Майские ласточки

Глава 7 НОЧНОЙ ГОРОД

В кабинет к начальнику управления геологии скользящей походкой вошла секретарша в красном облегающем свитере и молча положила на край письменного стола три пачки сигарет.

— Юрий Георгиевич, Чеботарев в приемной. Просит, чтобы вы его приняли.

Дед помедлил с ответом. Вертел в руках пачку сигарет и думал, как лучше сорвать хрустящую обертку. Лохматые черные брови недоуменно полезли вверх и приподнялись. Вопрос озадачил, и он старался вспомнить, давал ли команду в последние дни вызывать к себе из экспедиции бурового мастера.

— Когда прилетел?

— Сегодня утром. Так сказал.

— Проси, Валя.

Для начальника управления геологии Уренгой всегда оставался непреходящей любовью, ради которой он готов был отложить все самые срочные дела, радуясь представившемуся случаю встретиться с прославленным мастером, но в то же время недоумевая: кто посмел вызвать Чеботарева перед сдачей Р-21, когда надо готовиться к спуску колонны? Он такого себе не позволял. Не хотел верить, что мастера послал к нему Подшибякин. Начальник экспедиции не решился бы срывать многомесячную работу бригады. Появление мастера его не на шутку озадачило и даже разозлило. Выходит, сам прилетел?

Минутная радость сразу прошла. Дед втянул голову в плечи и тяжело опустился в кресло. Мелькнувшая неожиданно мысль продолжала тревожить. «Почему Чеботарев бросил сейчас бригаду? Какое он имел право?»

В кабинет вошел Чеботарев. Походка у него изменилась, не чувствовалось в ней прежней стремительной уверенности. Двигался он медленно, по-стариковски, шаркая ногами. На лацкане пиджака не красовался орден.

— Здравствуйте.

— Садись, Николай Евдокимович, — хмуро бросил Дед, широким жестом показывая на кресло. — А я рядом устроюсь. Знаю, по делу пришел. Без дела кто из экспедиции улетает? Так ведь? Посидим, поговорим. Давно тебя не видел в управлении.

— Дел много. А потом никто не вызывал.

— Ты прав. Надо собрать мастеров. Есть у меня такая задумка вызвать вас всех к зиме, поговорить, подвести итоги года. По сводкам слежу, как работаете. Знаю, выполняешь план. Читаю в газетах о твоих успехах… — внимательно и придирчиво вглядывался в Чеботарева. Не понравилось, что буровой мастер огруз, наел круглый живот. Он помнил другого Чеботарева. Не забыл о первой встрече. В бригаде Кожевникова он показался ему самым ловким, бегом взлетал к фонарю вышки. «Везучий оказался парень, — подумал он. — Высших достижений в труде добиваются обычно люди, как говорят, с биографии, личности. А является ли такой личностью Чеботарев?» Дед еще пристальнее посмотрел в лицо мастера, как будто видел его перед собой впервые. Старался догадаться о цели приезда. — Слышал, ты начал заниматься в институте?

Чеботарев не ожидал такого вопроса и мучительно старался представить, о чем может еще спросить Дед. Не думал, что въедливый старик так внимательно читает газеты. «Что я еще тогда наплел корреспонденту? Кажется, о своих рационализаторских предложениях. Зинка тоже поддакивала». Он злился на свою зазнобу. На задубленной коже лица, нажженной ветрами, морозом и солнцем, проступил румянец.

— Подал документы, — с трудом выдавил он через стиснутые зубы.

— И то похвально. — Дед положил руку на колено Чеботарева. — Опасно стоять на месте. В наше время, Николай Евдокимович, одних наград мало. Видел, как машина буксует в грязи? Засела — и не взад и не вперед. Нельзя буксовать. Нужны знания. Ты молодой, как говорят, перспективный. Кто знает, может быть, старика выставишь из этого кабинета. Засиделся я, засиделся. Молодежь наступает на пятки. Кто у тебя работает помощником?

