Майские ласточки

Глава 11 БРИГАДА

Перед утренним сеансом связи Кожевников любил посидеть в полном одиночестве в отгороженной половине балка, которую в бригаде называли по-разному: канцелярией, прорабской и «ковровой», намекая, что мастер будет вызывать для крутого разговора. Во время терпеливого ожидания он всегда сосредоточивался, перечитывал не спеша составленные заявки на материалы, инструмент и продукты для столовой. Включал радиостанцию и ждал вызова с «Горки».

Холодно мерцал зеленый глазок индикатора. Порой мастеру казалось, что глазок подмигивал ему, дразнил, а в последнее время выражал даже сочувствие.

«Как дела, солдат? Не сдавайся. Стой на своем. Ты прав, надо защищать природу».

Прошел месяц, а бригада не забурилась. Как отверженного, бурового мастера Р-19 редко приглашали на связь, да и то по необходимости.

Вызывали Р-23 и Р-25. Докладывали буровые мастера по-уставному четко и обстоятельно.

Кожевников успел лишь познакомиться с сыном Деда. Александр от отца унаследовал недюжинную физическую силу и участвовал вместе с рабочими во всех тяжелых работах: разгрузке труб, мешков с цементом. В стремительной походке чувствовалась военная выправка недавно демобилизованного из армии солдата. Он хорошо организовал работу в своей бригаде и готовился к забурке.

«Это у отца гремящая слава, — говорил он, не думая хвалиться известной фамилией. — А я только буровой мастер. Не гремящий, а разбегающийся!»

Второго бурового мастера Р-25 Кожевников не представлял. Настораживала фамилия: Честнейший. Но по тому, какие он заказывал материалы и инструмент, он понимал, мастер хотел убедить начальство экспедиции в своем желании начать работу.

В балке хлопнула дверь. Буровой мастер обернулся и увидел входящего Гали Рамсумбетова. На ногах буровика домашние тапочки, сам в спортивном костюме. Через плечо переброшено полотенце.

— Доброе утро! — поздоровался парень и уселся на табурет.

Кожевников недовольно передернул плечами, не любил, когда при телефонном разговоре присутствовали рабочие. Зачем им знать, как его сейчас разнесет начальство.

— Я посижу, — сказал Гали Рамсумбетов. — Интересно послушать, как идут дела на других буровых.

— Сиди.

Шаркая голяшками бродней, шагнул в балок Валерка Озимок, который как хвост таскался всюду за бурильщиком.

— Привет, начальство, — бесцеремонно ногой подгреб табуретку и уселся. — Гали, а я тебя искал!

Кожевников едва сдержался: бывший сержант привык к субординации, он сам не посмел бы так войти к командиру отделения, вести себя нахально. Захотелось выгнать шалопая, но сдержался. «Подарочек, — подумал он неприязненно. — Умеет ли хоть работать, а то сверзнется с полатей, замучаешься потом писать объяснительные записки!»

— Р-19, когда забуритесь? — динамик разнес по балку грозный голос Эдигорьяна.

— Ругается! — хихикнул Валерка Озимок и хлопнул себя по резиновому сапогу. — Шуруй, Волга, лед пошел!

Буровой мастер не отвечал.

— Кожевников, вы спите? Отвечайте, когда вы забуритесь?

— Сдавайте дорогу! — спокойно ответил мастер. — За нами дело не станет. Три дня от меня не принимают заявку. Хлеба нет. На обед еще наскребем по сусекам, а на ужин не останется.

— А стоит ли вас кормить? — спросил начальник экспедиции, тяжело дыша в микрофон. — Мне надоело с вами церемониться. Может быть, вам стоит написать заявление об уходе?

— Я подумаю, кому писать!

— Р-23 и Р-25 обгонят вас. Скоро забурятся.

