Мост

Глава 32 Жена

Ревик плюхнулся на диван, потирая глаза ладонью, и схватил упаковку hiri с журнального столика. Он не очень часто курил hiri в тот период, когда в прошлый раз был в Нью-Йорке.

Однако последние несколько месяцев в Сан-Франциско он испытывал непреодолимую тягу к ним.

Он не знал, сдерживал ли его прежде тот факт, что Элли не курила, но по правде говоря, последние несколько лет он воспринимал hiri только как способ время от времени отвлечься — и так было с самого их времени вместе в той хижине в Гималаях. Он не припоминал, чтобы много курил, пока работал с Повстанцами, даже когда они с Элли находились в разлуке из-за этого.

Единственным исключением был Резервуар.

Когда Элли перепрограммировала его в Резервуаре, он хотел курить, но редко в те периоды времени, когда Элли была там, с ним.

А теперь, бл*дь, он не мог спать из-за тяги к этой долбаной штуковине.

Он прикрыл ладонью серебряную зажигалку, позволив пламени лизнуть край тёмной обёртки из листьев, и сделал вдох. Затем он сразу же бросил зажигалку обратно на столик и откинулся на спинку кожаного дивана, положив голову на подушку и выдыхая дым в потолок.

Элли спала.

Именно она захотела подняться сюда.

Как только они оказались здесь, наедине, она была с ним так же откровенна, как в тот день в Сан-Франциско. Может быть, даже более откровенна.

В этот раз его тоже было несложно соблазнить.

В его горле встал ком прямо перед тем, как он сделал ещё одну затяжку hiri.

Несколько секунд назад Врег послал ему сигнал, так что теперь у него имелось хотя бы оправдание для бодрствования.

Ему не помешает отвлечься. Он воспользуется любым предлогом, чтобы подумать о чём-то другом, кроме секса, который только что случился, и запутанного бардака, которым секс стал для него и, возможно, для неё тоже.

Он поморщился при этой мысли, потирая лоб рукой, держащей hiri.

Он не знал, сможет ли вынести мысли о её стороне ситуации, в дополнение к своим собственным. Он не мог заставить себя сосредоточиться на том, не запутывает ли он её, учитывая её нынешнее психическое состояние — особенно учитывая то, что он, казалось, не мог быть близок с ней физически, не испытывая при этом какого-то эмоционального срыва.

Сделав ещё одну затяжку hiri, он выдохнул, пытаясь отогнать эти мысли.

Боль тоже становилась всё сильнее. Не лучше, а хуже.

Ревик знал, что так может продолжаться и дальше.

Чёрт возьми, он до сих пор не знал, сможет ли он выжить в таком состоянии, когда рядом с ним только половина его жены. Это может просто убивать его медленнее. Или это может оставить его в постоянном состоянии лишения, что ещё хуже.

Он должен был думать о ребёнке.

Ещё до того, как Тарси произнесла это вслух, он понял, что ребёнок — единственное, что сейчас важно. Касс, в сущности, не имела значения. Териан и Тень имели значение лишь в той же мере, что и Касс, а именно: всех троих нужно уничтожить, если так выжившие после этой чумы получат хотя бы половину шанса на победу.

Для самого Ревика отрицательных мотивов никогда не хватало надолго.

Его гнев никуда не делся, но самая горячая его часть испарилась, когда Элли открыла глаза. Он не мог объяснить себе, почему именно, или что это значит, но Элли, проснувшись, сумела вернуть их ребёнка — её ребёнка — на передний план его сознания.

Может быть, это тоже дело рук Элли.

Вздохнув, он попытался привести мысли в порядок.

Он вымотался. Дело даже не в телекинезе. От этого он ощущал себя довольно окрылённым, даже обнадёженным. Он чувствовал, что, возможно, они действительно справятся с этим.

Теперь он знал, что истинным источником его оптимизма была Элли. Он так сильно чувствовал её на протяжении всего того сражения на взлётной полосе. Какая-то часть его начала верить, что она вернётся. Когда она подтолкнула его, чтобы он привёл её сюда, эта надежда осталась.

Однако после нескольких часов, проведённых с ней в постели, он снова почувствовал себя подавленным.

Она была агрессивной с ним.

Агрессивной, но такой чертовски отстранённой.