— Инженер Лягенько.

— Справляется?

— Не успел приглядеться.

— А стоит, Николай Евдокимович, стоит. Если не справляется, учи. Опыта, может быть, у инженера мало, но теоретически он хорошо подкован.

— Может быть…

— А ты не сомневайся.

Чеботарев внимательно осматривал просторный кабинет начальника управления. Представил вдруг себя за большим письменным столом, и улыбка растянула пухлые губы. Вот бы обрадовалась Зина. Не зря она верит в его будущее!

— О своем учителе вспоминаешь?

— О ком? — переспросил Чеботарев и согнал с лица глупую улыбку.

— Неужели забыл Кожевникова?

Дед посуровел, нетерпеливо начал разминать сигарету в руках. Бумага прорвалась, и он, не замечая случившегося, осыпал брюки табаком. Решительно поднялся и недовольный Чеботаревым подошел к карте. Не нравилось, что Чеботарев что-то скрывал, не признавался, зачем пожаловал к нему.

Следя за Дедом, Чеботарев без труда нашел на зеленой площади карты среди озер Уренгой.

Дед резко остановился и повернулся к буровому мастеру.

— Готовимся к новой экспедиции на Харасавэй, слышал?

Чеботарев отрицательно покачал головой, беспокойно отыскивая на карте неизвестное место. Сказал недовольно, не скрывая раздражения:

— Откуда мне знать? Сидим в комариных болотах. Не праздников, не выходных.

— Работаете без выходных?

— Некогда отдыхать.

Начальник управления геологии почувствовал, что встревожился не зря. Чеботарев явился к нему неспроста, что-то не договаривал.

В дверь заглянула секретарша.

— Юрий Георгиевич, можно предложить вам кофе?

— Спасибо, Валя. — Дед повернулся к Чеботареву: — Николай Евдокимович, выпьешь чашечку кофе?

— Нет-нет, — отрицательно закачал головой мастер.

Чеботарев сидел, сцепив замком на коленях руки.

Дед посмотрел на тяжелые руки рабочего — за манжетом рубахи кончалась граница загара — и успокоился. На буровой ничего страшного не произошло. Напрасно он пугал себя. Нет никакого ЧП. Просто Чеботарев устал. Не зря сказал, что сидят в комариных болотах. Приехал, чтобы встряхнуться, на людей посмотреть, себя показать! Имеет же он законное право на отдых. А он чего на него нагородил? И ему стало жалко бурового мастера, стыдно за неоправданно равнодушный, настороженный прием.

— А кофе бы надо выпить, — сказал он. — Да накапать еще живительных тридцать три капли коньячку для бодрости. Дали вы, Николай Евдокимович, промашку. Не ожидал, не ожидал! Смотрю, и мою новость встретили без радости. А я грешным делом, подумал: приехал Чеботарев проситься в новую экспедицию. Так подумал и обрадовался. Ходоков много, порог кабинета обивают. Просятся в Карскую экспедицию. В Харасавэе начнем бурить, а потом, глядишь, замахнемся и на океан! Ведь сладим? А?

Чеботарев молчал, как будто не он, а кто-то другой сидел сейчас в кабинете начальника управления геологии. Злился, что боялся начать разговор, не жаловался на бригаду. Тешил надеждой, что Дед вдруг вздумает послать его куда-нибудь для передачи опыта или на техническую конференцию в Москву. Погулял бы он тогда по ресторанам! Вспомнил о Зине. Если ехать в Москву, то только с ней. И вдруг острая мысль пронзила его: он же совсем забыл, что у нее завтра день рождения. Обещал купить ей золотое кольцо. А где теперь отыщет он ей эту «Анну Каренину»? Но тут же отвлекся от этой мысли и стал думать о другом. У него твердый план. Потолкаться пока в Тюмени. Скоро спуск колонны. Схватится Подшибякин: «Где Чеботарев, где буровой мастер? Отыскать». Начнет уговаривать, чтобы вернулся в бригаду. Для каждого бурового мастера спуск колонны — праздник. Окончание бурения. Получение премиальных. Нет, Дед не заманит его никаким Харасавэем. Не все ли равно, где бурить? На берегу озера или в океане? Разве в Самотлоре его буровая не стояла посередине озера? Тот же океан. На плавающих бочках из-под бензина и солярки настилали мостки и прыгали по ним, как вороны. Комары жрали до смерти!

