Мост

Глава 35 Уличный боец

Несмотря на то, что Ревик говорил о Джораге за рулём, он в последнюю минуту передумал и велел им идти пешком.

Это был инстинкт. Он не стал подвергать сомнению свой порыв, просто последовал ему.

Вместо этого они пошли через парк.

Он не возражал против прогулки. Ему нужно дополнительное время, чтобы подумать… не стоя на месте.

Несмотря на периодическую дрожь в его свете, предупреждения из Барьера или что-то ещё, он не предвидел большого сопротивления их проникновению в само здание, учитывая дерьмовые игры, в которые Касс и Тени, казалось, нравилось играть.

Они хотели, чтобы он пришёл.

Это могло быть единственным смыслом звонка Касс в их номер. Он поверил удивлению Касс, когда та увидела Элли в сознании; они понятия не имели, что она будет с ним, и уж тем более не знали, что она в сознании.

Этот звонок предназначался ему. Они издевались над ним, дразнили его ребёнком, пытаясь заставить его потерять хладнокровие и прийти за ними. Другими словами, он делал практически то же, чего они хотели.

Но ему было всё равно.

Он знал Тень и то, как Тень думает. Ревик знал, что тот блефует, хотя обычно он делал это только тогда, когда был близко знаком со своим оппонентом. Теперь Ревик тоже знал себя лучше. Благодаря Элли он узнал больше о том, кем стал, что с ним произошло за эти годы. Он знал больше о своих эмоциональных ахиллесовых пятах. Он знал больше о том, как Менлим манипулировал им в прошлом.

Он прекрасно представлял себе, чего ждёт от него Менлим.

Он знал, что, вероятно, не сможет избежать предсказуемости во всех отношениях. По правде говоря, он и раньше рассчитывал на Элли в этом отношении. У Элли была склонность думать о вещах не так, как большинство видящих — возможно, потому, что она была воспитана человеком, или потому, что у неё не было военного прошлого, как у большинства видящих, которых знал Ревик.

А может, просто потому, что она была Мостом.

Однако Элли здесь не было; Ревику придётся рассчитывать на то, что он удивит Менлима каким-нибудь другим образом. Он полагал, что самый простой способ сделать это — попытаться оставаться связанным с тем, что он мог чувствовать от Элли в Барьере.

До сих пор этого было не так уж много.

Он знал, что сразу после смерти наступает период «затмения», во время которого умерший не может много общаться с другой стороной.

Он знал это, но все равно продолжал пытаться резонировать с её светом.

Он предполагал, что какая-то часть его до сих пор надеялась, что она выйдет из этого затмения к тому времени, когда он действительно будет нуждаться в ней. Если же нет, то ему придётся полагаться на Балидора и Тарси, которые будут ставить палки в колеса Тени. Оба они, казалось, понимали это, и почему он нуждался в этом от них.

Тарси, похоже, в особенности всё поняла, хотя она даже по её меркам была необычайно сдержанна, когда услышала о смерти Элли.

Она даже не выразила соболезнования.

С другой стороны, он тоже не был ей особенно полезен, когда умер Вэш.

И он не был утешением ни для Джона, ни для кого-либо ещё в ту ночь — или в эту, если уж на то пошло.

В любом случае Ревик не очень понимал отношения своей жены с его кровной тётей. Как и отношения Элли с Вэшем, это всегда казалось не его делом. Она была Мостом. Она имела отношения с этими высокопоставленными видящими, включая Вэша, включая его тётю, включая Совет, включая Балидора — отношения, которые никак не были связаны с ним.

Ревик мог чувствовать эти вещи, эти связи, не понимая их.

К счастью, у него был такой склад ума, которому не требовалось это понимать.

Может быть, это тоже военное прошлое, как всегда просачивавшееся в его жизнь. Он заботился о своих отношениях с ней.

Остальную часть своей жизни Элли проводила так, как ей заблагорассудится.

