Джон наблюдал, как Ревик устраивает своё тело на кофейно-коричневом кожаном кресле.
Они буквально сделали это «место для прыжков», как называли его другие видящие, из старого кресла.
Джон продолжал наблюдать за лицом Ревика, пока двое других видящих, Гаренше и Локи, пристёгивали его холщовыми ремнями с органикой, беззвучно начиная свою работу через считанные секунды после того, как Ревик расположил своё длинное тело на потёртой коже кресла.
На протяжении всего процесса в бесцветных глазах Ревика жило всё то же отсутствующее выражение.
Он терпел оказание помощи от других, как будто не присутствуя здесь, хотя Джон видел, как он вносил незначительные правки во всё, что содержало сенсорные панели, в том числе и ту, что располагалась в центре его груди и на горле.
Джон знал, что на последней панели имелся сдерживающий ремень на тот случай, если он содрогнётся во время прыжка, или у него случится паническая реакция, и он попытается высвободиться. Опасность удушения делала более практичным применение электродов, которые Джон видел на креслах старого образца в Сиртауне, но Балидор сказал ему, что эти новые ремни работали лучше.
Джон помнил, как видел эти старые места для прыжков, когда все они ещё находились в Нью-Йорке. Он видел схемы прежних конфигураций в исследовательских сюжетах, которые он смотрел с Врегом, изучая непосредственную работу разведчиков.
Он также помнил, как закончился данный урок.
Это случилось после свадьбы Ревика и Элли.
Они с Врегом в тот момент уже встречались, хотя Джон ещё не признавался в этом самому себе. Он убеждал себя, что это всего лишь секс или только утешение. Он рассказывал себе бесчисленное множество дерьмовых сказочек, лишь бы не задумываться об этом слишком часто или слишком глубоко.
В любом случае, в тот день они тоже в итоге очутились на полу медиа-комнаты.
Большая часть их «практических сессий» в те недели заканчивалась именно так — Джон терял контроль над своим светом и притягивал другого мужчину, или Врег прямым текстом просил его о…
Оборвав эту мысль, Джон вытолкнул воспоминание из своей головы.
Он избавился от данного образа, но всё же это вызвало нежеланную ленту тошнотворной боли, в кои-то веки не связанной с Ревиком.
Отвлекая себя (или хотя бы пытаясь), Джон обвёл взглядом комнату, которая содержала ту же разнообразную мешанину объектов, текстиля и фурнитуры, что и в остальном доме. Богатая, современная обивка и драпировки покрывали диваны, кресла и окна, создавая готическую атмосферу, но поистине дорогую её версию, а не то, что некоторые его друзья привыкли культивировать в своих переделанных викторианских квартирах в дни до апокалипсиса.
Большая часть последних состояла из подержанных находок с улицы, гаражных распродаж или секонд-хендов в викторианском духе, которые были так распространены в Сан-Франциско.
Здесь же массивные кроваво-красные бархатные шторы блокировали большую часть солнечного света, лившегося через укреплённые против штормов окна, которые, вопреки покрову облаков, по-прежнему могли отражать немалое количество света от скрытого солнца. Обои с бордовыми и кремовыми полосками покрывали стены и встроенные книжные шкафы из орехового дерева, которые до сих пор занимала чрезвычайно дорогая библиотека, оставшаяся от предыдущих хозяев.
Рядом с мониторами, которые тянулись от стены до стены и часто от пола до потолка и стоили, наверное, добрых двадцать тысяч долларов за штуку, Джон видел, кажется, настоящие и наверняка абсурдно дорогие антикварные оригиналы картин.
Теперь, когда видящие завладели этим местом, их высокотехнологичные гаджеты, нелегальные органически модифицированные компоненты и оружие добавлялись к этой смеси, валялись на декоративных столиках, книжных полках и даже лежали на полу у одной из четырёх высоких стен с вычурными плинтусами и канделябрами.
Поскольку они лишь недавно переделали данную комнату, здесь также сохранялось больше впитавшейся убогости, казавшейся Джону скорее наследием самопоселенцев и мародёров, которые обитали в доме перед их прибытием. Джон видел более очевидные признаки их пребывания здесь в виде дыр в коврах, следов дыма, подпалин на подлокотнике дивана, а также в подростковой надписи зелёной краской из баллончика прямо поверх оригинала масляной картины. А на подпалённой тёмно-коричневой стене, прямо возле каменного камина, выделялся жёлтый смайлик, тоже нарисованный из баллончика.
