирнову-Карельскому.

А если и придет — ничего. Начальник тюрьмы быстро успокоит своего подчиненного.

На всякий случай я скрутил одно одеяло и накрыл его другим. Это было мало похоже на спящего человека, но не слишком внимательный наблюдатель мог не заметить подмену.

Я равнодушно пожал плечами. Отыскал на внутренней карте яркие огоньки, которые обозначали матрицы герцогинь. Сосредоточился на них и шагнул в магическую линию.

Поток мягко подхватил меня. Последнее, что я успел заметить — полупрозрачную кирпичную стену камеры. Я покинул тюрьму прямо сквозь нее. А затем пространство вокруг меня слилось в светящиеся цветные полосы.

А затем сияние исчезло, и я появился прямо в кабинете Малого Зимнего дворца.

Герцогини радостно вскрикнули.

— Эффектно, — оценил мое появление Жан Гаврилович. — Где ты застрял? Опять влип в приключения?

Я покачал головой.

— Нет. Просто решил немного посидеть в тюрьме — когда еще доведется.

Я не стал рассказывать ему, что слушал переговоры заключенных. Пусть у этих несчастных останется хоть какая-то радость.

— Ничего, — успокоил меня Бердышев, — при твоей склонности к авантюрам в тюрьме тебе придется бывать часто.

— Сплюнь. Гости разошлись?

— Сразу после того, как тебя увезли. Решили, что нехорошо веселиться, пока ты в тюрьме.

— Эх, — расстроился я, — испортил Сереге праздник. Ну, ничего! Разберемся с курфюрстом — и отпразднуем заново.

— Когда ты собираешься действовать? — спросил меня Бердышев. — Император ждет с нетерпением.

— Выжду пару дней, чтобы новость о моем аресте точно дошла до курфюрста, — ответил я. — Предупреди охрану дворца. Пусть внимательно следят за всем, что происходит вокруг, но ни во что не вмешиваются, кроме попыток проникновения.

— Ты думаешь, британцы или курфюрст рискнут лезть во дворец?

— Думаю, нет. Но кто их знает?