Там стояла Элли.
Джон уставился на её лицо, заворожённый этими бледно-зелёными глазами, сияющими между двойными завесами длинных, почти чёрных волос.
Он был так сосредоточен на отсутствии выражения на её лице с высокими скулами, что ему потребовалось ещё несколько секунд, чтобы понять, что другие видящие начали неловко ёрзать на своих стульях. Большинство из них отвернулись от того места, где она стояла у двери.
Джон посмотрел вниз.
И его лицо тут же залилось теплом.
Она была совершенно голая. На ней даже не было носков.
Ревик резко оглянулся на остальных, потом снова посмотрел на дверь.
Он мгновенно поднялся на ноги и прошёл от стула к двери, казалось, всего за два шага. Добравшись до неё, он обнял её, защищая от остальной части комнаты как физически, так и своим светом.
Джон почувствовал, как от него исходит волна боли, но вместе с тем и злость.
Но последнее было нацелено не на неё — не совсем на неё.
Джон понял это только через несколько секунд, когда почувствовал боль от нескольких других видящих, особенно от Джорага, рядом с которым сидел Джон, от Мэйгара, сидевшего через четыре стула, и от Гаренше. Все трое по-прежнему исподтишка поглядывали на дверь.
— На вашем месте я бы этого не делал, — пробормотал Джон, не глядя ни на одного из них.
Он почувствовал, как все три мужчины-видящих вздрогнули от его слов.
Мэйгара он, конечно, ощущал сильнее всего.
Теперь Джон почти понимал и это тоже — ситуацию Элли с мужчинами.
Он не понимал этого в том смысле, что чувствовал то же самое, но когда свет Элли стал виден в комнате, Джон увидел там кое-что ещё. Что бы это ни было, оно находилось в ней, отдельное от её наготы и того факта, что она обладала фигурой, которую многие из них, вероятно, оценили чисто эстетически.
Было что-то такое в самом свете Элли, что притягивало их.
Возможно, это было то, что сделали Лао Ху, чтобы обучить её, пока она работала на них, или, возможно, это существовало и раньше. Что бы это ни было, Джон впервые почувствовал это и ощутил, как Джораг реагирует на то же самое. Он чувствовал, что Мэйгар также реагирует на это, и агрессивность реакции последнего заставила Джона отшатнуться в отвращении, даже зная, каким лицемером это его делало.
Врег сказал ему, что свет элерианцев был каким-то другим.
В смысле, отличным от остальных видящих.
Некоторых видящих — и даже многих людей, по-видимому — этот свет привлекал почти как наркотик. В то время Врег рассказывал Джону о фиксации Дитрини на Элли, а также о проблемах Элли с преследователями и всем остальным, с чем она имела дело, пока она росла. В то время Джон ощутил в основном угрозу и ревность.
Он боялся, что Врег пытается что-то ему сказать — то есть, о нём самом.
Джон шлёпнул по свету Джорага, бросив на него предостерегающий взгляд.
Он сделал это недостаточно деликатно. Или, возможно, он сделал это слишком поздно.
Ревик бросил убийственный взгляд через плечо, адресовав его Джону, а потом Джорагу, Гаренше и, наконец, Мэйгару. Джон почувствовал, как Джораг съёжился от этого пристального взгляда и сразу оторвал свои тёмно-синие глаза от тела Элли. Боль высокого видящего не уменьшилась, и Джон почувствовал, что закрывается щитами, невольно встревожившись.
Но всё же это повлияло на него.
Тот разговор с Врегом повлиял на него гораздо сильнее, чем ему хотелось бы думать, и не только потому, что они поссорились. Свет Джона всё ещё с трудом переносил пребывание в одной комнате с Врегом, независимо от того, что он говорил себе или хотел бы считать правдой. Напоминание об этом теперь беспокоило его не только потому, что это Элли — оно заставило его признать истинную причину, по которой он изначально был так чувствителен к этому дерьму.
Это ещё одна причина, по которой Джону нужно убраться отсюда к чёртовой матери.
Он никогда не сможет жить с самим собой, если поддастся этому притяжению. Никогда.
Ревик продолжал стоять перед Элли, обхватив руками её обнажённую спину. Боль продолжала исходить от его света и от света Джорага.
Джон невольно слегка отодвинулся от последнего на своём стуле.
— Нет, — услышал Джон шёпот Ревика, обращённый к ней. — Нет, детка. Нет, мне очень жаль.
