Мое темное желание

ЭПИЛОГ

ЗАК

МЕСЯЦ СПУСТЯ

Я просыпаюсь от удара локтем по ребрам.

Вместо ответа я подталкиваю Фэрроу сзади, откидывая ее волосы с глаз.

— Малыш, ты не спишь?

Выдохнув, я смотрю на часы на тумбочке. Пять пятнадцать утра.

Сплю ли я?

Зависит от обстоятельств.

Проснусь ли я, чтобы услышать от Осьми, что мама снова умоляла ее рассмотреть возможность свадьбы в Нью-Йорке, хотя Фэр явно хочет остаться в Потомаке?

Нет. Это может подождать до утра.

Но проснусь ли я для третьего раунда прижимания моей невесты к стене в душе?

Да, конечно.

В конце концов, гигиена — моя страсть.

Фэрроу дотягивается до тумбочки и берет вибрирующий телефон. Она смотрит на экран.

— Зак. — Она пихает меня локтем посильнее, вызывая легкое ворчание. — Скажи мне, что ты проснулся.

Я закрываю глаза, прижимая ее ближе к груди. Я догадываюсь, что она собирается сказать, и мне не хочется вставать с постели ради этого.

На самом деле, я был бы счастлив продолжать делать то, что мы делали последний месяц. Не выходить из дома.

Каждый раз, когда Даллас приходит, чтобы вытащить Фэрроу на девичник, я борюсь с желанием прицепить пончик к удочке и вывести ее обратно на дорогу, как овцу.

— Зак. — Осьми вертится в моих руках, проводя кончиком пальца по моему носу. — Проснись.

Я не могу сомкнуть веки.

— Это не смешно.

Никакого ответа.

— Давай займемся сексом.

Мои глаза распахиваются. Я набрасываюсь на нее, покрывая поцелуями каждый сантиметр ее лица.

— Ах ты, похотливая собака. — Она хихикает, вырываясь из моих объятий. — Даллас рожает. Нам нужно срочно ехать в больницу.

— Почему? Не от нас она забеременела.

Я целую ее шею, обнимаю ее грудь и подношу сосок ко рту.

По понятным причинам мы спим голыми. Не было ни одной ночи, когда бы мы не проснулись, потные и нуждающиеся, чтобы заняться сексом, просто чтобы напомнить друг другу, что мы можем.

Теперь, когда я больше не боюсь прикосновений, мой общественный долг — наверстать упущенное.

Фэр откидывается и вскакивает на ноги.

— Это экстренное собрание.

Я опираюсь головой на кулак, наблюдая за ней с нашей кровати.

Даллас сказала, что хочет, чтобы все присутствовали, чтобы мы могли окончательно определиться с именем.

— Меня не волнует, захочет ли она назвать ребенка в честь своего любимого ресторана. — Фэрроу бросает на меня предупреждающий взгляд. Моя улыбка сходит на нет. — Нет, скажи что это не так.

— Она хочет. — Она морщится и направляется к гардеробной, чтобы вернуться с безразмерной серой толстовкой и джинсами, в которых она все еще выглядит как модель. — В ее защиту скажу, что ресторан называется "У Антонио".

Я смотрю на нее и ухмыляюсь. Одного наблюдения за ее существованием достаточно, чтобы я возбудился.

Она застегивает джинсы и наклоняет голову набок.

— Закари.

— Мэм?

— Оденься. Мы едем в больницу.

— Мне даже не нравится Даллас, — вру я.

Она нормальная, я думаю.

Для человека.

Фэрроу хватает свой рюкзак и перекидывает его через плечо.

— А вот я тебе нравлюсь.

— Ты мне не просто нравишься, Фэрроу Баллантайн. Ты мне чертовски нравишься.

По коридору родильного отделения разносится ровное тиканье больничных аппаратов.

Кроссовки Фэр скрипят по линолеуму пола. Она крепче прижимает к груди коробку с пончиками, мчась быстрее, чем того требует ситуация.

Я сопровождаю каждый ее галоп явным вздохом, хотя никогда не был так счастлив за всю свою чертову жизнь.

