Мормилай. Восстание проклятых

Глава 7

Не каждый авантюрист таков от природы или бога. Некоторых невзгоды находят, где бы они не прятались, и лишь доблесть и отвага превращают их беды в приключения.

Я шёл так долго, что давно потерял счёт времени. Погода испортилась, то и дело припускал лёгкий снег, которой, впрочем, почти сразу растаивал. Хмурое небо полнилось серой хмарью, совсем не пропуская солнце. Становилось темнее, а я шёл дальше, безразличный ко мраку, что следовал за сумерками уходящего дня. Я упрямо толкал ногами землю, будто бы желая оставить в закате и весь ненавистный мир.

«Вот бы поглядеть на его сумерки, сумерки человечества», — думал я, уже не стыдясь этой мысли.

«А что же семья? — вопрошал сам себя я, стараясь зацепиться хоть за что-то из того, что раньше составляло мою личность. – Что меня держит теперь? Юношеский азарт принять участие в игре таинственных ночных тварей? Да пропади они все пропадом и те, что грезят о пути к свету, как и те, что мнят себя светом. Пускай сгорят в бездне пророки и их глупые пророчества! Может, и правда в последний раз… всего одним глазком… увидеть их? Я доберусь до Пскова, я знаю…».

Каждый раз, когда мысль о семье рождалась в моём сознании, я гнал её, высмеивая и клеймя.

«Ну, придёшь ты, а дальше? Привет, семейство! Я вернулся! Они в обморок попадают, увидев тебя. Елена, быть может, уже вышла замуж. Какой смысл горевать? Мы не богаты, а Леську и Златку надо выдать не за абы кого. К тому же, как без мужчины в доме? Им нужна защита. А я не могу её дать, увы, больше нет. В последний раз это кончилось тем, что убили всех, кто мне верил. Иди своей дорогой, мормилай, или вышиби себе мозги!».

Я уже знал, что не сделаю этого, что лишь дразню себя отчаянной готовностью исчезнуть. Наверное, всё потому, что в моей душе не осталось места для страха перед неизвестностью. Я повидал такие бездны запретного, черпнул такого знания и боли, что перестал бояться того, что обычные люди зовут словом – смерть. Я сам стал смертью, на двух ногах, с двумя руками и головой.

Мне не хотелось ни есть, ни спать, ни пить, не было скучно. Я шёл по дороге, даже не зная, куда она ведёт, заставляя тело работать. Сменилось три или четыре дня, мимо проплывали крестьянские угодья, хмурые покосившиеся домишки без окон. Тусклую тень человека никто не окликал, никто не провожал взглядом. Однажды я заслышал скрип колёс, предвещающий, что меня нагоняет чей-то дилижанс. Звук приближался, но я не оглядывался, а лишь когда лошадиное дыхание практически коснулось затылка, убрался с дороги.

— Сударь, постойте! – позвали меня.

Я остановился, лишь повернув голову на звук.

— Какая это деревня? Я, кажется, заплутал. Чёрт бы подрал эти одинаковые повяты. Ох, ты ж… дьявол! Ты?! Яровицын? Лёшка?!

Меня словно молнией прошибло, когда собственное, почти забое имя прозвучало так близко и таким знакомым голосом. Я вгляделся в лицо, смотрящее на меня из кабины экипажа. Когда-то мы были знакомы и даже дружны несмотря на разницу в возрасте. Выпучив глаза, будто бы увидал приведение, на меня таращился подполковник Лесков из второго гренадёрского. Я стушевался, не зная, как ответить. Казалось бы, вот она – удача, тотчас отозвалась на взметнувшуюся в душе тоску по дому.

«Никита Степанович, забери меня домой! – кричать бы мне, заламывая руки. – Это я! Да, я! Я! Живой! Сбежавший из их плена!».

— Вы обознались, — наконец, ответил я, отворачиваясь и направляясь прочь от дороги.

— Эй! А ну стой! Теперь точно вижу, что ты! Лёшка! Лёшка! Эй, а ну стоять, когда к тебе обращается старший по званию!

Я устало остановился, не в силах сопротивляться. Великие силы, как же мне хотелось слышать эти слова снова и снова. Я так соскучился по своим, и только теперь это понимал.

— Куда ты пропал? Я думал, тебя убили! – запыхавшись пробормотал Лесков, подбегая ко мне.