— Пугать не надо! Я могу вызвать их на соревнование! — Он понимал, что Эдигорьян хотел его подзадорить, заставить бросить затею с дорогой. По набору материалов и инструмента, которые запрашивали два буровых мастера, он понимал: дела шли у них не особенно хорошо — сдерживала раскисшая разбитая гусеницами тракторов тундра. С мыса Каменный работал всего один вертолет, который не мог доставить все грузы. Еще недавно он сам, Кожевников, не отличался от других буровых мастеров, был бездумным исполнителем чужих приказов, нетерпеливо подгонял рабочих, озабоченный только выполнением плана, метрами проходки и скоростью бурения. У него не хватало времени спокойно обсудить и представить организацию работы. Но сейчас Кожевников прозрел. Увидел дело совершенно в другом свете: он и его бригада нужны Эдигорьяну, как бегуны на стометровке, которые помогли бы досрочно отрапортовать о выполнении плана. А он, Кожевников, своими действиями мешает этим намерениям. Из-за него начальство лишилось спокойной жизни. Для них он создал ЧП!

А если разобраться, он прав. Надо по-новому организовывать порядок работы. Сначала отсыпать дороги, а потом посылать тракторы с техникой. Командующий должен заглядывать вперед, жить не одним сегодняшним днем! Строил же он мост через дорогу, чтобы прошли к Сандомиру танки армии генерала Рыбалко! Маршал Конев умел глядеть в будущее!

Кожевников был уверен, что, будь чуть повнимательнее к тундре, Кочин и Эдигорьян поняли бы его правоту. Рано или поздно они сами осознают, что природу надо защищать, не дожидаясь распоряжения сверху. А пока он для них возмутитель спокойствия. Но Кожевников знает, что первому всегда приходится трудно. Усвоил это еще на войне, когда шел в разведку, резал колючую проволоку, делал проходы в минных полях. Одно неосторожное движение — и смерть! А здесь до смерти еще далеко! Надо иметь выдержку, уметь отбивать все нападки!..

— Мастер, хватит чудить! — нетерпеливо пробасил Валерка Озимок. — Гали завел хитрый блокнотик. Он все подсчитал. Сколько мы промазали денег! Жуть! — рукой провел мимо рта.

— Какой блокнотик? — спросил Кожевников, не сразу схватывая смысл слов.

— Хитрый блокнот, — сказал Валерка Озимок. — Гали, покажи.

— Отстань! — буровик поднялся, прихлопывая спадающими тапочками, вышел из балка. — Озимок, вытряхивайся!

— Понял, мастер? — Валерка Озимок повернулся и, ухмыляясь, направился вслед за Гали.

— Кожевников, пришла телеграмма из Тюмени, — гремел голос Эдигорьяна. — Последний раз спрашиваю, когда вы забуритесь? А то катитесь к чертовой матери!

— Ругаться будете дома. Вчера ведь работали всего только два тягача. Я вам докладывал. — Кожевников обрадовался, что из балка ушли рабочие. — А впредь прошу вас выбирать выражения.

— Ничего. Вы не классная дама.

— Я не классная дама, это точно, но умение разговаривать еще никому не мешало. К тому же я гвардии сержант, буровой мастер, коммунист.

Кожевников нервно прошелся по балку.

— У меня растут два внука, и перед ними я в ответе за свои дела и поступки. Не хочу оставить после себя пустыню, землю без пастбищ и реки без рыбы.

Эдигорьян нетерпеливо прервал мастера:

— Дед рвет и мечет!

— Докладывайте Деду — отсыпаем дорогу. Надо лучше планировать работу, обязаны были все предусмотреть.

— Пошли вы к черту! — громко выругался Эдигорьян.

Кожевников слышал, как загремел брошенный на пол микрофон.

Тяжело прошелся по комнате. Заглянул в окно. Буровая вышка стояла, широко раскинув опоры. Через ажурные переплетения угольников просвечивала удивительная синь светлого неба. Незакатное солнце висело красным шаром. Он почувствовал, что разволновался. Острая боль кольнула сердце. В ушах вновь зазвенело битое стекло под кирзовыми сапогами. Он бежал по незнакомой улице немецкого города с Красным знаменем впереди солдат. Пули цокали по брусчатке мостовой. Захлебывались пулеметы, и длинные очереди гулко били но железу. Падали солдаты, а он все бежал и бежал, не пригибаясь, с Красным знаменем. Наметил четырехэтажный дом. Должен прорваться и укрепить знамя!

