Молот Пограничья. Книга IV

Глава 11

Предчувствие чего-то плохого порой возникает у каждого. От самого бестолкового дворника в Орешке до государя императора. И наличие Дара здесь совершенно ни при чем. Даже самым могучим и опытным из магов не дано по-настоящему, однако почувствовать приближение неприятностей может кто угодно — и быть возродившемся в чужом теле воителем-Стражем для этого не обязательно. Хотя один конкретный Страж отточил это умение практически до совершенства.

Почему? Да потому, что это самое плохое случалось со мной каждый день. Иногда раз эдак по пять. И я уже давно привык, что если мне кажется, что неприятности на подходе — то мне не кажется. Порой тоскливое и томительное предчувствие заявлялось в гости с самого утра, и не всегда его сопровождали сны про высадку на вспаханную орбитальной бомбардировкой поверхность Эринии.

Сегодня, к примеру, обошлось без них. Я просто открыл глаза — уже зная, что все в очередной раз пошло наперекосяк. Сквозь толстый брезент палатки пробивался огонек костра, снаружи гудел ветер, едва слышно поскрипывали сосны, а через мгновение до моих ушей донесся звук шагов и тихое покашливание. Кто-то из гридней исправно нес службу, обходя крепость вдоль частокола. Крохотная твердыня Боровика жила, как ей положено.

И я мог только догадываться, почему на лбу выступает испарина, а сердце бешено колошматит, выдавая двойную норму ударов. Одного взгляда на вход в палатку хватило понять, что полог на месте и плотно застегнут, и попасть внутрь не сумел бы ни зверь, ни обычный человек, ни Одаренный. Я мало что смыслил в охранных чарах, однако с базовым заклинанием справился без труда. И вздумай кто-то заявиться сюда ночью без приглашения — магия тут же дала бы мне знать.

Никто не мог появиться незамеченным… но все-таки появился! Чуть повернув голову, я краем глаза увидел, как темнота в нескольких шагах от моих ног зашевелилась, сплетаясь в сидящую фигуру в остроконечном капюшоне.

Основа запоздало проснулась, с воем черпая ману из резерва, и рукоять Разлучника прыгнула мне в ладонь. Клинок вспыхнул даже до того, как я успел полностью извлечь его из ножен, и моих ноздрей коснулся терпкий аромат горелой кожи. Я каким-то чудом сумел не вспороть брезент палатки, вскакивая, и через мгновение уже целился острием незваному гостю в шею.

Или чуть ниже шеи — несмотря на то, что меч сиял ярче, чем пара-тройка электрических лампочек, лицо незнакомца так и оставалось в тени капюшона. И я, как ни старался, видел только бороду. Когда-то темную, но давно уже поседевшую до окраса шерсти матерого таежного волчары. Впрочем, на ее окладистости годы незваного гостя не сказались никак, да и длине позавидовали бы даже дед Молчан с Горчаковым.

Мне отчаянно не хотелось признавать, что Гусь все-таки был прав, и некоторые байки оказались не такими уж и байками, однако по всему выходило так, что в крепость пожаловал никто иной, как таинственный хозяин Тайги и покровитель всех вольных бродяг.

Черный Ефим собственной персоной.

— Осторожнее, князь, — усмехнулся он, чуть отодвигаясь. — А то порежешь ненароком.

Слова как будто означали если не страх, то по меньшей мере опасение, однако весь вид верховного вольника всея Тайги говорил о том, что он нисколько не боится. Ни меня, ни пары дюжин гридней за брезентовыми стенами палатки, ни Разлучника, способного одним взмахом вскрыть кресбулатовую броню автоматона, как консервную банку. Пышные усы зашевелились, приподнимаясь, и седые заросли прорезала улыбка. Спокойная, уверенная, однако без всякого намека на усмешку или высокомерие.

Хотя уж на него Ефим имел полное право. Раз уж не только не побоялся, но и вообще сумел пробраться к моему ложу под покровом ночи, каким-то чудом миновав и охранные чары, и патрульных, и зоркий взгляд Седого, у которого даже в темноте не проскочит и мышь.

Прямая спина, широкие плечи, зубы ровные и белые — да еще и все на месте. Таинственный таежный странник определенно выглядел человеком, для которого возраст — лишь условность.

Да и человеком ли?.. Я только сейчас сообразил, что не так уж сильно возвышаюсь над стариком — и это при том, что он сидел на брезентовом полу палатки, а я стоял.