Вэш однажды назвал его «мудрым» за такой подход. Потом он улыбнулся и сказал Ревику, что в душе он до сих пор уличный боец. Практичный до мозга костей. Заботится только о тех деталях, которые имеют значение. Целеустремлённый, даже когда он притворялся, что это не так.

Описание Вэша в основном рассмешило Ревика.

Временами старик мог просто колоссально завираться.

И всё же Ревик хотел бы, чтобы Вэш был сейчас здесь.

Он полагал, что вскоре вновь его увидит.

Его взгляд скользил по тёмным деревьям, лужайкам и дорожкам парка, а пальцы сжимали кобуру пистолета, висевшего на левом бедре.

До сих пор они не наткнулись здесь ни на одну чёртову штуку. Тишина казалась зловещей.

Это также позволяло его разуму блуждать.

Мысль о том, чтобы снова быть с Вэшем, с его матерью, отцом, сестрой, его лучшей подругой детства, Кучтой, несколько смягчила его, когда он позволил себе это.

Он не мог представить, каково это — увидеть этих людей в том другом месте. Он знал, что придаёт этим встречам физические качества, которые они не разделят с жизнью здесь, внизу, но это всё, что у него имелось. В отличие от Элли, Ревик, казалось, даже с самого раннего возраста не мог вспомнить, какой была жизнь в пространстве за Барьером.

Он мог уловить проблески этих мест, впечатления от прекрасных пейзажей, чувства любви, семьи, единства, покоя. Он мог видеть знакомых людей, в основном с ней, но они были для него как картины, как дым, слишком далёкие, чтобы ощущаться настоящими.

Но думать об этом ещё слишком рано.

Он подумает об этом позже.

Или он умрёт раньше, чем закончит, и узнает об этом, когда доберётся туда, как и большинство людей.

Балидор, Юми и Тарси продолжали работать над конструкцией. Ревик подозревал, что Джон по-прежнему был его лучшей надеждой в отношении Касс — на тот случай, если ему понадобится преодолеть её защиту, то есть в психологическом смысле.

А ведь ещё есть Териан.

Как ни странно, несмотря на свои опасения по поводу того, что Тень снова активизирует Фиграна, Ревику было труднее включить «Шулера» в свой план таким образом, чтобы это имело смысл для него. Формально он знал Териана лучше, чем двоих других — лично и вообще — но он не был уверен, как точно описать его в плане представляемой угрозы.

По правде говоря, он не мог уложить в голове Териана, который отвечал либо перед Касс, либо перед Тенью, не говоря уже о них обоих сразу.

Часть его сознания до сих пор видела в нём Фиграна.

Фиграна в маске Териана.

Даже находясь в подчинении у Галейта, Териан никогда не умел хорошо следовать приказам.

Этот странно покладистый, сидящий на задних рядах Териан ощущался видящим другой породы, не таким, как тот, которого Ревик помнил по их пёстрому прошлому. Ревик не знал, стоит ли вообще отвергать эту версию Териана, ожидать, что он проявит себя как дополнительная мощь на телекинетическом фронте, или же рассматривать его как обычную дикую карту, которой всегда являлся прежний Териан — как того, кто способен сделать неожиданные вещи в наименее вероятных обстоятельствах.

Отбросив эту мысль, Ревик сосредоточился на том, что он действительно знал.

Они хотели, чтобы он пришёл.

Он мог догадаться, почему, но ни одна из этих догадок не удовлетворила его и не казалась правильной в тех сегментах его света, которым он всё ещё доверял. Должно быть, они уже знают, что убили Элли, а значит, и его. Они ожидают, что это доведёт его до отчаяния — по крайней мере, придаст сильную мотивацию.

Они дразнили его ребёнком.

Они должны понимать, как сильно он отреагирует на это, особенно учитывая, насколько девочка похожа на его ныне покойную жену.

Они явно намеревались использовать ребёнка, чтобы привести его к себе.

Но почему? Эта часть всё ещё боролась с разумом в глубине его сознания.

Если они хотят его смерти, есть и более простые способы.

