Молот Пограничья. Книга IV

Глава 23

Тварь перестала дергаться, но умирала долго. И только через полминуты сияющие алым глаза потухли, дыхание стихло, и из полураскрытой пасти заструились нити аспекта. Который я сначала принял за Огонь, но потом все же сообразил, что даже в полумраке привычные золотисто-оранжевые искорки никак не могли превратиться в темно-красные.

Да и вели себя они совсем не как обычно: аспект вытекал из тела неторопливо, и вместо того, чтобы устремиться вверх, тут же падал на пол, будто магия почему-то оказалась слишком плотной и тяжелой. Ручеек, чем-то похожий по цвету на концентрированный раствор марганцовки, струился по доскам в мою сторону, и над ним поднимался багровый дымок.

Могущество упокоенной твари манило, чуть ли не упрашивало шагнуть вперед и впитать его Основой, но вместо этого я почему пятился, пока не наткнулся спиной на Горчакова.

— … не подходи! — Голос Белозерского звучал глухо, будто откуда-то издалека. — Игорь, не трогай это!

Когда где-то над моим левым плечом вспыхнул свет, наваждение исчезло. Незнакомая магия перестала звать к себе, одно мгновение превратившись в то, чем она была на самом деле: густую, тягучую и опасную гадость — пожалуй, даже похуже аспекта Смерти от которого я не так давно избавился.

— Вы оба — назад!

Белозерский кое-как поднялся на ноги, продолжая держать на ладони крохотный, но ослепительно-яркий огонек. Я не знал, что это за заклинание и какой стихии оно принадлежит, однако в его силе сомневаться не приходилось: поток на полу сначала чуть замедлился, потом принялся метаться из стороны в сторону и, наконец, развернулся вспять и исчез, понемногу растворяясь воздухе густым багровым дымом.

— Мать… Матерь милосердная, — Я рукавом вытер пот со лба, — что это было?

— Хотел бы я сам знать.

Белозерский морщился — бедняге явно было тяжело даже говорить, но Основа уже вовсю работала, приводя тело в порядок. И его светлость стремительно обретал прежний облик — разве что слегка помятый и покрытый пылью, копотью и рыжей кирпичной крошкой, которая намертво въелась в штаны и куртку. Схватка с крылатой тварью оказалась тем еще испытанием — даже для Одаренного с рангом Магистра.

— Раньше мне такое не попадалось. — Белозерский потер ушибленный бок. — Остальным, полагаю, тоже. А значит, Игорь Данилович, вы можете обозвать это чудище по своему разумению — на правах победителя.

Теперь, когда перепончатые крылья больше не закрывали дыру в потолке, я сумел как следует рассмотреть поверженную тварь. Вместе с конечностями она оказалась всего раза в полтора выше меня. Не так уж много — но за счет развитой мускулатуры в области плеч и спины чудище выглядело могучим и массивным. Настолько, что я с трудом представлял, как оно вообще могло летать.

Удивительно. Не говоря уже о том, что по всем стандартам зоологии уродец и вовсе являлся чем-то вроде насекомого: нижние конечности и крылья дополняли вполне полноценные лапы с пятью когтистыми пальцами. Мне отчаянно, до ноющей боли в зубах не хотелось думать, что напоминают мне очертания тела твари, но даже с непропорционально-длинной шеей и деформированной головой, на которой росли загнутые назад короткие рога, она сохранила в себе достаточно от предка, который ходил на двух ногах, а не на четырех.

И лицо, изуродованное магией Тайги, было именно лицом, а не мордой. Хоть и принадлежало трехметровому монстру с клыками и вывернутым кверху рылом, прямо над которым начинался бугристый покатый лоб. Заостренные уши твари уехали заметно выше положенного места, из-за чего демоническая физиономия казалась почти треугольной.

— Бес, — одними губами прошептал я.

На черта кровожадный огнедышащий летун, пожалуй, все-таки не тянул — но родственником его был точно. Притом весьма близким.

— Бес, — повторил Белозерский, усмехнувшись. — Да, пожалуй, подходит. В жизни не видел твари страшнее.

— И опаснее. — Горчаков только сейчас заставил себя подойти к убитому чудище. — Его что, вообще никакая магия не берет?

— И не только магия, — вдруг раздался голос за спиной. — Клянусь Матерью, я всадил в этого вашего беса две пули из штуцера.

Вопреки ожиданиям, Зубов удрал не так далеко. И не только успел вернуться, но и, похоже, уже минуту или две тихо стоял за нашими спинами. Не знаю, терзался ли он муками совести — да и вряд ли его постыдное бегство сейчас беспокоило хоть кого-то. У нас были дела и поважнее, и только Горчаков едва слышно усмехнулся в длинные седые усы.

Даже не презрительно — скорее с сожалением.

— Да уж, крепкая тварь. Не будь с нами Игоря Даниловича с его мечом — все могло закончится совсем иначе. — Белозерский взглянул на меня. — Но, к счастью, мы все живы и здоровы.

— И Друцкие тоже? — нервно поинтересовался Зубов.

— Очень на это надеюсь. — Горчаков пожал плечами. — Полагаю, они уже ждут нас у машин.