Элли удивила их всех, топнув ногой.
Этот звук заставил многих видящих подпрыгнуть.
Джон тоже вздрогнул от неожиданности и посмотрел на дверь. Он заметил, что несколько других видящих тоже уставились в ту сторону, широко раскрыв глаза.
Что бы там ни творилось, это, похоже, происходило главным образом между светом Элли и светом Ревика, поскольку Джон ещё несколько минут не слышал ни одного из них.
А потом, ни с того ни с сего, Элли снова топнула ногой.
На этот раз она сделала это сильнее и громче — достаточно сильно, чтобы задрожал пол, и достаточно громко, чтобы Джон вздрогнул. Поскольку в фойе у двери не было никакой обивки, её нога с глухим стуком ударилась о голые деревянные доски.
Джон повернулся, глядя вместе с остальными.
Затем свет у двери изменился.
Что-то покинуло маленькую на вид фигурку Элли, растекаясь из неё, как облако, наполняя комнату золотым и белым светом. Странно освещённые, почти кажущиеся материальными ленты, казалось, спускались с потолка, напоминая в недоумении затаившему дыхание Джону о том, что она сделала с ним в той примерочной в нью-йоркском отеле.
Она сделала… что-то с ним в тот день. Он всё ещё не знал, что именно.
Да и Врег тоже. Этого не знал даже Ревик — во всяком случае, не точно.
Теперь, вспомнив об этом, Джон почувствовал, как в груди у него всё сжалось ещё сильнее. В тот день он на неё наорал. Он винил её за Вэша, винил в том, что Касс и Багуэн пропали без вести, практически обвинил её в том, что в Сан-Франциско распространялся убивающий людей вирус.
Он винил её за Касс.
Джон почувствовал, как боль в груди превратилась в тугой узел.
Он вспомнил, какой она была с ним в тот день, как её глаза вздрагивали от некоторых его слов, как он почти наслаждался румянцем, который полз вверх по её щекам, когда он ударял достаточно близко к цели. Он был зол — больше на весь мир, чем на неё — и использовал её как боксёрскую грушу. Он намеренно причинил ей боль, а потом обвинил в том, что она строит из себя мученицу, когда та попыталась извиниться.
Он смотрел на эти струящиеся золотые огни и чувствовал, как слёзы застают его врасплох.
Этот золотой свет притягивал его, напоминал ему…
Боги. Это ощущалось как она.
Это было даже больше похоже на неё, чем тот золотой океан с Ревиком.
Свет снова лишил его дыхания, накатив с неожиданной теплотой, странной весёлостью, которую он тоже ассоциировал с ней.
В этот раз пришла информация, сбивая его с толку, пока его разум не начал приспосабливаться, понимать, что он чувствует. Информация пришла в виде сложной головоломки, заполненной крошечными нитями, которые вели в тысячи различных направлений. Это сбивало его с толку, и не только его; он чувствовал, что видящие вокруг него реагируют по-разному, судорожно втягивая воздух, напрягаясь, тяжело дыша, и их сердца колотились так, что Джон почти слышал, как они пытаются понять.
Он чувствовал любовь Мэйгара, интенсивную скорбь, которая сжимала его сердце, наполняла его свет.
Всё, что чувствовал Джон, связывало его с другими видящими в этой комнате. Комната наполнилась ею, её мыслями, той самой частотой, с которой вибрировал её свет. А потом, где-то посреди всего этого, в этих плотных импульсах света и разума, Джон увидел кое-что ещё.
Образы.
Как только он потянул за самую крошечную ниточку, из которой состояла вся она, в голове Джона всплыли образы. Они полыхнули вокруг него живым цветом, как будто он включил ВР-связь, которая смыла остальную часть комнаты.
В этих образах он видел Элли. Он видел её такой, какой она была раньше, с глазами, полными света, острого ума и понимания.
Он видел её с Ревиком.
Он видел её вместе со всеми.
В этих образах Элли была одета в броню, точно такую же, как у видящих, сидящих на металлических складных стульях. Он увидел Элли в самолёте, пристёгнутую ремнями безопасности рядом с Ревиком в одном из задних рядов кресел. Элли стояла с ними на пристани в Нью-Йорке…
— Нет, — сказал Ревик более резким, почти хриплым голосом.
Джон резко дёрнулся на месте, поражённый громким голосом Ревика.