Она хотела его, но, казалось, совсем не замечала его самого во всём этом желании.

В какой-то момент ему захотелось ударить её — тот же импульсивный порыв, который вызвал у него такой стыд в том доме на Аламо-сквер. Конечно, на этот раз он не ударил её, как и в первый раз в Сан-Франциско, но желание сделать это, ощущение жестокости заставили его чувствовать себя ещё хуже из-за того, чему он позволил случиться между ними.

Какая-то его часть даже понимала, откуда исходит импульс к насилию.

Это не было искренним желанием причинить ей боль. Он хотел вернуть её, бл*дь, заставить увидеть его. Это могло быть даже своего рода инстинктивное притяжение, имеющее отношение к их световой связи — например, как когда кому-то из его близких угрожала опасность в Барьере, и инстинкт требовал его врезаться в этого близкого в том пространстве или даже причинить физическую боль.

На самом деле это было не так уж и безумно. Причинение видящему физической боли иногда может быть единственным способом выдернуть его. Элли била его в прошлом, чтобы вернуть в его тело, подальше от Шулеров — подальше от Менлима или кого-то ещё, кто забрал его свет у неё.

Боль в груди усилилась.

Он бездумно поднял руку, потирая это место, стараясь дышать сквозь чувства.

Бл*дь. Он не знал, сколько ещё сможет выдержать.

Она была внимательна к нему в физическом плане, что почти ухудшило ситуацию.

У него возникало ощущение, что она почти обслуживала его. Или, может быть, он обслуживал её.

Она раздела его и усадила на стул, и… боги, он даже не хотел думать о том, что она сделала. Она использовала то, чему, должно быть, научилась у Лао Ху, то, что никогда не показывала ему раньше. Она работала над его светом и телом, и к концу он плакал, ревновал, злился и кричал. Абсолютная иррациональность происходящего и то, как его разум, сердце и свет вышли из-под контроля, пугали его.

Теперь она спала в их постели — той самой, которую они делили после свадьбы. Только вместо него она спала с вайрами на шее, вероятно, даже не замечая его отсутствия.

Боль пульсировала в висках, вызывая тошноту.

Он должен поесть. Как только Врег и Джон уйдут, он отправится на поиски еды. В последнее время он забывал есть; он знал, что это вызовет проблемы, если он позволит себе потерять слишком много веса. Может быть, он ещё и немного поколотит Джорага на ринге.

Врег будет занят другим.

Как раз когда он подумал об этом, от двери, ведущей в коридор, донёсся тихий сигнал.

Ревик поднялся на ноги, решив не обращать внимания на своё относительное состояние обнажённости.

Чёрт возьми, на нём надеты брюки. Раз они захотели прийти в это время ночи, им придётся смириться, увидев его голую грудь.

Чем больше он думал об этом, тем больше ему казалось, что напиться сегодня вечером не так уж и плохо.

Он отпёр и открыл дверь, сделал ещё одну затяжку hiri и кивнул вошедшим мужчинам, даже не взглянув на них. Он также не стал их дожидаться, а отступил назад к дивану, уже морщась и защищаясь от боли, исходящей от них обоих в извивающемся, вышедшем из-под контроля хаотичном облаке.

Господи Иисусе. Как будто ему сейчас не хватает проблем с собственным дерьмом.

Ни один из них не произнёс ни слова; они просто молча последовали за ним к дивану. Потом они просто стояли и смотрели на него сверху вниз.

Ревик щёлкнул пальцами в направлении пакета с hiri, а также бутылок вина на стойке позади них.

— Если вам что-то нужно, берите, — сказал он, с трудом заставляя себя быть вежливым. — В противном случае говорите.

Джон поколебался, глядя на Врега.

Врег продолжал хмуро смотреть на Ревика настороженными тёмными глазами.

— Ты в порядке, laoban? — сказал он.

— Нормально.

— Нормально? — переспросил Врег. — Что это значит?

— А где Элли? — сказал Джон, оглядываясь по сторонам, словно впервые заметив её отсутствие.

Ревик чувствовал, как его челюсти сжимаются всё сильнее с каждым вопросом.

— Она в другой комнате, — сказал он, жалея, что не взял вино, пока был на ногах.

— Спит?

— Под вайрами, — сказал Ревик, ответив прямолинейно прежде, чем успел подумать, как это прозвучит.