Фэрроу уже постучалась в палату Даллас, когда я проскользнул рядом с ней. Как обычно, от приветствия Даллас и Ромео мне хочется отбелить уши.

Осьми проносится мимо двери еще до того, как Ромео успевает сказать: "Открыто".

— Как и моя вагина, видимо. — Даллас поднимает свое одеяло, как будто нам нужно визуальное подтверждение. — Эй-йо, разрыв третьей степени.

Убейте меня сейчас.

Почему эта пара так назойливо рассказывает о себе?

Я не могу представить, что подпущу кого-то к Фэрроу так скоро после рождения моего ребенка.

Но я очень живо представляю себе ситуацию, когда она рожает нашего ребенка.

— Вот. — Моя невеста протягивает Даллас коробку из кондитерской. — Две дюжины пончиков, как ты и просила. Выглядишь потрясающе.

Она не выглядит потрясающе. Она выглядит так, будто только что вернулась после борьбы с медведем. И проиграла.

Но я ценю то, что у Фэрроу всегда найдется доброе слово, когда речь идет о людях, которых она любит.

Я обнимаю Ромео — это произошло недавно, но нежелательно.

— Поздравляю.

— Спасибо, чувак. — Честное слово, кончики его ушей краснеют.

Я обвожу взглядом просторную комнату.

— Кстати, а где ребенок?

— Медсестры забрали его, чтобы дать мне немного времени отдохнуть. — Даллас запихивает пончики в горло. — Он скоро вернется, и мы все сможем увидеть его и выбрать имя. — Она вскакивает на ноги и швыряет пончик в грудь Ромео, чтобы похлопать. — Я отобрала тридцать имен.

Господи.

Это будет долгий день.

Ромео застывает на месте, его ладонь останавливается на середине кисти над его мятой рубашкой.

— Все?

Оливер и Фрэнки врываются в дверь без стука. На них одинаковые растрепанные лица. Волосы в беспорядке. Помятая одежда. По подбородку Фрэнки тянется полоска красной помады.

Мое первое предположение, конечно, — горизонтальное танго.

Мое второе предположение — более безумное и, следовательно, вероятно, правильное.

И, конечно же, в воздухе раздается чириканье.

Нет, они не улетели.

Даллас запихивает пончики в рот, слишком занятая, чтобы заметить состояние двух своих посетителей.

— Привет, ребята. Спасибо, что пришли.

Олли заправляет рубашку в брюки и прочищает горло.

— Мне очень приятно.

Никто, кроме Даллас, не замечает этого намека.

Фэрроу бросает на меня испуганный взгляд «Какого хрена». И не зря.

Оливер и Фрэнки — плохая идея. Мало того, что она скандально моложе его, так еще у них обоих нет ни морали, ни принципов.

Эти два изверга готовы поджечь весь мир, если им захочется поджарить стейк.

К счастью, все так, как я и ожидал, и Фрэнки достает из-за спины банку, наполненную сверчками, и ставит ее на журнальный столик в другом конце комнаты.

— Извините, мы опоздали. Мы поймали их в одиночку.

Оливер смахнул травинки с плеча.

— Чуть не умер, борясь с одним из них.

Фрэнки рушится на диван, прикрывая рукой лоб.

— Зак сказал нам, что сверчки — это символ удачи и хорошее предзнаменование для большого количества детей.

— Я не говорил ловить их. — Я отталкиваю Олли указательным пальцем, когда его покрытая грязью задница проносится слишком близко для комфорта.

Видите? Страстно забочусь о гигиене.

Оливер заглядывает под больничную кровать.

— А где же маленькое прибавление в семействе?

Ромео одной рукой вытирает крошки со своей рубашки, а другой гладит Даллас по голове.

— На пути.

Фрэнки бросается к мини-холодильнику в углу и достает из него две бутылки с водой.

Она проводит рукой по лицу.

— Боже мой. Мне одной так жарко?

Олли высовывает голову из-под кровати, как сурок.

— До ядерной точки, детка.

Она протягивает ему воду, и они выпивают по глотку.