Впереди раздался гулкий взрыв, и тяжелая волна отбросила его в сторону. Он ударился головой о мостовую и лежал, вывихнув плечо. Кто-то из солдат поднял Красное знамя и ринулся вперед!..

Если его снимут с буровой, найдется другой одержимый человек. Он продолжит его дело. Подхватит Красное знамя. По старинке нельзя работать, этого требует время! Он шагнул к противоположной стене. Посмотрел на «Геолого-технический наряд Р-19». Облокотившись на стол, медленно вчитывался в каждую строчку, как будто видел ее впервые: «Глубина три тысячи двести метров. Проектный горизонт «Юра», — он внимательно вслушивался в музыку слов, склонив к плечу голову. — Проектный горизонт «Юра», — слегка улыбнулся. Представил управление, большой и просторный кабинет Деда. — Юра, папа Юра, дед Юра! Юра! Юра!» — Пришедшее сравнение развеселило его. Он заложил руки за спину и начал вышагивать по маленькой комнатке. Иногда озадаченно поглядывая на стоящую вышку. Громкий гул моторов заставил выйти из балка.

— Павел Гаврилович, — спросил Владимир Морозов, — начальство не гудело?

— До матюгов Эдигорьян не дошел, а кричать — кричал, — сказал мастер.

— Ругается, а сам послал пять самосвалов. Пойдем разравнивать песок. Мастер, а ты упрямый.

— Какой есть. Рабочие не обижаются за простой?

— Простой есть простой, — неопределенно ответил бурильщик. — Без работы муторно сидеть!

— Заработок не все решает. О бригаде будут судить по поступкам, большим делам.

— Мы так и поняли, мастер!

Кожевникова обрадовало, что рабочие приняли его сторону, согласились, что без дороги нельзя работать. Не представляли, сколько дней продлится простой, теряли в заработке, но не роптали. Однако прошла неделя, за ней вторая. В балках начали раздаваться голоса: «Мастер перегнул. Пора кончать с дорогой. Надо забуриваться, а то не рассчитаются с поварихой!» Владимир Морозов нетерпеливо обрывал говорунов.

«Мастер прав. Без дороги работать нельзя! Понимать надо!»

Но Сергей Балдин и Гали Рамсумбетов не скрывали недовольства мастером.

Гали Рамсумбетов доставал из кармана блокнот и принимался за расчеты. Лоб пересекали морщины, уголки губ опускались, и его детское лицо преображалось, старилось. Тускнели глаза. Он протягивал исписанный лист с колонками цифр и говорил скрипучим голосом:

«За неделю я недополучу девяносто три рубля сорок пять копеек! А за две недели — сто восемьдесят шесть рублей девяносто копеек! А ты, — он смотрел в лоб Валеры Озимка, как будто собирался выстрелить, — недополучишь тридцать пять рублей двадцать одну копейку!»

«На фига мне сдалась дорога! — кричал Валерка Озимок и таращил глаза. — Мне гроши надо. Отдайте мне тридцать пять рублей двадцать одну копейку! Я мастера съем!»

«Сначала надо заработать! — хладнокровно осадил горячившегося парня Владимир Морозов. — А ты, Гали, зря не ерунди. Дорога нужна. Сходи, посмотри, как ползет тундра. Один раз трактор протащился вдоль берега, а что вышло?»

«Я должен свои деньги получить, — упрямо твердил Гали Рамсумбетов. — Я приехал работать, а не в дом отдыха».

В бригаде знали, что Гали Рамсумбетов копил деньги на легковую машину и после каждой получки, похлопывая по карману, где лежал пухлый бумажник, говорил: «Заработал на четыре колеса. На следующий месяц будет кузов», — и он заразительно, по-мальчишески смеялся. Делал вид, что сжимал круглую баранку руля и вертел ее из стороны в сторону, вытаращив маленькие глазки.

«На поворотах не забывай сбавлять скорость, автомобилист! — смеялся Петр Лиманский. — А то разобьешься!»

