Молот Пограничья. Книга IV

Глава 14

Я осторожно принял бумагу из рук Орлова. Воскресенский покосился на нее одним глазом, даже чуть подался вперед — и тут же уселся обратно на стул, старательно отводя взгляд. Ему, как человеку порядочному и воспитанному, чужие документы читать не полагалось — хоть и очень хотелось.

А вот дядя уставился на гербовый лист без всякого стеснения — зато с любопытством, опасением и будто бы даже с капелькой неприязни. Так обычно смотрят на змею. С безопасного расстояния, когда она пока еще не может ужалить, но всем известно, что крохотные мешочки в ее пасти наполнены ядом.

Чего и говорить — отчасти я сам так думал. Государева грамота, хоть и была желанной, подразумевала определенные последствия. Как и предыдущий документ на гербовой бумаге — тот самый, который сделал меня законным наследником рода Костровых — она круто изменила жизнь. Мою, дяди, сестер бабушки, гридней — всех.

И не все из перемен будут к лучшему.

— Читайте, Игорь Данилович. — Орлов улыбнулся. Мягко, но при этом как-то не очень радостно, будто все происходящее на самом деле не приносило ему никакого удовольствия. — Полагаю, именно этого вы и добивались.

Именно этого. Я уже успел пробежать весь текст документа наискосок, и теперь перечитывал уже во второй раз — внимательно, цепляясь взглядом за каждую букву. Как я успел выяснить за свою сравнительно недолгую жизнь в теле Игоря Кострова, этом мире — впрочем, как и в любом другом — бесплатный сыр встречается исключительно вы мышеловка. А его величество государь, если и дарит что-то одной рукой, то лишь для того, чтобы второй тут же отобрать раза этак в полтора больше.

И обычно Москва и вовсе предпочитает не вмешиваться. Во всяком случае, пока князья Пограничья продолжают исправно платить в казну налоги и сдавать шкуры, золото и прочие сокровища в Таежный приказ на выгодных столице условиях.

Собственно, примерно так оказалось и в этот раз. Документ с двуглавым имперским орлом, печатью и личной подписью его величества сообщал, что в знак особого расположения его величества верному слуге отечества, князю и просто хорошему человеку Игорю Даниловичу Кострову — то есть, мне — отныне и впредь дозволялось строить в Тайге на государевых землях все, что заблагорассудится, а также в полной мере пользоваться всеми правами титулованного аристократа, такими как найм и содержание дружины, защита владений и возможность при необходимости требовать правосудия и рассмотрения дела лично государем.

Правда, об увеличении вотчины рода Костровых за счет земель на том берегу Невы речи, похоже, не шло. И сколько я ни вчитывался — так и не смог понять, в чем именно заключаются мои преференции, и какие обязательства его величество берет со своей стороны. Формально они, конечно же, присутствовали…

Но, вероятнее всего, только формально. Я с трудом представлял себе обстоятельства, при которых Москва направила бы сюда солдат или хотя бы пару взводов отдельного жандармского полка, случись в моей крепости за Невой пожар или какая-то другая неприятность. Разумеется, я и раньше мог пожаловаться Орлову, что меня обижают нехорошие и злые соседи.

Однако его сиятельство ясно дал понять, что с нынешними раскладами может мне разве что посочувствовать. И в случае визита Зубовых выразить глубокую озабоченность происходящим и написать в Москву очередное письмо. Я пока пока только догадываться, что именно происходит в столице с его корреспонденцией, но воображение почему-то упрямо рисовало сложенный вдвое конверт, подсунутый под ножку в каком-нибудь начальственном кабинете — чтобы стол не шатался.

И хорошо, если в начальственном, а не в караулке у входа в казенный дом.

В общем, на деле государева грамота означала не более, чем благословение на освоение Тайги за собственный счет и собственными силами. Но даже на таких условиях она, если разобраться, стоила не меньше даже весьма солидной субсидии.

Какой-никакой капитал я получил и от Черного Ефима — а вот легализовать мою крепость за Невой перед законом мог только государь.