Его логический ум подсказывал ему, что раз так, то они, вероятно, не хотят его смерти. Он мог бы придумать причины для этого, но они были в лучшем случае теоретическими. Самая сильная из них, с точки зрения мотивов, которые могли бы волновать Менлима, касалась его репродуктивной способности. Элерианец он или нет, но Териан мог быть стерилен. Чертовски много мужчин-сарков рождались стерильными; весьма вероятно, что и большая часть элерианских мужчин тоже.

Возможно, это делало Ревика в глазах Тени даже более ценным, чем его жена.

Если они до сих пор не придумали жизнеспособного способа клонирования элерианцев, учитывая их более деликатные отношения между светом и материей и неспособность вытащить душу с соответствующими атрибутами из земель за Барьером, Ревик мог бы оказаться их лучшим выбором в разведении большего количества телекинетиков.

Возможно, они думали, что смогут извлечь из него достаточно биологического материала, чтобы создать, по крайней мере, ещё одного элерианского ребёнка — может, на этот раз с Кассандрой.

Впрочем, Ревику это тоже не казалось верным.

Нет, было что-то ещё.

Они чего-то от него хотели. Менлим чего-то от него хотел.

Возможно, это нечто не такое очевидное.

Ревик знал, что его резонанс с Менлимом и Дренгами по-прежнему жил там, в некоторых частях его структур. Он мог навсегда остаться там, учитывая то, как Ревик был воспитан, но он сомневался, что этого было достаточно, чтобы завербовать его, даже если бы прямо сейчас он не был ходячим мертвецом.

Но размышления о том, как его воспитали, только напомнили ему, что Менлим теперь будет делать то же самое с его дочерью. Эта мысль душила его, мешала дышать.

Его дочь.

Их дочь.

Мысль о том, что она тонет в свете Дренгов, вынужденная резонировать с ними, сливаться с этими твёрдыми серебряными нитями, вызывала у него физическую тошноту. Запредельную тошноту. Он едва мог думать об этом, не желая закричать.

Впрочем, он уже знал, что будет делать.

Он скорее убьёт её, чем позволит этому случиться.

Пусть она вернётся другим путём, если захочет, но не таким. Он не оставит её здесь, как оставили его самого. Он не позволит ей страдать от жизни, подобной той, которую ему приходилось вести: где всё, что она могла сделать — это платить, платить и платить за грех быть оставленной позади. Он не позволит ей получить пожизненный долг из-за того, кем она станет, живя под опекой Менлима.

Нет, если он не сможет вытащить её, то убьёт.

Более того, Балидор убьёт её ради него.

Его дочь уйдёт с ним и Элли — с ними обоими.

Пусть она вернётся позже, может быть, когда это сделают сами Элли и Ревик. Может быть, даже с ними, в какой-то другой части этой жизненной волны. В какой-то более спокойный, мягкий момент в истории.

Дочь, сестра, подруга.

Стиснув зубы, чтобы сдержать волну эмоций, поднявшуюся при этой мысли, он вытер глаза тыльной стороной ладони. Он выпалил вопрос Врегу, прежде чем позволил себе подумать о том, что говорит.

— Куда вы её дели? — сказал он, не замедляя шага. — Элли?

Ревик почувствовал, как другой мужчина повернулся, хотя и не мог видеть его в темноте. На этом чёрном, как смоль, небе не было ни звёзд, ни луны. В воздухе до сих пор стоял запах дыма от пожаров.

Несмотря на это, он чувствовал, что Врег тупо смотрит на него, идя по той же лужайке вдоль деревьев Восточного Центрального парка. Поначалу китайский разведчик казался совершенно сбитым с толку этим вопросом, не понимая, о чём вообще спрашивал его Ревик.

В конце концов, ему ответил Джон, который шёл по другую сторону от Врега.

— Мы положили её в вашу постель, — просто сказал Джон.

Ревик почувствовал, как что-то в его груди расслабилось.

— Ладно — сказал он. — Хорошо.