— Пора кончать шабаш, — сказал однажды Гали Рамсумбетов. Выразительно похлопал по карману. — Когда закончат отсыпку дороги, никто не знает. Да будет ли она? А у меня акча ек!

— Что значит «акча ек»? — спросил Валера Озимок.

— Ветер гуляет в кармане. Так татары говорят. Денег нет — акча ек!

— А мой дядька говорил: «Деньги есть — и бабы любят», — засмеялся Валерка Озимок, хлопая себя руками по бокам. — Вот я, дурак, и приехал за туманами. Наслышался сказок про Север, аж голова закружилась. На аэродроме хотел устроиться, да куда там. Придумали общественный отдел кадров. Гоняли меня. Кто да откуда? Про деда и бабку только не спрашивали. Почему я приехал на Север? Даю ли обещание работать хорошо? А сами ни слова о грошах. Знаю, есть журнал. Смехота! «Знание — сила». А я так думаю, название это неправильное — «Деньги — сила».

— Хватит трепаться, — резко оборвал Владимир Морозов. — У тебя, Озимок, как я погляжу, пока нет ни знаний, ни силы. Поиграешься с клиньями элеватора, сила наберется, я тебе ручаюсь. А знания сами не приходят, надо учиться. Мы все в своем деле — академики. Мастера попроси, чтобы учил. Инженера попроси. Я могу тебя тоже учить!

Зацепившись за ажурные перекрытия вышки, висело круглое солнце. Хлесткий ветер с моря в одном из порывов принес настойчивое стрекотание вертолета Ми-8. В это время его никто не ждал на буровой Р-19. Рабочие не вышли встречать его на площадку.

Ми-8 быстро приближался. На солнце вспыхивал слюдяными крыльями стрекозы несущий винт вертолета.

— Вертолет! — заорал Валерка Озимок, натягивая резиновые бродни. — Молодец, летун, харчишки везет!

Вертолет клюнул носом, и, развернувшись на одном месте, оказался перед буровой. Заплясала трава, с луж шариками раскатилась вода.

Летчик осторожно, по сантиметру опускал тяжелую машину к земле. Из открытой полукруглой двери вылетел сначала спальный мешок, а потом ткнулся тугой рюкзак. Он попал в струю несущегося воздуха, и, гонимый потоком, закувыркался по земле. Из него высыпались вещи, площадку усеяли: мыльница, коробка с зубным порошком, флакон с одеколоном, книги, тетрадки и блокноты.

Из вертолета выпрыгнул высокий парень и сразу пригнулся к земле. Когда машина улетела, парень выпрямился. Он оказался непомерно высоким, с узкими плечами. Незнакомец сосредоточенно собирал разбросанные вещи, то и дело наклоняясь к земле.

«Богомол прилетел, — подумал с неприязнью Кожевников. — Поклоны отбивать». Он знал, что не переменит своего мнения о прилетевшем. Любопытство держало его на месте, он ожидал, что произойдет дальше.

— Форточник прилетел, — засмеялся Валерка Озимок, не спуская глаз с незнакомца. — Плечи узкие, в любую форточку прошмыгнет! Форточник!

— Заткнись, парень, — Владимир Морозов натянул верховому кепку на глаз. — Блатных у нас не любят.

Подойдя к рабочим, высокий незнакомец приветливо поздоровался и спросил бурового мастера. И, прежде чем Кожевников успел ответить, тот протянул руку:

— Александр Нетяга! Инженер. Скоро забуриваться будете?