Но на самом деле урон был минимальным.
Хотя Джон знал, что про остальные дома на улице нельзя сказать то же самое.
Он лично осматривал некоторые из них, помогал переносить мебель, обустраивать спальни и некое подобие жилища для размещения членов группы. Большая часть этих мер требовалась для обустройства жилья местных видящих, которые перебрались к ним, как только узнали, что Ревик основался в городе.
Джон не знал, то ли они перебрались поближе к Мечу по религиозным причинам, то ли в надежде, что он может защитить их от зачисток видящих, которые до сих пор периодически случались в других районах Сан-Франциско. В любом случае, складывалось такое ощущение, что они создали свой город в пределах города — миниатюрную Мекку видящих на западном побережье, где есть автоматы и вооружённые патрули.
Джораг и Ниила уже предупреждали Джона, чтобы он не покидал пределы их «территории» из соображений безопасности. В частности, ему сказали никогда не ходить в Мишн-дистрикт, но и Чайна-таун тоже находился под запретом, вместе с большей частью Пасифик-Хайтс и Норд-Бич, а также Марина-дистрикт. Центр Сан-Франциско и район Тендерлойн даже не обсуждались и, по словам Гаренше, были настолько опасны, что даже большинство конкурирующих банд туда не совалось.
Ревик выразился более прямолинейно и детально.
Он разложил карту на столе из красного дерева и отметил границы их присвоенной территории. Показывая на различные перекрёстки, он сказал Джону не пересекать Филмор-стрит на восток, Гири на север, Оук на юг, и Станьян на запад, даже если он будет вооружён до зубов. По словам Ревика, он заключил сделки с человеческими бандами, которые заправляли этими районами, и они будут иметь полное право стрелять, если Джон или кто-то другой пересечёт эти границы, не получив прямого разрешения.
По словам Ревика, разрешение требовало платежа.
В той или иной форме.
Ревик также сказал Джону, что он вправе пристрелить любого, кто ступит на территорию видящих. Джон не стал спрашивать у Ревика, считать это приказом или нет.
Подумав об этом теперь, Джон взглянул на угловатое лицо своего зятя.
Он отрешённо наблюдал, как Гаренше и Локи продолжают готовить его для прыжка. Время от времени он также наблюдал за ладонями Ревика, пока элерианец жестами общался с вторичным техником (кажется, по имени Кандеш), чтобы тот записывал всё происходящее, как только они начнут, включая любые Барьерные отпечатки.
Джон заметил, что в последнее время Ревик пользовался языком жестов.
Раньше они шутили о молчаливости Ревика — он, Элли, Врег и все остальные, кто знал Ревика достаточно хорошо, чтобы подшучивать над ним из-за его выразительного молчания.
За последние месяцы Ревик вывел эту молчаливость на совершенно новый уровень. Может, это было не такое выразительное молчание, но оно определённо стало более частым. Более того, молчание в присутствии Ревика временами становилось болезненным, хотя бы из-за своей абсолютной непроницаемости.
Он редко задерживался в комнате после завершения работы, так что никто не успевал докопаться до него по поводу этого молчания. На самом деле, даже встретиться с ним взглядом становилось сложно, если только сам Ревик не хотел чего-то конкретного.
Джон пытался, конечно.
Он знал, что пытался не только он.
Он видел, как пробовал Врег, и Балидор тоже.
Он видел, как пытался Джораг, и даже Гаренше — и Чандрэ, пока она ещё была здесь.
От других Джон слышал, что Тарси время от времени звонила из Нью-Йорка — преимущественно для того, чтобы припереть к стенке своего племянника. Возможно, Тарси была единственной из ныне живущих, с кем Ревик откладывал свои дела настолько, чтобы хоть притвориться, что он слушает. Он всё ещё питал то старомодное уважение к старшим, и, видимо, ему не хватало решимости откровенно послать свою биологическую тётю.
И всё же Джону было предельно ясно, что Ревик не собирался по-настоящему открываться кому-либо из них, включая Тарси.
Джон даже видел, что Юми несколько раз крутилась возле него, пыталась найти к нему подход, хотя, если честно, она умудрилась приблизиться к нему лишь в те разы, когда Ревик был заметно пьян.