— Здесь довольно прохладно. — Даллас наморщила носик. — Но, может, это потому, что я порвала кожу между влагалищем и прямой кишкой, так что, в общем, я чувствую себя как индейка на День благодарения, которую собираются начинить луком, сладким картофелем и зеленью. — Она хмурится. — Боже, как вкусно звучит.

Как только Оливер рухнул на диван, вся комната погрузилась в хаос. Я сижу в углу и листаю свой телефон, пока все суетятся и препираются, нависая над Даллас, словно она только что вернулась из четырнадцатимесячного путешествия на Марс.

— Еще обезболивающего?

— Ты пила воду? Тебе нужна вода, Дал.

— Ты жаждешь праздника Дня благодарения? Уверен, в феврале тоже сезон тыквы.

Стук прерывает безумие.

Я поднимаю глаза от телефона и успеваю заметить, как медсестра вкатывает прозрачную люльку. Оливер, Фрэнки и Фэрроу столпились вокруг нее, затаив дыхание.

Я пробираюсь к ним, решив посмотреть, к чему вся эта суета.

Я не люблю детей. Они шумные и совершенно бесполезные, даже по человеческим меркам.

Однако я вынужден признать, что ребенок, которого произвели на свет Даллас и Ромео, очень симпатичный. В отличие от большинства новорожденных, он не похож на горького политика, ругающего низкорослого сотрудника.

Он чуть поворачивает голову, предлагая мне лучший обзор. На его лице проступают лучшие черты Даллас и Ромео.

От Даллас — нос пуговкой и выдающиеся красные губы в форме клубники.

А от Ромео — копна черных волос, покрывающих его маленькую голову, и ресницы, способные согреть стадо лам.

— Боже мой! — Фрэнки прижимает руку к груди, высунувшись всем телом в люльку. — Сестренка, он великолепен!

— Я знаю. — Даллас с ухмылкой сползает с кровати и катит люльку в сторону Ромео. — Он разобьет много сердец.

Ребенок крепко спит, как и положено в такое время.

— И бейсбольные биты. — Оливер передразнивает качели. — Эти папаши не будут знать, как обращаться с малышом Костой.

Ромео и Даллас с ухмылкой смотрят на своего сына. Внезапное желание произвести на свет наследника вместе с Фэрроу захлестывает меня.

Я не хочу ждать завтрашнего дня.

Я хочу сделать это сегодня.

— Давайте пройдемся по тридцати именам. — Даллас прочищает горло, распутывая список, который явно длиннее тридцати.

Фэрроу качает головой, не сводя глаз с ребенка.

— Лука.

— А? — Даллас вскидывает голову, ее рот приоткрыт. — Нет, этого… этого даже нет в моем списке. — Она вертит в руках валик с записками, бумага развевается на ветру.

— Подумай об этом. — Фэрроу встречает ее взгляд, на ее губах появляется небольшая улыбка. — Лука.

— Лука. — Ромео размышляет над этим именем, произнося его несколько раз. Он проводит костяшкой пальца по щеке сына. — Мне нравится, как оно звучит. Сильное. Итальянское.

— Означает "приносящий свет". — Даллас открывает свой поиск в Google. — Он действительно принес много света в мою жизнь, даже до своего рождения.

И вот Лука Сальваторе Коста появился на свет в окружении семьи.

Позже мне удается добраться до парковки, прежде чем я не могу больше сдерживаться.

— Я тоже хочу.

— Что? Toyota Camry? — Фэрроу бросает взгляд на ближайшую машину, которая оказалась ржавым автомобилем, видавшим лучшие времена. В восьмидесятых. — Я уверена, что мы можем себе это позволить.

— Ребенка.

Я останавливаюсь возле ее Prius. Потому что, да, Фэрроу все еще водит свой дурацкий Prius, который она безмерно любит и еще называет Присциллой.

Еще один раздражающий остаток от ее допенсионной жизни — квартира. Как только она переехала обратно, она превратила студию в офис для деловых встреч.

Прекрасно. Мне нравится ее яростная независимость.