— Должны забуриваться, — механически ответил Кожевников, а про себя подумал: «Эдигорьян подстроил. Замену ищет. Лягенько уже числится помощником, так нет, еще подсовывает мне одного, да еще растяпу. Рюкзак не сумел толком уложить, а прилетел принимать буровую. «Забуриваться будете?» — «Буду, буду забуриваться», — мысленно передразнил он высокого парня, отвернул голову, чтобы не встречаться с ним взглядом и не видеть. — Буду забуриваться, когда отсыпят дорогу! — и вдруг почувствовал, что зря ерепенится, зря затеял всю эту кутерьму. Ему не перебороть начальника экспедиции и главного инженера. Они сильнее его. Он сдал. Не тот возраст, когда дерутся. Надо поберечь себя и не волноваться. Ему еще воспитывать внуков и об этом не надо забывать. Прилетел инженер, Шура, Шурик Нетяга! Ловко подделывается под простачка! А улыбается по-детски и щурит глазки. «Александр Нетяга, но можете звать меня Шурой!» Помимо воли он заставил себя повернуться, ненароком посмотреть в глаза инженеру.

«Нетяга, — мысленно произнес Кожевников. — Промахнулся инженер: не та тяга! Не ту тягу прислали для меня!»

— А я из Тюмени, — говорил между тем инженер. — В институте преподавал бурение нефтяных и газовых скважин. Собрался писать диссертацию. А потом махнул рукой и прилетел сюда. Потянуло к настоящему делу.

Через несколько дней буровой мастер убедился, что Шура Нетяга для него находка. Не сидел без дела ни одной минуты. Прогулялся по будущей трассе дороги к буровой и тут же наколол из досок колышков, чтобы обозначить ширину полотна: бульдозеры зря растаскивали песок по сторонам.

Однажды Шура Нетяга достал моток шерсти и, примостившись на ступеньках балка, принялся вязать на спицах.

Перед инженером остановился Валерка Озимок, смотрел на бегающий клубок шерсти. Готовился прыснуть, но пока сдерживался.

— Инженер, носок вяжешь?

— Носок.

— Кому?

— Не знаю. Будешь работать зимой, тебе отдам носки. Я проходил практику на буровой. Зимой мороз здорово жмет. Валенки промокли — хана! А в шерстяных носках теплее.

— Мне подарите носки? — удивился Валерка Озимок. — Кто я вам, брат, сват?

— Действительно, ты мне никто. Но чему же здесь удивляться? Люди обязаны помогать друг другу.

— Больно ты чудной, Шура. Я сразу заметил.

— Я тоже заметил: картишками ты, парень, балуешься. У нас один парень в общежитии играл в очко, после проигрыша простыни украл. Рассчитаться с дружками хотел. Вот два года и схлопотал!

— Пугаешь?

— Зачем мне тебя пугать? Знакомлю с фактами…

…Рано утром, как обычно, Кожевников пристроился поудобнее около радиопередатчика. Вспыхнул зеленый глазок индикатора. Изредка мастер поглядывал на стоящую буровую. Если шоферы будут так же хорошо отсыпать дорогу, пожалуй, через три дня Красная Шапочка может завозить воду. Начнем забуриваться!

— Павел Гаврилович, я не помешаю вам? — робко спросил Шура Нетяга.

— Нет, Шура, — ответил, внутренне настораживаясь, буровой мастер. Неспроста пришел инженер к началу передачи. Ждет команду от Эдигорьяна, когда ему принимать дела на буровой. Зачем бы явился в такую рань?

— Вам не спится?

— Отец приучил меня рано вставать, — Нетяга улыбнулся. — Постоянно говорил: «Кто рано встает, тому бог дает». А я по делу пришел, Павел Гаврилович. Будете говорить с «Горкой», попросите, чтобы прислали заглушки. Между делом мы бы пока трубы опрессовали. Не все ли равно когда делать — сейчас или потом? Передайте, пожалуйста. А я схожу к ближнему озеру. Пару уток там приметил!

«Притворяется или в самом деле хороший парень?» — подумал Кожевников и задумчиво покачал головой.

Хлопая голенищами резиновых бродней, Валерка Озимок догнал Нетягу далеко за буровой.

— Инженер, Кожевников послал за тобой. Начальник экспедиции требует на переговоры.

«Решили снять Павла Гавриловича с буровой. Меня сватали, — подумал про себя Нетяга, — а я отказался. Кожевников куда умнее оказался, чем дипломированные проектировщики. Без дороги нельзя строить. Скоро за порчу земли и пожары будут судить. Эдигорьяна и Кочина еще взгреют».

