Мормилай. Восстание проклятых

Глава 18

Шрамы – это то, что приближает нас к совершенству. А те, кто нанёс их, в конечном счёте становятся нашими учителями.

Я стоял посреди погоста. Небо затягивали тяжёлые и низкие тучи, скрывая от взора звёзды. Царила такая тишина, словно мы выпали из мира. Воздух был невероятно чист и свеж. Не пахло дымом. Близлежащая деревня давно вымерла. Когда мы проезжали мимо, то не повстречали ни одной собаки, не то, что человека. Влад хмурился, осматриваясь по сторонам, иногда ругаясь в пустоту. Большинство строений сгорели, и было видно, что завалы никто не разбирал. Погост спал. Надгробия покосились и зарастали мхом и лишайником. Давно никто не обновлял цветы и не пропалывал клумбы, от чего кладбище быстро и неумолимо поглощалось лесом. Я снова был на уроке бессменного наставника – Влада. Каком по счёту? Память не хранила ответов. Помню, мы резали трупы, копались в могилах, я штудировал бесчисленные старые и ветхие фолианты, а потом снова оказывался в незнакомом месте на очередном уроке мрачного бытия.

— Вокруг ночь, вдруг раздается скрип телеги. Когда повозка с тобой поравнялась, ты видишь, что она запряжена мертвецами, а на облучке сидит дряхлый старик. Твои действия? — Влад заговорил так внезапно, что я не сразу понял, о чём он.

— Это анку, — ответил я. — Его пустые глазницы будут ловить мой взгляд, чтобы прочитать. Я пройду мимо, не замечая его.

— Через плечо трижды не желаешь поплевать? — осведомился Дракула, заглядывая мне в глаза, встав напротив.

— Нет, — проговорил я, чуть покачав головой. — Анку страшен только для того, кто его боится, а значит любые суеверные ритуалы лишь добавят духу власти над жертвой.

Дракула помолчал. Развернувшись ко мне спиной, он прошёлся вдоль окутанных дымкой могил, вглядываясь в надгробия. Его губы неслышно что-то шептали.

— Ответ верный, но неправильный, — сказал он.

— Так не бывает, — возразил я.

— Он справедлив для человека, а ты некромант. Анку — тёмная душа, неприкаянная и от того опасная. Пройдя мимо, ты обрекаешь на продолжение страданий его самого, а также навлекаешь жуткие муки на тех, кто встретит извозчика смерти после тебя. Анку будет в ярости, что прошёл мимо добычи, но не посмел её коснуться. Он растерзает первого встречного, сделав частью своей свиты.

Я грустно усмехнулся.

— Ты и правда куда как человечнее многих, кого я встретил на пути. Но я не согласен с тобой в этот раз.

— Это уже интересно, — ответил Дракула, сверкнув глазами.

— Я не обрекаю анку на страдания, он уже страдает. Пройдя мимо, моя воля или неволя вмешиваться в его судьбу, ничего не меняет. Он – проклятый, такой же, как мы с тобой. Да-да, я знаю, что не совсем такой. Это не меняет сути. Как и того, что жизни, которые заберёт Анку, могут забрать и живые. Путники повстречают разбойников, подцепят лихорадку, станут жертвами поножовщины в трактире или добычей волчьей стаи…

— Не верю своим ушам, Алексей… Ужель ты уверовал в судьбу и стал фаталистом?

— А кто сказал, что я не верил в неё раньше?

Не знаю, удовлетворил ли мой ответ Дракулу. Вампир снова вернулся к изучению надгробных плит, вышагивая столь безмятежно и вальяжно, словно мы наслаждались прогулкой в парке. С юга подул ветер, но вместо привычного холода, показалось будто пахнуло теплом. Редкие снежинки проносились мимо меня, мучным вихрем скрадывая очертания предметов.

— Как убить мороя? — прокричал Влад, силясь заглушить порывы ветра.