— Ты хочешь ребенка? — Она, пошатываясь, идет к своей машине. — Зак, это незаконно — просто взять одного…

— Не из родильного отделения. Господи. — Я хихикаю, мне нравится, что она издевается надо мной. — Одного из наших.

— Мы еще даже не женаты. — Она хмурит брови. — На самом деле, мы даже не можем придумать дату или штат для свадьбы.

Это правда.

Проблема, которую создала моя властная мама-энтузиастка.

Нам удалось быстро все уладить после наших разборок в Таиланде. В основном потому, что она появилась на пороге моего дома в первый же день после возвращения, пообещала разобраться со своим горем с психотерапевтом и даже помогла мне найти обручальное кольцо.

Потрясающий изумруд в обрамлении сверкающих рубинов.

Оно принадлежало маминой семье на протяжении нескольких поколений.

Редкое. Как и Осьминожка.

Я выхватываю ключи из рук Фэрроу.

— Мы можем завести ребенка, не будучи женатыми.

Она прячет хихиканье кончиками пальцев.

— У твоей мамы случится сердечный приступ, если мы заведем внебрачного ребенка.

— Правда. — Я погладил свой подбородок. Теперь я живу на своих условиях, но это не значит, что я буду наплевательски относиться к маминым желаниям, если они не мешают моему счастью.

— Как насчет Вегаса?

— Вегас? — Глаза Фэрроу загораются. — Типа, сбежать?

Я киваю.

— Никакого кейтеринга, никаких споров о месте проведения, никаких цветочных композиций, которые нужно заказывать за три года вперед. Ты можешь надеть свои любимые кроссовки и фехтовальное снаряжение, и никто не вздрогнет.

Ложь.

Мама бы вздрогнула.

Но мне все равно. Это небольшая цена. К тому же, мы все равно проведем традиционную чайную церемонию.

Фэрроу прикусывает нижнюю губу.

— А как же Ари? Я была не замужем, когда она начала планировать свою свадьбу.

Я пожимаю плечами.

— Кто дремлет, тот проигрывает.

Кроме того, она, вероятно, появится первой — и с грузовиком шампанского.

— Ты действительно так сильно хочешь жениться, да? — Фэрроу сморщила нос. — По-моему, немного отчаянно.

— Детка. — Я вцепляюсь пальцем в воротник ее толстовки и притягиваю ее к себе для поцелуя. — Я уже не в отчаянии, когда дело касается тебя.

ФЭРРОУ

ТРИ НЕДЕЛИ СПУСТЯ

— И берете ли вы, Фэрроу Талия Баллантайн, этого человека в законные мужья?

Пародист Элвиса поворачивается ко мне, держа в руках книгу, которая, я на девяносто процентов уверена, является инопланетным романом, за чтением которого я однажды застала Даллас.

Загадочные пятна устилают красный ковер часовни. Из пыльных ваз Dollar Tree сыплются пластмассовые цветы. Розовый потолок с фламинго возвышается над нашими головами, наблюдая за всей церемонией.

Элегантно? Нет.

Идеально? Безусловно.

Я ухмыляюсь Заку.

— Беру.

Он не видит меня в моей фехтовальной маске. На самом деле мы оба одеты в фехтовальное снаряжение с ног до головы.

Правда, мы собирались, по крайней мере, выбрать подходящее платье и костюм, но в итоге провели последние три недели в постели, отвлекаясь на что-то гораздо, гораздо большее.

Никому из нас нет до этого дела.

Я хотела, чтобы все мои дорогие друзья смотрели, как мы выставляем себя полными дураками, и Зак исполнил это желание.

Элвис поворачивается к Заку и смотрит на него сквозь огромные солнцезащитные очки.

— А берете ли вы, Закари Ибо Сан, эту женщину в законные жены?

— Беру.

— Вы можете поцеловать невесту.

Мы оба снимаем маски, потные и ухмыляющиеся.

Он снимает перчатку, бросает ее за спину и, зарывшись пальцами в мои волосы, целует меня под звуки улюлюканья и криков нашей семьи.

Констанс бросает в нас цветы.