Он не понимал, почему захотел это знать, и почему ответ Джона наполнил его облегчением. Но так оно и было. Он почти видел её там, мирно лежащую под одеялом. Он знал, что на самом деле её там не было, но каким-то образом этот образ принёс ему смутное умиротворение.

— Хорошо, — повторил он, стиснув зубы. — Спасибо.

Он почувствовал, как остальные переглянулись.

Однако Джон лишь пожал плечами, отмахиваясь от его слов.

— Это сделал Балидор, — объяснил он.

Ревик кивнул, ступая по тёмной траве.

— Хорошо, — повторил он.

Некоторые из них продолжали смотреть на него.

Он чувствовал в них печаль, особенно в Гаренше, который не переставал плакать с тех пор, как они вышли через парадные двери отеля. Джон в основном ощущался пустым — вероятно, и Ревик ощущался так для остальных.

Ревика это тоже не волновало.

Честно говоря, было уже слишком поздно.

Он почувствовал вокруг себя щит света от Джона, который сумел удерживать его с помощью того, что Балидор воссоздал из структур света Элли. Ревик не пытался понять, что они сделали, чтобы помочь ему. Он не пытался слишком углубляться в прогнозы того, как хорошо или как долго этот восстановленный щит может продержаться, или где будут слабые места. Он позволил остальным позаботиться об этой части, позаботиться о нём.

Он доверял Балидору. Он доверял Джону.

Он доверял и Тарси, которую тоже ощущал в своём свете на заднем плане. Он знал, что Локи служил ещё одним резервом. Возможно, на этот раз ему придётся больше использовать Мэйгара, но младший элерианец, похоже, тоже этого хотел.

Ревик должен был доверять им всем. У него не оставалось выбора.

Каким бы ни был исход этого дела, он знал, что не сможет сделать это в одиночку, а завершение этого стало главным приоритетом. Не его чувства, не то, кто жил или умер, а простая механика выполнения этой работы.

Его мысли всё равно вернулись к Мэйгару, хотя бы на протяжении нескольких шагов по тёмной траве.

Ревик знал, что ему следовало бы воспринимать своего сына с чем-то большим, чем эта пустая функциональность, но в данный момент у него не было для этого сил.

Он сделал то немногое, что мог — то немногое, что позволяли его ограниченные эмоциональные возможности.

Прежде чем они покинули отель, Ревик схватил Мэйгара за бронежилет и грубо оттащил в сторону, пока все остальные видящие прощались и оставляли последние инструкции друзьям и близким.

Ревик знал, что не сможет сделать многого, особенно тогда, но он сказал Мэйгару, что гордится им. Он говорил и другие вещи. В основном выражал сожаления, но также и чувства — надежды, которые он питал в отношении другого мужчины.

Он попросил его позаботиться о своей сестре.

Он не был уверен, что многое из его слов отложилось в сознании, но он сказал Мэйгару, что видел, как много тот работал, и в Сан-Франциско, и на аэродроме в тот день. Он сказал ему, что Чандрэ подробно описала ему, как много он помог ей в том учреждении в Калифорнии. Он сказал ему, как сожалеет о том, что ему пришлось пережить в Аргентине от рук Тени.

Ревик сказал ему, что сожалеет о том, что его так долго не было в жизни Мэйгара. Он сказал ему, что сожалеет, что у них не будет больше времени, чтобы узнать друг друга. Он сказал, что сожалеет о том, что Мэйгару пришлось столько всего пережить в одиночестве. Он сказал, что сожалеет, что не смог лучше понять чувства Мэйгара к Элли.

Ревик знал, что он плохо справился с этим, ведь он плохо справлялся с большинством эмоциональных признаний, как любила шутливо напоминать ему Элли. Он знал, что бы он ни сказал, этого недостаточно, и его слова, вероятно, были неправильно выбраны или неправильно поняты. Он знал, что мог бы сказать много чего, рассказать ему больше за те месяцы в Сан-Франциско.

Он знал всё это, но не мог дать больше другому мужчине.