Это напомнило ему, где он находится и почему они вообще оказались в этой комнате. Внезапно осознав, что происходит, Джон сглотнул, чувствуя лёгкую тошноту.
Элли хотела поехать с ними.
Элли хотела поехать в Нью-Йорк вместе с Ревиком и всеми остальными.
Как только Джон подумал об этом, Элли топнула ногой, сердито глядя на Ревика, и её зелёные глаза сделались ещё резче в свете потолочных ламп. Эти глаза по-прежнему хранили на поверхности то более интенсивное замешательство, но каким-то образом оставались выразительными, как будто какая-то часть её прорывалась сквозь это…
— Нет, — Ревик уставился на неё, тяжело дыша.
Её глаза сузились.
— Нет, чёрт возьми! — рявкнул он, и лицо его вспыхнуло. — Нет, Элли. Нет!
Ещё больше образов бомбардировало голову Джона; он вздрогнул, задыхаясь.
Подняв руки к голове, он вцепился в собственные волосы, достаточно крепко, чтобы почувствовать, как они натягивают кожу на голове. Он услышал, как видящие вокруг него ахнули и заёрзали на своих стульях. Он видел, как некоторые из них подняли пальцы и руки к своим вискам и груди.
Образы возникали всё быстрее, настолько яркие, что на них почти больно было смотреть.
Элли в самолёте, Элли в боевой броне, Элли стоит рядом с Ревиком на крыше вертолётной площадки в Нью-Йорке…
— Нет, чёрт возьми, — рявкнул Ревик. — Нет!
Образы прекратились.
Словно кран перекрыли — пространство перед закрытыми глазами Джона снова стало чёрным и пустым. Он оглядел комнату, тяжело дыша, всё ещё видя золотые ленты там, где они спускались из какого-то далёкого Барьерного пространства, мерцая её светом.
У него в горле встал ком.
Вытирая лицо, он понял, что по его щекам катятся слёзы, хотя он не мог бы выразить большую часть того, что чувствовал — не облегчение от того, что она снова здесь, боль потери, жалость к ней и тому, что она хотела от Ревика и остальных, горе от того, что с ней сделали, гнев на Касс, нет, ярость на Касс, ненависть, которая, как Джон внезапно осознал, принадлежала не только ему, но и усиливалась Ревиком, даже до того, как они все оказались связаны.
Этот электрический заряд продолжал циркулировать по комнате. От этого у него волоски на руках встали дыбом, а по коже пробежали мурашки, но Джон просто сидел, пытаясь вобрать в себя и хоть понять всё, что он чувствовал.
Оглянувшись на дверь, он увидел, что Элли высвободилась из хватки Ревика. Они пристально смотрели друг на друга, как будто между ними шёл какой-то спор, который никто, кроме них двоих, не мог услышать. Глаза Элли слабо светились в тусклом свете у двери, и Джон почувствовал, что сейчас на неё накатывает гнев, а вместе с ним и напряжённость, которую Джон ощущал как полное отсутствие компромисса.
Её замешательство тоже вплеталось во всё это, но теперь это замешательство казалось более тусклым.
Какая-то часть её была здесь в данный момент.
Какая-то её часть была достаточно осознанной, чтобы находиться здесь, пусть и на короткое время.
— Элли, — произнёс Ревик, нарушив молчание и снова испугав Джона. На этот раз его голос прозвучал приглушённо, осторожно почти до раболепия.
Он поднял руку, не отрывая взгляда от её лица.
— Милая… пожалуйста. Ты не можешь поехать. Ты не можешь. Ты не понимаешь.
Она нахмурилась, и Джон поймал себя на мысли, что она ответила ему мысленно. Его мысль подтвердилась, когда Ревик покачал головой, не опуская успокаивающей и умиротворяющей руки.
— Нет, — твёрдо сказал он. — Нет. Это небезопасно. Дорогая, пожалуйста…
Она, должно быть, прервала его, потому что Ревик умолк на полуслове.
— Нет! — сказал он через несколько секунд. — Я же сказал нет, чёрт побери!
Джон взглянул на дверь и подпрыгнул, увидев в коридоре позади Элли Балидора и одну из женщин-видящих, которую Джон лично не знал.
Затем его боль усилилась. Она без предупреждения рванула вверх, заставив его ахнуть.
Ему потребовалось ещё одно мгновение, чтобы понять, что он почувствовал стоящего там Врега.
