Делом случая судьба становится только для труса. Для того же, кто дерзнул её перекроить, она лишь следствие выбора.
— На сколько дней желаете снять комнату? – спросил хозяин постоялого двора, презрительно осматривая мой потёртый и замаранный грязью камзол.
— На неделю, а там видно будет, — ответил я.
— Деньги за неделю вперёд, — невозмутимо заметил мужчина, явно считавший меня неплатежеспособным.
Я отсчитал необходимую сумму, бросив монеты на стойку нарочито небрежно. Увидав деньги, хозяин тотчас смягчился, никак не отреагировав на вызывающий жест. Сгребя монеты в передник, он даже улыбнулся, продемонстрировав кривые и заметно пожелтевшие зубы.
— Лиси, а ну подь сюды! – крикнул он, махнув рукой молоденькой девчушке лет двенадцати.
Ко мне подошло рыжее и чуть взлохмаченное чудо, с ярко-зелёными глазами. Как же давно я не видел такого чистого и ясного существа, словно в её глазах отпечаталась ещё не замаранная житейскими слабостями и невзгодами чистота детства. На девочке был надет длинный сарафан фиалкового цвета, поверх которого красовался испачканный многочисленными пятнами передник.
«Его дочь, — догадался я. – Сарафанчик то не из дешёвых».
Вела себя девочка соответственно, совершенно не боясь и не стесняясь окружающих её взрослых. Сперва заглянув мне в глаза, а затем мельком осмотрев грязную одежду, она быстро сказала:
— Сударь, я отведу вас в комнату, но вот это всё, — она провела пальцем в воздухе овал, указывая на меня, — нужно будет немедленно сдать в стирку.
— Я не против, — согласился я, улыбаясь.
— Тогда прошу за мной, — деловито кивнула девочка и направилась к лестнице.
Я последовал за ней. Мы поднялись на два этажа, оказавшись в длинном коридоре со множеством дверей. Девочка дождалась пока я выйду на этаж и зашагала дальше, увлекая меня за собой.
— Вы чужестранец, верно? – осведомилась она, явно кривляясь, стараясь казаться старше, чем есть.
— Немного, — бросил я, ухмыльнувшись.
— Полагаю, вы путешествуете?
— Не без этого, — снова неоднозначно обронил я.
— Где успели побывать?
— Там, сям, — проговорил я, следя за её реакцией.
— Если не хотите отвечать, то и не надо, — сказала Лиси, обернувшись и с упрёком глянув на меня изумрудными глазками.
— Я не хотел тебя обидеть, — примирительно сказал я, но не нашёлся, что бы ещё добавить.
— Ваша комната, — нарочито охладевшим тоном сообщила девочка.
— Спасибо, — сказал я, протягивая ей две серебряных монеты. – Организуй, пожалуйста, горячую ванну в мою комнату.
Завидев серебро её глазки вспыхнули интересом. Быстро спрятав монеты, она немного оттаяла от недавней обиды.
— У нас нет ванны, — чуть поморщившись от досады, ответила Лиси. – Есть баня. Идите тогда сразу туда, я заберу грязную одежду, когда вы разденетесь.
— А сменная одежда?
— Есть халаты…
— Пойдёт.
Баня уже была натоплена, хотя это оказалась никакая не баня, а скорее хамам на восточный манер. В клубах почти неподвижного пара лежали и сидели порядка десятка распаренных мужиков. Кто-то негромко переговаривался, иные просто млели, растворяя в удушливом жаре грязь с кожи и мыслей. Сбросив в сенях одежду, я присоединился к их компании, ничего не говоря. Благо обстановка не предполагала заведения случайных знакомств. Я закрыл глаза, и прислонив затылок к стене погрузил разум во тьму. Любые мысли, что стремились нарушить зыбкий покой моего рассудка, натыкались на непреодолимый барьер. Я гнал их прочь, испепеляя незыблемой пеленой отрешения. Усталость от всего того, что свалилось на мои плечи в последние недели, стала самым верным союзником. Она вытесняла из головы всё лишнее, давая сосредоточиться. Слишком много событий и знаний, слишком много для одного.
Я долго блуждал впотьмах в поисках входа в мир теней. Арон лишил меня пропуска, но где-то глубоко внутри крепла уверенность: вернуться возможно!
«Для того, кто уже был в Амбраморкс, дорога проторена. Да и часть меня, осталась там, быть может, навечно».
