Молот Пограничья. Книга IV

Глава 13

— Ну и погодка, — проворчал Жихарь, поднимая ворот куртки. — Так скоро в бушлаты перелезать придется.

— А я уже. Пальто вот приодел. — Дядя заворочался на заднем сиденье. — Это вам, молодым, лишь бы форсить. А мне главное чтобы грудь и шея в тепле. И ноги.

Действительно, было прохладно — даже в машине. Печка «козлика» работала на полную мощность, гоняя по кабине горячий воздух из-под капота, но и этого не хватало. Ноябрь круто рванул на понижение температуры, будто в последнюю неделю зачем-то решил показать всем, что он не какая-то там осень, а самая настоящая зима.

Снег выпал еще вчера в обед и остался лежать, а не растаял как в предыдущие дни, а лед встал намертво. Пока только в лужах, но и Неве явно недолго осталось играть тяжелыми серыми волнами. И хрустя замерзшей травой на рассвете, я никак не мог отделаться от мысли, что не так уж далек тот день, когда Зубовым не понадобится мост, чтобы незаметно переправить в Тайгу хоть целое полчище. Человек сто-двести бойцов с внедорожниками, грузовиками и, не приведи Матерь, артиллерией или парой картечниц.

Впрочем, зачем? Если хотя бы половина из того, что я знал о магических возможностях его сиятельства Николая Платоновича, старик сам мог врезать ничуть не слабее крупнокалиберной гаубицы. И пусть моя дружина выросла уже чуть ли не впятеро, эту карту крыть пока было нечем.

А зима приближалась.

— Ну, где там этот ваш профессор? — Жихарь потер ладони, замерзшие от руля. — Может, в ратушу пока пойдем, Игорь Данилович? Или не глушить мотор, а то выстудит тут все. Потом опять греть…

— Глуши, — отозвался дядя. И просунул руку между сидений, указывая вперед. — Вот он, идет уже. А ты пока чаю лучше выпей — мы там надолго. Павел Валентинович быстро не отпустит.

— Будет исполнено, Олег Михайлович. — «Козлик» напоследок чихнул двигателем и, дернувшись, перестал тарахтеть. — Чаю — это мы всегда пожалуйста. Помнится, мы тут с Рамилем и Василием…

Дальше я треп Жихаря уже не слушал — все мое внимание приковала невысокая худощавая фигура, ковыляющая к ратуше по замерзшему тротуару. Профессор уже заметил нас и теперь спешил изо всех сил, то и дело скользя по льду подошвами ботинок. Когда он в очередной раз проехался вперед, взмахнув портфелем, я выскочил из машины ему навстречу, но помочь уже не успел.

На ногах его сиятельство кое-как удержался, однако его ноше повезло куда меньше: застежка едва слышно щелкнула, портфель распахнулся, и его содержимое разлетелось во все стороны.

— Матерь милосердная! — жалобно воскликнул Воскресенский, хватая меня за рукав. — Мои записи!

— Не извольте беспокоиться, Дмитрий Иванович. Сейчас мигом все соберем!

Жихарь подпрыгнул и поймал один и листков прямо на лету. Похоже, все происходящее его изрядно развлекало, зато мне было не до смеха. Не знаю, чем именно его сиятельство профессор занимался все эти дни, но каждая строчка его многомудрых каракулей стоила нам с дядей изрядных денег. Старик не стал требовать пятикомнатные барские апартаменты и заселился в гостиницу, однако руководство Академии ненавязчиво намекнуло, что наука отчаянно нуждается, и присутствие столь ценного специалиста на Пограничье подразумевает некие… в общем, подразумевает.

Теперь я по праву мог считать себя меценатом, однако сегодня планировал отвоевать если не все свои инвестиции, то хотя бы их часть. И моим самым главным аргументом было не что иное, как формулы Воскресенского.

Которые мы в шесть рук собирали по тротуару. К счастью, вокруг хотя бы не было луж, и бумага нисколько не пострадала. Передавая профессору очередной лист, я попытался прочитать написанное, но не понял и половины. Одних только незнакомых обозначений оказалось где-то с дюжину. Предыдущий владелец тела оставил мне в наследство знание букв, но уж точно не местных переменных и постоянных.

— Это… это удивительно, друг мой! — Профессор аккуратно разгладил смявшийся уголок и убрал лист обратно в портфель. — Должен сказать, что с такими структурами мне работать еще не приходилось. Вы даже представить себе не можете, какие перспективы ваша задумка может открыть в самые ближайшие годы! Если теория подтвердится, мы уже к весне реализуем…

— Не спешите, Дмитрий Иванович. — Мне пришлось мягко прервать профессора. Тому, похоже, настолько не терпелось поделиться результатами своих изысканий, что он был готов заниматься этим прямо здесь, разложив листы на капоте «козлика». — Придержите свой восторг на пару минут. Уверен, его сиятельство Павел Валентинович тоже захочет все это услышать.