Начальник управления терпеливо ждал ответа от бурового мастера. Обижало, что Чеботарев без интереса встретил его сообщение о Харасавэе, как будто не представлял всю грандиозность будущих работ.

— Николай Евдокимович, подойди к карте. Отыщи Харасавэй на севере Ямала. Пофантазируй. Новые площади должны заинтересовать тебя. Простор. Нехоженые места.

Дед надеялся, что Чеботарев загорится. Но буровой мастер смотрел равнодушно, и от этого у Деда возникла неприязнь к нему, как будто кто-то исподтишка ущипнул его и причинил боль.

— В Уренгое надо еще много бурить!

— Я никого не заставляю силой лететь на Харасавэй, — сказал жестко Дед. — Маловеры мне не нужны. Боюсь я и нытиков. А газ мы найдем.

Чеботарев слегка улыбнулся. Уголки сжатого рта несколько скривились.

— Прикажут — поеду. Не все равно, где мне бурить — в Уренгое или на Харасавэе.

— В самом деле поедешь, Чеботарев? — удивленно спросил Дед. — Бригада у тебя сработанная. Хорошая бригада!

— Была бригада, — Чеботарев короткими пальцами с рыжими волосками принялся стучать по коленке. — Была бригада!

— А что случилось? — настойчиво спросил начальник управления, стараясь поймать убегающий взгляд бурового мастера. В его голосе появился металл. — Подшибякин мне ничего не сообщал. Что там у вас стряслось? Когда спуск колонны?

Чеботарев понял, что дал промашку. Забыл, что скоро спуск колонны. Как он мог об этом забыть? Какой же он мастер? Раскаивался, что прилетел в Тюмень, напросился на прием к Деду. А может быть, действительно согласиться поработать у черта на куличках? Зина, наверное, тоже поедет с ним?

— Мне некогда играть в молчанку, — нетерпеливо сказал начальник управления и кивнул головой на письменный стол, заваленный бумагами, на стоящие три телефонных аппарата, которые могли каждую секунду потребовать его к себе.

— Поцапались малость. Прилечу, колонну будем спускать!

Но Деда не просто было обмануть красивыми словами. Сам работал буровым мастером и представлял, какие в бригадах возникали скандалы и ссоры, и хотел все знать без утайки, что произошло на Р-21. Чувствовал, что Чеботарев хитрит, не зря прилетел он в Тюмень и пришел в управление не для того, чтобы просто с ним поздороваться и справиться о его здоровье. Не спеша обошел письменный стол и занял привычное место. Строго посмотрел на мастера, насупив лохматые, черные брови, сказал, чеканя каждое слово:

— Рассказывайте, Чеботарев, все начистоту. Мы с вами не маленькие дети. Рабочих я знаю. Могу догадаться, что у вас произошло. Премию не поделили? Кого вы обидели в зарплате? Если хорошо работают, надо платить полным рублем. Я не толкаю вас на приписки, поймите правильно. Деньги у нас с вами не собственные, а государственные. Их надо уметь считать и беречь. Но справедливость прежде всего!

Чеботарев понял, что придется отвечать. Дед изменил манеру обращения и перешел на «вы», давая понять, что прежний доверительный разговор кончился и в кабинете начальник управления геологии и буровой мастер с Р-21. Шутить здесь нельзя!

— С зарплатой все хорошо. Премии бригада получает постоянно, — ответил Чеботарев.