— Что ж… отлично. Чем меньше людей знает, что за дрянь мы тут упокоили — тем лучше.

Белозерский осторожно приблизился к поверженному бесу и опустился на корточки. Он вглядывался в уродливую физиономию так внимательно, будто за каждым глазом у его светлости прятался крохотный фотографический аппарат, способный запечатлеть невиданное уродство до мельчайшей детали.

Впрочем, в этом не было ничего особенного — такое непросто забыть, даже имея желание. Отвернувшись, я все еще видел лицо, искореженное силой аспекта. Упыри с лешими тоже напоминали людей, однако беса магия Тайги не просто изменила, а превратила в нечто чуждое привычному миру — даже по ту сторону Невы.

И дело было не только в немыслимой анатомии твари и ее умении подниматься в воздух с таким весом. Бес не пользовался могуществом таинственного аспекта — он его воплощал, становясь живым… точнее, уже не совсем живым напоминанием, что существуют силы, которые человек не может и не должен подчинять.

То, что стоит выше законов природы и всех известных мне наук.

— Полностью согласен с вашей светлостью, — вздохнул я. — Кем или чем бы ни была эта тварь — людям ее лучше не показывать.

— Не в этом дело… не только в этом, Игорь Данилович. — Белозерский развернулся и посмотрел мне прямо в глаза. — Полагаю, вам интересно узнать, что за дрянь полезла из беса, и почему я не дал вам ее поглотить.

— Ну… Почему не дали — я, пожалуй, догадываюсь. — Я пожал плечами. — Выглядело оно и правда не слишком аппетитно. А вот что касается остального…

— Не слишком аппетитно — это уж точно, — мрачно усмехнулся Белозерский. — Полагаю, всем здесь известно, как выглядят шесть базовых аспектов. Однако помимо них также принято выделять и высшие: Эфир, который иногда еще называют Порядок…

— И Материю, — буркнул Зубов. — Прошу, избавьте нас от лекций, ваша светлость. Я вообще-то учился в московской Академии.

— Видимо, недостаточно хорошо, Платон Николаевич. — Белозерский снисходительно улыбнулся. — Иначе бы вы непременно знали, что помимо Материи с Эфиром теоретики магической науки выделяют и третий высший аспект.

— Хаос, — тихо сказал Горчаков.

Я поморщился. В этом жизни само слово я слышал впервые, зато в прежней… Для местных Одаренных Хаос был всего лишь аспектом. Одной из стихий, на которые они весьма и весьма условно разделили заклинания и основные подходы к операциям с магической энергией. Может, и более продвинутой и сложной в освоении, чем Огонь, Лед, Ветер, Камень, Жизнь и Смерть — но все же вполне обыденной и теоретически подвластной чуть ли не любому титулованному аристократу.

Для меня же Хаос был основой всего — точнее обратной ее стороной. В еще не наступившую для этого мира эпоху всемогущее и вечное существо, которое мы называли Отцом, создало Стражей. Мы появились на свет с единственной целью: сражаться против безликой темной мощи. Во всех ее проявлениях, в любом времени и месте.

Мы были рождены, чтобы противостоять Хаосу. И в бою, и в собственных бессмертных душах. И пусть это оказалось под силу не каждому, я побывал в тысячах схваток — и всегда побеждал.

Победил и теперь — пусть местный Хаос и был всего лишь разновидностью энергии, способной превратить человека в трехметровую летучую тварь с крыльями, способную дышать огнем. Лишь отголоском истинного первородного ужаса, который на заре времен был рожден неведомой силой вместе со светом, который я по воле Отца носил в себе.

Пожалуй, мне хватило бы опыта и даже знаний прочитать местным ученым мужам лекцию об истинной природе Хаоса. Я-прежний мог бы посмеяться над их несовершенной классификацией аспектов, однако нынешний…

Нынешний я не без усилия заставил себя снова взглянуть на упокоенное чудовище. Когда клинок Разлучинка с влажным хрустом вышел из раны, чтобы вернуться обратно в ножны, огромная голова чуть дернулась, сверкнула в полумраке мертвыми глазами, и на мгновение вдруг показалось, что из глубины продольных черточек зрачков на меня смотрит сама Тьма.

Нечто большее. И куда более могучие и древнее, чем магия Тайги, способная перекроить человеческое тело по своему разумению.

То, с чем меня когда-то учили сражаться.

— Хаос, — повторил Белозерский. — Полагаю, именно его мы сейчас и наблюдали.

— Тварь с высшим аспектом? — Зубов поморщился, тряхнул головой и взглянул на беса так, будто встречался с ему подобными чуть ли не каждый день… Постарался взглянуть — вышло не слишком убедительно. — Никогда о таких не слышал!

— Никто не слышал, — вздохнул Белозерский. — Но если у вас есть версия получше, Платон Николаевич — мы с интересом ее послушаем.

— Версии у меня нет. — Зубов тут же сдулся и принялся созерцать носки собственных ботинок. — Полагаю, как и у всех остальных. Вряд ли хоть кто-то из нас видел таких тварей. Наверняка уже лет двести они встречаются только в книжках и старых сказках!