Вместо того чтобы искать подтверждения своим чувствам, Джон сосредоточил внимание на лидере Адипана. Балидор время от времени поглядывал на Ревика, но его основное внимание было сосредоточено на Элли. То же самое, по-видимому, можно было сказать и про Врега, когда он несколькими секундами позже проскользнул в поле зрения Джона, хотя Джон и не смотрел на него, чтобы подтвердить это.
Именно женщина-видящая присматривала за Элли. Джон каким-то образом понял это, почувствовал ещё до того, как видящая заговорила.
— Сэр… — пробормотала она, обращаясь к Ревику. — Мне очень жаль, сэр. Я попыталась остановить её…
Ревик взглядом заставил её замолчать, затем снова посмотрел на Элли, всё ещё держа руку поднятой в жесте покорности.
— Элли… детка. Ты должна меня послушать.
Её нефритовые глаза сузились ещё сильнее.
Она повернула голову и посмотрела на трёх видящих, наблюдавших за ней с расстояния в несколько шагов. Джону пришло в голову, что как минимум часть наэлектризованности, которую он ощущал в воздухе, была связана с телекинезом. Впервые до него по-настоящему дошло то, что все ему говорили. Структуры, которые Элли использовала для телекинеза, были совершенно неповреждёнными — они не пострадали от вайров.
До него впервые дошло, что это означает.
Когда он сложил всё это вместе с тем, что они только что сделали, создав эту паутину связи между ним, Элли, Ревиком и Мэйгаром, его нервозность усилилась.
Все связи работали в две стороны. Ревик учил его этому.
Они хотели, чтобы Элли более тесно связалась со своим телом; это означало, что её телекинетические структуры тоже будут более тесно связаны с её телом. Они хотели, чтобы её разум здесь, внизу, был сильнее с её структурами там, наверху; это означало, что Элли могла получить доступ к своим знаниям о том, как использовать эти структуры — наряду, возможно, с разумом Ревика, а теперь ещё и Мэйгара.
Возможно, они нечаянно снова сделали её телекинетически активной.
То есть, она действительно могла этим воспользоваться.
Увидев выражение лица Ревика и его покорную позу, Джон понял, что то же самое, должно быть, пришло ему в голову.
Он взглянул на Балидора и Врега. Заметив их нерешительность и мрачные взгляды на лицах, Джон понял, что они боятся её. Они смотрели на неё так же, как люди смотрели на Ревика, когда его эмоции выходили из-под контроля — или когда он был Сайримном.
Джон увидел, как Врег потянулся за чем-то, спрятанным под его курткой. Он сделал это незаметно, почти не двигая руками. Он сдвинул своё тело в сторону, чтобы открыть то, что там висело — возможно, чтобы его руки могли найти это без единого звука.
Элли стояла к нему спиной. Её глаза сейчас смотрели исключительно на Ревика.
Джон едва успел заметить рукоятку винтовки перед тем, как Врег бесшумно и плавно вытащил её из-под тёмных складок ткани, где она лежала. Джон узнал дуло той же самой транквилизаторной винтовки, которую они использовали на Ревике несколько недель назад.
Врег проделал всё это бесшумно, как призрак. Джон едва мог уследить за этим движением своими глазами и светом.
И всё же Элли это почувствовала. Она резко повернула голову.
Прежде чем Джон успел отреагировать, вспыхнул свет, оставив её в горячей белой вспышке за Барьером. Напряжённость этой вспышки заставила Джона вздрогнуть, и он наполовину поднялся на ноги, ужаснувшись, напугавшись до безумия, хотя он и не думал о причинах этого страха, пока всё не закончилось.
Однако Элли не причинила Врегу вреда.
Через долю секунды Врег просто больше не держал винтовку.
Что-то вырвало оружие прямо из его мускулистых рук — рук, которые, как Джон знал по собственному опыту, обладали ужасающе сильной хваткой. Дёрнувшись вбок, та же самая винтовка исчезла в темноте коридора, за пределами видимости для Джона. Джон вздрогнул вместе со всеми, когда винтовка с грохотом врезалась в стену.
Звук эхом разнёсся по коридору.
Элли повернулась к Врегу, сжав кулаки.
Врег поднял руки ладонями вверх, и его тёмные глаза сделались настороженными. Он опустил голову и лицо так, что те оказались ниже её глаз. Джон смотрел, как Врег показывает жест извинения, а сам Джон продолжал стоять, тяжело дыша, пытаясь удержаться на месте и решить, что делать дальше.
— Принцесса… я прошу прощения, — сказал Врег.