Селеста кружится в своем шикарном бальном платье за семнадцать тысяч долларов.

Даллас и Фрэнки бросают в меня конфеты.

Ари и ее жених ухмыляются друг другу.

Когда мы, наконец, прерываем поцелуй — в основном для того, чтобы не смущать нашу семью, — у меня все еще перехватывает дыхание.

Мое сердце бьется слишком быстро, слишком громко. Я чувствую себя как желе, слишком тепло, чтобы стоять. Зак ловит меня за локоть, когда у меня подкашиваются колени.

Я жду, что он подхватит меня, как невесту.

Вместо этого он обхватывает меня за талию и прижимает к своей груди, неся меня с ногами, обхватившими его торс. Плюсы фехтовальной формы.

Я откидываю голову назад, мне тепло и уютно и, как я понимаю, я по-настоящему, беззастенчиво, безмерно счастлива.

Он целует меня в лоб и легко идет к алтарю. Я расслабляюсь в объятиях мужа. Единственный настоящий дом, который я когда-либо знала.

— Зак?

— Да, жена?

— Расскажи мне что-нибудь об осьминоге.

— Я расскажу тебе кое-что получше.

— О? Что это?

— Последние слова моего отца.

Я замираю.

Он прижимает поцелуй к моему виску, а затем наклоняется к моему уху, шепча слова, которые могу услышать только я.

Подвески объединяют две души. Судьба знает то, чего не знаем мы.

БОНУСНЫЙ ЭПИЛОГ

Зак Сан:

Кто-то прислал мне пестик?

Фэрроу Сан:

Это что шутка?

Ты уверен, что это не анальная пробка?

Олли:

Ах. Я вижу ты культурная женщина.

Ты женился на ней @ЗакСан.

Кстати, сделай мне одолжение, подержи это у себя, пока я не вернусь из поездки.

Даллас Коста:

Есть ли причина, по которой ты не можешь отправить его, ну, не знаю, в свой собственный дом?

Олли:

Да, вообще-то. На Дороге Темного Принца завелся вор.

Фэрроу Сан:

Повторяю в последний раз: это не кража, если оно принадлежит мне.

Это поиск.

Олли:

Похититель посылок.

Клянусь, я не могу вспомнить, когда в последний раз что-то, что я отправлял к себе домой, действительно прибывало.

Ромео Коста:

Поэтому ты попросил у меня записи с камер наблюдения за последние две недели?

Олли:

Мне все еще обидно, что ты отказался.

Ромео Коста:

Мне все еще обидно, что ты думаешь, будто я дам тебе больше материала для дрочки.

Олли:

Это не я решил поставить голую телку в конце своей подъездной дорожки.

Ромео Коста:

Это не голая телка, ты, бескультурная свинья.

Зак Сан:

Это отреставрированная скульптура Поликлеитоса. Ты должен быть удостоен чести увидеть ее.

Олли:

Уверяю тебя, моя нижняя часть была ОЧЕНЬ польщена.

Нэнси Нур:

Простите? Этот групповой чат предназначен исключительно для соседского дозора.

Зак Сан:

@Олли, я не помню, чтобы у тебя была тетя Мэй.

Ромео Коста:

У него и нету.

Но у него есть дядя Макс.

Нэнси Нур:

Не могли бы вы перенести этот разговор в другое место?

Даллас Коста:

Я не знал, что у Оливера вообще есть семья. Он сказал мне, был произведен на свет путем непорочного зачатия.

Олли:

Нет, я сказал, что мои навыки зачатия непорочны.

Нэнси Нур:

О, боже. Я сдаюсь.

Даллас Коста:

Почему мы снова говорим о фальшивой тете Мэй Олли?

Зак Сан:

Потому что в посылке была подарочная записка.

Зак Сан отправил вложение.

Фрэнки Таунсенд:

Кто-нибудь, дайте мне краткое содержание. Я за рулем.

Нэнси Нур:

Мэм, вы вообще живете в этом районе?