— Мороя нельзя убить, только изгнать, — крикнул в ответ я. — Нужно привести кровную родню. Чем ближе родственник, тем больше шансов на успех. В полночь он должен ждать у могилы появления призрака и приказать тому уйти, окропив землю собственной кровью.

— А если найти родича не удастся? – быстро спросил Дракула, материализовавшись из воздуха рядом со мной.

Вопрос меня озадачил. Влад никогда об этом не рассказывал, а из прочитанных текстов ничего подобного припомнить не удалось.

— Я не знаю.

— Я не знаю, — передразнил меня Дракула. — Забудь эту фразу раз и навсегда. Ты – некромант. Думай!

— Морой — призрак, неупокоенная душа. Её черная тень. Искаженное отражение того, кем был человек. Несчастная сторона, обиженная, преданная. Например, заморенная падчерица.

— Так, — кивнул Влад. — Если родичей в живых нет. Как изгнать такой призрак?

— Да, никак, — вдруг догадался я. — Это вовсе не морой! Другой вид нечисти.

— Нечисти… Не люблю это слово. Но верно. – Кивнул Влад.

Обведя взглядом спящий погост, вампир остановился на одной из могил. Он простёр перед собой руку ладонью вниз. Под плитами что-то скрипнуло, донёсся глухой рокот, затряслась земля. Я встал рядом с Владом, и не смея оторваться, следил за его дланью. Из руки Дракулы исходило тусклое призрачное чуть зеленоватое свечение, образующее луч, что бил в землю перед могильным камнем. Гул нарастал, послышался треск, земля вспучилась, расступаясь пред волей некроманта, являя на поверхность старый гроб. Дракула ловко подцепил пальцами крышку и сорвал её, без труда выдрав старые проржавевшие гвозди. Перед нами лежал мертвец. Его похоронили много лет назад, десять, быть может и все двадцать. Мягкие ткани давно иссохли и разложились, оставив на дне гроба отвратное тёмное пятно. На старых костях виднелись лишь обрывки одежды. Дракула буднично и, как мне показалось, не слишком церемонно извлёк останки, складывая их рядом. Он вынимал из гроба кости, словно копался в старом сундуке, давно забытом в чулане. Когда все части скелета перекочевали наружу, Влад, глянув на меня исподлобья, буркнул:

— Ложись.

— Что потом?

— Если б я знал, — вдруг рассмеялся Дракула. – Это страшная, но обязательная часть твоей инициации. В обычных условиях, некромант таким образом присягает на службу Дулкруду, как бы заключая вечный союз.

— В обычных это когда некромант ещё человек? – уточнил я.

— Да. Ты признаёшь его власть над собой, а взамен получаешь доступ к искре — вот тут! – Сказав это Влад указал на грудь в области сердца.

— Но я уже видел его однажды, — проговорил я, не спеша ложиться в гроб. – И, по-моему, он уже считает меня собственностью.

— В этом-то и проблема, — задумчиво протянул вампир. – Мормилаи никогда не становились некромантами. Поэтому я не знаю, что произойдёт. Но по-другому никак. Без инициации никому и никогда не заполучить, не обуздать всю силу, что тлеет, как едва разгорающийся огонёк в твоей душе.

— Хотелось бы верить, что ты знаешь, что делаешь, — ответил я, с сомнением глядя на разрытую могилу. – А какого чёрта, да? Сам пришёл… Давай! – С этими словами, я шагнул в гроб, а затем шутливо отсалютовав Владу, лёг на спину.

Надо мной опустилась крышка. Земля вновь содрогнулась и застонала, принимая новое тело. Я чувствовал волны энергии Дракулы, охватывающие гроб, ощущал, как его сила касается меня. Наконец, наступила поистине гробовая тишина. Все звуки смолкли.