— Будем считать, что с этим вопросом разобрались, — сказал глухо Дед и загнул палец на левой руке. — Пойдем дальше. Премиальные получаете. — Прижал второй палец. — Обсудим, как работают в вахтах буровики. Назовите бурильщиков.

— Владимир Морозов! — Чеботарев произнес имя рабочего с неприязнью, не скрывая нахлынувших чувств. — Гали Рамсумбетов и Сергей Балдин!

Дед сосредоточенно наморщил лоб, стараясь припомнить имена. После недолгого молчания отрицательно покачал головой.

— Не знаю таких.

— Из нового пополнения, — Чеботарев недовольно засопел. — Взялись меня учить.

— Как учить?

— Замечания стали делать разные.

— По делу?

— Я мастер, — резко оборвал Чеботарев.

— Вы, Чеботарев… мастер. У мастера много прав, но не все ему разрешено… Грубость, например, запрещена. Помню, у меня был мастер. Что ни слово — мат! Всех перессорил. Не дай бог такому вручить бригаду. Все передерутся. А еще после зарплаты подходил и спрашивал: «Ты престольные праздники знаешь? Бога чтишь?» — «Нет». — «А зря, сегодня праздник святого Сергея. Надо зажечь лампадку. Не скупись на огонек!» Праздник святого Сергея выпадал у мастера на каждый день получки. А если кто из рабочих отказывался пить с ним, мастер снижал заработок, приговаривая при этом: «Бога не чтишь. А кто твой бог — мастер! О престольных праздниках забываешь! Нехорошо, сын мой!»

— Ко мне это не относится, — задиристо сказал мастер. — Праздники я не справляю. Подсечкой не занимаюсь. Я — Чеботарев! Николай Евдокимович Чеботарев.

— Есть праздник Николая-угодника, — словно не слыша, продолжал Дед. — Я не силен в святцах, но, наверное, можно насчитать много праздников. Например, праздник святого лентяя. Вошел сейчас в моду. В этот праздник пьют!

— Я не пью.

— Я не пойму, Чеботарев, по какому поводу ты устроил себе праздник? Святого лентяя справляешь? — Дед пододвинул к себе заветную тетрадь по Харасавэю и неторопливо начал перелистывать страницы, словно забыл о мастере. Все ясно, поругался с бригадой. Прилетел искать у него защиту.

Чеботарев решительно махнул рукой:

— Юрий Георгиевич, если надо, я поеду на Харасавэй. Возглавлю любую бригаду.

— Спасибо, что надумал, — Дед задумчиво забарабанил пальцами по полированной крышке стола. — Любая бригада там не нужна. Я говорил о бригаде мастера Чеботарева. Если коллектив распался, то нет и разговора. Чеботарев, в последнее время в газетах много писали о ваших успехах. Не жалко бросать мужиков?

— Пускай без меня попрыгают.

— Пустое несешь. Уважение к подчиненным — первая заповедь для хорошего бурового мастера. Читал я о вашей бригаде. Написаны все очерки на один манер, нескромно, я бы так сказал. «Я сделал», «Я приказал», «Я так решил», «Я все так предвидел». Так расписали, что можно подумать, что к буровой вышке подошел Гулливер Чеботарев. Один, без рабочих, ведет проходку, опускает инструмент, меняет долота. Читатели могут поверить в такие чудеса, а в управлении хотя и ценят твои заслуги, но считают хвастуном. Мне не захотел рассказать правду об отношении рабочих к тебе. А сдается мне, в первую очередь, мы виноваты, возвысили тебя. Знаю, план выполняешь. Но это еще не все. Важны человеческие отношения в коллективе, дружба. А у тебя закружилась голова. Не удержался и передо мной начал выхваляться: «Я Чеботарев, Николай Евдокимович! Мне все позволено. Что хочу, то и делаю. Бригада мне не указ!» Правду я говорю?

Чеботарев покраснел.