— Павел Валентинович, вы же понимаете, что эта бумага не сможет защитить мои новые владения? — поинтересовался я, передав документ дяде. — В каком-то смысле даже наоборот. Теперь, когда мои враги лишились возможности избавиться от меня с помощью очередного судебного процесса, они наверняка не постесняются вернуться к старым добрым дедовским методам.

— Я? Прекрасно понимаю. — Орлов то ли не смог, то ли просто не захотел скрывать мелькнувшее в голосе ехидство. — Но вы ведь сами хотели этого, друг мой. И в тот день, когда я от всей души советовал вам отказаться от княжеского титула, и уж тем более потом. Такой уж вы человек.

— Это точно, — усмехнулся я. — Не думайте — я не жду, что вы станете защищать мои владения. Просто не забывайте, что в этом городе и у вас не так уж много друзей. И если с моей семьей что-нибудь случится, их станет еще меньше.

— О, об этом я не смогу забыть даже при всем желании, — проворчал Орлов. — А если это вдруг и случится, желающих напомнить будет предостаточно. Во всем Орешке на моей стороне разве что пара-тройка офицеров — из тех, что служат на Пограничье не так уж давно.

— А комендант Буровин? — на всякий случай уточнил я.

— Старик знает свое дело. И справляется не так уж плохо. — Орлов в очередной раз покосился на Воскресенского, который с демонстративно отсутствующим видом считал ворон где-то под потолком, и все-таки закончил: — Другом бы я его не назвал, но худой мир уж точно лучше доброй войны.

— Полагаю, мне не помешало бы при случае познакомиться с ним лично.

— Уверен, старик не станет возражать, — кивнул Орлов. И едва слышно усмехнулся. — Надо же ему, в конце концов, посмотреть в глаза человеку, под крыло к которому то и дело бегут солдаты из гарнизона.

— Звучит угрожающе. — Я изобразил испуг, чуть втянув голову в плечи. — Однако я готов. Осталось только назначить дату.

— Это не обязательно. Рождество уже скоро, так что уже через пару недель в городе начнутся праздники. — Орлов кивнул, указывая на висящий на стене календарь. — Времена сейчас непростые, но наверняка кто-то из купцов или аристократов пожелает устроить прием. Его сиятельство непременно появится, и достать приглашение для вас, полагаю, тоже будет несложно.

— Благодарю, Павел Валентинович. — Я склонил голову. — Именно это мне и хотелось услышать.

Разговор закончился — и его официальная часть, и, похоже, все остальные. Так что через пару минут мы уже распрощались с Орловым и спускались вниз по лестнице. Я впереди, а дядя с Воскресенским — отстав на несколько ступенек. Профессору почему-то отчаянно захотелось обсудить очередные технические детали, но меня он дергать не стал. Видимо, сообразил, что я сейчас куда больше озабочен грядущей встречей с комендантом. И тем, где еще можно раздобыть денег на нашу стройку века.

Мыслей в моей голове действительно роилось столько, что я не сразу обратил внимание собравшихся вокруг «козлика» здоровяков в камуфляже.

Но когда Жихарь громко послал кого-то из них по матери, чуть опустив стекло, насущные вопросы тут же вытеснили все остальные. И я одним прыжком подлетел к машине, не забыв выплеснуть в окружающее пространство столько энергии Дара, что почувствовали даже дуболомы с сине-желтыми гатчинскими шевронами на плече.

— Назад! — рявкнул я. — Какого черта здесь происходит?

Вопрос, конечно же, был чисто риторическим. За время нашего отсутствия перед у тротуара перед «козликом» встали еще две машины. Здоровенные черные внедорожники — точные копии тех, что мы добыли в схватке со средним Зубовым. И отправиться за чаем Жихарь закономерно не успел: молодчики из Гатчины тут же обступили его со всех сторон.

Семь человек. Не считая тех, кто наверняка остался в машине — на тот случай, если придется экстренно рвать когти. С момента своего назначения в Орешек Орлов изрядно подрезал крылья местным друзьям его сиятельства Николая Платоновича, и теперь зубовским гридням приходилось вести себя прилично, однако это уж точно не исключало… ничего.