Я обернулся и тотчас утонул в гостеприимных и искренних объятиях старого друга. Ему было плевать на то, что я грязный, как холоп, замаранный землёй и грязью, немытый и вонючий. Никита Степанович вообще прослыл человеком, который не кичился чинами и излишними процедурами. Ему было пятьдесят пять лет, но по мощи этот медведь всё ещё мог бы соперничать с молодыми. Даром, что гренадёр. Чтобы метать тяжеленные полукилограммовые ручные гранаты, нужно было обладать не дюжей силой и выносливостью. Пышные усы и бакенбарды окончательно посеребрила седина. Тусклые и словно бы прозрачные глаза, смотрели на меня изумлённо и в то же время восторженно. Он был одет по форме. Дорогое чёрное сукно тотчас испачкалось после контакта со мной, но Лескова это, казалось, совершенно не беспокоило. Я глянул на его эполеты и невольно ухмыльнулся.

— Полковника дали… Поздравляю!

— А… Да… — рассеянно пролепетал он, видимо, всё ещё не веря глазам. – Спасибо! Но как… Лёшка! Как ты тут? Откуда? Куда ты пропал?!

Он снова и снова бормотал одни и те же слова, теребя мой воротник, словно, боясь, что я морок и в любой момент могу исчезнуть, раствориться, как дым в чистом небе.

— Куда-куда… — бросил я раздражённо. – При штурме форта Корвник моя сапёрная рота попала в окружение. Нам, ты представляешь, поддержки не прислали. По замыслу на наших плечах должны были войти гренадёрские полки. Но его сиятельство князь Аперпаг никого не отправил… Мы со стен уже смотрели, как вы уходите. Как-то так, Никита Степанович, как-то так…

— Лёша, да вас же пытались отбить!

— Что-то я не припомню этого, — резко ответил я. – Драгунов полянцев помню, как отбивались от кирасиров помню, а больше там никого не было. Прикрывающие мои фланги подразделения растворились, вместе с утренним туманом.

— Лёша!.. Да всё не так было! Мы же…

— А какая разница, правильно? Ну, было и было. Теперь уже ничего не изменишь, главное, что война закончилась.

— Так… — неожиданно жёстко и сосредоточенно проговорил Лесков. – Давай-ка ко мне в дилижанс. Хватит на тракте воздух сотрясать. Доберёмся до постоялого двора, баньку закажем… Тут бани-то топят? Отмоем тебя, откормим, а там уже и поглядим, что, да как…

Я не стал с ним спорить, поскольку в действительности шёл, куда глаза глядят. У меня не было плана, касательно того, что делать дальше. Пугающая и таинственная реальность одновременно манила и отталкивала. С одной стороны, меня выворачивало от одной мысли, что какие-то высшие и невероятно коварные твари затевают что-то такое, что сулит большими неприятностями простым смертным.

«Просыпаются отражения, — так кажется, говорил рыцарь Маркус, думал я. – Мне посчастливилось встретить уже троих, возможно, четвёртое это я сам… Если верить некроманту, которого я сжёг. Интересно, но. Всегда и во всём есть «но».

Кони тащили дилижанс по ухабам, а полковник Лесков безостановочно что-то мне рассказывал. Я слушал вполуха, время от времени кивая, но беседу не поддерживал. Никита Степанович в своей манере прекрасно обходился и пассивным собеседником. Его голос то взлетал к небесам в высокопарных рассуждениях о судьбах отечества, то обрушивался вниз, хриплым смехом провожая очередной скабрёзный анекдот. Меня не особо интересовала его болтовня, прикрыв глаза я делал вид, что задремал, наслаждаясь так на долго потерянным чувством уюта. В памяти восстал образ Агаты. Впервые за долгое время, я видел её внутренним взором, следя за развивающимися на ветре локонами, провожая каждый взмах ресниц и искру кокетливых глаз.

«Как давно это было, — подумал я, старательно цепляясь за воспоминание. – Прошло так мало дней, а кажется, будто целая жизнь. А ведь в сущности так и есть. Такого больше не будет со мной, не может быть. Когда мы любим и любимы, то против воли становимся расточительны. Мы всегда принимаем счастье, как должное, тотчас забывая, что это редкий и хрупкий дар, что за него нужно денно и нощно сражаться. Не только с врагами, но и с самим собой. Я никогда не умел вовремя остановиться и всегда платил сполна, полагая, что вправе решать за себя и других. Но только теперь я осознал, что мой кошелёк пуст, а вокруг никого, только холодный ветер, грязь и сажа».

Снаружи раздался хлопок, за ним ещё один, и ещё, и ещё. Лесков проворно бросился на пол, увлекая меня за собой.