— Я на озеро иду. Утки там сели.

— А где ружье?

— Я не буду стрелять. Интересно посмотреть, где утки сделали гнездо.

— Без ружья нет смысла топать.

— Кому как, — задумчиво сказал инженер. — Много бьют дичи и не соблюдают сроков охоты… Ты сам знаешь! Мне надо обмозговать одну вещь. Я считал шаги, а ты меня сбил. Придется начинать сначала. Павлу Гавриловичу скажи, что я на подлость не пойду. Понял?

— А чего не понимать! Как сказали, так и передам. Шуруй, Волга, лед пошел!

Кожевников пытался вспомнить тревожный сон. С трудом открыл глаза и сразу же увидел черную глыбу бульдозера. Он застыл на куче насыпанного песка, как памятник. Буровой мастер вспомнил вчерашнюю сцену с трактористом, который, нещадно шаркая черными руками по негнущимся полам пиджака, матерился, а потом, прихрамывая, медленно заковылял в сторону «Горки». Он представил хорошо знакомую дорогу, исхоженные не один раз десятки километров по берегу моря. Так же будут убегать кулички, прокалывая мокрый песок острыми шильцами, и звать за собой. Он не думал, что птички развлекут злого и возбужденного тракториста. Тот шел ругаться с начальником гаража: не прислали самосвалы с песком для дороги, и он зря простаивал без работы.

Буровой мастер внимательно выслушал разъяренного тракториста. Смотрел, как он сжимал и разжимал замасленные кулаки, похожие на гири. Больно резанула одна фраза и оскорбила, но он сдержался: «Затеяли канитель с дорогой, а нам, работягам, расхлебывай!»

Ясно, что тракторист говорит от имени бригады. Значит, им недовольны.

До него только сейчас дошел истинный смысл фразы о незаслуженном обвинении. Тракторист не мог сам придумать, а слушал он рабочих его бригады. Нелепые картины сна запрыгали перед глазами рваными кусками ленты. Около буровой вышки шла драка. Мелькали разбитые лица в крови, рабочие выплевывали выбитые зубы. Самым ловким оказался Гали Рамсумбетов. Ударами детского кулака сбивал одного за другим рабочих. «Прекратить сейчас же драку!» — кричал Кожевников остервенело и старался растащить мужиков в разные стороны. «Ты кто такой, чтобы мне приказывать? — огрызался Гали Рамсумбетов и, раскидывая державших его рабочих, рвался к буровому мастеру. — Вот ты мне и нужен, Павел Гаврилович! Ты мне нужен!»

«Я буровой мастер!»

«В гробу я видел такого мастера. Был у нас настоящий мастер Николай Евдокимович Чеботарев. Золото, а не человек. Молоток, мужик! Такого поискать надо. Орденоносец! А ты так, ни рыба, ни мясо. Фасону много, а дела нет. Зарабатывать мы когда будем? А, мастер? — он грозил вытянутым пальцем. — На энтузиазме одном не проживешь. Не проживешь. Должна быть материальная заинтересованность! — он размахивал сжатым блокнотом. — Здесь записано, мастер! Записано, сколько я недополучил!»

«Приснится же такая чепуха», — подумал Кожевников и порывисто зашагал к буровой. Странная сухость во рту немного озадачила: не простудился ли он. Перебирая день за днем, почувствовал себя одиноко. Пока ему нечем гордиться. Дорога не отсыпана. Разъяренный тракторист пошел требовать работу с заработком, не веря никаким обещаниям и заверениям начальников. Не махнуть ли и ему так же решительно рукой. Катитесь вы все…

И вдруг почувствовал острый укол в груди. «Сердце подводит», — прикусывая губы от боли, подумал он. И, вместо того, чтобы шагать к буровой, где все уже сто раз проверено и отлажено, он решительно повернул к культбудке. «Затеяли канитель, а нам, работягам, расхлебывать!» — повторял он фразу раз за разом, чувствуя, как наливаются слова металлом, тяжелеют. «Затеяли канитель с дорогой, а нам, работягам, расхлебывать».