Она продолжала пристально смотреть на него.
Врег вздрогнул, как будто что-то случилось с его светом — что-то такое, чего Джон не мог видеть.
Через свою связь с Врегом Джон тоже вздрогнул, почувствовав укол чисто инстинктивного страха, достаточно острого и сильного, чтобы его сердце бешено забилось в груди, больно ударяясь о рёбра. Он шагнул к ним, едва сознавая, что сделал это, и даже не зная, что собирается предпринять.
Затем, так же сильно и быстро, как это зародилось…
Ощущение опасности исчезло.
Оно растаяло вокруг Джона и Врега, как дым, оставив только звук бьющегося сердца Джона.
Элли снова уставилась на Ревика, и её глаза светились светлым, насыщенно-зелёным светом.
Она сердито смотрела на его угловатое лицо. Должно быть, она что-то сказала ему или опять показала, потому что Ревик покачал головой.
— Нет, — он снова решительно покачал головой, но Джон услышал в его тоне страх. Его голос почти дрожал. — Пожалуйста, детка. Мне нужно, чтобы ты меня выслушала…
Должно быть, она его перебила. Её глаза прищурились.
Её лицо переполнилось гневом.
Ещё больше образов пронеслось в голове Джона. Как и в прошлый раз, они всплыли без предупреждения, и он не мог их блокировать. Цвет, свет и эмоции вспыхнули перед его глазами, затмевая окружающую комнату. Прежде чем Джон успел сесть, прежде чем он даже смог понять, что видит, ощущение ударило в его свет плотным потоком, вызвав сильный прилив боли, такой мощный, чтобы он сделал шаг назад, едва не вскрикнув.
Он громко ахнул, не сумев сдержаться, поднял руку ко лбу и тяжело откинулся на металлическое сиденье. Он крепко зажмурился, пытаясь отгородиться от этих образов. Однако он не мог отгородиться от неё, и, судя по звукам и проклятиям, которые он слышал вокруг, никто другой тоже не мог этого сделать.
Джон увидел Элли, стоявшую на коленях перед Врегом, потом оседлавшую Балидора, затем с…
— Прекрати! — прорычал Ревик. — Чёрт возьми… остановись! Элисон! Прекрати! ОСТАНОВИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ!
Образы тут же исчезли.
Джон открыл глаза, всё ещё тяжело дыша.
Тошнота продолжала чуть ли не калечить его разум, лишая возможности мыслить рационально. Он был твёрд, но горе переполняло его, делая невозможным делать что-либо, кроме как сидеть там, желая вырвать любую часть себя, которая способна чувствовать.
Сам того не желая, он перевёл взгляд на Врега.
Однако другой видящий не смотрел на него.
Увидев лицо Врега, Джон в неверии уставился на него. Он увидел, как в свете Врега резко выделилась боль, и его почти чёрные глаза сфокусировались на обнажённом теле Элли, которая смотрела в другую сторону. Те же самые глаза казались почти остекленевшими. Джон наблюдал, как взгляд Врега пробежался по всему её телу, словно не поддаваясь его контролю. Увидев выражение лица старшего видящего, Джон ощутил неконтролируемую ярость, более сильную, чем всё то, что он чувствовал за последние недели.
Может, за последние месяцы. А может, и за всё время.
Вместе с этой яростью поднялась боль, желание причинить кому-то боль, которую он никогда не испытывал, даже когда ревновал Врега раньше. Он ухватился за края металлического сиденья, может быть, чтобы удержаться на нём, а может быть, чтобы дать своим рукам хоть какое-то занятие, чтобы они не обвились вокруг татуированной шеи бывшего Повстанца.
Бл*дь, он хотел убить его.
Заставив себя отвести взгляд от другого мужчины, Джон свирепо посмотрел на Элли, прежде чем успел подумать, имеет ли это хоть какой-то смысл. В нём пульсировала ярость, гнев — Джон не помнил, чтобы когда-либо испытывал такое по отношению к ней. Заметив, как взгляд Врега переместился к его лицу, и как в его глазах отразилось изумление, Джон смог только уставиться в пол, потом снова на Элли, потом снова в пол.
Впрочем, это не имело особого значения. Элли тоже не смотрела на него.
И Джон был не единственным, кто злился.
Ревик стоял там, тяжело дыша, сжав руки в кулаки и глядя ей в лицо. Когда в следующий раз его голос сорвался с его губ, все видящие в комнате подпрыгнули, словно от удара его света.