— По месячной сводке ясно, чья бригада в управлении на первом месте. Мастера Чеботарева. Я сам решил уйти из бригады.

— Это другой разговор. А какая причина для ухода?

— Личные мотивы.

— Семья у тебя есть?

— Жена и сын.

— А у меня, Чеботарев, трое детей. По личным мотивам тебе надо заводить еще одного ребенка. Когда двое детей, ребята растут веселее. — Дед прищурил глаза: устал Чеботарев, заездили бригадира планом. Надо сейчас же вызвать секретаршу и спросить, когда буровой мастер был в отпуске. Он не медведь, чтобы сидеть на буровой безвыездно. Хорошо бы предложить Чеботареву семейную путевку в профсоюзный санаторий на Черное море. Или отправить в путешествие в Болгарию или Чехословакию. Пусть посмотрит другие страны, себя людям покажет. Работать он умеет и такую поездку вполне заслужил. Ссора в бригаде мелочная, о ней скоро забудут. Чего не бывает. Надо успокоить бурового мастера. И, казнясь, он подумал, что редко по-настоящему вспоминал о рабочих и мастерах, занятый одними площадями, разведкой, экспедициями и новыми планами. Пододвинул к себе листок с месячной сводкой, и у него зарябило в глазах от длинных колонок с цифрами.

Тяжело вздохнул: «Вроде, явился Чеботарев без дела к нему, а сколько родилось мыслей. За планом и цифрами он забыл о людях. Забыл о рабочих, выполняющих план».

Дед наклонился над толстой тетрадкой и что-то быстро записал для себя.

Приезжая в управление, Чеботарев всегда останавливался в новой гостинице «Нефтяник», но сейчас без командировочного удостоверения он не получил номера. Конечно, стоило только протянуть дежурному администратору — рыжей, конопатой девчонке орденскую книжку, и все бы сразу уладилось. Но Чеботареву было интересно, как отнесутся к нему, не прославленному мастеру, а простому рабочему. Уселся в холле гостиницы и стал ждать. Рядом с ним сидели приезжие, окруженные чемоданами и узлами. Пожилая женщина укачивала плачущую девочку.

Кто они? Рабочие? Он тоже рабочий. Работой его не испугать. Был мастером, станет бурильщиком. Меньше беспокойства. Он начал готовить себя к новой жизни и поступал правильно. Злился на Деда. Но возвращаясь к их разговору, понимал, что Дед был прав. «Возвышение личности» — эти слова Деда Чеботарев особенно хорошо запомнил.

— Возвышение личности! — раздраженно повторил Чеботарев. Обойдя конторку дежурной, оказался в настоящем саду. Зеленые вьющиеся растения гибкими петлями свешивались со стен и потолка, образуя причудливые переплетения из листьев и стеблей. С ветки на ветку перепархивали разноцветные попугайчики, громко цокая.

Окинув безразличным взглядом Чеботарева, в сад вошла рыжая девчонка-администратор. Протянула руку, и разноцветные попугайчики уселись ей на пальцы, перебирая лапками, боком двигались к ладони клевать зерно.

Безразличный взгляд рыжей девчонки-администратора разозлил Чеботарева и он с неприязнью посмотрел на ее беззаботное лицо. Послать бы ее на буровую, к комарам, заставить полазить между лотками с ползущим глинистым раствором, сразу бы научилась обходиться по-настоящему с людьми, услышала бы и кашель девочки в вестибюле, обратила внимание и на беременную женщину, увидела бы сидящих на узлах и чемоданах работяг, дожидавшихся места в гостинице.

Приезжие испуганно вздрагивали, когда открывалась высокая стеклянная дверь, и в вестибюль врывался холодный воздух с улицы.

Чеботарев понял, что номер ему не получить. Дежурная ни за что не сдастся.