В любом случае, Джон сильно подозревал, что эту задачу Юми поручил Балидор.
В последний раз Джон стал свидетелем одной из таких попыток в баре в чёрном доме на Хейес-стрит. Вообще Джон заметил, что видящие, похоже, всегда находили бар, и неважно, какими бы удручающими или маловероятными были обстоятельства. В этот раз бар представлял собой комнату отдыха, организованную в подвале одного из домов, который служил неким подобием отеля для видящих.
Джон помнил, что Элли нравился этот дом, когда она сама жила на Филмор.
Может, Ревик даже знал об этом, поскольку он сам выбрал место.
Однако, как бы ни было выбрано это помещение, горстка видящих (в основном беженцы из Сан-Франциско, которых люди Врега собрали за последние несколько месяцев) взяли на себя смелость переделать это в место для отдыха в нерабочие часы. Сообща они как-то нашли в их части города достаточно оставшихся ликёро-водочных магазинов и баров, чтобы поддерживать запасы в их личном баре.
Теперь добывать припасы стало намного легче, потому что Врег достал несколько бронированных автомобилей и нанял инженеров «Арк Энтерпрайзес», которые переделали их, чтобы машины работали на каком-то сочетании солнечной энергии и двигателе сгорания с органическим компонентом, подпитываемым морской водой.
Джон не переставал изумляться тому, что видящие умели делать или придумывали экспромтом, когда дело касалось адаптации к обстоятельствам, в которых многие люди шатались бы голодными, холодными и не сумели бы приспособиться.
С другой стороны, видящие больше сотни лет прожили на окраине человеческого общества. Может, из-за этого скудность в целом не так пугала их.
Даже Ревика время от времени можно было затащить в бар.
Бар предоставлял редкий шанс подобраться к нему поближе, пока Ревик не работал… хотя, честно говоря, Джон сомневался, что он не работает даже там. Ревик редко разговаривал с кем-то в баре, и его часто видели сидящим в одиночестве, рисующим на салфетке либо смотрящим в пустоту сосредоточенным взглядом прозрачных глаз.
Большинство видящих и людей оставляли его в покое.
Они обходили его стороной — может, инстинктивно, а может из чувства иерархии, присущего всем военным видящим.
Но время от времени кто-то подходил к нему.
Одной из таких пытавшихся была Юми.
Джон наблюдал, как она это сделала. Он был странно очарован тем, как она попробовала подойти к Ревику, хоть её подход и заставил его невольно напрячься.
Как выяснилось, ему не стоило утруждать себя какой-либо реакцией.
Даже не посмотрев на неё, Ревик засунул во внутренний карман куртки пачку бумаг, на которых он писал. Затем он схватил за горло бутылку, из которой подливал себе в стакан, и направился прямиком к выходу, держа полупустой бокал двумя пальцами той же руки. Он даже не потрудился объяснить свои действия уклончивым жестом руки и тем более непосредственными словами.
Он не выглядел рассерженным.
По большей части он казался просто пустым — во всяком случае, с точки зрения Джона.
Может, пустым и почти озадаченным, словно Юми и остальные были кусочками мозаики, которые передвигались, пока он работал — и он ещё не выяснил, как отключить эту надоедливую суету, когда ему не нужен был кто-то конкретный.
По его лицу у Джона складывалось впечатление, что Ревику даже не приходило в голову, что его действия могут показаться грубыми. Он откровенно нетвёрдо держался на ногах, но непреклонно направлялся к двери. Он ушёл, как будто не заметив всех тех взглядов, которые его провожали.
Позднее той же ночью Джон тоже наткнулся на Ревика, по чистой случайности.
Он решил пройтись по парку примерно в час ночи и увидел Ревика только тогда, когда прошёл на расстоянии нескольких футов от него. Его зять просто стоял там, прислонившись спиной к дереву, и смотрел в небо. Джон не до конца понимал выражение на лице видящего, но он понимал слёзы.
В тот раз он тоже подумывал подойти к нему.
Однако когда Ревик поднял бутылку и стал пить, продолжая смотреть на звёзды, Джон передумал.
Джон знал, что пьяный Ревик бывал непредсказуемым.