— Ох… Да… Да, конечно! — Воскресенский зажмурился, тряхнул головой и рывком захлопнул кожаную пасть портфеля. — В таком случае давайте поспешим!

— Именно. — Я осторожно взял профессора под руку — до двери еще оставалось полтора десятка шагов. — Впрочем, кое-что я все же хотел бы знать заранее. Скажите, Дмитрий Иванович, у вас… у вас получилось?

— Да! — с жаром отозвался Воскресенский. — Я трижды проверил расчеты и Матерью клянусь — ошибки быть не может! Не сомневаюсь, нужный вам контур возможно создать — даже несмотря на некоторые на сложности?

— Сложности?

— О, ничего особенного, друг мой. Мне всего лишь нужно было внести небольшую поправку в коэффиценты. — Воскресенский выпустил мою руку и прошел в заботливо открытую дядей дверь. — Естественный магический фон Тайги вырос примерно на полтора процента от табличных значений.

— Два процента… — повторил я. — Не так уж и много.

— Совсем немного. — Воскресенский стащил с головы шляпу и направился к лестнице. — Однако должен заметить, что раньше такого не было. Академия ведет записи еще с конца прошлого века, и последние сорок лет показатели только падали. Будто бы магия понемногу уходила из Тайги — но теперь она снова растет!

И я, кажется, уже догадывался — почему. Что бы ни случилось далеко на севере, Зубовы — а может, еще мои отец с братом — отыскали этот чертов Алатырь-камень. И потревожили то, что тревожить определенно не стоило.

— И на что это повлияет? — поинтересовался я.

— Я уже пересчитал кое-какие значения для наших контуров. — Воскресенский вырулил с лестницы на второй этаж. — Возможно, мне придется сделать еще кое-какие корректировки. Разумеется, через полвека магия не сможет не сказаться на флоре и фауне Тайги, но пока… Как бы то ни было, друг мой, мы стоим на пороге великих открытий!

— Отлично. — Я легонько постучал в дверь кабинета. — Об этом мы тоже обязательно расскажем.

Орлов уже дожидался нас, сидя в огромном кресле за столом. Будь я один, он, пожалуй, не поленился бы встать или даже прогуляться вниз до первого этажа, но целая делегация подразумевало официальную беседу. Можно сказать, прием.

— Доброго дня, судари. Прошу вас, устраивайтесь. — Орлов указал здоровой рукой на три стула напротив. И тут же покосился на пачку листов, которую Воскресенский уже успел вытащить из портфеля. — Вижу, вы явились во всеоружии.

— Более чем, ваше сиятельство, — усмехнулся я, усаживаясь. — И очень надеюсь, что моя затея вас впечатлит.

— Должен заметить, что меня впечатляют все ваши затеи, друг мой. — В голосе Орлова появились ядовитые нотки. — Но, надеюсь, хотя бы эта не закончится очередным побоищем в моем городе.

— Слово аристократа, ваше сиятельство. — Я решил не обращать внимания на колкость. — Ведь на этот раз моя семья собирается строить, а не ломать. Знаю, проект покажется вам весьма амбициозным, однако…

— Довольно, Игорь Данилович. — Орлов нетерпеливо побарабанил пальцами по столешнице. — Давайте уже перейдем к делу. Приступайте, судари.

И мы приступили. Дядя явно предпочел отмолчаться, Воскресенский все еще перебирал бумаги, отыскивая нужную, так что начать мне пришлось, можно сказать, в одиночку. Но потом его сиятельство профессор бесцеремонно встрял первый раз, потом во второй, а потом и вовсе взял бразды беседы в единоличное владение — и помчался.

Я не ожидал от старика такой прыти, но вышло даже лучше: Орлову хватило бы и ума, и внимания и уж тем более характера возразить мне в любой момент, но обилие латинских букв и труднопроизносимых терминов попросту не давало ему опомниться. За все время бедняга всего дважды попытался выбраться из-под этого потока, но Воскресенский отбивал любые возражения с изяществом матерого дуэлянта. Может, он не так уж хорошо соображал в политике и экономике, однако в области магических наук старику не было равных. И наверняка ему случалось разбивать оппонентов куда более подкованных, чем какой-то там бывший сыскарь из столичной Канцелярии.

В общем, где-то через десять минут его сиятельству градоначальнику осталось только молча кивать — пока Воскресенский не вытер пот со лба и развернулся ко мне.

— Полагаю, все вопросы, связанные с теорией, на этом можно считать закрытыми, — торжественно произнес он. — А о практической стороне проекта нам расскажет Игорь Данилович.

— Да чего тут рассказывать? — Я пожал плечами. — Как ваше сиятельство уже могли догадаться, мы с его сиятельством Ольгердом Святославовичем планируем масштабную стройку на том берегу Невы. И готовы взять на себя все необходимые для этого задачи — но нам потребуется государственная субсидия. Осуществить проект такого масштаба силами даже двух княжеских родов почти невозможно.