Кожевников встретил на узкой дорожке Сергея Балдина. Сутулясь, как все высокие люди, он, не спеша шел к буровой.

— Что забыл?

— Лебедку надо смазать.

— Я приказал слесарям затавотить все подшипники и смазать шестерни.

— Слышал. Так ведь не повредит, — посмотрел на мастера близко посаженными глазами и закончил с усмешкой: — Конь любит овес и ласку, а машина — бензин и смазку!

— Смазку? — переспросил Кожевников и поскреб пальцами колючий подбородок. — Не верите, что когда-нибудь закончат дорогу? Виновных искать не будут — есть Кожевников!

— Вашей вины нет, мастер, — спокойно сказал Сергей Балдин. — Заскучали мы без работы. Надоело матрацы протирать! А что дорога нужна — слепому ясно.

Кожевников с благодарностью пожал руку буровика с сухими полукружьями твердых мозолей. Почувствовал себя увереннее. Один единомышленник есть. «Надо собрать бригаду и поговорить начистоту. Неизвестно, сколько потребуется еще недель для отсыпки. Каждый невыход самосвала на работу, каждая поломка на руку Эдигорьяну и Кочину!»

Бригада собралась в тесной культбудке. Расселись на лавках плотно, тесня друг друга. А Валерка Озимок и Гали Рамсумбетов разлеглись на полу. В лыжных костюмах и мягких комнатных тапочках, похожие на отпускников.

Гали Рамсумбетов достал из кармана блокнот.

«Все точно, как во сне, — подумал Кожевников. — Сейчас начнется бой!» Он всматривался в знакомые лица. Старался получше запомнить каждого.

Рабочие смотрели на бурового мастера настороженно, с любопытством. По их лицам Кожевников, не мог понять, обрадовало ли их его предложение поговорить о работе. Ждал вопросов. Как поведут себя Владимир Морозов, Сергей Балдин и Гали Рамсумбетов? Старался определить из старших бурильщиков самого авторитетного.

— Мастер, по какому случаю сабантуй?

— Давно надо было бы поговорить, — сказал Кожевников, поднимаясь из-за стола. — Закружился. Дорога задержала забурку. Я принял решение без дороги работу не начинать! Вы знаете!

— Мастер, надо было с нами посоветоваться! — сказал с места Валерка Озимок и толкнул в плечо Гали Рамсумбетова.

— Валерка прав, — поддержал Гали. Его детское лицо избороздили морщины, и он стал похож на старика.

«Задиристости Рамсумбетову не занимать. Способен затеять драку!» — подумал Кожевников. Развернул плечи.

— Без дороги работу не начну. Не хочу, чтобы меня обвиняли внуки: «Дед, ты сделал из земли пустыню!» Кто сам не видел, как ползет тундра, пусть прогуляется по берегу. Природа нас обвиняет. Кулики, лишенные гнезд, трава, ягель, березки! Море все проглотило!

— Мастер, нечего митинговать! — сказал громко Петр Лиманский. Он сидел, сцепив перед собой сильные руки, как будто вырубленный из куска гранита.

Кожевников повернулся к говорившему. Он не признавался, но больше всего боялся осуждения молчаливого Лиманского. Его не убедить самыми правильными словами и доводами: помощник буровика высылал деньги престарелым родителям в Донбасс. Бригада в простое, и он лишился заработка, премиальных.

— Акча ек!

Буровой мастер вздрогнул. Неужели это сказал Петр Лиманский. Но почему у него такой тихий голос. Говорит он всегда резко, решительно.

— Павел Гаврилович, акча ек! — Гали Рамсумбетов резко выкинул правую руку с блокнотом вперед, словно нанося колющий удар шпагой.

— Могу перевести, — усмехаясь, сказал Валерка Озимок. — Акча ек — значит «нет денег». Мастер, вот так! Шуруй, Волга, лед пошел!