Это сколько ж в нем роста?.. Точно за два метра. И намного — по сравнению с Ефимом даже Горчаков показался бы не такой уж и громадиной. Не Святогор, конечно — поменьше, да и стать не та, но чем больше я разглядывал расслабленную фигуру, тем сильнее убеждался, что существо на другом конце клинка Разлучника обладает какими-то запредельными для простого смертного пропорциями.

Суеверным я никого не был. И быть не собирался, но сейчас почему-то никак не мог выбросить из головы байки вольников, щедро разбавленные мои собственными мыслями о том, что в Тайге вырасти вдвое могут не только звери. Аспекты давали силу животным и поднимали даже полусгнившие трупы людей. И если предположить, что кто-то прожил за рекой достаточно долго, чтобы впитать…

— Кто ты такой? — проворчал я.

— А ты будто сам не знаешь.

Старик снова улыбнулся. И чуть поерзал, устраиваясь поудобнее. Неторопливо, без резких движений — видимо, чтобы я ненароком не решил, что он собирается напасть. Но при этом и без тени опасения. Будто его и правда не брала пуля и не рубила сабля — даже с кресбулатовым клинком, оплетенным древними чарами.

Самое паршивое — никакого Дара в самом Ефиме не ощущалось. Я уже успел украдкой прощупать и его, и все вокруг, но наткнулся лишь на очередную странность. Магия была при мне, и Разлучник полыхал огнем, как и раньш, однако защитные заклинания у входа куда-то исчезли. Я на всякий случай потянулся к Вулкану, потом «прошелся» по Тайге за частоколом, пытаясь поймать на том берегу Черной Султана, но его ледяной аспект не ответил.

Теперь, когда в моих руках сиял меч, свет костра больше не пробивался в палатку. Ее стены едва заметно трепетали от ночного ветра, но я почему-то не слышал ни шелеста деревьев, ни шагов… вообще ни звука. Спина под рубахой тут же намокла, и я почувствовал, как между лопаток неторопливо ползет вниз холодная капелька пота. Нет, это был еще не страх, однако у меня почему-то никак не получилось избавится от странного ощущения. Будто весь мир вдруг исчез, и там, за брезентом снаружи, нет ничего.

Вообще ничего.

— Что тебе нужно? — спросил я. Громко и уверенно — лишь бы прогнать подальше жуткое наваждение. — Зачем пришел?

— Посмотреть на тебя, князь. — Ефим не шелохнулся, даже когда острие Разлучника метнулось вперед и застыло у его бороды. — Познакомиться.

— Ну и как? Много увидел?

Вопрос я задал, конечно же, риторический. Только чтобы не молчать — тишина сейчас почему-то казалась невыносимой. Может и не мне одному — раз уж незваный гость вдруг принялся отвечать. Без спешки, зато обстоятельно и развернуто.

— Много, князь. Столько, что другой и не увидит, — тихо проговорил Ефим. — Вижу, что не отсюда ты, а издалека. Что сила в тебе необычная… И что человек ты хороший, правильный, хоть и суровый.

— С чего это ты взял? — ухмыльнулся я.

Тревога понемногу отступала. А злость ушла еще раньше. Во всяком случае, я больше не чувствовал желания снести старику голову… И не только потому, что изрядно сомневался в своих силах. Кем бы ни был мой ночной гость — человеком или порождением Тайги — он пришел поговорить, а не просто чиркнуть ножом по горлу, отправив спящего врага к Праматери.

— Мог ведь прямо сейчас меня железкой своей до пупа развалить. А то и земли сразу — одним махом, — отозвался Ефим. Таким тоном, что я почему-то сразу сообразил: нет не мог бы. Ни до земли, ни до пупа, ни вообще. — Однако не тронул пока что. И ребят моих пощадил, хоть они тебе крови немало попортили. Не повесил. Змиуланов только всех перебил — ну, так что тут сделаешь. Твари они и есть твари.

Змиуланы — это, похоже, те огнедыщашие курицы с чешуей, но без крыльев. Для Ефима, равно как и для его паствы, ящеры явно были весьма ценным активом — раз уж удостоились отдельного упоминания. Сразу после людей.

— Может, еще и повешу, — напомнил я. — Не говори гоп…

— Ты и так уже убил шестерых. Неужели этого мало?

В голосе Ефима послышалась печаль. Искренняя и, пожалуй, даже чистая — без всякой злобы. Даже если у таинственного гостя и было желание мстить, он его тщательно скрывал.