Фэрроу Сан:

Там написано: "Привет, приятель. Мне жаль, что ты не смог увидеть дядю Макса в больнице перед тем, как он перешел по радужному мосту. Я знаю, что ты любил есть его гуак в воскресенье на Суперкубке, поэтому я послал тебе этот пестик и отправил по электронной почте его секретный рецепт. Не унывай, малыш. Нам всем больно видеть, как ты плачешь. С любовью, твоя тетя Мэй".

Олли:

Черт возьми, ребята.

Это должно было отпугнуть соседских воришек.

Или, по крайней мере, заставить их вернуть украденное.

Как можно сорвать мое прикрытие в публичном разговоре.

Хватит. Восстанови наш групповой чат, @ЗакСан.

Нэнси Нур:

Да.

Пожалуйста.

Фрэнки Таунсенд:

Почему я здесь в команде Вора?

Даллас Коста:

Потому что Оливер забрал свою кредитную карту после того, как ты использовала ее для покупки вещей сомнительной легальности, и его посетили четыре разных федеральных агентства?

Зак Сан:

Я болею за вора.

Фэрроус Сан

Я знала, что у тебя есть вкус.

ЗАК

— Над твоей женой издеваются. — Оливер поднял свой бокал с вином в сторону Фэрроу. — Ты собираешься что-то с этим делать?

Фэрроу стояла на краю трассы и зевала, пока отец-вертолетчик кричал ей в лицо о ее так называемой неспособности понять правила фехтования. Он осыпал ее проклятиями каждую секунду, в то время как никто не сделал и шага, чтобы помочь моей жене.

Парень рванулся вперед, почти вплотную к Фэр.

— Ты хоть что-нибудь знаешь о фехтовании?

Еще один шаг.

Он ткнул ее в плечо сильным пальцем. Как и подобает Фэр, она не сдвинулась с места.

Белая ярость выплеснулась из меня, вылилась из груди на пальцы ног. Их покалывало от желания броситься вниз по ступенькам и оставить след в виде кулака на его самодовольном лице.

Нам не следовало приходить сюда.

Единственная причина, по которой я поднялся с постели (и из своего любимого места — тела моей жены) и поплелся в этот промерзший спортзал в семь утра, заключалась в том, что Осьми настаивала на том, что ее гражданский долг — быть добровольцем в качестве судьи по фехтованию на юношеских турнирах.

Насколько я понимал, ее гражданский долг заключался в том, что она была обязана заниматься фехтованием на наших телах, на потных простынях и абсолютно без одежды.

Но что Фэрроу хотела, то Фэрроу и получила.

Раз.

Два.

Три.

Я сделал несколько вдохов и заставил себя остаться на месте. Фэрроу бы не понравилось, если бы я ввязался в это на глазах у всех. Она проводила этот открытый турнир раз в месяц и тратила абсурдное количество времени на то, чтобы он прошел без сучка и задоринки.

Я закинул одну ногу на спинку скамейки перед собой и взял в руки телефон.

— Она справится сама.

Оливер налил себе еще один бокал Romanée Conti, выглядя не к месту в своем бархатном костюме-тройке и с контрабандной выпивкой. Он потягивал вино, не отрывая глаз от зрелища перед нами.

Осьми подняла запасную шпагу, прислоненную к табло, и со звонким шлепком ударила парня по лодыжке!

Будучи ее учеником, я не раз получал такой удар и не пожелал бы его никому. Кроме, конечно, того, кто посмел бы разозлить мою жену.

В зале воцарилась полная тишина. Это напомнило мне о том дне, когда я сделал ей предложение. Тем не менее, я не отвлекался от телефона, набрасывая список заказов своему новому помощнику по электронной почте.

Когда я поднял глаза, румяный отец вернулся на свое место, опустив голову. На лодыжке у него красовался неприятный красный след, который, несомненно, срастется к вечеру. Он заслуживал худшего.

Фэрроу перекинула сумку через плечо и поднялась по ступенькам к нам. Дойдя до нашего ряда, она сморщила нос от бокала с вином Олли, но не стала его ругать.

Я встал, перекладывая громоздкую сумку с ее плеча на свое.

— Готова идти?