Иисусе, он казался пьяным, а ведь он не пил. По свету Врега он чувствовал, что бывший Повстанец тоже предположил, что он надрался.

— Вы двое пришли сюда поболтать? — сказал Ревик. — Потому что если это так, то вы выбрали довольно дерьмовую ночь. Я собирался напиться. Так что, если вы не хотите присоединиться ко мне… или хотя бы открыть эту чёртову бутылку… скажите то, что должны сказать, и убирайтесь.

Врег и Джон обменялись взглядами.

Затем Врег подошёл к бару, на который ранее указал Ревик.

Посмотрев на этикетки нескольких неоткрытых бутылок, он выбрал одну и начал выдвигать ящики, роясь в поисках открывалки. Ревик просто сидел там, со стиснутыми челюстями наблюдая, как Врег ввинчивает штопор в пробку после того, как отрезал металлическую обёртку.

Через несколько секунд раздался громкий хлопок, когда он вынул пробку. Он потянулся к шкафчикам над стойкой и вытащил несколько бокалов на длинных ножках.

— Не утруждайся, — сказал Ревик, щёлкнув пальцами. — Просто принеси бутылку.

Врег оглянулся через плечо, потом покачал головой и слегка улыбнулся. Его тёмные глаза смотрели более пристально, но улыбка их не коснулась.

— Кто мы? — в его голосе звучал сухой юмор. — Варвары? Я думаю, что несколько запачканных бокалов стоят усилий, брат Меч. Особенно в эти тяжёлые дни… когда мы и так цепляемся за цивилизацию одними лишь кончиками пальцев.

Ревик невольно тихо фыркнул.

Его челюсти слегка расслабились, пока он наблюдал, как видящий разливает вино. Проведя рукой по волосам, он выдохнул, пытаясь успокоиться. Погасив остатки hiri, он потянулся за пачкой и вытряхнул ещё одну.

— Курить будешь? — предложил он Врегу, принимая бокал, когда видящий протянул ему самый полный из трёх налитых им бокалов.

Врег вежливо кивнул в знак согласия, обменяв сигарету на бокал. Джон взял третий бокал, когда Врег протянул его ему, но Ревик по-прежнему чувствовал на себе пристальный взгляд молодого человека.

— Ты спишь с ней? — выпалил Джон.

Ревик замер. Он повернул голову, пристально глядя на собеседника.

— У тебя мозг с языком соединён, брат Джон?

Джон заметно покраснел.

— Наверное, нет, — пробормотал он. — Но больше никто не спрашивал. Я решил, что с таким же успехом этот вопрос могу задать я.

— А ты как думаешь, бл*дь? — спросил Ревик таким же холодным тоном.

— Думаю, что да, — нервно глотнув вина, Джон сделал неопределённый жест изувеченной рукой и опустил бокал ото рта. — …Мне интересно, почему, — он вытер губы и прочистил горло. — Я имею в виду, очевидно, что тебя самого это не устраивает.

— Джон, — Врег посмотрел на другого мужчину, слегка качнув головой.

Ревик крепче стиснул челюсти. До боли крепко.

Не поднимая глаз, он сделал большой глоток из своего бокала.

Когда ни один из двух мужчин ничего не сказал, Ревик покачал головой, тихонько щёлкнув языком. Он заговорил, почти не осознавая своего намерения, и почувствовал, как Джон вздрогнул от горечи, прозвучавшей в его словах.

— Ты хочешь, чтобы я отказывал своей жене в сексе, когда она меня об этом просит? — он откинулся на спинку кожаного дивана, скрестив одну руку на груди. Подняв бокал в шутливом тосте, он встретил пристальный взгляд своего шурина, и глаза его защипало. — …Пошёл ты нах*й, брат Джон. И если это твой способ попросить меня об одолжении, я должен сказать тебе, что разговор ты начинаешь отстойно.

— Ненз, — вмешался Врег, успокаивающе подняв руку. — Он ничего такого не имел в виду. Мы все волновались. Вот и всё… для нас обоих.

Ревик наградил видящего с китайской внешностью таким же жёстким взглядом.

Он знал, что ведёт себя неразумно. Он чувствовал смятение в свете Джона достаточно хорошо, чтобы понять — Джон не в лучшем состоянии для того, чтобы фильтровать свои слова.