Он завершил это ещё более неуклюже, пожелав Мэйгару крепкого здоровья, выразив надежду, что тот переживёт всё это и будет жить такой жизнью, которой сможет гордиться, несмотря на все трудности мира, оставленного ему старшими. Он сказал ему, что надеется воссоединиться с ним в Барьере, и что их следующие воплощения вместе будут наполнены большей любовью.

Когда у него кончились слова, он обнял его.

Мэйгар даже позволил ему.

Мэйгар прослезился и кивнул, когда Ревик снова попросил его присмотреть за сестрой, оберегать её, если они её вытащат. Это был единственный раз, когда его лицо исказилось.

Конечно, дело могло быть в эмоциональном истощении.

К тому времени Мэйгар уже знал, что Элли мертва.

Ревик знал, что Мэйгар любил его жену, даже если элементы этой любви состояли больше из влюблённости, одержимости, ревности — даже злости на него. Мэйгар никогда не признавался Ревику, что любит её, но Ревик чувствовал это ещё до того, как провёл столько времени в свете своего сына в Сан-Франциско.

Мэйгар также мог чувствовать жалость к Ревику.

Он должен знать, что его биологический отец долго не протянет. Может быть, он не смог заставить себя отказать ходячему мертвецу, даже если этим мертвецом оказался Ревик.

Каковы бы ни были его причины, он обнял Ревика в ответ. Он не отодвинулся и тогда, когда Ревик коснулся его лба своим — этот жест больше походил на воспоминание, чем на осознанную мысль о том, что его собственный отец сделал то же самое с ним в детстве.

Когда Мэйгар, наконец, отстранился по-настоящему, у младшего видящего во второй раз на глазах выступили слёзы. Ревик тоже не знал, что это значит.

Он подозревал, что Мэйгар, как и все остальные, едва ли осознает, где находится в данный момент.

Ревик понятия не имел, сделали ли его слова или это короткое выражение привязанности хоть что-нибудь для другого видящего — и будет что-нибудь, связанное с ним, когда-либо что-то значить для Мэйгара, после его смерти или в любой момент в будущем. Он не знал, ненавидит ли его до сих пор Мэйгар за то, что он был Шулером, за то, что бросил мать Мэйгара, за то, что бросил его, за то, что женился на Элли.

Ревик действительно ничего не знал. Он не знал своего сына.

Он чувствовал, что обязан сделать хотя бы одно маленькое усилие. Он доверил ему присматривать за своей сводной сестрой вместе с Джоном, Врегом и остальными. Он чертовски надеялся, что у них будет шанс сделать это.

Он оглянулся на деревья, по-прежнему ища признаки движения.

Он совсем забыл, как бывает темно без электричества.

В течение последних восьмидесяти или около того лет освещение было более или менее повсеместным везде, где жили люди. Теперь же, глядя на тёмные силуэты многоквартирных домов по обе стороны улицы, он вспомнил мир, в котором жил в молодости.

Тогда леса по ночам были чёрными как смоль. Единственный свет исходил из домов, которых было немного, и они находились далеко друг от друга. Люди рано ложились спать и рано просыпались, их жизнь определялась световым днём. Облачная ночь или ночь без луны могла сделать человека почти слепым.

Город оставался тихим.

От Деклана и ещё нескольких человек Ревик ощущал, что так продолжалось уже несколько месяцев.

Электричество отключилось в большей части города, за исключением солнечных батарей, обшивок да случайного генератора на газе. Деклан сказал, что даже люди, имеющие доступ к одной из этих вещей, не включают свет по ночам; они знают, что это маяк для любого, кто может наблюдать за ними, чтобы причинить им вред и украсть всё, что у них есть.

Существовало несколько исключений, но это были места, подобные отелю — места, достаточно хорошо укреплённые, чтобы защитить себя от прорыва.

Деклан сказал ему, что большинство столкновений, которые они видели сейчас на улицах, были бандитскими и включали примитивное оружие. Единственные крупные стычки происходили, как правило, между местными ополченцами и оставшимися подразделениями правоохранительных органов.