На слове «субсидия» Орлов, до этого сидевший напротив с чуть ли не мечтательной физиономией, тут же подобрался, и в его единственном глазу снова засверкал лед. Он был в высшей степени расположен ко мне и куда больше интересовался расследованиями по линии Тайной канцелярии, чем кропотливой и нудной работой градоначальника, однако считать и беречь государеву копейку его сиятельство умел не хуже любого другого чиновника.

— Вы просите невозможного, — проворчал он, откидываясь на спинку кресла.

— Почему? Откуда такая уверенность? — Я не собирался сдаваться. — Мы с Горчаковыми единственные, кто сейчас готов вложить хоть рубль в стройку на том берегу Невы, но уже весной таких желающих будут десятки, если не сотни.

— Подумайте о научных перспективах, ваше сиятельство, — осторожно добавил Воскресенский. Аргумент, надо сказать, был так себе, однако старику явно было в тягость просто сидеть молча. — Данные, которые мы получим, положат начало…

— Лес! — Я решил сразу выложить свой главный… Да чего уж там — пока почти единственный козырь. — Доски, бревна. Не пройдет и трех месяцев, как строительный материал и здесь взлетит в цене вдвое. Его захочет купить каждый — а у меня уже будет запас. И за год мы с Ольгердом Святославичем одними только налогами вернем в казну куда больше, чем попросим сейчас.

— Охотно верю. И нисколько не сомневаюсь в вашей порядочности, друг мой. Равно как и ваших способностях вести дела. — Орлов скривился, будто у него вдруг заболели зубы. — Но дело в том, что эта самая казна сейчас изрядно напоминает вымя тощей козы. И, боюсь, скоро все станет еще хуже! Ворье…

Последнее слово его сиятельство закончил чуть ли не шепотом — видимо, все-таки успел сообразить, что таким уж точно не следует делиться с гостем из московской Академии. Но Вознесенский то ли старательно проигнорировал оплошность, то ли действительно не услышал. А может, просто с головой ушел обратно в свои мысли — техническая сторона вопроса и уж тем более финансы его интересовали мало.

— Павел Валентинович… Что ж, — осторожно отозвался я. — Полагаю, у вас появились… Скажем так, некоторые сложности с младшими городскими чинами. Некоторыми.

— К сожалению, почти со всеми. — Орлов махнул рукой. Видимо, решил, что скрывать здесь уже нечего — да и незачем. — Они и раньше не стеснялись отщипывать свой кусок, а теперь и вовсе гребут все, что не приколочено. За последнюю неделю я уволил троих, и, подозреваю, это только начало!

— Да уж… Неприятно, — поморщился я. — Признаться, мы надеялись, что такой человек, как вы, сумеет навести здесь порядок. Казалось, это уже происходит.

— До недавнего времени. — Орлов сердито сверкнул единственным глазом. — Но теперь… Такое впечатление, что каждый просто-напросто норовит урвать побольше. Перед тем, как удрать — и неважно, по моей воле, или по собственной.

— Но почему? — наконец, подал голос дядя, который до этого не проронил ни слова. — Неужели их совсем не интересует карьера?

— Интересует. Только не здесь. — Орлов покосился на меня. — По милости Игоря Даниловича гарнизон лишился половины вольноопределяющихся бойцов. И это не считая тех, кто уже погиб. Я написал в Москву уже сотню писем, но столичные чины не спешат направлять сюда людей. Или, возможно, дело в том, что под боком у Тайги не хотят служить даже те, кто рискует вылететь в запас без выходного пособия.

— Матерь милосердная. — Дядя вытер рукавом выступивший на лбу пот. — Вот уж не думал… Мне всегда казалось, что на Пограничье не найдется места надежнее, чем этот город.

— Может, раньше так и было, — мрачно усмехнулся Орлов. — Не теперь, когда в гарнизоне осталось чуть больше сотни штыков, нам не хватает людей даже на патрули. Боюсь, скоро небезопасно станет и на этом берегу.

— Ну… Мы могли бы помочь друг другу, разве нет? — Я многозначительно приподнял бровь. — Субсидия может и подождать, но если вам так нужны бойцы…

— Благодарю, Игорь Данилович, но это ни к чему, — отрезал Орлов. — Как я уже говорил однажды, у вас своя война, а у меня — своя. И все, чем я сейчас могу помочь вам с Ольгердом Святославовичем — вот это.

Рука — искалеченная, с тремя уцелевшими пальцами, скользнула по столешнице, выдвинула ящик справа и через мгновение уже протягивало мне лист бумаги. Толстой и плотной, с имперским орлом наверху и сразу несколькими печатями снизу, под текстом. Еще до того, как драгоценный документ перекочевал мне в руки, я успел разглядеть хорошо знакомую подпись.

Широкую и размашистую — какой, собственно и положено быть подписи его величества императора.