Удивительно, как Ревик мог знать это и всё равно испытывать безразличие.

Тем не менее, он заставил себя снова посмотреть на камин. Огонь, горевший там, превратился в едва тлевшие язычки пламени. Сделав ещё один глоток вина, он жестом попросил двух других мужчин заговорить.

— Вы хотите меня о чём-то спросить, — сказал Ревик. — Так спросите.

Опять воцарилось молчание.

Когда Ревик поднял глаза, Врег снова смотрел на него. Ревик не мог не заметить, что более крупный видящий встал между ним и Джоном, и от него не ускользнуло желание защитить, сквозившее в этой позе. Чувствуя, как обостряется насторожённость другого мужчины, Ревик постарался контролировать свой свет, по крайней мере достаточно долго, чтобы вышвырнуть их обоих отсюда.

Какого чёрта он всё это затягивает? Неужели он действительно просто хотел выплеснуть на кого-то свою злость и видел, что эти двое мужчин пришли сюда, чтобы добровольно взять на себя эту роль?

Понимая, что в этом, вероятно, есть доля правды, он ещё раз заставил себя выдохнуть.

— Вы двое хотите погрузиться в гибернацию, — он сделал ещё один глоток вина, показав неопределённый жест и проглотив. — Вы хотите закончить связь.

Мужчины обменялись взглядами.

Потом заговорил Врег.

— Да, laoban. Мы уже говорили об этом раньше. Ты сказал, что сможешь подстроиться под это, — Врег продолжал настороженно изучать лицо Ревика. — Это по-прежнему так?

Ревик кивнул один раз.

— Так и есть.

Он пристально посмотрел на них обоих, на этот раз больше с военной стороны своего мозга.

— Я вытащу Джона, если он мне понадобится, брат Врег. Я вытащу его, даже если для этого мне придётся ввести тебя в транс. Это не подлежит обсуждению.

Врег кивнул, по его глазам было видно, что он обдумывает слова.

— Согласен.

Ревик повернул голову, чтобы встретиться взглядом с Джоном. Мужчина пониже ростом по-прежнему находился в тени туши Врега.

— Если я это сделаю, Джон… это причинит боль. Это причинит адскую боль. Помнишь, каким я был, когда Териан забрал Элли до того, как мы завершили связь?

Джон шагнул вбок, полностью повернувшись лицом к Ревику.

Он кивнул, опустив скрещённые на груди руки.

— Я помню, — сказал он.

— Ты готов рискнуть этим? Потому что если ты уйдёшь отсюда, и вы с Врегом сделаете это, знай, что ты даёшь мне разрешение сделать подобное с тобой.

Джон кивнул, и в его глазах мелькнули нервные искорки. Боль по-прежнему доминировала над большей частью его света и была достаточно острой, чтобы Ревик вздрогнул от неё во второй раз.

— Я понимаю, — сказал Джон. — У тебя есть моё разрешение.

Ревик невесело хмыкнул.

— Конечно. Это ты сейчас так говоришь.

— Я понял, Ревик, — Джон выдохнул. — Я просто не вижу хороших вариантов.

Кивнув, Ревик подкрепил свои слова взмахом руки.

Он допил остатки вина из бокала и поставил его на стол, жестом показывая Врегу, что хочет ещё. Он знал, что должен взять вино сам. Он не понимал, почему ведёт себя как последний придурок. Почувствовав ещё один импульс боли от света Джона, Ревик снова поморщился, крепче обхватив себя рукой за грудь.

Может быть, он и знал почему.

Врег без возражений подхватил бокал Ревика с деревянного журнального столика, поставил его обратно на стойку и почти до краёв наполнил оставшимся в бутылке вином. Когда он принёс его Ревику в этот раз, Ревик поднял бокал в шутливом тосте, пытаясь сдержать горечь в своём голосе, но безуспешно.

— Тогда мои поздравления… счастливой паре.

Прежде чем кто-либо из них успел поднять бокалы в ответ или заговорить, Ревик сделал ещё три или четыре здоровых глотка вина. Когда он встал на этот раз, то чуть не пошатнулся. Господи, теперь он пьян. Он забыл про еду.

Может быть, тот факт, что двое мужчин появились на его пороге, сочась болью и практически сбивая его с ног влечением связи, не очень помогал.