«Как тихо, — подумал я. – Сейчас ночь. Я всегда слышу множество звуков. Как копошатся тараканы, снуют крысы, иногда даже слышал, как шелестя влажной кожей, ползают черви. А здесь ничего… Пустота…».

Мне вдруг очень сильно захотелось спать. Веки сомкнулись, прежде, чем пришло осознание, того, что я не испытывал этого желания многие месяцы. Целительная дрёма накрыла разум, прогоняя прочь все заботы и тревоги. Передо мной распахнулась незримая дверь другого мира, который манил и очень давно ждал. Во мраке появились искрящиеся и мерцающие, как прогорающий фитиль лампы огоньки. Их очертания становились яснее, чётче, и в скоро я смог разглядеть силуэты существ похожих на людей. Полупрозрачные колеблющиеся от ветра тела, сновали вокруг меня, словно ворох опадающих листьев. Они были крошечные, не больше напёрстка каждое, но от чего-то я точно знал – это люди. Такие же как я. Проклятые.

Вдруг где-то внутри меня, в далях, о которых раньше и не приходилось догадываться, родился гнев. Следом пришёл голод. Животный, всепоглощающий инстинкт требовал насыщения. Снующие вокруг меня призраки продолжали чарующий танец, не осознавая, что делаю, словно действие опередило мысль, я потянулся к ближайшей мерцающей душе. На встречу дрожащему огоньку протянулась добрая сотня рук, с каждой из которых, прыснули тончайшие нити. Но призрак отпрянул, избежав моей хватки. Казалось, что он совсем рядом, но дотянуться не удавалось. Тогда я понял, что ощущаю себя престранно. Будто бы от головокружения, всё казалось мутным, а движения замедленными, неточными, как у пьяницы. Хотел было обернуться, глянуть по сторонам, но не мог. То ли шея не слушалась, то ли тело приковали к опоре. Тогда то, я и догадался.

«Я не могу повернуться, потому, что гляжу во все стороны сразу. Я вижу всё, что здесь есть на сотни, быть может даже тысячи взглядов, тысяч глаз. На сотни вёрст окрест… Моих владений… Моего мира».

Эти мысли смутили меня, кажется, даже заставив вздрогнуть, но ярость тотчас взяла верх. Руки восстали, словно тысяча копий, готовых к удару, в груди нарастало пламя, что вот-вот вырвется наружу, пожрёт, испепелит, заставит! Моё тело изогнулось дугой, обрастая шипами. Вокруг земля взрывалась и лопалась, выпуская наружу полчища насекомоподобных существ, каждый размерами с лошадь, а то и быка. Щёлкая хищными жвалами, с которых сочился яд, сжимая в лапах алебарды и косы, они маршировали раскачивающимися колоннами, влекомые моими приказами.

Но вдруг, что это? Гнев ослаб, улетучился, а затем исчез, будто его и не было. Он растаял, растворился, как прожитый, но несбывшийся сон. Я слышал голос, и слаще него не осталось ничего во всём мире… в моём царстве под чёрным солнцем. Женский голос манил и прогонял, утешал и обвинял, грел и обжигал холодом, умолял и повелевал. Я вслушивался, как зачарованный, не в силах понять, откуда его знаю. В голове звучали слова странной и очень печальной песни.

А на том берегу, а на том берегу,

Выходила я с милым по полю гулять.

Милый рвал для меня луговые цветы,

Шёл за мною след в след, словно мог потерять.

Уходи же ты прочь, уходи же ты прочь,

Перестань мне шептать про любовь на века,

Увядают цветы, пахнет гарью любовь,

Твои речи пусты, твоя воля слаба.

Мне сестринская грусть, мне сестринская грусть,

Станет пуще чем сладость, что ночью дана,

Когда вместе с тобой мы не видели звёзд,

Раскаляя зарницами страсть до бела.

Ненавижу тебя, ненавижу себя,

Мы забыли до срока, что приняли боль,

Мы увядшие листья, летящие в даль,

Мы лишь капли дождя, превращённые в смоль.