Чеботарев встал и вышел на улицу. Погода стояла скверная, моросил мелкий, надоедливый дождь. В такую погоду особенно тоскливо на буровой, и он зябко передернул плечами. От собственной неустроенности потянуло к теплу и свету.

Вдоль улицы стояли покосившиеся бревенчатые дома с массивными резными ставнями — старожилы старого города. При тусклом вечернем свете Чеботарев несколько раз останавливался по дороге и любовался удивительной работой неизвестных мастеров-резчиков. Каждый из них старался своим рисунком приветить дом, и ставни смотрелись, как произведения искусства. Он с сожалением подумал о новых городских кварталах. Высокие башни громоздились одна около другой совершенно безликие, в ряд, они напоминали точеные кругляши для игры в городки.

Выйдя из переулка на главную улицу, залитую огнями широких витрин магазинов и разноцветьем неоновых трубок, он почувствовал, что дождь усилился. По лужам хлопали пузыри.

Чеботарев вспомнил, что где-то рядом есть ресторан, и устремился к нему. На дверях ресторана косо висела табличка: «Мест нет». Он толкнул дверь, но она не поддалась. Нетерпеливо постучал.

Выглянул большеротый старик с красными оттопыренными ушами. В новой фуражке с блестящим козырьком он выглядел важно, как генерал.

— Не колоти, местов нет, — сурово пробасил старик. — Зачнешь хулиганить, сдам в милицию. Живо схлопочешь пятнадцать суток!

Дождь из мелкого перешел в крупный и барабанил по тротуару. Чеботарев прижался к стене, чувствовал жалость к самому себе. Зря он перестарался, переиграл роль. Стоило ему достать красную книжку, сразу же отыскался бы номер и столик в ресторане.

— А ну, папаша, посторонись! — решительно сказал откуда-то появившийся парень и оттолкнул Чеботарева. — Где успел назюзюкаться, слабак? Пропусти людей. Леший с бородой, пускай в кабак!

В дверях показалось лицо швейцара. Чеботарев удивился происшедшему в нем превращению. Старик, раздирая рот до ушей, улыбался, показывая крепкие зубы. Глаза стали масляными.

— Пожалте, пожалте! — распахнул дверь и тут же протянул совком руку. — У нас сегодня удлиненное кино: к пиву раки! Пожалте!

— Раки? — гаркнул один из парней, и каждый из них бросил в широкую ладонь по рублю.

Чеботарев решительно двинулся за парнями.

— А ты куда? — строго спросил швейцар.

— Держи, людоед! — выругался буровой мастер.

— А сам ты кто? — набычив голову, спросил старик. — Ты почто меня обругал? В милицию сдам. Покажут тебе, кто людоед. Я на посту, при службе!

— Держи рубль, светлая душа, — обозлился Чеботарев. — Я сегодня, леший, не в форме, а то врезал бы. Костями загремишь!

Он решил не отставать от трех парней. Они легко ориентировались в узких проходах между столиками, как настоящие капитаны, кивали головами направо и налево знакомым официанткам, встречая ответные улыбки.

Парни облюбовали столик и, громко двигая стульями, расселись.

— С вами можно приземлиться? — спросил Чеботарев.

— Садись! — высокий парень с татуировкой на руке смерил мастера с головы до ног. — Фраеров не люблю. Натрескаются, а потом мажут. Ударяются в бега, а деньги пусть платит дедушка. У нас такой номер не проходит.

— Ты о чем? — недовольно спросил Чеботарев, непроизвольно расправляя широкие плечи. Разозлят, и трем хлюпикам с длинными волосами придется туго. — Для знакомства ставлю пару бутылок!

— Гулять решил, папаша?

— Боюсь загрипповать.

— Ну, и мы тогда полечимся, — захохотал высокий парень. — А ты шутник, папаша. Не с Севера ли?

— Оттуда прилетел.

— Кореш, мы тоже с Севера, — дыхнул на Чеботарева перегаром волосатик с чернильным синяком под глазом.

