Молот Пограничья. Книга IV

Глава 6

Первую сотню шагов мы прошли молча. Изувеченный медведем частокол давно остался позади и понемногу исчезал среди деревьев, а я все так же шагал, не сказав ни единого слова. Чтобы парень успел как следует промариноваться в едком соусе собственных надежд, сожалений и страхов — ну, или что он там сейчас испытывал?

Схватка с таежным чудищем закончилась, и я, наконец, мог вернуться к тому, что в некотором смысле было куда интереснее двухсотлетнего медведя-переростка. Байка, которую парень рассказывал, наверняка появилась не вчера и даже не год назад. Вольники наверняка передавали ее из уст в уста десятки раз, и с каждой итерацией история обрастала новыми подробностями — от вполне достоверных до откровенно фантастических… Вроде умения положить пулю в цель пяти сотен шагов. И не из крупнокалиберного «холланд» с немецкой оптикой, а имея в руках доисторический мушкет, который даже охотники из мелких деревень уже давно отнесли в разряд антиквариата.

Плюс неуязвимость, репутация хозяина Тайги и наверняка еще какие-нибудь сверхчеловеческие способности. Выдумки, конечно же, и все же в байке про Черного Ефима вполне могло отыскаться и что-то полезное.

Как говорил один умный человек — в каждой сказке есть доля сказки, а все остальное — правда.

— Здорово ты медведя упокоил, — наконец, произнес я. — Сразу с двух стволов — и мозги наружу.

— Да это не я, ваше сиятельство. — Парень улыбнулся. Застенчиво и осторожно — видимо, ожидал совсем другого. — Он, считай, и так дохлый уже от вашей магии был. А я уже и подумал — дай-ка стрельну, чтобы ненароком чего не вышло.

— Ну… Скромность украшает мужчину. Но в меру, — усмехнулся я. — Как тебя звать-то, вояка грозный?

— Лешка. Алексей, то есть, — тут же поправился парень, добавив голосу какой-то совсем уж взрослой солидности. — А товарищи Гусем кличут.

— Прямо товарищи? — Я обернулся, выискивая глазами частокол. — Это что ж получается — ты уже всех тут знаешь? Давно на Пограничье приехал?

— Приехал… Я тут с самого рождения, ваше сиятельство. Раньше на хуторе за Ижорой с дядькой и теткой жил, а в позатом году в Орешек удрал. Решил в вольные искатели податься. — Парень… то есть, Лешка, он же Гусь, чуть ускорил шаг, чтобы не отставать. — Опасное дело, но все лучше, чем до седой бороды коров пасти и в земле ковыряться.

— Это ж сколько тебе лет было — в позапрошлом? — удивился я. — И куда родители подевались?

— Тринадцать, ваше сиятельство. Мать давно померла, я ее и не помню толком. А отец мой три года назад из-за Нева не вернулся. — Гусь тоскливо вздохнул. — Забрала его Тайга.

— Тайга, говоришь?.. — Я без труда сопоставил нехитрые факты биографии. — Выходит, ты у нас потомственный искатель? С самого детства за реку ходишь?

— Ну, с самого, не самого, лет с восьми точно. И до этого отец, бывало, с собой в лагеря приводил. — В голосе Гуся прорезались горделивые нотки. — Которые летом по всему Пограничью стоят. И у Зубовых в вотчине побывал, и у Горчакова. И на государевых землях тоже, куда ж без этого. За реку меня тогда не брали, но у костра и мальчишке работа всегда найдется. Кашеварить, обувь почистить, ружье смазать — тоже копеечка. А бывает и гривенник дадут, если кому в Тайге повезет.

— И у нас в Отрадном тоже бывал?

— Нет, ваше сиятельство, — ответил Гусь. Смолк на несколько мгновений, опасливо покосился на меня, но потом все-таки продолжил: — Батюшка ваш покойный нашу братию никогда не жаловал. И Олег Михайлович тоже. Ну, мы и не лезли — зачем? Будто других вотчин на Пограничье нет. Тайга большая, ее на всех хватит… Мы с отцом по большей части из Гатчины ходили, в сторону Котлина озера. Там добыча не та, конечно, сто лет назад все вытащили, зато и зверья всякого поменьше. А Невой — другое дело. Одна Матушка знает, чего там водится.