Ну, он бывал таким, если напивался достаточно сильно. Так было ещё до того, как Касс пытала и едва не убила его жену, стерев большую часть её разума вайрами, или что там Касс ещё делала с Элли.
Касс, которая раньше была лучшей подругой Элли.
Касс, которая была и подругой Джона тоже… да и Ревика, если на то пошло.
Судя по тому, что Джораг сказал Джону, телекинез Ревика вернулся в рабочее состояние практически в тот же день, когда они нашли тело Элли. Что бы ни думал Балидор, но Джораг и кое-какие другие, верящие в мифы видящие, похоже, считали неожиданное «выздоровление» Ревика почти апокалиптическим (или ещё более апокалиптическим) знаком от богов.
В эти дни они воспринимали его больше как воплощение гнева Меча, относились к нему и его чрезмерно молчаливому поведению с неким благоговением.
Как мужчина Ревик сейчас для них практически не существовал.
Это беспокоило Джона, но он не знал, что можно предпринять в этом отношении.
В любом случае, после позднего визита Ревика прошлой ночью Джон стал ещё осторожнее относиться к своему зятю.
Джон также знал, что Ревик пил только тогда, когда погружался в отчаяние — это несмотря на периодические визиты в бар и на то, что явившись на порог к Джону, он едва держался на ногах.
То есть, он пил тогда, когда уже готов был потерять контроль.
В последние несколько дней Джон гораздо чаще видел Ревика трезвым — наверное, таким трезвым, каким он не был уже давно. Так что он знал, что алкоголизм не был для Ревика основным способом справляться со всем в эти дни.
Возможно, он не хотел, чтобы алкоголь мешал его работе.
Это также означало, что когда он прикладывался к бутылке, это происходило потому, что все остальные способы уже не работали.
Насколько понимал Джон, Ревик, похоже, вообще не хотел тратить время на заботу о своём психическом состоянии, даже чтобы притупить боль, как делал это в Вашингтоне.
Зная Ревика, он вернул телекинез чистой силой воли. Он также наверняка оттачивал эти навыки намного чаще, чем видел Джон — то есть, не только во время сессий с Мэйгаром. Джону казалось очень даже вероятным, что Ревик проводил своё «свободное время» за подобными вещами, а также на ринге, на пробежках и всё такое, а не присасываясь к бутылке с Врегом и другими разведчиками.
Опять-таки, Джон не мог знать наверняка, даже если это правда. Джон и с Врегом не стремился проводить время.
Он знал, что это причиняло боль другому видящему.
Но Джон ничего не мог с этим поделать.
В любом случае, то, что беспокоило Джона, в данный момент не имело никакого отношения к Врегу, даже косвенно. Визит Ревика прошлой ночью, каким бы неловко сексуальным он ни был, на самом деле сводился не к сексу. Ревик не просто отчаялся той ночью. Он выглядел так, будто совершенно лишился разума и уже не понимал, кто он.
Джон знал, что именно скрывалось за просьбой его зятя.
Он искал Элли. У Ревика всё всегда сводилось к Элли… всегда. Ревик всегда искал какой-то способ, любую возможность связаться со своей женой, и неважно, каким бы слабым ни был этот шанс, и что бы для этого ни потребовалось.
За это Джон тоже винил себя.
В некотором роде он понимал, что это иррационально. Он понимал, что представляет собой непаханое поле работы для психиатра, который объяснял бы ему, что со стороны Джона это всего лишь способ заменить ощущение беспомощности из-за того, что сделала Касс, воспользовавшаяся им, чтобы добраться до его сестры.
Честно говоря, Джону было похер.
Он был не в настроении шлёпать свою эмоциональную мартышку за это или просить Юми помочь ему с его «проблемами», что она делала для многих видящих. Плевать он хотел на то, оправданно ли было это чувство, и что он там пытался заместить.
Он вручил Элли в руки Касс.
Одна лишь мысль о том, чтобы начать анализировать это, вызывала у него злость.
Он знал правду. Он — слабое звено.
Касс это тоже знала.
А теперь Ревик, Врег и остальные видящие тоже знали, кем он был.
Конечно, они утверждали, что теперь убрали все эти штуки из света Джона. Они проводили недели и даже месяцы, обучая его, как поставить щиты, как получить доступ к щитам в конструкции, как почувствовать, что чужой свет вмешивается в его свет. Он до сих пор брал по два часа частных уроков от Балидора, чтобы улучшить свою способность закрываться щитами и замечать утечки.