Дядя, судя по всему, думал точно так же. Он не стал прорываться к машине, где лежал штуцер, но уже успел вытащить из кармана револьвер. Воскресенский же благоразумно решил остаться в тылу и теперь потихоньку пятился обратно ко входу в ратушу. То ли предупредить дежурного, то ли просто так — чтобы поскорее убраться подальше от возможной драки.

На мгновения я даже пожалел, что профессора никогда не учили сражаться — неплохо было бы посмотреть, как Одаренный с рангом Магистра разгонит всю эту шушеру.

Впрочем, справлюсь и сам — если придется.

— Отойдите от машины, — тихо проговорил я. — Два раза повторять не буду.

Мне даже не пришлось вытаскивать руки из карманов — зубовские тут же сделали несколько шагов назад. Одни отступили в сторону внедорожников, другие принялись жаться к стене. Не знаю, сколько из них своими глазами видели разгром, который я устроил под холмом на подступах к Гром-камню, однако о моих возможностях наверняка были осведомлены все до единого.

Желающих спорить с грозным князем закономерно не нашлось. И в первый раз за все наши встречи с зубовской гвардией расклад оказался в мою пользу. И не изменился бы, даже будь я здесь один, без Жихаря, дяди и Воскресенского. С моего появления на Пограничье прошло всего неполных три месяца, но мальчишка, которым я покинул стены военного госпиталя, успел превратиться в самую настоящую машину смерти. И в одиночку справиться со мной мог бы разве что сам старик Зубов — вот только его здесь не было.

Зато был кое-кто другой.

— Успокойтесь, судари, — раздался знакомый голос. — Мы ведь здесь не для того, чтобы драться, не так ли?

Я так и не понял, к кому он обращается. То ли к гридням, то ли к нам с дядей. Вряд ли гатчинская шушера полезла к Жихарю без ведома хозяина, однако кровопролитье в его планы явно не входило… пока что.

— Мы ведь цивилизованные люди, Игорь Данилович.

Младший из Зубовых — Константин — не спеша выбрался из внедорожника на тротуар и шагнул мне навстречу. Он, как и прежде, одевался во что-то модное, однако я заметил, что с нашей встречи его сиятельство слегка заматерел. Чуть раздался в плечах и будто бы даже стал выглядеть на пару лет старше, превратившись из вертлявого юнца в мужчину.

Его Дар тоже окреп. Может, и не настолько, чтобы составить хоть какую-то конкуренцию моему, но все же достаточно, чтобы я ощутил нечто похожее на угрозу. Будто последний месяц или полтора младший Зубов провел в Тайге, с утра до ночи охотясь на зверье с аспектом.

Как знать — может, именно так оно и было. Судя по обветрившейся коже на лице и крохотным морщинкам в уголках глаз, на воздух его сиятельство выходил регулярно.

— Константин Николаевич. — Я изобразил что-то отдаленно похожее на поклон. — Сколько лет, сколько зим.

— Искренне рад нашей встрече, — так же безукоризненно-учтиво отозвался Зубов. — Хоть, признаться, и не планировал увидеть вас здесь.

А ведь может и правда — не планировал. Иначе наверняка бы прихватил с собой не семь человек охраны, а минимум полсотни. Приехал по своим делам, неторопливо катился мимо ратуши в своих гробах на колесиках, увидел «козлика» у тротуара… А дальше все как в тумане. Просто разойтись с соседом по Пограничью, ничем не зацепившись, Зубов, конечно же, не мог.

Фамилия не позволяла.

— Даже не буду спрашивать — какими судьбами, — вздохнул я.

— Навестить его сиятельство коменданта, заглянуть на рынок, потом сюда… Дела семейные. Полагаю, вам это тоже знакомо.

Про коменданта Зубов явно сказал не просто так — даже если и вовсе не ездил к Буровину. Чтобы я вспомнил, что род Костровых не единственный, кто может позволить себе нанять людей из числа вольноопределяющихся. Всех толковых мы с Соколом переманили из гарнизона еще в начале ноября, но в Гатчине об этом наверняка еще не знали.

Или Зубовы просто гребли всех подряд. Для штурма усадьбы или крепости, окруженной частоколом, нужны не только хорошие стрелки, но и пушечное мясо. И я уже давно чуял, что его сиятельство Николай Платонович не станет дожидаться весны, когда около крепости Боровика вырастет целое поселение из землянок, до отказа набитое вольниками, а ударит, как только представится такая возможность.