— А здесь кормят хорошо? — поинтересовался буровой мастер, приглядываясь к парням.

— Папаша, все в наших руках, — заулыбался высокий парень. — Надо сначала представиться, как принято в лучших домах Лондона. Жора! Просто и культурненько.

— Боб, — улыбнулся длинноволосый.

— Роберт, — другой парень тоже протянул лодочкой руку. На каждом пальце синела татуировка — наколотые кольца.

— Сейчас мода пошла, — сказал Чеботарев, — таскать на каждой руке по два кольца. По кольцам ты шесть раз садился — хорошая визитная карточка!

— А ты свой, кореш! — улыбаясь, сказал Роберт. — Все под богом ходим. А сесть пара пустяков!

— Ша! — требовательно прохрипел Жора. — Дурак накололся в детском саду, а вы серьезно все поняли. Дети учились рисовать цветными карандашами, а он кололся. Папаша, ты выбирай, что будешь кушать!

— Сам командуй! — величественным жестом Чеботарев взмахнул рукой. — А я не представился. Петров-Водкин.

Ему не хотелось называть настоящую фамилию. Мастеру первый раз приходилось сидеть в такой компании. Начатая игра увлекла его.

— А ты юморист, папаша, — засмеялся Боб. — Петров-Водкин. Интересную фамилию сочинил. Водкин, Водкин!

Жора подозвал официантку и, наклонившись к ней, жарко задышал в ухо. Молодящаяся женщина с белой наколкой на голове взвизгивала, как девчонка, и заливисто смеялась.

Чеботарев принялся не спеша разглядывать ресторан. В отдалении, за столиками, увидел эстраду для оркестра. Контрабас упирался грифом в стену, как пьяный, а рядом стоял большой барабан с разными надстройками: маленькими барабанами, медными тарелками и изогнутыми скобами. «Вертлюг бы еще повесить к барабану», — подумал Чеботарев и едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

— Водкин, закуривай, — Роберт бесцеремонно протянул пачку сигарет.

Буровой мастер взял сигарету и долго разминал ее в руках.

— Оркестр скоро сбацает, — сказал авторитетно Жора, нетерпеливо поглядывая в сторону кухни. — Шмалят шашлык. Ты какой, папаша, любишь? Я по-карски. Шашлык по-карски в Ростове подавали, пальчики оближешь!

Выплыла величественно официантка, держа на вытянутой руке круглый поднос.

Зазвенела посуда, стол оказался заставленным тарелками с закуской, красной рыбой, салатами. А официантка подносила и подносила новые тарелки с закусками и ставила бутылки с водкой и минеральной водой.

— Вот теперь полный порядок! — удовлетворенно громко сказал Жора. С завидным умением он сразу из двух бутылок выплескивал водку в стоящие фужеры. — За твое здоровье, Петров-Водкин! Взялись за руки и побежали!

Чеботарев недоуменно прислушивался к тосту. Не сразу понял, что обращались к нему.

— Взялись за руки и побежали! — вторили дружно парни. Жадно выпили. — Красота!

Чеботарев почувствовал согревающее тепло. Приятно сидеть за столом, слушать говорящих за соседними столами. Ни о чем не думать, как будто за дверями остались все заботы: неприятный разговор с Дедом, ссора с рабочими, жена, сын и Зина. Никаких планов и никаких проблем.

Парни казались хорошими и простыми. Вздумали подурачиться. Придумали себе прозвища, хотят казаться блатными. А разве он сам не назвал себя Петровым-Водкиным? Был такой художник. Он это знает. Рисовал красных лошадей. Почему красных? Непонятно! Хотел спросить парней, кем они работали на Севере, но передумал. Ему доставляло удовольствие смотреть, как они жадно ели, пили. Вспомнился московский корреспондент. Он не ел, а священнодействовал.

— Выпьем за Север, за работу! — предложил буровой мастер.

— Выпьем, — согласился Боб. — Но работа, папаша, дураков любит. Пей!