— Вот дьявол! – прокричал он, инстинктивно закрывая голову руками. – Яровицын под топчаном аркебузы! Да слезь же ты, чёрт тебя подери!

Я тотчас соскользнул с широкого сидения, и чудом разминулся с пулей, ударившей аккурат в то место, где ещё мгновение назад была моя голова. Пальба стихла, невидимые стрелки, атаковавшие дилижанс, перезаряжались, но я уже знал, что уйти нам не суждено. Движение экипажа замедлялось.

«Возничий ранен или убит», — догадался я, и распахнув дверь, выпрыгнул наружу.

Нас застали врасплох в месте, где тракт прорезал узкую полосу перелеска. Проезд перегораживал частокол, по всей видимости поднятый каким-то хитроумным механизмом. Лошади всхрапывали, в нерешительности перебирая копытами. Перекатившись через плечо, я поднялся и бросился бежать, виляя, словно заяц. Нападавших было четверо, у каждого по две аркебузы, одна в руках, другая разряженная валяется рядом, в землю воткнуты рогатины для стрельбы с колена. Я бросился к ближайшему противнику, на бегу выхватывая из-за пояса пистолет, прицелился и нажал на спуск. Кремень ударил о тёрку, выбивая сонм искр. Осечка! Кляня проведение и себя, за то, что так давно не чистил оружие, я отбросил пистолет прочь, доставая второй. Громыхнул новый выстрел, послышался чей-то сдавленный крик. Это Лесков саданул из остановившегося дилижанса. Прицелившись, я выстрелил вновь. На этот раз пистолет не подвёл, но пуля лишь зацепила одного из нападавших, пройдя по касательной, оставив пустяковое ранение на плече. Сабля, будто живая, легла в мою ладонь. Сбоку раздался очередной выстрел, бок обожгло болью, но это уже не могло меня остановить. Я налетел на врага, метя ему в голову. Мужчина, вскинул аркебузу, принимая на неё удар. Довернув лезвие, я скользнул им по аркебузе, перерубая удальцу пальцы. Он взвыл, выронив оружие, но тотчас захрипел, хватаясь за огромную рану, расходящуюся на шее. Фонтан его крови, ударил мне в лицо.

За спиной снова послышался выстрел, кто-то тотчас пальнул в ответ. Нырнув под укрытие деревьев, я огляделся. Двое из нападавших лежали на земле без движения, один перестреливался с Лесковым, а четвёртый куда-то пропал. Осторожно выглянув из-за раскидистого куста черёмухи, я чуть не лишился головы. Пуля просвистела возле виска, заставив меня нервно сглотнуть. Прежде, чем тело очнулось от потрясения, я бросился вперёд. Убийца отбросил аркебузу в сторону и взялся за рапиру. Мы замедлились, кружа друг перед другом, никто не решался атаковать первым. Раздался очередной выстрел и со стороны дилижанса раздался полный боли крик.

«Проклятие, Лесков!».

Понимая, что вот-вот окажусь один против двоих, я начал атаку, стараясь раздёргать неприятеля. Мне попался весьма опытный фехтовальщик. Он занял глухую оборону, обходя меня по дуге, и беря защиту расстоянием на каждую попытку приблизиться. Счёт шёл на секунды. Я бросился вперёд, показывая удар в левое плечо, в последний момент закручивая финт в голову убийцы. Тот едва ли не шутя отбил мой удар, но мы сблизились. Свободной рукой я схватил его вооружённую, выкручивая запястье и ударил навершием сабли по лицу. Однако, он не выронил оружия, а прильнул ко мне, входя в клинч, тем самым спасаясь от ударов. Громыхнул выстрел. Я не понимал, кто стрелял, но это пока не имело значения. Мы катились по земле, осыпая друг друга ударами. Сабля и рапира валялись в стороне. Я сжал горло мужчины и давил изо всех сил, а он брыкался, пытался вывернуться, выскользнуть из захвата, отползти, но, наконец, затих. Я окинул взглядом окрестности. Было слышно лишь ржание коней, топтавшихся у кольев, преграждавших путь. Возле дороги лежало четыре трупа. Подойдя к дилижансу, я нашёл пятый – полковника Никиту Сергеевича Лескова, моего старинного друга и однополчанина. Даже будучи раненным, он всё-таки успел свалить последнего стрелка, чем спас меня.

Сбросив грязный, замаранный землёй камзол, я осмотрел свой левый бок. Пуля ударила в рёбра, застряв неглубоко. Под кожей прощупывался округлый бугорок. Рана уже успела затянуться!