Наконец, сквозь мрак начали проступать силуэты. Я долго ждал, пока видимость нормализуется, но меня окружали лишь серые и блёклые тени. Они скользили мимо, легко, как бабочки. На месте неба бушевало пламя, но такое же бесцветное, белое и холодное, как и всё вокруг.
«Мир бесцветный потому, что я на ином уровне бытия. Не как раньше. Здесь действительно лишь часть меня».
Старый город лежал предо мной, словно застывший вне мира и пространства. В воздухе медленно кружили опускающиеся на землю листья, которые, как и прежде, не долетая до мостовой, сгорали в пепел. Я двинулся было вперёд, как вдруг осознал, что не имею ни ног, ни рук. Над землёй стелился чёрный саван. Тогда я полетел. С каждым попаданием в это место, город менялся. Вот и теперь, улицы опустели, а бесчисленные росчерки мчавшихся в одном направлении душ угасли. Чем дальше я продвигался, призраком скользя по каменному лабиринту Авашры, там чаще мне на глаза попадались картины разрушений. Целые дома лежали разбитыми в прах, изуродованными, разорванными, будто бы по ним била артиллерийская батарея.
«А может и била? – задумался я. – Что здесь произошло? Место образования воронки? Раньше они затягивались, возвращая все на прежние места… Тогда что?».
Дальнейший полёт с каждым мигом становился всё более сложным, меня словно сносило в сторону незримым и неощутимым ветром.
«Или наоборот, к чему-то притягивает? – думал я, то и дело осматриваясь. – Я словно видел всё это… Но не могу вспомнить».
Глянув на проносящуюся подо мой улицу, я едва не вскрикнул. По мостовой бежали сразу несколько человек: двое мужчин, три женщины и пятеро детей. Земля дрогнула, застонали перекрытия закачавшихся домов. Стена одного из них рухнула, погребая под собой несчастных, что спасались бегством. Их тела замерли, прижатые тяжёлым камнем. Я видел их сквозь твердь. Видел, что не все умерли сразу. Как со слезами из их глаз, исчезает надежда. А затем над грудой камней поднялись чёрные тени. Души, чьи очертания терялись в бесформенных складках длинных балахонов. Мы глядели друг на друга несуществующими глазами.
— Найдите Мытею, — проговорил я, зная, что меня услышат.
Они не отвечали, взирая на меня пустыми провалами под капюшонами.
— Ищите Мытею, — повторил я твёрже.
Вдруг что-то неуловимо изменилось. Передо мной прямо на обломках стены вспыхнул костёр. В отличие от пожара на небесах, огонь имел привычный цвет и пахнул на меня… жаром. Я с интересом приблизился к языкам пламени, жалея, что не могу протянуть руки. Один из призраков последовав моему примеру приблизился по ту сторону пламени.
— Найдите… — начал я снова, но тотчас смолк.
Призрак резко вздрогнул. Это произошло очень быстро, но я понял, что на меня смотрит совершенно иная сущность, мгновение назад вселившаяся в душу умершего.
— Меня не следует искать… никому, — медленно протянула сущность. – Я сама нахожу тех, кого можно отмыть.
Голос был глубоким и низким, однако показался мне смутно знакомым. Я вглядывался в бездну тьмы, что танцевала под капюшоном, и чем дольше смотрел, тем явственнее понимал, передо мной кто-то особенный. От пят до макушки несуществующего тела пробежала волна жара. Мне как будто стало трудно дышать, хоть я и не дышал в привычном значении этого слова. Невидимые руки подались вперёд, силясь сорвать треклятый капюшон, как вдруг невысказанный, но от того не менее грозный протест заставил меня отпрянуть.
— Ты, — пробормотал я, и голос, подхваченный ветром, отражаясь от серых стен разрушенных построек, устремился прочь.
— Ты, — сказал я снова, ещё прежде, чем улеглось эхо.
Рукава тёмной мантии понялись к лицу, и незримые руки сбросили капюшон. Я замер, боясь спугнуть наваждение. Чёрные и волнистые волосы цвета воронова крыла, рассекали редкие совершенно седые пряди, до боли милый курносый носик вздёрнут, полные и привычно бледные губы чуть приоткрыты, а тёмно-карие глаза неотрывно глядят на меня.
— Агата, — прошептал я, не в силах молчать.
— Алёша, — чуть помедлив, ответила она.
Мир словно непомерно раздулся, грозя вот-вот лопнуть от наплывать эмоций и чувств. Мне хотелось кричать и плакать, танцевать и вопить от боли и радости одновременно.
— Мытея, — обронил я, смакуя слова. – Я должен быть сразу догадаться. Мытея – прачка…
— Да.