— А чего в Орешек подался? — на всякий случай уточнил я. — Если из Гатчины всю жизнь ходил? Места знаешь, людей тоже…

— Вот из-за людей и подался, ваше сиятельство. — Гусь поморщился и тряхнул головой, будто отгоняя что-то прилипчивое и неприятное. — Николай Платонович у себя-то за порядком следит, но в Тайге — другое дело. Каждый сам себе хозяин, а народ туда разный едет. Раньше еще ничего, только в последние годы совсем в лесу добра мало стало. Толковый народ разъехался, а остались такие, что не приведи Матерь. Не каторжанин, так пьяница. Сироту-то всякий обидит! — На лице Гуся на мгновение мелькнула злоба. — А на государевых землях порядку побольше. Особенное если в Глухой Конец не соваться.

— Не переживай, теперь и в Глухом Конце тишь да гладь, — улыбнулся я. — Мы тамошнему сброду показали, зачем в хлебе дырочки.

Перед глазами тут же встала приятная, хоть и наполовину забытая картина: горящая ветхая изба в Орешке и неуклюжие фигуры, бегущие от нее в разные стороны. Если память мне не изменила, тогда мы с Горчаковым даже никого не покалечили, но урок — уже третий по счету — вольники усвоила раз и навсегда. И с тех пор не лезли, куда не следует — хоть деньги у его сиятельства Николая Платоновича наверняка не закончились.

— Так я помню, ваше сиятельство. — Гусь хищно и радостно оскалился во все зубы. — Вы с Ольгердом Святославовичем тогда знатного шуму навели. Я в тот день сразу и решил, что обязательно к вам в дружину пойду. А уж как узнал, что вы за рекой большую заимку строите — так сразу и…

— Погоди. — Я чуть сдвинул брови и погрозил пальцем. — Сразу нам не надо. Ты, Гусь, конечно, парень прыткий, но в дружину тебе еще рано. И я тебя сюда не за этим позвал.

— Да я понимаю, ваше сиятельство… Мне уже дедушка Боровик один раз леща дал — дескать, много лишнего болтаешь, и нечего тут людей пугать. — Гусь втянул голову в плечи, вспоминая воспитательный процесс — но тут же снова вскинулся. — Ну так я ж разве врать буду⁈

— А вот это мы сейчас и посмотрим, — усмехнулся я, опускаясь на поваленное дерево. — Так что давай, Гусь — присаживайся, располагайся поудобнее и рассказывай, что это за Черный Ефим и откуда он взялся.

— А вы будто не слышали, ваше сиятельство. На Пограничье эту байку каждый знает. Ну, из вольников — уж точно!

— Ну так я ж не вольник. — Я пожал плечами. — И живу тут, считай, с сентября месяца. А сказки мне слушать некогда.

— А это, ваше сиятельство, никакая и не сказка! — воскликнул Гусь. И тут же снова втянул голову в плечи, на всякий случай отступил на шаг — и принялся пояснять. — Черный Ефим — это прозвище такое. Как его на самом деле звать — никто и не знает. Старик в Тайге уж лет двести живет, не меньше, а дружбу ни с кем не водит. Одни говорят, будто он императорского рода. Незаконный сын, которого государыня со света сжить пыталась. А еще я слышал, что он Горчаковым родственник. Полюбил княжну из Зубовых, а братья ее против были. Решили его подкараулить ночью, значит, набросились все вместе… — Гусь сделал паузу и зловещим шепотом закончил: — А силенок-то не и не хватило. Ефим один их всех поубивал. И потом от государева гнева в Тайгу убежал. Княжне сказали, что помер он там, за Невой — только неправда это!

Чем-то эта история изрядно напоминала былину про князя Владимира, которую рассказывала бабушка. С той только разницей, что события здесь были заметно свежее, а действующие лица — со знакомыми фамилиями.

— Уж сколько лет с тех пор прошло — а до сих пор бродит за рекой Черный Ефим. Бороду до пояса отрастил, одежка вся в заплатках, а сколько сапог сносил — не счесть! — Гусь понемногу увлекался и даже заговорил нараспев — талант рассказчика у парня явно присутствовал. — Одним шагом версту покрывает, а двумя — сразу до Котлина озера дойдет.