— Laoban, — Врег схватил его за руку, и Ревик вздрогнул.

Он почти рефлекторно отдёрнул руку, но вовремя спохватился, зная, что за этим мог последовать удар, если бы он не сдержался.

— Laoban, — повторил Врег, понизив голос. — Ты не должен быть один. Я собираюсь позвать Адипана. Его и Юми. Они должны быть здесь.

Ревик нахмурился, покачал головой и сделал отрицательный жест рукой.

— Нет.

— Да, — настойчиво повторил Врег. — Я уже сделал это. Ты не можешь сейчас быть один.

Ревик невесело рассмеялся.

— Кто здесь главный, мать твою?

— Ты, — быстро ответил Врег. — Но ты же знаешь, как это работает. Ты бы тоже не позволил одному из нас остаться в таком состоянии.

Ревик прикусил язык.

Он чувствовал, что часть его самого хочет ещё раз наброситься на этих двоих, но сдержался. По крайней мере, подружка Балидора уехала из города. Она была частью группы, которую они послали выследить Дитрини. Последний раз он слышал, что видящий Лао Ху был где-то в Африке — или, может быть, на Ближнем Востоке.

Кивнув, хотя бы для того, чтобы поскорее избавиться от них, Ревик начал говорить, но тут звук из задней части номера заставил всех подскочить.

Все трое мгновенно повернули головы…

Ревик увидел, как за перегородкой, отделявшей гостиную от их с Элли общего кабинета, вспыхнул свет. Сначала шум был такой громкий, а свет такой яркий, что ему показалось, будто взорвалась бомба. Его мысли резко и без колебаний обратились к Элли.

Элли, которую он оставил в их спальне, как раз по ту сторону этой стены.

Боль в сердце почти лишила его сил.

— Жена… — выдавил он.

Он двигался, даже когда шептал это.

Он перепрыгнул через спинку дивана. Он преодолел уже половину комнаты и вошёл в проход в перегородке, прежде чем заметил мерцание на стене. К тому времени звук уже заглушил его мысли. Он чувствовал, что Врег и Джон следуют за ним, но и думать о них не мог.

Это была не бомба.

Монитор питания включился сам по себе.

Глядя на лицо, которое улыбалось ему с монитора, вся тошнота, беспокойство, горе и боль, которые скручивали его внутренности в течение последнего часа, превратились во что-то более примитивное, что-то гораздо более понятное для животной части его мозга.

Там стояла Касс, одетая в кожаный деловой костюм и улыбающаяся ему.

На руках она держала ребёнка примерно двух лет.

Ну, если бы она была человеком, ей было бы около двух — как видящей, ей должно быть по меньшей мере пять или шесть лет. Ревик видел это лицо, видел глаза, похожие на глаза его жены, уставившиеся на него, рот, который тоже был похож на рот Элли, тёмные волосы в мягких завитках. Всё его тело напряглось, когда он уставился на маленькую девочку, цеплявшуюся за шею Касс.

Девушка настороженно смотрела на него, словно он был каким-то животным.

Боги. Она была так похожа на Элли.

Она была чертовски сильно похожа на Элли.

Это сходство парализовало его, лишило дыхания.

Он боролся за рациональность, за то, что имело смысл для любой части его разума. Но всё, что он видел — это тело и лицо жены в миниатюре, окутанные светом, который он каким-то образом знал, чёрт побери, знал и никогда не испытывал такого сильного чувства к свету, с тех пор как впервые увидел саму Элли.

Он знал её. Он так хорошо её знал.

Он вспомнил, что когда Элли только-только забеременела, этот свет обволакивал его, словно проверяя его, пока он спал рядом с женой.

Его зрение затуманилось, но он не мог отвести взгляда. Он просто стоял, парализованный, наблюдая, как Касс улыбается ему через монитор.

Он не шевельнулся, даже не моргнул, когда Териан подошёл к ней сзади.

Это снова был Териан, а не Фигран — Ревик видел разницу в его глазах, походке, во всём, что его окружало. Териан тоже прижался к девочке, обнимая их обеих так, словно они были одной семьёй, словно родители держали на руках свою любимую дочь.

Ревик посмотрел на них троих, стоящих рядом, и на этот раз его осенило по-настоящему.

Они украли его жизнь.

Они украли всё это, каждую часть его жизни, которая что-то значила для него.