Кожевников почувствовал знакомый укол в груди. Молча вывернул брючные карманы и глухо сказал:

— Зарплату я тоже не получаю. Карманы пустые, поняли без перевода. Рамсумбетов, вы думаете, мастер зачудил? Начальство меня уже чертило, теперь ваша очередь. Послушаю, что бригада скажет. Сами решайте, как быть дальше. Я не распоряжаюсь самосвалами и бульдозерами. Власти у меня нет. Могу лишь просить. Вы без работы простаиваете, план не выполняете, премиальные не идут. Наверное, вспомнили не раз Чеботарева. И правильно, что вспомнили. Мастер хороший, учил я его. Рад, что Николай Евдокимович вывел бригаду в передовую. В управлении его считали лучшим буровым мастером. Вы меня ругали?

— Говорили, — глухо сказал Владимир Морозов. — Говорили и ругали тебя, мастер. Без веры приняли твою затею. А начали дорогу отсыпать, поняли — твоя правота. Правду не сразу осмыслишь. А на Гали и Озимка не обращай внимания. Рамсумбетов чокнулся на машине. А с чокнутого много ли возьмешь? А мы потерпим. Должны сделать дорогу! Забуримся — правда останется за нами. Земля поблагодарит. Не только тебя, Павел Гаврилович, а всю бригаду, каждого из нас. Мы хозяева земли. Я понял твои хлопоты: природу надо защищать!

— Можно мне сказать? — поднялся со своего места инженер Лягенько. — На ближнем озере пара крохалей жила. Гнездо построили. А кто-то убил уток. Шура Нетяга мне рассказал. Утки — тоже наша забота. Павел Гаврилович, не казнись. Без дороги нельзя начинать работу. Под этим я тоже готов подписаться.

Тяжело двигая локтями, поднялся Петр Лиманский:

— Я так скажу, мастер. Сладкую жизнь ты нам не устроил, это точно. Но ругать тебя не собираюсь. Долго я думал: прав ты или не нрав. Вышло, что прав. Время без работы нудно тянется, о чем только не вспомнишь, что не перебуробишь. Почему ты решил взвалить всю вину на себя? Не понимаю. Лягенько сказал, что готов подписаться под любой бумагой. Выходит, мастер и инженер самые храбрые и самые умные на буровой Р-19? А все трусы: я — Петр Лиманский, Владимир Морозов, Гали Рамсумбетов и Сергей Балдин, — он поднял сильную, короткопалую руку и повертел ее перед собой. — Вот, к примеру, палец. Один палец не сила. Все знают. А собрать пальцы в кулак — другое дело. Кулак — сила. Я вот так скажу, не нравятся мне частые аварии самосвалов. Кто хитрит — не поймешь. Я крутил баранку. На «Горке» можно наскрести еще пяток добрых шоферов. Вот к чему я все говорю. Отпустишь мастер, я сколочу колонну. За два дня хорошей работы можно отсыпать дорогу!

— У меня тоже есть права, — заулыбался Гали Рамсумбетов. — Любительские права!

— А кто будет задерживать? — сказал, добрея, Кожевников. — Жми, Петр. Подбери стоящих ребят! — он почувствовал, что коллектив бригады начал складываться из кирпичиков. Люди все разные и не такие простые, как показались ему при первом знакомстве. Он не обижался на Гали Рамсумбетова. Лучше, если выскажется открыто, чем будет копить на него злость. Ну, а с Валерки Озимка много не возьмешь! Вроде перекати-поле. Надо воспитывать, чтобы родилось сознание настоящего рабочего.

Раздался знакомый звук вертолета Ми-8. Родился он где-то далеко в море и нарастал, оглушая грохотом движков. Без посадки прошел мимо буровой.

— «Горка» ведет войну, — сказал инженер Шура Нетяга и широко улыбнулся, по-детски морща нос. — Заглушки для опрессовки труб не присылают. А кому мстят? — спросил он громко и сам же ответил: — Себе же и мстят!

— Начальство знает, чем прижать! — со значением сказал Владимир Морозов. — Один раз видел Эдигорьяна и Кочина, главного инженера. Не дураки, если их поставили на большое дело. А упрямятся, глупят. Пора понять, что не один Кожевников в беспокойстве за тундру. Мы всей бригадой поднялись, а это сила!