— Куда больше двухсот… Если вообще встречались. — Горчаков задумчиво пригладил бороду. — У меня дома есть бестиарий, составленный еще при Петре Великом. И уверяю вас, судари — там нет ничего даже близкого похожего на этого… беса.

— Неудивительно. — Белозерский поднялся и отряхнул колени. — Признаться, я и сам всю жизнь считал, что создания Тайги способны владеть лишь одним из основных аспектов. А высшие — удел опытных магов, Магистров, способных объединить в Основе силу нескольких стихий.

— Ну… среди нас такой всего один — вы, Константин Иванович, — усмехнулся я. — Не имею никаких оснований не доверять вашему опыту.

— Я тоже. — Горчаков подпер могучей спиной остатки стены. — Если вы утверждаете, что убитый Игорем бес наделен высшим аспектом — полагаю, так оно и есть… В конце концов — что мы вообще знаем о подобных тварях?

— В сущности — ничего. — Белозерский развел руками. — Кроме того, что они существуют. Возможно, записи могли сохраниться в столичных архивах. Или в библиотеке Академии — хоть я и не стал бы на это рассчитывать.

— Значит, Пограничье ждет новая угроза. — Я без особых церемоний вытер клинок Разлучника об пыльные занавески и убрал обратно за спину. — О которой следует как можно скорее сообщить в Москву.

— Верно, друг мой. Именно этим я и намерен заняться, — кивнул Белозерский. — Конечно же, когда мы закончим здесь.

— Не нужно. Я сам поеду в столицу. — Зубов сложил руки на груди. — Бес упокоен в моей вотчине — значит, и на встречу с его величеством должен отправится…

— Не вы, Платон Николаевич. И даже не ваш отец. Если кто-то еще не понял — речь уже не идет о защите чьих-то владений или полусотне убитых жителей деревни. Появление у Пограничья тварей с высшим аспектом — вопрос государственной важности.

Белозерский говорил негромко и весьма учтиво, однако так, что у Зубова, похоже, тут же отпало желание спорить. Он лишь нахмурился и беспомощно взглянул на нас с Горчаковым, но никакой поддержки, разумеется, не нашел.

— Вопрос государственной важности, — повторил я. — Пожалуй. Впрочем, должен заметить, сообщить новости его величеству — то, с чем справился бы любой из нас.

— Нисколько не сомневаюсь в ваших способностях, Игорь Данилович, — невозмутимо отозвался Белозерский. — Но я добьюсь аудиенции куда быстрее любого из нас. А время сейчас дороже всего, судари.

Зубов коротко кивнул, развернулся на каблуках ботинок и вышел, будто разом потеряв интерес ко всему происходящему. Не знаю, были ли у него намерения спорить дальше, подключив своего почтенного батюшку — сейчас он возражать не стал. Как и мы с Горчаковым. Старик явно и сам не горел желанием мчаться в Москву, а я… У меня были дела и поважнее, чем торчать в столице неделю и ждать, пока его величество соизволит принять какого-то там князя с Пограничья и выслушать его рассказы о неведомых тварях.

Во лжи меня, конечно, не упрекнут, но в таких делах слово правителя Новгорода явно будет куда весомее моего.

— Что ж… Полагаю, на этом беседу можно считать оконченной. — Горчаков направился к двери. — Пойду проверю, нет ли там еще… кого-нибудь.

Я тоже шагнул было к выходу, но на моем пути вдруг возник Белозерский.

— Полагаю, я должен принести свои извинения, Игорь Данилович, — произнес он вполголоса. — Очень надеюсь, у вас не возникло мысли, что я пытаюсь присвоить себе всю славу, и отправляюсь в Москву только ради этого.

— А какая, в сущности, разница? — Я пожал плечами. — Мне в любом случае не следует покидать вотчину.

— Разница… Разница все же есть. — Белозерский улыбнулся. — И хочу, чтобы вы знали: я действительно намерен ехать в столицу, но… скажем так, чуть позже. Послезавтра.

— Но вы же сами говорили, что время…

— Время дорого. И все же я готов немного задержаться. Ваш магический талант растет, а значит… — Белозерский на мгновение смолк, подбирая слова, и вдруг спросил: — Как насчет небольшого урока от старшего товарища? В знак моей глубочайшей признательности — в конце концов, сегодня вы спасли мне жизнь!

Благодарность… ее я, пожалуй, и правда ожидал. А вот желание его светлости отложить поездку выглядело весьма странно. При всем своем расположении ко мне, Белозерский никогда не пытался изображать доброго и щедрого дядюшку. Раньше у него на все имелась своя причина — и вряд ли схватка с бесом это изменила.

— Урока? — Я приподнял бровь. — На моем месте от такого отказался бы только глупец.

— Вот и славно! Я с удовольствием поделюсь с вами кое-какими трюками… Разумеется, если вы согласитесь сохранить нашу завтрашнюю встречу в тайне. — Белозерский на мгновение нахмурился — но тут же продолжил: — Вам наверняка уже не раз приходилось бывать в Тосне. Если ехать со стороны Отрадного, примерно за три километра до указателя есть поворот…