Всё, о чём он когда-либо мечтал — даже когда не мог признаться себе, что хочет этого, и уж тем более не верил, что у него когда-нибудь будет шанс получить подобное, по крайней мере в этой жизни — они просто забрали это. Они забрали это у него. То, о чём он мечтал, о чём молился, даже в той дыре под фермой своего дяди, когда был ребёнком.

Семью. Любовь. Саму Элли, хотя он тогда ещё не знал её, ничего не помнил.

Горе жило там, но это было больше, чем просто горе.

Он чувствовал себя так, словно ему отрезали часть тела.

Боль была столь глубокой, что он едва ощущал её как нечто отдельное от себя. Ощущения и эмоции были настолько частью его самого, что он потерял способность отличать их от того, кем он был. Может быть, так всегда и было. Возможно, так было с тех пор, как он увидел, как его собственные родители были зверски убиты на той лесной поляне в горах к востоку от Памира.

— Боги, — услышал он позади себя голос Врега. Голос другого мужчины звучал сдавленно, наполненный слезами, почти молитвой. — Боги… Ненз… guete a Hulen-ta.

Он почувствовал, как другой мужчина потянулся к нему, но Ревик почти не чувствовал его рук. Он только чувствовал, как уходит в себя. Он не знал, куда именно идёт, что это значит, но прежде чем он успел туда войти, жена вернула его обратно в комнату.

Её свет ударил по нему, заставив его голову повернуться так быстро, что никакая мысль не сопровождала это движение.

В дверях стояла Элли.

Она смотрела на то же самое изображение их троих — на её лучшую подругу детства, Касс.

На Териана, который чуть не убил её, насиловал и избивал в Вашингтоне.

Она смотрела на этих двоих, на их с Ревиком ребёнка у них на руках. Как семейный портрет, только обрамлённый органическими машинами вместо тех серо-голубых размазанных фонов в старых человеческих версиях.

Увидев глаза жены, Ревик не смог отвести взгляд.

Впервые он не подозревал — он знал.

Бл*дь, он знал, что она там.

Он видел что-то в её взгляде, что-то помимо вайров или того отрешённого выражения, которое пугало его, злило и раздражало, оставляло с извращённым чувством вины, боли и желания, когда он не мог дотянуться до неё. На этот раз, чёрт возьми, он знал. Он видел понимание в её глазах. Она знала, на что смотрит, что это значит.

Ревик всё ещё смотрел на её лицо, на странную, неестественную ясность, которую он видел в её нефритово-зелёных глазах, когда понял, что вайры исчезли с её шеи. Она сжимала их одной рукой, смяв в кулаке у бедра. Она сняла их сама.

Она никогда не делала этого раньше.

Вместо облегчения в груди Ревика вспыхнул страх, хотя он и не сразу понял, отчего именно. Отстранившись от Врега, он двинулся к ней, прежде чем хоть одна мысль проникла в этот ужас.

— Элисон, — ахнул он, качая головой. — Элли… нет. Нет.

Он сдавленно выдохнул слова, её имя, поднял руку, может быть, чтобы успокоить её, может быть, чтобы успокоить себя. Слёзы навернулись ему на глаза, шокировав его, ослепив и сбив с толку в одно и то же мгновение.

— Элли… дорогая. Возвращайся в другую комнату. Пожалуйста. Пожалуйста, не надо… — он с трудом переводил дыхание. — Не смотри на это. Пожалуйста, жена. Не смотри.

Затем из монитора раздался голос, от которого каждый волосок на шее Ревика сзади резко встал дыбом.

— Эл? — восторженно воскликнула Касс.

Ревик замер, повернув голову и уставившись на экран.

Только тогда он услышал голос Врега в гарнитуре.

— Прямо сейчас! — видящий зарычал. — …Отследите эту чёртову штуку! Сейчас же! Она полностью обошла сервер. У него в комнате. Двусторонний сигнал…

Ревик слышал его слова, но не мог понять их смысла.

Он уставился на Касс, всё ещё протягивая руку к жене, может быть, чтобы защитить её разум, а может быть, её тело, которое было одето только в одну из его длинных рубашек на пуговицах.

Касс прищурилась с другой стороны настенного монитора, подняв свободную руку, чтобы заслонить яркий свет на своей стороне, так чтобы она могла видеть.