Эти ополченцы появились сравнительно недавно и в основном состояли из банд, которые объединились для усиления. Некоторые из менее привилегированных местных жителей, похоже, поняли, что их жизнь в новом мировом порядке практически ничего не стоит, и если они хотят выжить, им нужно создать свои собственные армии.

По словам Анале и Дека, некоторые из этих ополченцев были довольно хорошо организованы. Они также становились всё более смелыми и лучше вооружёнными, как с помощью самодельных взрывчатых веществ, так и настоящих ружей и винтовок, которые они либо покупали, либо воровали.

Когда они обсуждали всё это, сразу после первого удара по аэродрому и шлюзам ОБЭ, Ревик и другие даже рассматривали возможность захвата других карантинных городов, как только они разберутся с Кассандрой — как для вербовки, так и для уничтожения полицейского государственного аппарата.

Это было тогда, когда он всё ещё находился под кайфом от света и чувствовал себя наиболее оптимистично — не только в отношении их шансов остановить Тень, но и в отношении его шансов вернуть свою жену и, возможно, даже дочь.

Удивительно, как быстро всё могло измениться.

Он, конечно, разрабатывал планы преемственности ещё в Сан-Франциско.

Он знал, что эти планы в значительной степени бессмысленны, учитывая нынешнюю обстановку вокруг земного шара, но он также знал, что чем дольше они смогут поддерживать некоторое подобие цивилизации среди тех, кто остаётся в живых, тем больше у них шансов выжить.

Он знал, что Балидор и Врег (при условии, что кто-то из них выживет) сделают то же самое. В смысле, они сделают всё возможное, чтобы обеспечить остальных неким подобием структуры, предпочтительно такой, которая казалась бы им знакомой. Никто не питал иллюзий, что всё вернётся на круги своя, независимо от того, сколько из них выживет.

Тем не менее, следующий уклад материальной жизни будет проще принять, если там останется хоть небольшой призрак социальных, политических, военных и религиозных структур из последнего известного им мира.

Тарси, похоже, была согласна с Ревиком и в этом вопросе.

Ревик не знал, что сказала бы Элли.

Он пытался думать об этих вещах, о будущем, о том, как она могла бы подойти к этому, но понимал, что, скорее всего, он не достиг успеха с этими мыслями. Его прошлое протекало почти полностью в мире видящих, её — почти полностью в человеческом мире. Они просто смотрели на вещи по-разному, и он знал, что, вероятно, в результате пропустил то, что она уловила бы.

Он мог только надеяться, что Джон восполнит пробелы.

При этой мысли Ревик взглянул на Джона, бегло оценив его своим светом.

Он держал свою боль под контролем. Вид того, как его сестра рухнула замертво на ковёр в номере, должно быть, немного погасил огонь между ним и Врегом — по крайней мере, временно. Ревик всё ещё чувствовал самые края этого притяжения на них обоих, но это не должно было помешать.

Глядя на них сейчас, с этого странного отрешённого расстояния, которое появилось за последние несколько часов, он понимал, что они завершат эту связь, если выживут.

Они каким-то образом подходили друг другу.

Действительно, глядя на них сейчас, он понял, что уже воспринимал их как супругов, несмотря на все проблемы, которые они пережили за последние несколько месяцев.

Несмотря на то, что он сделал с Джоном в Сан-Франциско.

Впервые он вознёс особую молитву за этих двоих, надеясь, что они получат это время вместе — надеясь, что они переживут это, ради блага всех тех, кто придёт после.

Ревик даже мельком усомнился, стоило ли ему вообще позволять мужчине, занимавшему «командную» должность для всего человечества, сопровождать его в этом самоубийственном походе. Никто не возражал, даже Балидор или Врег, и этому Ревик тоже удивился.

Но он не мог вызвать у себя желание изменить этот факт.

Не такое сильное, как следовало бы. Не такое сильное, какое возникло бы у Элли.