Громко чокнулись. Раздался хрустальный звон фужеров. Такие же приятные звуки раздавались и за другими столами.

На площадке появились музыканты в белых рубахах с огромными галстуками в белый горох. Парни картинно рассаживались. Потом нехотя начали настраивать инструменты, переговаривались, шутили, не обращая внимания на сидящих в зале.

— Сейчас сбацают, — взволнованно сказал Жора, обдавая Чеботарева облаком дыма. — Я их знаю. — Подхватил бутылку водки со стола и направился через зал к оркестру. — Прошу, уважьте. Для души сбацайте!

Гитарист ловко подхватил бутылку.

Жора стоял около оркестра, притопывая ногой и торопил.

— Прошу, уважьте! Для души, прошу!

Чеботарев почувствовал, что опьянел, напрасно старался в памяти воспроизвести разговор с начальником управления геологии. Преследовала мысль, что он пропустил для себя что-то очень важное, что обязан был запомнить. Не мог понять, зачем навязался на этот разговор с Дедом. Чего он хотел добиться? Пришел жаловаться на бригаду? А попало самому. Ему показалось странным, что он оказался в ресторане, сидел среди незнакомых парней, которых, конечно, звать совсем по-другому, слушал их нелепую болтовню. Они не с Севера, это ясно, а самые обычные бичи. И он тоже не Петров-Водкин. Зачем ему понадобилась это глупая игра, словно у него нет хорошей и заслуженной фамилии, нет достойного имени? С ним сидят если не бичи, то ворье! И тут же обиделся на самого себя, что плохо подумал о парнях, заподозрил их в чем-то нехорошем. Ему захотелось тут же извиниться перед ними, сказать, что они нравятся ему и он их любит.

— Давайте выпьем за дружбу! — сказал он громко, чтобы привлечь к себе внимание парней.

Потягивая вино из фужера, Роберт поднялся из-за стола. Громко свистнул.

— Жорик, топай к нам. Папаша тост предлагает. Выпьем за дружбу!

Но в это время громко заиграл оркестр и отвлек внимание парней.

Буровой мастер поднялся и направился к выходу, чтобы подышать свежим воздухом. Около двери стоял тот же швейцар, за дверью толпились парни и девушки. Старик внимательно их разглядывал, выбирал знакомых и впускал, протягивая за положенной мздою пятерню.

— Папаша, ты куда двинул? — Чеботарев почувствовал на своем плече тяжелую руку Жоры. — Тикать собрался? У нас такой номер не проходит. Я тебя предупреждал.

Чеботарев сбросил руку. Неприязненно посмотрел на парня, зажигаясь злобой. По скулам заходили твердые желваки. Раздраженно сунул руку в карман и вытащил толстый бумажник. Распахнул его перед пьяным.

— Видел? Я могу развезти каждого из вас на такси по домам и подарить по четвертаку на опохмелку. — Ему хотелось смазать бумажником по лицу своего нового знакомого, но он сдержался, не позволил себе. И вдруг понял, что пора кончать этот ненужный балаган. Он, Чеботарев Николай Евдокимович! Буровой мастер! Крепко схватил парня за руки: привык сжимать ключи, раскручивать свечи.

— Пусти, — хрипел Жора, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать от боли.

Чеботарев отсчитал деньги и протянул парню.

— Я плачу за стол. Не хватит, добавьте своих медяков! — И вдруг почувствовал, что у него начало чесаться тело. Скорей бы принять душ и отмыться от всей этой грязи. Как он мог дойти до такого? Затеял скандал со своими рабочими, а его бурильщики отличные парни не чета этим бичам. Только бы остались на месте и не ушли из бригады, как грозились. Он станет другим. Они его не узнают.

— Погулял и хватит! — громко сказал самому себе Чеботарев и рывком открыл дверь, выходя в дождь на улицу. Жадно глотнул свежий воздух.