— Эл, это действительно ты?

Какая-то убийственная ненависть вспыхнула в Ревике, в том числе в его глазах.

— Какого хрена тебе надо? — прорычал он, глядя на неё снизу вверх. — Чего ты хочешь от нас?

Касс рассмеялась мелодичным, но каким-то надломленным смехом.

— Ну, извини, если я звоню не вовремя, здоровяк, — сказала она, и её губы растянулись в болезненно-сладкой улыбке. — Мы просто хотели спросить, не хочешь ли ты снова выйти поиграть, — её улыбка превратилась в ухмылку, как раз перед тем, как она заговорщически подмигнула Териану. — …Я понятия не имела, что миссис так скоро встанет. Конечно, ты можешь взять её с собой.

Касс нежно покачала ребёнка на своём бедре и улыбнулась ещё шире.

— …Прошло так много времени с тех пор, как у нас было настоящее время для девочек, наедине.

Ревик потерялся в её словах, потерялся в осознании того, что Касс сделала это с Элли, что она убила её разум и сломала её свет так беспечно, будто щёлкнула выключателем. Что теперь она может смеяться над этим, держа ребёнка Элли, как будто это ничего не значило, как будто она не смотрела, как они вырезали его дочь из утробы его жены…

Факты громоздились где-то на заднем плане, разрывая его сердце, причиняя ему такую боль, что он не мог думать об этом.

Он вспомнил Касс в той тюрьме под Кавказскими горами. Он вспомнил, как она была счастлива снова оказаться с Элли в Лондоне. Он вспомнил, как сговорился с ней, чтобы организовать предложение руки и сердца для Элли в той хижине, как она смеялась и смущала его, когда они с Чандрэ выбирали откровенное нижнее белье и чулки для того времени, когда он и Элли начнут заниматься сексом. Он вспомнил, как она в старших классах защищала Элли от этого придурка Микки, который не оставлял её в покое.

Он вспомнил её в Нью-Йорке, как она пыталась отговорить Элли от Джейдена.

Даже несмотря на всё это, его страх за Элли никуда не девался.

Что-то жило во взгляде, который он видел в этих нефритовых глазах — нечто большее, чем осознание. Он уставился на свою жену, вообще отказываясь смотреть на другую женщину.

— Элли… не надо, пожалуйста, детка, — он даже не знал, о чём её просит, но на глазах у него выступили слёзы. — Не надо, Элли. Детка, не надо, пожалуйста.

Он протянул руку, умоляя её своим светом.

— Элли… пожалуйста. Ещё не время. Пожалуйста…

— Ой, да ладно тебе, здоровяк, — уговаривала его Касс с экрана позади него. — Не будь таким занудой. Если Элли хочет играть, позволь ей!

Ревик смотрел между ними, чувствуя, как тошнота в груди усиливается. Когда его взгляд в следующий раз упал на Элли, он вздрогнул, увидев выражение её лица, с которым она уставилась на изображение на мониторе.

Он понял, что там живёт не только понимание. Он видел гнев.

Может быть, даже не гнев.

Это было слишком хладнокровным, чтобы являться злостью, или ненавистью, или даже желанием навредить.

Что бы Ревик ни увидел в глазах своей жены, это было чистое, бездонное, глубокое знание. Глядя на неё, он мог поверить, что она прекрасно понимает, что произошло за последние несколько месяцев. Она поняла, кем стала Касс. Она прекрасно понимала, как это происходит, чего хочет Касс, почему она это делает, что это значит.

Она всё понимала.

Знание, которое смотрело из этих зелёных глаз, заключало в себе всё: память, разум, печаль, мудрость, понимание, привязанность, жалость, сострадание, презрение… любовь.

Глядя в её глаза, он почти визуально видел историю между двумя женщинами. Он видел их историю как детей, как подростков, как взрослых, как видящих. Он видел, как сильно Элли любила её во всех этих воплощениях. Теперь он видел, как сильно она её любит.

Его жена смотрела на Касс и знала её до глубины души.

В горле Ревика встал ком.

— Элли… нет, — он покачал головой и поднял руку. — Нет, детка. Нет… — его слова прозвучали шёпотом, слишком тихим для всех, кроме неё.

Но было уже слишком поздно.

В радужках его жены вспыхнул свет.