— Они сами пришли. Я знаю, кто тебе заплатил, старик! — От одного воспоминания о Зубовых клинок в моей руке полыхнул еще сильнее, и по брезенту палатки во все стороны побежали длинные неровные тени. — Стоило лучше выбирать друзей.

— Ты в своем праве, князь. — Ефим чуть опустил голову. — И все же — будь благоразумен. Мои люди погибли, твои — ранены. Пора прекратить все это, пока не стало слишком поздно.

Я никак не мог отделаться от мысли, что участвую в каком-то спектакле. С сомнительной актерской игрой и совсем уж нелепым сценарием, в котором древнее и могучее создание почему-то старательно увещевало сердитого юнца. В моих руках был меч, и я определенно не разучился с ним обращаться, но это почему-то не казалось гарантией победы в возможной схватке. Даже сейчас — а раньше Ефим мог просто-напросто перерезать мне горло. Или свернуть шею.

С такими-то лапищами.

— Прекратить? — повторил я, на всякий случай долив в чары Разлучника еще маны. — Это не тебе решать, старик. А я собираюсь прочесать всю Тайгу, найти твое логово и устроить там пляски.

— Нет, князь. Мое логово тебе не найти… Если я сам этого не захочу, — зачем-то уточнил Ефим, усмехнувшись. — Можешь не верить князь, но не я начал эту войну. Однако я ее закончу. Никто больше не должен умирать. Та, что ты запер в своем доме, останется с тобой, но остальных я заберу. Заплачу честную цену за каждого, и ты никогда впредь не увидишь ни меня, ни их. — Ефим чуть поднял голову, и в темноте под капюшоном сверкнули два глаза, отражая пламя на клинке Разлучника. — Даю тебе слово.

На мгновение я даже почувствовал что-то вроде разочарования. Таинственное порождение Тайги появилось весьма эффектно, однако теперь вдруг начало вести себя, как самый… ладно, не самый обычный человек. И все же от легендарного Черного Ефима я имел все основания ожидать другого. Ночного налета на крепость, еще одну попытку прикончить меня — благо, возможность явно имелась. Или, на худой конец, эпическую схватку один на один, которая заставила бы меня выложиться на полную.

А старик просто начал торговаться.

— Даешь слово? А я, выходит, должен поверить, что твои оборванцы и огнедышащие ящеры просто возьмут и уйдут обратно в Тайгу, и останутся там навсегда? — усмехнулся я. — Заманчивое предложение, старик. Но я, пожалуй, все-таки откажусь.

— Не откажешься, — вздохнул Ефим. — Да я, в общем, и не предлагаю… Так, информирую.

— Какого хре?.. — простонал я.

Второе пробуждение оказалось куда хуже первого. В глаза будто насыпали песка, и несколько мгновений я видел только разноцветные пятна. Сердце бухало в ушах кузнечным молотом, а голова раскалывалась. И гудела так, словно кто-то только что прошелся по мозгам здоровенными ботинками размера этак пятидесятого с лишним.

Впрочем, почему «словно»? Так оно и было.

Когда зрение более-менее пришло в норму, я тут же принялся разглядывать место, где только что сидел гигант с бородой. Но там, конечно же, не нашлось ничего похожего на следы: Черный Ефим без спроса и церемоний вломился мой сон, и проделывать то же самое с палаткой ему было попросту незачем.

— Твою ж… — Я вытер пот со лба тыльной стороной ладони и потянулся за рубахой. — Ах ты, старый пень!

Судя по розоватому свету, пробивавшемуся сквозь брезент, утро снаружи уже наступило. Но как-то осторожно и неуверенно, и даже разговоры у костра велись тихо, чуть ли не шепотом. Прислушавшись, я кое-как разобрал голоса Жихаря и Сокола, которые как раз о чем-то спорили. Видимо, решали, стоит ли прямо сейчас разбудить грозного князя, или…

Я решил не заставлять их ждать и, поднявшись, шагнул к выходу из палатка. И уже откидывая полог обернулся, выискивая глазами свое оружие. Разлучник лежал у изголовья постели, точно так же, как и вчера вечером.

И ножен, разумеется, не покидал.

— Да говорю я тебе, — пусть поспит, — простонал Жихарь, который стоял к платке спиной. — Без головы остаться всегда успеем…

— Да ладно тебе, — мрачно усмехнулся я. — Не так уж я и страшен. Даже в гневе.