— Двести лет, заплатки, борода до пояса. — Я с улыбкой покачал головой. — Я такого человека только одного знаю.

— Дедушку Молчана-то? Нее-е-е, это не он, — отмахнулся Гусь. — Этот-то добрый, и не страшный совсем, хоть и тоже человек непростой. А Черный Ефим…

— Злой?

— Да не то чтобы злой. Он, ваше сиятельство… как бы это сказать… Справедливый. — Гусь прислонил двустволку к дереву, а сам опустился на корточки — видимо, стоять ему уже надоело. — И чужих не любит. И гридней, и государевых людей — тем более. Тронуть, может, и не тронет без надобности, но…

— А вольников? — поинтересовался я.

— Так он и сам вольный искатель. — Гусь развел руками. — Самый первый из всех, получается. Лесных бродяг хозяин и покровитель. Это после него простые люди стали в Тайгу ходить, а не только князья с дружиной.

— Ну прямо божество какое-то. — Я в очередной раз вспомнил резные физиономии идолов на древнем капище. — Ты в него веришь?

— Я его видел, ваше сиятельство. — Гусь осторожно посмотрел на меня исподлобья. — Один раз всего, правда. Когда в августе в Тайге заплутал. За огнелисом пошел, от своих отбился, пока бродил — уже темнеть начало. А ночью за Невой такое на охоту выходит, что никакой штуцер не поможет… И холодно уже, а костер-то не разведешь — сразу заметят. — Гусь поежился. — Надо до утра сидеть, получается. Ну я и залез, значит, под дерево, где мох сухой. Веток еловых нарезал, чтобы совсем уж не замерзнуть. Ружье в руках. Не знаю, сколько так просидел — то ли час, то ли два… Потом слышу — будто идет кто-то. И тихо так, сучок под ногой не хрустнет — только елками шуршит еле-еле.

— Черный Ефим? — поморщился я.

— Он самый, — тихо отозвался Гусь. — В лесу темно, хоть глаз выколи — а он словно светится весь! Хорошо видно. Стоит среди деревьев. Высокий, повыше вас будет. В плаще с капюшоном, лица не разглядеть — только бородищу. Вот натурально по сюда! — Гусь вскочил на ноги и для пущей убедительности провел себе ребром ладони по поясу. — Поманил рукой, развернулся — и пошел прочь. Даже слова не сказал.

— А ты?

— А я за ним, ваше сиятельство. Подхватил ружье — и вперед. Замерз, ноги еле разгибаются… Все болит, зуб на зуб уже не попадает. — Гусь зажмурился и тряхнул головой, отгоняя воспоминания. — Но все равно иду. Чую, если отстану — точно пропаду. Не отпустит Тайга, не пожалеет…

— Догнал? Ему-то двести лет в обед, а ты молодой.

Вряд ли Гусь выдумывал, но пока в его истории не было ничего по-настоящему занимательного и таинственного. Помочь заблудившемуся в Тайге мальчишке мог любой — и для этого совершенно не обязательно быть легендарным Черным Ефимом, предтечей всех вольных бродяг.

А борода… Ну, у Горчакова тоже борода — и чего?

— Да его разве догонишь? Вроде и не быстро шагает, не торопится, а все впереди держится, будто нарочно не подпускает… И дороги никакой не боится. У меня, бывает, сапог чуть ли не целиком в трясину утопнет, а ему хоть бы что! По болоту идет, как посуху. Я уж не знаю, сколько я так за ним бродил. Уже глаза закрываются, рюкзак потерял, ружье плечо тянет, будто у нему гирю подвесили. — Гусь скособочился, изображая усталость. — А старик все идет и идет. И потом вдруг пропал. Я огляделся по сторонам — нет никого. Только впереди река и огоньки за ней.

— Орешек? — догадался я.

— Ага. Получается, он меня к самому городу вывел. Там до моста полкилометра всего оставалось.