— Прачка душ… Как это сталось?
— Ты ничего не вспомнил? – спросила она, оставив мой вопрос без ответа.
— Вспомнил, что?
— Кем был… раньше.
— Ты знаешь, кем был я… Алексей Ярови…
— Не это… До этого! – быстро прошептала Агата, подавшись вперёд.
Её глаза затмевали весь мир, сверкая во мраке вечно умирающего Амбраморкс. Я смотрел на неё и готов был отдать всё, что осталось от огарка моей проклятой души, лишь бы ещё раз обнять её, ещё раз коснуться её щеки.
— Ты должен вспомнить, — прошептала Агата, словно поняв, что я так и не уловил смысла её слов. – Всё не просто так…
— Помоги мне, — попросил я.
— Не могу, потому, что знаешь истину лишь ты сам. Вскрой её, как гнойник, иначе так и будешь скитаться бесплотным духом.
— Так очисти меня, Мытея.
Её лицо вдруг стало суровым, таким каким я не видел его никогда прежде.
— Очнись ото сна, Алексей, и вспомни, кто ты есть. Быть может, тебе понадобится вовсе не моя помощь.
Мне показалось, что закончила фразу она с горечью.
— Ты говоришь загадками! Вспомни то, не знаю, что. Ты-то знаешь?
— Здесь ничего нельзя говорить. Важного. Уши везде. Глаза всюду. Нельзя даже думать слишком громко!
В лицо пахнуло холодным ветром, метнувшим в меня угольками листьев, распадавшихся на белоснежные щепотки пыли.
— Смотри, снег выпал, — прошептал я, проведя невидимой рукой перед собой, но так и не нащупал ничего в ответ.
— Это не снег, Алёша. Это пепел наших грёз.
— Несбывшихся?
— Всех.
— А я ведь хотел тебя найди… Смутно догадывался, но не смел надеяться. Проклятый идиот Арон Веленский разбил мой амулет.
— Это был не твой, а его амулет, — возразила Агата. — С твоим он бы не справился.
— Так ты знала? – ужаснулся я.
— Я сама приказала ему это сделать, — холодно ответила Мытея.
— Приказала? Почему ты можешь ему приказывать? Стой… Кто ты вообще… здесь?
Агата лишь покачала головой, неотрывно глядя мне в глаза.
— Ладно… — буркнул я, понимая, что она не ответит. – Почему приказала ему прогнать меня?
— Чтобы ты не шёл по ложному следу, — вновь мягко шепнула Агата. — Тебе не нужен амулет Арона, чтобы попасть сюда.
— Но я сейчас не я! – пылко воскликнул я. – Бесплотный дух!
— Поэтому тебе нужно найти собственный амулет. И мой тоже.
— Я сделаю всё, что ты скажешь, любимая.
— Не называй меня так, — проговорила Агата, чуть погодя, мертвенным голосом. – Я больше не твоя любимая. Я – Мытея. Ты должен найти амулеты, Алексей.
Меня словно игла в сердце пронзила боль от того, что Агата отталкивает меня.
— Но не сходи с ума. Для тебя главное – вспомнить. Вспомни, кто ты есть. Это даже важнее амулетов.
Тьма заволокла горизонт, и я провалился сквозь землю. Вокруг стоял плотный туман из раскалённого пара. Тихо и приглушённо звучали неподалёку чужие голоса. Я резко подскочил и вышел в сени. Моей одежды не было, на её месте лежал видавший виды, но чистый халат. Завернувшись в него, я поднялся в снятую комнату. Интерьер моего временного жилища был донельзя прост: кровать с матрасом из сена, тяжёлый табурет на трёх ножках, да узкая доска, приколоченная к стене, заменяющая стол. Уже было темно, но меня это совершенно не смущало. За сумерками спустилась ночь, а я расхаживал по комнате, закинув руки за спину.
«Очнись ото сна, Алексей, и вспомни, кто ты есть, — в сознании огненным буквами плясали слова Агаты. — Быть может, тебе понадобится вовсе не моя помощь».
Я обхватил голову руками и тихо завыл.
«Ведь был же он, человек, который собирался помочь мне вспомнить. И говорил он что-то похожее: «В кромешной тьме остались лишь те, кто покорился злу – некроманты. Хотя, изначально, их не задумывали такими. Они должны были служить проводниками заблудших душ, а стали узурпаторами, тюремщиками и палачами». Так говорил Маркус. Проводниками… Интересно… Агата стала Мытеей, она каким-то образом очищает души проклятых, те, что попадают в Амбраморкс. Получается… она тоже некромант? Но другой… такой, каким их задумывали, не уродующий души, а сопровождающий их… Оставался вопрос куда именно».