Выкинув её из головы, он заставил свои мысли вернуться к действительности, ко всём ним сейчас.

Как только он это сделал, Врег послал ему сигнал своим светом.

Ревик рефлекторно повернул голову, хотя по-прежнему не мог разглядеть ничего, кроме неясных очертаний другого мужчины, нескольких тел справа и немного позади него.

«Что?» — послал он.

«Они сканируют нас. Ты чувствуешь это?»

Ревик помедлил. За последние несколько минут он слишком много думал. Теперь он действительно чувствовал её — слабую направленную нить, скользящую по краям их конструкции.

Она сосредоточилась, в частности, на щите над самим Ревиком.

«Они могут притворяться, что ничего не боятся, — добавил Врег мягче. — Но я подозреваю, что щит их несколько напрягает, босс».

«Чего они хотят? — слова Ревика прозвучали резко и бездумно. — Чего они хотят от меня, Врег? Как ты думаешь?»

Врег просто смотрел на него сквозь темноту, и его свет оставался неподвижным.

Ревик настаивал: «Почему они просто не ушли с нашим ребёнком? Речь идёт о том, чтобы иметь больше элерианских детей? Они должны знать, что я скоро умру».

«Откуда мне это знать, laoban?» — послал Врег.

«Что говорит тебе твой свет?» — послал Ревик, не желая закрывать тему.

Врег сделал неопределённый жест, и его мысли оставались пустыми.

«Она хочет победить», — послышался ещё один голос, плавно вошедший в их разговор.

Ревик обернулся, на мгновение увидев бледное лицо Джона в темноте, над чёрной униформой, промелькнувшее лишь немного ниже лица Врега.

«Касс? — послал Ревик. Почувствовав подтверждение собеседника, он нахмурился. — Что это значит? Победить в чём? Она хочет убить меня лично?»

«Я подозреваю, что она хочет лично забрать тебя у Элли, — сказал Джон, и его мысли по-прежнему оставались совершенно бесстрастными. — Я подозреваю, ей недостаточно того, чтобы вы оба просто умерли. Она хочет знать, что одержала над вами верх. Что она победила».

Ревик нахмурился ещё сильнее.

Он продолжал идти, одна часть его света наблюдала за сканированием их конструкции, побуждая Балидора следить за этим, пока он сам обдумывал слова Джона.

Что-то в этих словах было по сути своей правдивым, но он не мог понять, как и должно ли это что-то изменить в его подходе. Он не чувствовал никакой связи ни с Касс, ни с Менлимом, ни даже с Терианом. Он не мог понять смысла того, что сказал Джон в свете того, что он знал о Менлиме, или причин, по которым Менлим мог хотеть, чтобы Ревик пришёл.

Зачем им рисковать и вступать с ним в конфронтацию сейчас, когда они уже победили?

Даже если Джон прав, даже если Касс мотивирует какая-то эмоциональная отдача, то какая возможная причина могла быть у Менлима, чтобы пойти на такой риск? Менлим, которого он помнил, не был склонен к риску. Он был почти полной противоположностью рискового мужчины.

Ревик никогда не встречал никого, даже включая Галейта, кому бы так нравились всё тщательно просчитывать.

Возможно, теперь, когда у него имелся ребёнок, он получил от Касс всё, что хотел. Возможно, он хотел, чтобы Ревик убил Касс. Возможно, он хотел, чтобы Ревик убил Териана. Возможно, Менлим решил, что они оба слишком неуравновешенны, особенно теперь, когда Ревик скоро умрёт.

По правде говоря, Ревик сильно сомневался, что Менлим так легко отшвырнёт Касс.

Судя по тому немногому, что ему удалось узнать о её отношениях с Менлимом, она была чертовски предана ему. У Менлима тоже нет причин избавляться от Териана, особенно теперь, когда он снова взял его под контроль.

Потом что-то щёлкнуло.

«Ты говоришь, что Касс захочет забрать меня у Элли?» — послал Ревик Джону.

Джон кивнул. Ревик почувствовал это через связь.