— Это что, бл*дь, было? — зарычал он на неё.
Глаза Элли даже не дрогнули. Она уставилась на него, и её губы поджались в жёсткую линию.
— Ты мне угрожаешь? — сказал Ревик холодным голосом. — Серьёзно, жена?
Джон уже несколько месяцев не слышал, чтобы Ревик называл её так. Он не слышал, чтобы Ревик называл её так с тех пор, как они нашли её в коме в старой маминой спальне.
Как бы он её ни назвал, это никак не отразилось на выражении её лица. Она смотрела на него совершенно невозмутимо.
— А что, если я сделаю то же самое? — произнёс Ревик мягким, но ещё более холодным тоном.
Её рука поднялась вверх, ладонью наружу.
Она не дотронулась до него, но нечто, какая-то жёсткая сила толкнула его назад.
Джон моргнул, и его челюсть отвисла, когда Ревик споткнулся, потеряв равновесие настолько, что чуть не упал. Однако он не упал и, восстановив равновесие, выпрямился во весь рост, с неверием уставившись на Элли.
Она сделала ещё два шага в комнату, сжимая руки в кулаки, как и он сам. Ревик попятился от неё, как будто она была каким-то опасным животным, и снова почти споткнулся в попытке дать ей достаточно места.
Элли, казалось, ничего не заметила. Она продолжала сердито смотреть на него, и её глаза ещё ярче засверкали в ярком свете основной комнаты. Выражение её лица по-прежнему излучало ту же бледную ярость, даже внутри более сложных цветов этих пылающих зелёных глаз.
Джон наблюдал за ней вместе с остальными, не двигаясь и едва дыша.
Она только что использовала свой телекинез против Ревика. Она сделала это на глазах у всех, как будто их там вообще не было.
Об этом Джон тоже не мог долго думать.
Новые образы врезались в него из этой темноты.
Джон зажмурил глаза, но и на этот раз не смог их заблокировать. Эти образы были более сложными, менее животными, но каким-то образом ударили его сильнее, в тот же самый центр уязвимого света, прямо в середину груди.
Джон видел проблески того, как она выходит из викторианского дома, уходит из Сан-Франциско, уходит от Ревика. Джон увидел, что когда Ревик и остальные вернулись, комнаты оказались пусты. Он увидел Врега, лежащего без сознания на полу, и Балидора тоже. Он видел её босиком в парке, плавающей в океане, едущей в машинах за пределами карантинной зоны, смеющейся с безликими людьми. Он видел, как она путешествует по другим городам, одна, с другими людьми…
Джон снова ахнул, почувствовав укол боли, на этот раз от Ревика.
Эта боль усилилась в паузе после того, как образы исчезли, после того, как их смысл полностью отразился в сознании.
Но Элли ещё не закончила.
Образы снова изменились. В тот раз Джон увидел сцены их свадебной церемонии в огромном обеденном зале ресторана в Центральном парке.
Боль в груди Джона усилилась ещё больше, вызвав резкие, шокирующие слёзы, когда он понял, что она им показывает. Она показывала им те моменты, когда они давали друг другу клятвы перед Тарси и их тётей Кэрол, богами и Предками.
— Да пошла ты, — прорычал Ревик. — Это не имеет никакого значения. Не сейчас.
Образы резко потускнели и сменились чернотой.
На этот раз, когда Джон посмотрел на Элли, она вся дрожала. Сначала Джон подумал, что она плачет или расстроена, но когда он увидел её лицо и импульсы, исходившие от её света, то всё, что он почувствовал, сводилось к ярости. Насыщенной, необузданной, бездумной и совершенно иррациональной ярости.
— То есть, таковы мои варианты? — рявкнул Ревик. — Ты трахаешь других мужчин или бросаешь меня?
Она с силой топнула ногой, свирепо глядя на него.
И опять в голове Джона всплыли образы Элли в броне, Элли, сидящей рядом с ним в самолёте, Элли, стоящей рядом с ним на Пятой авеню и держащей…
— Нет! — рявкнул Ревик, топнув собственной ногой. — Нет, чёрт возьми! Нет!
Она снова ткнула его светом, и он задохнулся, тяжело дыша и глядя на неё.
И снова Джон увидел её в броне, в самолёте, в вертолёте после самолёта, на улицах города…
— Прекрати! — крикнул Ревик. — Стоп! Бл*дь, Элисон! Я понял твою чёртову точку зрения…
Однако в тот раз Ревик казался растерянным.