Я с размаху саданул кулаком по стене, чем вызвал недовольный ропот соседа. Меня трясло от разочарования в себе. Со мной рядом был, возможно, тот единственный человек, который мог пролить свет на эти тайны, а я сам прогнал его. Взяв себя в руки, я продолжил разматывать клубок воспоминаний сопоставляя факты.
«В этом ваша цель? – спросил я у Маркуса. — Я истребляю тех, кто преступил божественный закон – поработил чужую душу, вампиров. — Так, кажется, он ответил. Значит Маркус и Агата в каком-то смысле заодно. По крайней мере они оба борются с последствиями деятельности некромантов, только один истребляет вампиров, нарушивших нерушимый обет некромантов, а Мытея исцеляет тех, кому они причинили вред».
Я подошёл к окну и долго стоял, вглядываясь в далёкий горизонт. Той ночью мне не повезло, погода испортилась и на небе не сияли звёзды, ставшие на долгие месяцы моими единственными собеседниками и слушателями.
«Маркус сказал, что изначально их было трое. Лот, Эвт, Атраша. Лот и Эвт – муж и жена правили миром живых, а Атраша – бестелесный бог сумрачных пустошей, правила миром мёртвых. Итак, по мнению Маркуса, Атраша, завидовавшая счастью старшей сестры, отравила её мужа Лот, в результате чего, первобог впал в вечный сон, а Атраша спрятала его тело под чёрным солнцем мира, который тайно создала, мира тюрьмы – Амбраморкс».
Я рассмеялся. Сколько же мифов и легенд ходило про эту троицу. На моей родине в Русарии говорили совсем иначе, выставляя предательницей Эвт, а Атрашу считали единственной женой Лот, воплощением чести и добра. В мировоззрении же регманца Милоша Древоступа, Атраша была первой женой, но всё же предательницей, а Эвт второй. Сколько я не думал о том, как объединить эти, казалось бы, разрозненные теории воедино, то приходил к одному
«Очевидно, Дулкруд — это спящий Лот. Забывшийся, сломленный, осквернённый. Он слепо шарит во вверенном ему царстве, силясь собрать души, в которых теплится его сила. Но гребёт всех без разбора, он слеп. Для душ – он прожорливая тварь, которая стирает даже память о них. А мы для него – частицы утраченной силы, который ему так не хватает, чтобы вернуть рассудок».
Мне очень не нравилась эта догадка. Она была какой-то противоестественной, а от того страшной. Я снова окунулся в воспоминания, силясь нащупать подсказки.
«Маркус зачитал мне пророчество. Там были такие строки: Истины свет затерялся в тумане, уши заткни, и зажмурив глаза, внемли шёпоту душ в талисмане, под призрачным небом подняв паруса. Всё сходится один к одному. Я намертво связан с амулетом, очевидно речь именно про него, хоть в сказании и говорится о талисмане. Ещё от некроманта Мирела Арджинтария я узнал, что душа не хранится в амулете, он является вратами. Значит, если воспринимать пророчество под таким углом, то я, коль представить, что речь идёт обо мне, должен прислушиваться к шёпоту душ, который слышу из Амбраморкс. Он и направит меня».
Я плюхнулся на кровать, уставившись в потолок. По всему выходило, что шёпот из Амбраморкс достиг моего слуха. Сначала был Арон, который помогал и подсказывал, были несбывшиеся планы по противостоянию порождениям кошмаров в Амбраморкс, мы даже сражались с ним плечом к плечу. Но потом появилась она… Агата. В новой роли, таинственной Мытеи, которая призывала очнуться ото сна и вспомнить что-то очень важное.
— Я думал отомстить Ольге Хшанской, но она ускользнула. Тогда я отбросил эту мысль, как несущественную. Последовал за Маркусом Авалосом, но сам же и прогнал его. Решил, что со всем справлюсь один. – бормотал я, не заботясь, не подслушает ли кто. — Встретил старого друга Никиту Лескова, но его убили. Тогда я взялся закончить его миссию. И встретил Мытею… Вокруг меня бушует ураган из смерти и мрака, а я снова гляжу в потолок и не знаю, что мне делать.
Мои слова глухо звучали в тишине, нарушаемой лишь писком крыс за окном, да шумом ветвей, раскачиваемых ветром.