«Что же я такое, чёрт меня возьми? – думал я, извлекая из-за голенища сапога нож. – Рана, которая могла стать смертельной затянулась, пока мы дрались… Каковы же пределы моей… живучести? Нда…».

Полоснув ножом по коже, я выдавил из себя пулю. Она упала в траву абсолютно чистая, не было и следа крови. На козлах свисал, запрокинув голову, запутавшийся в упряжке возничий, пуля поразила его точнёхонько в лоб. Я стащил все трупы в одно место, уложив их рядом.

«Как всегда банально, — подумал я, вглядываясь в незнакомые лица. – Ещё несколько минут назад враги, а теперь мирно спят рядом».

Нападавшие были одеты неприметно, но явно не являлись оборванцами с большой дороги. Все вооружены одинаковыми и отличными ружьями логганских мануфактур.

«Не похожи на разбойников, — продолжал размышлять я, обыскивая преступников. – Да и засада уж очень мудрёная. Ну кого в этой дыре они могли ловить?».

Почему-то на ум пришёл Маркус и Алейо. Могли ли подстерегать именно их, я, конечно же, не знал. Но учитывая методы рыцаря, ничуть бы не удивился, узнав, что он вне закона. Однако же, нападавшие не принадлежали к полиции или даже армии. Не было и капли сомнений, что передо мной наёмные убийцы, которые ждали именно Лескова. Полковник так много и навязчиво болтал, что я даже не успел узнать, каким боком он тут очутился.

«Не просто же так, Никита Сергеевич забрался столь далеко от родины? Нет, он выполнял какую-то миссию… не взяв охрану? Почему? Если это государственное дело, и его отправили передать некое послание, то за каким чёртом делать это при параде? Это же очень заметно, да и глупо. А ещё он спрашивал дорогу, когда мы повстречались… Возможно, что-то случилось ещё до нашей встречи? Его каким-то образом отсекли от охраны?».

Опустившись рядом с мёртвым другом на землю, я начал обшаривать его карманы. В подкладке мундира что-то захрустело. Распоров ткань, я извлёк на свет сложенный в четверо лист бумаги, скреплённый сургучным оттиском с изображением обычного на вид треугольника. Не задумываясь, я сломал печать, и развернул послание.

«Сердечно приветствую тебя, мой дорогой друг! Смею надеяться, что благодать Эвт, как и прежде, довлеет над тобой и твоим народом. До меня дошли слухи, что с юга на континент движется небывало жаркий муссон. Я не агроном, но полагаю излишняя и преждевременная жара может повредить будущей посевной, а там и до голода недалеко. Не стоит ли встретить палящий зной вместе? Да, как твоя нога, не ноет в преддверии смены погоды?».

Подписи не было. Я несколько раз перечитал письмо. Лесков не мог перевозить частную переписку, выступая в качестве курьера. Я исключил это сразу, не таков человек был Никита Сергеевич.

«Значит письмо от государя? Но кому написал Иван? Князю Поларнии?».

Это нельзя было исключать. В народе Ивана VI не зря прозвали кочерга. Он и правда умудрялся загребать «угли» руками, порой ввязываясь в опаснейшие политические авантюры. К сожалению, я очень плохо представлял себе, где именно нахожусь. А потому, не мог определить, в какой стороне столица. Не билось и само предложение царя, если писавший действительно был им. Военный союз? С кем? Против кого?

«Да и странно всё это, — размышлял я, теребя послание и в десятый раз вглядываясь в буквы письма. – Полянцы же наши извечные враги! Заключать союз с ними, значит ждать в любой момент удара в спину. Что же такое случилось, что царь решился на опасный шаг и первым протягивает руку? Небывалый муссон… Сонамская империя идёт на Русарию? Вряд ли. Тогда предлагать союз полянцам глупо. Они поймут, что появился шанс откромсать себе лакомый кусок и точно предадут. Значит идут не нас, но царь пытается предугадать следующий удар?».

Ясно было одно. Попавшее в мои руки письмо крайне важно и должно достичь адресата.

«Он справился о ноге получателя, – вдруг осенило меня. – Князь Сигизмунд никогда не скакал в седле, предпочитая открытые колесницы из-за врождённого заболевания – хромоты! Одна его нога была сильно слабее другой».

Взглянув на бледное лицо Лескова, я подобрал камень и без сомнений и сожалений размозжил ему череп. Затем, я раздел покойника, и разведя костёр, сжёг его форму. Мне уже приходилось играть чужие роли, а от того, я ни на минуту не сомневался, что если придётся, проделаю это вновь.