Даже его голос звучал смятенно.
Его гнев потерял часть своей силы, прямо перед тем, как боль в его свете усилилась, смешиваясь с этими золотыми лентами света до такой степени, что Джон едва мог различить их, едва мог понять смысл того, что он видел.
На лице Ревика отразились горе, растерянность и явное раздражение. Он, казалось, тоже не знал, что делать с этим обилием чувств, потому что, в конце концов, отвёл взгляд от её горящих зелёных глаз, от почти полного отсутствия выражения на её лице с высокими скулами.
Ревик посмотрел на них всех, стиснув зубы, потом снова на Элли, а потом перевёл взгляд на Балидора, на Врега. Поднеся руку ко лбу, он прикрыл глаза и стоял, уставившись в пол под пальцами.
— Но почему, Элли? — его голос был близок к срыву. Он сглотнул и покачал головой, не глядя на неё. — Боги. Я пытаюсь защитить тебя.
Она топнула босой ногой, сердито жестикулируя.
— Я знаю, что мы говорили… — прорычал он.
Элли топнула ногой прежде, чем он успел продолжить. На этот раз вместо твёрдой древесины она наступила на мягкий мат, но это произвело примерно такой же эффект. Прежде чем он успел сказать что-то ещё, она прервала его, снова топнув ногой и показав своей бледной рукой ещё одно, более яростное «нет» в воздухе.
Джон увидел, как челюсти Ревика ещё больше напряглись.
— Элли. Жена… — начал он. — Пожалуйста. Позволь мне сделать это. Пожалуйста.
Она сделала ещё один жест «нет» в воздухе.
— Элли. Gaos di’lalente. Я знаю, что ты здесь главная…
Она сделала ещё один жест «нет», и он растерянно замолчал.
Эта искра энергии вокруг света Элли вспыхнула ещё раз, прямо перед тем, как снова появились новые образы. На этот раз они изображали Элли с другими видящими, видящими, которых Джон видел в здешних барах, видящими, которых завербовали из Списков — видящими, которые откажутся с меньшей вероятностью, чем Балидор или Врег, учитывая их отношения с ней, Ревиком, Джоном и кем-то ещё.
Видящие, которые были бы более чем счастливы принять милости от Моста, особенно учитывая то, чему научил её Лао Ху…
— Прекрати это, — рявкнул Ревик. Его голос дрожал. — Элисон! Я понял твой чёртов посыл!
Образы тут же исчезли.
Последовала пауза, а затем снова всплыл тот первый набор образов.
На этот раз они обладали более мягкими свойствами.
Они были мягче, но как будто и настойчивее… излучали спокойную напряжённость и решимость, которые Джон не мог не почувствовать, и это невольно вызывало менее осознанную вспышку надежды. В этот раз всё было так похоже на неё. Джон чувствовал её, несомненно, даже если она по-прежнему оставалась далеко, даже если это было совсем не так, как он знал её раньше. Там жили слои смысла, заверения, смешанные с более мягкими посланиями, которые Джон не мог полностью понять. Он мог лишь мельком увидеть фрагменты, как кусочки из нескольких разных паззлов, разбросанных на столе.
Среди всего этого он опять увидел Элли в боевой экипировке, в чёрной рубашке и брюках, держащую Ревика за руку и вплетающуюся светом в его свет.
Каким бы ни был эмоциональный подтекст, Джон получил сообщение вместе с остальными.
Элли собиралась поехать с ними в Нью-Йорк.
Она поедет с ними или заставит Ревика пожалеть об этом, а может быть, и всех остальных тоже.
Джон не ощущал особенного пространства для компромисса.
Чёрт побери, да он не чувствовал даже никакой возможности для обсуждения.
Ещё один, более плотный пульс боли покинул свет Ревика, достаточно сильный, чтобы Джон отпрянул от другого мужчины, невольно закрывшись. Его пальцы сжались на груди, но на этот раз он не смотрел ни на Врега, ни на Элли, ни даже на самого Ревика.
Он смотрел в пол, пока не услышал голос Ревика.
На этот раз голос элерианца звучал устало. Поражение отчётливо слышалось в каждом слоге.
— Ладно, — он потёр лицо ладонью и выдохнул с серией резких щелчков. — Ладно. Я это устрою. Нам придётся поехать завтра. Мне нужно всё организовать.