К костру и крохотной площадке неподалеку от него я выходил уже в самом обычном расположении духа… Ну, почти обычном. Разумеется, злость и ощущение, что меня обвели вокруг пальца никуда не делось. Окажись Черный Ефим здесь и сейчас наяву — я не постеснялся бы вернуться в палатку за Разлучником и как следует подпалить кое-чью окладистую бороду. На этот раз уже не обращая внимания ни на почтенный возраст, ни на благородные манеры, ни даже на здравый смысл.

Но старика здесь уже не было, и мне оставалось только хмуриться, вздыхать, мысленно ругая себя за неосторожность… В общем, давать волю всем чувствам, появившимся внутри. Весьма богатой и насыщенной палитре, в которой не оказалось только удивления.

Ведь чему удивляться, если и так знаешь, что увидишь снаружи?

Коротенькие деревянные столбики, которые гридни вчера вколотили в землю, чтобы привязать пленников, остались на месте — примерно в десятке шагов от костра. Так, чтобы четыре неподвижные фигуры даже после захода солнца оставались освещены, но при этом в полной мере испытали на себе такие прелести Тайги, как ветер или холодный ноябрьский дождь, который по ночам нередко сменялся мокрым снегом.

Веревки тоже были здесь. Четыре спутанных куска, перерезанные чем-то острым, как бритва, валялись около столбиков на утоптанной земле. Местная почва без труда справлялась даже с оцинкованным железом, а уж все, что хоть как-то походило на органику, обычно принималась пожирать сразу же, утягивая вглубь. Но путы почему-то не тронула, будто нарочно хотела оставить их этаким напоминанием о моей самоуверенной неосторожности.

Здесь тебе не Отрадное, князь. Не твоя вотчина. Чужая земля — и правила тоже чужие.

В большой Тайге не щелкай клювом.

— А тут еще вот это, — едва слышно произнес Сокол у меня за спиной. — Это что ж, получается, они нарочно оставили?..

Среди обрезков веревок лежал мешочек. Небольшой, криво сшитый толстыми нитками из грязно-серой холстины, но, похоже, довольно увесистый. Кто-то из гридней уже не поленился ткнуть ему в бок ножом, и там, где ткань разошлась, тускло поблескивал драгоценный желтый металл — песок и самородки размером примерно с мой ноготь.

Знаток из меня был так себе, однако даже по самым скромным оценкам содержимое мешочка тянуло на пять-шесть тысяч. Старик из моего сна сдержал слово и действительно заплатил весьма щедрый выкуп.

И действительно забрал своих.

Пленники исчезли, словно их и вовсе не было на пятачке между костром и воротами. И сколько я ни вглядывался — так и не сумел увидеть ничего похожего на следы. Ни обычных ботинок, ни тех, что могла бы носить ножища вдвое больше моей. Если Черный Ефим и появился здесь во плоти, земля скрывала его тайну.

К воротам я не пошел. И так было яснее некуда, что никто никто не выходил через них за частокол — и уж тем более не входил снаружи. Таинственный гость спрятал даже отпечатки аспекта, так что я не стал гадать, какой именно невидимой тропой он покинул крохотную твердыню Боровика.

— Ваше сиятельство… — осторожно подал голос Седой. — Игорь Данилович, вы не подумайте — я всю ночь глаз не сомкнул! И Ванька мой у ворот дежурил, и Васька на северной стене, где вы как раз медведя этого упокоили… Ну не знаю я, как такое могло случиться! Будто корова языком слизала!

— Ага. Только не корова, — вздохнул я. — И не языком.

— Ума не приложу, ваше сиятельство, — подал голос Жихарь. — Чертовщина какая-то. Ну не мог же живой человек всем сразу глаза отвести и со всеми сразу в Тайгу утечь!

— Видимо, мог. — Я сгреб с земли мешочек с золотом и скомандовал. — Готовь машину. Домой поедем, навестим эту… которая в подвале сидит. Теперь она все расскажет, за милую душу.

У меня осталась всего одна ниточка, ведущая к таинственному Черному Ефиму. И как бы старик ни был крут, через защитные чары Гром-камня не пробиться даже уму.

Уже развернувшись к машине, я вдруг поймал взгляд Гуся. Тот сидел на бревне у костра, уперев двустволку прикладом в землю, и вид имел одновременно смущенный, виноватый и особенно — напуганный. Не знаю, как остальные гридни, но парень явно придумал свою версию событий… не такую уж и далекую от истины, если разобраться.

— Молчи. Про этого старика своего — молчи, — буркнул я. — Будешь много болтать, Матерью клянусь, я тебя лично расстреляю. Из той самой фузеи.