Джон упорно работал, чтобы удостовериться, что он научился всему.
Но всё это было уже постфактум.
Ничто из того, что он делал сейчас, не отменяло того, что случилось с Элли из-за него.
Джон не знал, сумеет ли кто-либо, включая Ревика, исправить всё для самой Элли. По правде говоря, когда дело доходило до роли Джона во всей этой ситуации, даже это казалось неважным. Даже если завтра Элли очнётся, он сомневался, что его отношение к тому, что он натворил, так уж радикально изменится. Но в итоге он должен был хотя бы попытаться.
Он должен был хотя бы попытаться найти баланс между чашами весов, пусть и неравный.
Это означало, что он полностью принадлежал Ревику.
Это означало, что он сделает всё, что Ревик ему скажет, без вопросов, колебаний или жалоб. И он совершенно точно не станет морочить Ревику голову своим эмоциональным состоянием.
На самом деле, за последние несколько недель Джон разговаривал с Врегом только во время тренировок разведчиков. Он не хотел, чтобы это делал Врег, зная, что им обоим это не пойдёт на пользу, но Балидор почему-то то и дело находил вещи, которым Врег мог научить его лучше, чем сам Балидор.
Балидор, похоже, понимал, что Джон не хочет этого делать. Джон даже задавался вопросом, не пытается ли Балидор нарочно свести их вместе — может, чтобы помочь им решить свои проблемы.
Но Балидор не понимал, что с точки зрения Джона тут и решать нечего. Это не вина Врега.
Джон вообще не злился на Врега.
Он не винил другого мужчину ни в чём. И объяснять тут нечего.
Это с самого начала не было проблемой Врега.
Джон также попросил Балидора не подключать его к принятию важных решений — ко всему, что могло поставить под угрозу планы Ревика. Через несколько месяцев Балидор сказал ему, насколько это нелепо. Он сказал Джону, что на данный момент по умению ставить щиты Джон мог тягаться с некоторыми из его топовых разведчиков, отчасти благодаря тем структурам в его свете, на которые повлияла Элли, пока они росли вместе.
Балидор показывал ему эти вещи. Он объяснял, что тех уязвимых мест, которые использовали Тень и Касс, больше не существовало в свете Джона…
Джону было всё равно.
Он больше никогда не станет лазейкой Касс к Ревику, Элли или кому-то другому, даже если ему придётся сунуть дуло себе в рот.
Когда Джон перевёл взгляд в этот раз, Ревик смотрел на него.
Угловатое лицо видящего оставалось неизменным.
— Садись, — сказал ему Ревик.
Только тогда Джон осознал, что попросту стоит на месте.
Почувствовав, как к лицу прилило тепло, он скользнул на второе кресло, опустил свой вес на потёртую тёмно-красную кожу. Он надавил на подлокотники, чтобы вручную откинуть спинку назад, и только тогда заметил, что по обе стороны от кресла стоят два видящих и ждут его.
Они начали работать над ним, как только он откинулся на спинку.
Игнорируя их, Джон повернул голову, чтобы понаблюдать, как Локи и Гар последовательно проверяют показатели Ревика. Оба хмуро смотрели на портативные мониторы и рекорды, которые будут отслеживать мозговые волны Ревика и его aleimi, пока он будет в Барьере.
Джон наблюдал, как они также проверяют передатчик Ревика и ту штуку, в которой Джон узнал заряд «экстренного прекращения» — по сути, электрод, который мог ударить пользователя током с такой силой, чтобы включились его базовые инстинкты выживания и выдернули его из Барьера.
Они используют это в случае, если Ревик столкнётся с тем, с чем не сумеет справиться.
Например, если на него и Джона накинутся несколько дюжин разведчиков Тени.
Ощутив, как то тошнотворное ощущение в его нутре усиливается, Джон отвернулся от лица Ревика, увидев, что взгляд этих прозрачных глаз опять скользнул к нему.
— Джон, — тихо произнёс Ревик. — Прости за прошлую ночь.
Джон вздрогнул.
Он почувствовал, что к его лицу прилил жар, но ни черта не мог с этим поделать. Сделав вдох, он заставил себя расслабиться и тихо прищёлкнул языком. Покачав головой, он взглянул на другого мужчину, но тут же отвёл глаза.