Она сцепила наши пальцы и повела нас к выходу, оставив Олли флиртовать с фехтовальщицей (его слова, не мои).

— Сначала мне нужно отметиться. Пойдешь со мной?

— Через секунду. — Я дотащил ее до выхода, повернул так, чтобы ее спина прижалась к моей груди, и обхватил ее руками, наклонившись к ее уху. — Не хотелось бы пропустить шоу.

— Шоу?

Я положил подбородок ей на плечо.

— Лучше, чем платный просмотр. Поверь мне.

Мы стояли в нескольких сантиметрах от человека, который был настолько глуп, чтобы прикоснуться к моей жене. Идеальный вид. Как по часам, зазвонил его телефон, эхом разносясь по залу.

Он поднял трубку, не потрудившись ответить на звонок в пустых залах, как поступил бы вежливый человек.

— Говорит Уолтер Стэнли.

Прошло несколько минут.

Блестящие мокасины Testoni парня скрипели, когда он топал ногой по трибуне.

— Простите?

Его брови взлетели к потолку. Если это возможно, он покраснел сильнее, чем когда кричал на Фэр.

— Вы не можете меня уволить. Я руководитель высшего звена. Вам нужно… Но… — Он зашагал вперед, наталкиваясь на людей, стоящих рядом с ним. — Что значит, Закари Сан купил компанию? Все знают, что он не инвестирует в автомобильные компании.

Это не так. Но если влюбленность в Фэрроу Сан и научила меня чему-то, так это тому, что из всего есть исключение.

— Зак… — Фэрроу слегка отстранилась, чтобы взглянуть на меня. — Скажи мне, что ты не купил случайную компанию только для того, чтобы уволить человека за то, что он немного погорячился со мной?

— Я мог бы сказать тебе это, но тогда я бы солгал. — Я отпустил Осьми, позволив ей повернуться ко мне лицом. — И он не просто «погорячился». Он. Прикоснулся. К. Тебе.

Ухмылка искривила ее губы.

— Я ударила его.

— Недостаточно сильно.

— Хм… — Она изогнула бровь. — Насколько я помню, ты целый месяц ныл и стонал после того, как я оставила синяк на твоем плече во время поединка.

— Только потому, что ты хватала меня за плечи каждый раз, когда скакала на мне, а у тебя сила хватки как у африканского слона в буше.

— Зак?

— Да?

— Спасибо. — Фэр наморщила носик и вывела меня из зала. — Новая я должна быть против мести, но этот парень чуть не напал на другого судью на прошлом турнире. Мне следовало внести его в черный список, а не давать ему еще один шанс.

Я сделал паузу, когда она положила свой бейджик на стол и продолжила путь к парковке.

— Это разрешение на конфискацию его дома?

— Зак.

Она остановилась у машины, прислонившись бедром к прохладному металлу, не обращая внимания на зимнюю прохладу, окрасившую ее щеки в розовый цвет. Я почувствовал, как она опустила лоб на мою грудь и вдохнула.

— Это из-за того, что мы откладываем медовый месяц?

В свете новых улик сын Андраша предстал перед новым судом по обвинению в заказном убийстве. Фэрроу хотела присутствовать при том, как человек, убивший ее отца, потеряет всякую надежду на свободу до конца своих дней. Это означало, что медовый месяц придется отменить до окончания суда.

Фэрроу кивнула, все еще уткнувшись лицом в мой пиджак.

— Мне неловко. Ты потратил месяцы, чтобы все спланировать.

Я приподнял ее подбородок. Наши взгляды сцепились: ее — широкий и водянистый, мой — яростный.

— Фэрроу Сан, ты можешь попросить меня переползти через кучу иголок, продать все, что у нас есть, и жить с тобой в коробке, взобраться на Эверест в одних чертовых трусах, и я сделаю это с улыбкой на лице. Все, что я делаю для тебя, делает меня счастливым.

И это действительно так.

За всю свою жизнь я никогда не был так счастлив, как рядом с Осьми.

Мое идеальное, темное желание.

КОНЕЦ

Переведено каналом Книжный шкаф

t. me/lilybookcase