То есть — скоро.

— Но раз уж вы тоже здесь — я просто не мог пройти мимо, — продолжил Зубов. — Мой долг, Игорь Данилович, предупредить вас.

— И о чем же? — усмехнулся я.

— Знаю, вы не из тех, кто любит афишировать свои дела, однако глупо с вашей стороны надеяться, что те планы, которые вы вынашиваете с его сиятельством Ольгердом Святославовичем, останутся незамеченными. — Зубов многозначительно указал взглядом сначала на Воскресенского, а потом куда-то наверх, весьма прозрачно намекая на кабинет, который мы с дядей и профессором покинули десять минут назад. — Все уже давно знают, чем вы занимаетесь и на что рассчитываете.

— Полагаю, это потому, что мы ничего не скрываем. — Я пожал плечами. — И ни разу еще не пачкали честь рода преступлениями против короны.

Зубов дернулся, как от удара — мои слова угодили точно в цель.

— Это не имеет значения. Ровным счетом никакого, Игорь Данилович, — ледяным тоном произнес он. — У государя свои взгляды, но мы на Пограничье привыкли сами решать свои вопросы. Так было столетия назад и, смею надеяться, будет и впредь.

— Нет, Константин Николаевич. Не будет. — Я сложил руки на груди. — Тайга проснулась, и я намерен…

— Одумайтесь! — Зубов возвысил голос. — Пока не стало слишком поздно — одумайтесь. Чтобы между нами не осталось недопонимания, я скажу прямо: вы хотите невозможного. Тайга всегда была вольной землей без хозяев, и так должно оставаться и впредь. И мы, князья Пограничья, не намерены терпеть, что одному из нас вдруг станет дозволено больше, чем другим!

На мгновение я даже почувствовал что-то похожее на восхищение. Константин был не самым сильным из отпрысков старика Зубова и, может, даже не самым сообразительным, однако в искусстве лицемерия превзошел и отца, и братьев.

— И если уж его величество не собирается восстановить справедливость, — продолжил он, — значит, нам придется сделать это самим!

— Вы мне угрожаете, Константин Николаевич? — ровным тоном поинтересовался я.

Дядя за моей спиной протяжно вздохнул. Он отлично знал, что обычно происходит после того, как я начинаю говорить так.

— Предупреждаю, Игорь Данилович. Или, если хотите — снова взываю к вашему благоразумию. Честолюбие украшает человека, однако князю нельзя забывать и об ответственности. — Зубов расправил плечи. — У вас есть семья! И будет крайне прискорбно, если с ними что-нибудь…

Злость полыхнула внутри. Не появилась из ниоткуда — нет, она была там и раньше, просто до этих слов я еще мог держать ее на привязи. Но ублюдок в пальто из шерсти перегнул палку, и в груди проснулось то, чему лучше не просыпаться — но теперь это мне даже нравилось.

Одно движение — и я уже держал Зубова за ворот на вытянутой руке. Прямо как того ящеровода в землянке. Тощие ноги болтались примерно в полуметре от тротуара, и его сиятельство, наконец, получил возможность посмотреть на меня сверху вниз.

Только это ему почему-то совсем не понравилось.

— Довольно разговоров! — прорычал я. — Передайте своим друзьям, если они еще остались, что князь Костров готов лично объяснить каждому, что за его правами стоит куда больше, чем гербовая бумага с печатью. И если кто-то не согласен — меня несложно найти!

Аспект Смерти с удовольствием бы полакомился и магией, и самой жизнью, трепетавшей под пальцами, но я не настолько озверел, чтобы учинять расправу прямо у городской ратуши. Так что просто еще пару раз тряхнул жалобно скулящее тело и с размаху обратно. Подошвы ботинок скользнули по замерзшему тротуару, и Зубов непременно бы упал, не успей гридни вовремя подхватить его под руки.

— Вы… Я этого так не оставлю! — прохрипел он, поправляя смятый шерстяной платок на горле. — Слышите? Не оставлю!

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — улыбнулся я. — И буду ждать с нетерпением.