— Забудь. Ничего не случилось.
Воцарилось молчание. Видящие продолжали работать над Джоном, дёргая ремни и размещая электроды на его теле. Все они притворялись глухими, когда Ревик заговорил вновь.
— Ты сказал Врегу? — спросил он таким же ровным тоном, что и раньше.
Почувствовав, что его лицо ещё сильнее заливает жаром, Джон покачал головой.
— Нет.
Притворившись, что не замечает, как другие видящие их подслушивают, Джон положил голову на мягкий подголовник и уставился в потолок. Джораг продолжал прикреплять электроды к его вискам и груди, расстегнув рубашку Джона спереди, и теперь они с Иллег шарили по его коже. Заметив непроницаемые выражения, появившиеся на лицах обоих видящих после слов Ревика, Джон нахмурился, окинув взглядом остальную комнату.
Слава богам, он нигде не увидел Врега.
Джораг усмехнулся, ласково потрепав его по плечу.
— Босс не дурак, маленький брат, — тихо сказал ему Джораг, склонившись к уху Джона.
Джон не ответил, но ещё крепче стиснул зубы.
Иллег и Джораг закончили застёгивать на нем те же органические ремни, что Локи и Гар уже прикрепили к Ревику. Джон вздрогнул от прикосновения гладкой холодной поверхности. Как и большинство органических компонентов, эти ремни как будто должны были быть влажными, но на ощупь были сухими, как кожа амфибии или некоторые породы змей. Разряд другой боли прострелил свет Джона, когда ладони продолжили прикасаться к его телу.
В этот раз боль застала его врасплох.
Джон заскрежетал зубами, пытаясь взять всё под контроль, а Джораг и Иллег поколебались, переглянувшись между собой. Их пальцы замерли над обнажённой грудью и животом Джона.
Джон не посмотрел ни на одного из них, и они продолжили работать.
В те же несколько секунд Джон ощутил сильный импульс злости.
Повернув голову, он посмотрел через плечо.
Там стоял Врег, и его обсидиановые глаза были столь же жёсткими и твёрдыми, как предполагал их цвет. Заметив хмурый взгляд Джона, он отвернулся, но его массивные плечи не расслабились. Выражение его лица продолжало казаться столь воинственным, что под ним Джон почти не видел того мужчину, которого он знал. Эти красивые черты лица выражали столько боли и злости, что Джон не мог долго на него смотреть.
Однако он заметил, что этот холодный взгляд Врег адресовал Джорагу.
«Боги, — невольно подумал Джон. — Лучше бы Джораг оказался прав».
В те же несколько секунд до Джона дошло, что и Ревик, и Джораг говорили вслух, чтобы Врег не услышал их в Барьерной конструкции, которую они все делили.
Нарочно сосредоточившись на отделанном гипсом потолке, Джон закусил щёку изнутри и постарался отвлечь себя, подумать о чём-то другом, о чём угодно.
Его взгляд остановился на железных канделябрах с белыми свечами — скорее всего, воссоздание моделей, популярных на рубеже прошлого столетия. Он знал, что большая часть домов на Аламо-сквер была отремонтирована в 1990-х, чтобы восстановить их изначальное состояние — какая-то кампания политиков по повышению стоимости собственности.
По большей части это изменило лишь демографию города.
— Ты знаешь, что ты здесь делаешь, — сказал Ревик, возвращая внимание Джона к настоящему моменту.
Он повернулся, застыв от осознания, что слова Ревика адресованы ему.
Они даже не звучали как вопрос, что в последнее время было нормой для его зятя. Всё, что слетало с губ Ревика, формулировалось как требование, будто не принималось ничего, кроме безоговорочного «да».
Джон надеялся, что это так. В смысле, что он знал.
— Да, — сказал он, встретившись с взглядом этих бесцветных глаз.
— Следуй за мной, — сказал Ревик.
Джон кивнул, только тогда осознав, что Ревик тоже не хотел его участия в этом.
И лишь через несколько секунд он понял, почему.
К тому времени Иллег и Джораг закончили проверять его показатели и показали большие пальцы вверх Балидору и Юми, которые сидели в комнате управления по другую сторону окна с органическими панелями.
К тому времени было уже поздно.