Джон поднял голову, невольно изумившись.
Однако его взгляд привлекло не лицо Ревика, а лицо Элли.
Она продолжала пристально смотреть на Ревика, и её зелёные глаза оставались пронизывающими и властными.
— Я знаю, что ты здесь главная, — рявкнул Ревик. — Я же сказал «Да», не так ли?
Та резкость в её глазах потускнела, но лишь немного. После очередной паузы Ревик снова покачал головой.
— Не буду, — сказал он. — Я обещаю, что не буду этого делать. Я не грёбаный лжец, несмотря на то, что ты всё время повторяешь…
Он замолчал, вероятно, потому что она опять перебила его. После ещё одного молчания, во время которого они хмуро смотрели друг на друга, он окинул взглядом комнату и остальных.
— Я клянусь своей жене, что не накачаю ей наркотиками и не оставлю её здесь, — прорычал он. — Я, бл*дь, клянусь, что привезу её в Нью-Йорк. Ясно? Это всем понятно?
Видящие, сидевшие на металлических складных стульях, нервно закивали ему, жестикулируя в знак подтверждения, хотя и беспокойно ёрзали, поглядывая на Элли. Джон заметил на нескольких лицах улыбки, но даже они выглядели скорее нервными, чем весёлыми.
Однако они всё ещё старательно скрывали свои улыбки от Ревика.
Наступило очередное молчание, когда Элли, казалось, заговорила с ним.
— Мы уедем завтра, — повторил Ревик предостерегающим тоном. — Мне нужно сделать кое-какие приготовления, кое-что изменить. Ладно?
Элли скрестила руки на обнажённой груди. Джон увидел, как она испустила нечто похожее на облегчённый выдох, прямо перед тем, как более спокойный взгляд смягчил выражение её лица, убрав ту резкость, которую он видел в её глазах и свете.
Ревик тоже выдохнул, тихонько щёлкнув языком.
— Ладно. Тогда я беру с нами Балидора, — пробормотал он, качая головой. Больше всего сейчас он казался усталым, как будто размышлял вслух. — … И Врега. Бл*дь, — он нахмурился ещё сильнее и уставился в пол. — Нам надо просто собрать вещи. Нет никакой причины оставлять кого-то здесь, если мы делаем это таким образом. Нам в любом случае нужно двигаться вглубь страны.
Элли не двигалась, только наблюдала за реакцией Ревика.
Она не изменила выражения лица, но оставалась там, где была, и её свет излучал бледное тепло, которое Джон почти чувствовал даже с того места, где он сидел вместе с остальными.
В любом случае, она, похоже, знала, что Ревик снова в режиме планирования и больше не спорит с ней, а пытается разобраться в логистике.
Джон смотрел на них, до сих пор находясь в шоке от того, чему только что стал свидетелем.
Он не мог оторвать глаз от самой Элли, больше не заботясь о том, насколько это может быть неуместным, учитывая, как она выглядела, даже с её длинными тёмными волосами, покрывающими довольно большую часть её туловища спереди. Он никак не мог понять этого пустого, но абсолютно присутствующего выражения, мелькнувшего в этих нефритово-зелёных глазах. Она просто стояла там, совершенно ни капли не смущаясь, хоть на ней и не было никакой одежды.
Пока Джон наблюдал за ней, слабая, почти счастливая улыбка постепенно согрела уголки её губ.
Он полагал, что это тоже имеет смысл. Она получила то, чего хотела.
Что-то в этом выражении лица на мгновение напомнило Джону Тарси, хотя он и сам не мог бы точно сказать, что именно.
Когда Джон снова взглянул на Ревика, он тоже увидел в его глазах раздражённое облегчение, смешанное с чем-то вроде негодования, когда он смотрел на свою жену. Однако Элли продолжала улыбаться ему, и Джон увидел, как облегчение сменилось ещё более мрачным гневом.
— А теперь иди и надень какую-нибудь грёбаную одежду, — прорычал Ревик. — Или я передумаю… и запру тебя в подвале до своего возвращения!
Воцарилось молчание.
До этого самого момента Джону и в голову не приходило, что Элли не произнесла ни единого слова с тех пор, как вошла в комнату, несмотря на её напряжённую перепалку с Ревиком.
И всё же, несмотря на отсутствующий взгляд, который по-прежнему жил в её зелёных глазах, пока длилось это молчание, она сделала то, чего Джон никак не ожидал.
Она рассмеялась.