— Так тебя любой вольник вывести мог, получается. — Я еще раз прокрутил в памяти коротенькую историю, но ничего, что подтверждало бы сверхчеловеческое могущество таинственного седобородого старца, в ней так и не нашел. — Пошли искать, наткнулись, позвали — а тебе в темноте и померещилось всякое…

— Не померещилось. — Гусь упрямо замотал головой. — Ну не может такого быть, ваше сиятельство! Я ж своими глазами видел, как Ефим по Тайге шел. Не спешит никуда, а шаг — как моих три. Ни вода в луже под ним не шелохнется, ни мох не проминается. Разве люди так умеют?

— А так⁈ — не выдержал я. И зажег на ладони крохотный шарик огня. — Так люди умеют?

— Ну так вы ж не простой человек, — едва слышно отозвался Гусь. — И Ефим, получается, тоже.

— Ага. Только меня пуля, к сожалению, берет. И сабля рубит… — проворчал я, погасив заклинание. — Ладно. Ты еще что-то про старика этого знаешь?

— То же, что и все, ваше сиятельство. — Гусь пожал плечами. — Говорят, встретить его — плохая примета. Сердитый Ефим, своенравный. Может и помочь, как мне тогда, а может и наоборот — совсем в Тайгу увести. А чтобы такого не вышло, есть одна хитрость: если далеко за реку идешь, или, не дай Матерь, ночевать там приходится — обязательно найди пенек треснувший, и туда подарок положи. Патрон, там, спичек коробок… Или сахара кусок — его старик особенно любит.

— Ну прямо дедушка Мороз, — усмехнулся я вполголоса.

— И даже в лагере на Пограничье, когда готовят, котел до дна скрести не принято, — продолжил Гусь. — Обязательно надо Ефиму оставить.

На этот раз я воздержался от комментариев — просто кивнул. История, без сомнения, вышла занимательная, но какая-то уж очень безликая. Самый обычный набор баек и суеверий, который непременно возникает в любой среде с устоявшимися традициями. Почти наверняка у Черного Ефима действительно был реально живший лет этак двести назад прообраз — а может, даже не один.

Однако охотился на меня не персонаж байки вольников, а вполне конкретные люди из плоти и крови. Один… одна из которых сейчас отдыхает в подземелье Гром-камня. А значит, и остальных тоже можно убить или изловить и посадить под замок.

— Понятно, — вздохнул я, поднимаясь. — Это все?

— Ну… есть еще один обычай, ваше сиятельство, — явно нехотя ответил Гусь. — Но совсем уж нехороший. Я бы такой, если честно, и проверять не стал бы. Уж больно дело поганое.

— Что за дело?

— Я как-то раз слышал, что Ефим честного бродягу может и от врага защитить. Если крепко попросишь. Для этого надо особую полянку найти, и там подарок оставить. Только настоящий, щедрый — ружье, штуцер, патронов пачку… ну, или нож хороший хотя бы. Потом уйти и не оглядываться — иначе Ефим обидится, не поможет, — зачем-то уточнил Гусь. — А вместе с подарком бумажку положить с именем обидчика. И вот если все правильно сделаешь, врагу не жить. Недели не пройдет — заберет его Тайга.

— Вон оно как, — протянул я. — Занятно…

Эта часть рассказа, пожалуй, казалась наиболее невероятной и фантастической — однако при этом объясняла если не все, что творилось вокруг крепости Боровика последние пару недель, то многое. То ли байка все-таки была основана на реальных событиях, то кто-то очень хитрый решил выставить все таким образом, будто на меня и дружину действительно осерчал таинственный покровитель вольников и князь всея Тайги.

Заплатить за мою голову мог всего один человек… точнее — одно славное семейство. Так что куда больше меня интересовало, как Зубовы это провернули. И кто, черт возьми, шлялся по ночам на том берегу Черной.

— Ладно. Хватит на сегодня баек. — Я поправил ножны за спиной и развернулся обратно в сторону частокола. — Пойдем.

— Куда, ваше сиятельство?

— Обратно. Полюбуемся, что за чудище мы с тобой упокоили. Может, поймем, откуда медведь этот взялся… А про Ефима чтобы я больше не слышал. — Я погрозил пальцем. — Нечего народ пугать почем зря. Ты меня понял?

— Понял, ваше сиятельство, — тоскливо отозвался Гусь. — Как тут не понять?..