«Даже теперь, когда Элли мертва?» — послал Ревик.

Наступило молчание. Ревик почувствовал, как некоторые из них вздрогнули от его прямолинейных слов.

«Да, — ответил Джон после паузы. В его голосе звучала уверенность. — Я чувствую эту злую ревность в Касс с тех пор, как всё началось. И ревность не столько к тебе. Просто, понимаешь, ко всему».

Джон взглянул на него, идя с другой стороны от Врега.

Ревик мельком увидел его глаза, в каком-то отражённом свете.

«Я почувствовал это ещё до того, как мы добрались до Южной Америки, — добавил Джон, словно размышляя вслух. — Может быть, это началось после ситуации с Терианом — первой ситуации с Терианом, я имею в виду. Её пытали. Насиловали. Хотя это кажется более давним, как вещи из её детства. Может быть, это всегда было там, и я только сейчас это заметил, или, может быть, Тень сделал всё намного хуже».

Он пожал плечами, продолжая размышлять.

«В Нью-Йорке, ещё до вашей свадьбы, я всё время получал от неё это безнадёжное чувство, как будто она потерялась или чувствовала, что у неё ничего не осталось. Это действительно беспокоило меня, хотя я никогда не мог осознать это. Не в том смысле, что это означало, и не в том, где она…»

«Ты чувствуешь это сейчас? — вмешался Ревик. — Ты чувствуешь её? Касс?»

Джон исчез в Барьере.

Вернувшись через несколько секунд, он покачал головой.

«Нет».

«Но ты чувствовал это раньше с ней? — послал Ревик. Получив подтверждение Джона через их связь, он спросил: — Когда это началось? Ты говоришь, это было здесь, в Нью-Йорке?»

«Да. Примерно в то время, когда вы с Элли ограбили банк, — всё ещё размышляя, Джон покачал головой. — Честно говоря, чем больше я думаю об этом, тем больше я вспоминаю это чувство, даже когда мы были детьми. Когда звонила её мама или что-то в этом роде, и ей приходилось вернуться в свою семью, проведя много времени в нашей. Что-то вроде взгляда со стороны, ощущения, будто она…»

Умолкнув и явно вспоминая, Джон покачал головой.

«…Не знаю. Как будто она чувствовала себя обманутой. Как будто её жизнь украли у неё, и она могла лишь ютиться в каком-то уголке Элли. Жизни Элли. Семьи Элли… Друзей Элли».

Джон перевёл взгляд в темноте.

«Честно говоря? Это никогда не прекращалось. Даже в колледже, да и после; так было всегда. Она могла шутить, что была подружкой-приспешницей, но, честно говоря, Элли действительно ненавидела это. Она жаловалась мне, как Касс отвела себя на второй план — как Касс, казалось, была полна решимости сохранить себя в этой роли. Элли думала, что именно поэтому Касс позволяла засранцам спать с ней, и почему она не бросала Джека, когда он начал проявлять к ней насилие. Элли подумала, что Касс вбила себе в голову, будто она вообще не может быть героиней своей собственной истории».

Джон тихонько щёлкнул языком, поправляя ремень винтовки на плече.

«Она ненавидела это… Элли, я имею в виду. Это единственный раз, когда я слышал, как она ругалась с Касс. Она также пыталась поговорить об этом с Касс, но я не думаю, что это когда-либо к чему-то приводило. Элли боялась, что Касс в конце концов выйдет замуж за одного из этих подонков. За кого-то вроде отца Касс».

Ревик задумчиво кивнул.

Он поймал себя на том, что связывает слова Джона с тем, что он знал о Менлиме, с тем, что он помнил о мужчине, который его вырастил. Менлиму это пригодится. Он мог бы использовать всё, что только что сказал Джон.

Ревик мог даже придумать несколько способов, как он мог бы использовать это.

Всё ещё глядя на свои ноги, ступающие в темноте, он снова кивнул.

«Я понимаю», — послал он.

И в тот момент он действительно почти понимал.