Оборву нашу связь и уйду на века,

Навсегда я себя объявляю врагом,

Ты мне дорог и люб, не забуду я нас,

Только поздно скорбеть и жалеть о былом.

Зимний ветер кричит, зимний ветер кричит,

Он рыдает и шепчет, взметая снега,

Наши мысли рассеяны, взгляды слепы,

Наши чувства под снегом упрячет пурга.

Заклинаю тебя, заклинаю тебя,

Вместо льва, пусть яви́тся преданный пёс,

Что найдёт меня там, где никто не искал,

Он от сна пробудится, отрекшись от грёз.

Когда слова песни стихли, я готов был поклясться, что если не услышу их вновь, то немедленно себя убью. Меня охватила неизмеримая, нестерпимая тоска, от которой воля ослабла, лишая тело контроля. Сотни рук, что ещё миг назад грозили разорвать саму ткань реальности, бессильно опустились. Исполинские твари, низвергнутые из преисподней моею волей, застыли, переминаясь с ноги на ногу.

«Они не слышат зова… Стихли призрачные барабаны в моём сердце, что гонят их на охоту… Я снова побеждён…».

— Останься со мной, — сказал я, и слова тяжёлым рокотом, сотрясающим мир, пронеслись, сметая камни и стены, сотрясая горы и мёртвые леса.

Но едва сказав это, я услышал ответ. Не от неё. От самого себя. Я знал его, знал, что иначе и быть не может. Иначе, попросту никак.

«Она не вернётся».

Тогда волны боли и отчаяния пронзили моё непомерно тяжёлое, полнящееся нерастраченной силы тело. Мышцы свело так, словно меня настиг удар молнии. Сознание гасло очень быстро, забирая с собой тяжкие мысли и память о грёзах, случившихся мгновения назад.

«Когда я очнусь, то снова…».

Мир поглотила тьма. Виски сдавило, будто бы голову зажали в тисках. Я застонал, но боль только усиливалась. От неожиданности, я закричал, не слыша собственного голоса. Вдруг перед глазами мелькнули чьи-то руки, с силой неизвестный дёрнул меня, куда-то волоча. Я пытался сопротивляться, но оказался не в силах даже попасть по нападавшему, лишь слепо шарил вокруг, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь.

— Полегче! А, чёрт… Да, что с тобой?!

За словами последовала тяжёлая оплеуха. Внезапно, это помогло. Перед глазами всё плыло, но я снова видел. Я сидел на промёрзшей земле и тянулся к тёмному силуэту, стоящему передо мной. Кожу пронзали тысячи несуществующих игл, руки дрожали, как у выпивохи, который встретил очередное ненастное утро с похмелья.

— Дракула, какого дьявола ты со мной сделал? – пробормотал я.

Даже язык не слушался. Во рту было сухо, как в пустыне. Я отбросил попытки подняться, сосредоточившись на том, чтобы не упасть. Слепо собрал ладонью снежок и засунул в рот. Затем упёрся руками в почву и дышал. Дышал так, как давно этого не делал, старательно накачиваясь грудь воздухом. Лёгкие горели с непривычки, начало колоть в области левого плеча. Я съёжился, заваливаясь на бок, зажмурил глаза, и кажется, заплакал.

— Влад, я похоже умираю, — пробормотал чужой, хриплый и едва узнаваемый голос.

— Исключено, — отрезал вампир. – Если ты вернулся, значит, до смерти ещё далеко. Хотя… впрочем, не важно. Что он сказал тебе?

— Он?

— Ты знаешь, о ком я.

— Он сказал… — пробормотал я, не зная, стоит ли говорить правду. – Он сказал… что я отличный парень и могу дальше учиться у Влада Цепеша.

В зловещей тишине вдруг раздался хохот. Дракула от души и совершенно искренне смеялся, а я, охнув, присоединился к нему. То было поистине жуткое мгновение: мёртвая деревня, заросший погост и два проклятых, веселящихся на руинах чужого горя. Отсмеявшись, Дракула глянул на небосклон и быстро сказал:

— Ты очень долго пробыл под землёй, теперь у меня мало времени до восхода.

— Отправимся прямо сейчас?

— Далеко… А мне всё ещё нужно на охоту. Оставайся здесь и дожидайся меня следующей ночью или скачи на запад, пока не упрёшься в развалины мельницы, оттуда…

— Я помню, — нетерпеливо бросил я. – Иди, не теряй время.

— До встречи, — сказал Дракула, растворяясь в воздухе.

Стая чёрных, как сажа летучих мышей, шелестя кожистыми крыльями очень скоро исчезла из виду. Оставшись наедине сам с собой, я задумчиво побрёл к лошадям. Конь Влада нервно топтался, то и дело всхрапывая от волнения. Животное чувствовало, что хозяин исчез, и хоть и было привычно к подобному, но едва справлялось со страхом перед неизведанным. Я хотел было миролюбиво хлопнуть его по загривку, но жеребец едва не откусил мне пальцы.

— А ты с норовом, да? – хмыкнул я. – Ну и сиди тут один, а мы пойдём.

Подтянув подпругу, я оседлал собственную лошадь и направил её к лесу. Меня не оставляло чувство, будто бы я нагой посреди пустыни. Казалось, словно любой, кого я повстречаю, увидит черноту моей души, её чёрствость и уродство. И хоть первоначальный шок от пробуждения в гробу сходил на нет, нутро чуяло изменения в теле. Что-то иное, чужеродное, а может быть попросту давно и крепко позабытое поселилось во мрачном подвале подсознания. Я ждал встречи с ним, и боялся одновременно. Кобылица бодро скакала всё вперёд и вперёд, словно знала, куда мне надо. Уже начало светать, когда животное вдруг само остановилось. Передо мной возвышался одноэтажный охотничий домик. Снег давно закончился, и мои следы были единственными на поляне. Не было слышно и дыхания спящих внутри дома людей. Подойдя поближе, я поднёс ладонь к узкой щели между дверью и стеной. Тепла не ощущалось, дом пустовал.

Тогда привязав кобылу под навесом, и бросив в лохань охапку отыскавшейся здесь же соломы, я зашёл в сторожку, закрыв за собой дверь на засов. До рассвета оставались считанные мгновения. Приближение солнца для меня теперь ощущалось так же явственно, как изменение температуры для живого. Я знал, что мне не стоит бояться солнечных лучей, но пришёл сюда не за этим. Любопытство требовало проверить себя. Закрыв глаза, я постарался отбросить прочь все мысли и сомнения, отпуская астрального двойника. Мир на мгновение потускнел… а затем взорвался мириадами разноцветных лучей. Я видел всё или почти всё. На многие вёрсты окрест места, где оставалось тело, протянулись невидимые нити моего сознания. Я чуял тела мертвецов, слышал отдалённые голоса тёмных душ, очертания которых теперь стали чётче и заметнее. Но главное… я видел других, таких же, ну, или почти таких же, как я… некромантов. То были размытые видения, смазанные образы. Они были слишком далеко от меня. Все. Кроме одного.

Перед глазами возникло поселение. Большое здание. Посреди обеденной залы постоялого двора стоял Влад, сжимая горло местного завсегдатая, кровь которого он пил мгновение назад. Мужчина пребывал в трансе, не понимая, что с ним делают. Вампир осторожно, словно бы даже бережно опустил тело человека на скамью, укладывая головой на стол. Мне почудился храп. Мужчина остался жив и мирно спал. Влад будто почувствовал, что за ним наблюдают, а затем поднял взгляд на меня. Пригляделся. А потом его губы растянулись в довольной кровавой ухмылке.