Мой испорченный рай

ГЛАВА 14

«Фотография забирает мгновение из времени, изменяя жизнь, удерживая ее неподвижной».

— Доротея Ланж

Деревянный знак с надписью «Ферма Алоха-айна» стоит среди разросшихся деревьев джунглей. Мы проезжаем через ворота, которые открываются на просторную равнинную местность. Белые здания появляются на фоне пышных зеленых гор и бесконечных полей. У входа в самое большое здание стоит ярко-синий школьный автобус с нарисованным на боку логотипом фермы, а на грунтовой площадке припарковано несколько десятков машин.

— Алоха-айна. От фермы до стола, — читаю я вслух надпись. На ней изображено причудливое солнце в солнцезащитных очках с зубастой ухмылкой, которое светит на улыбающуюся землю. — Что это значит?

Матео открывает дверь.

— Алоха-айна означает любить землю и заботиться о ней. — Он берет ключи.

Я выпрыгиваю из джипа, взволнованная тем, что мне предстоит увидеть. Это не то место, на которое я наткнулась бы случайно. Здесь нет туристов, делающих селфи, ни одной безвкусной рубашки с гавайским принтом в поле зрения.

Нет, я уже могу сказать, что это место — скрытая жемчужина. Чтобы найти его, человек должен быть готовым уехать далеко от проторенной дороги.

Матео ждет меня у каменной дорожки. Когда подхожу к нему, он приглашает меня пройти вперед. Двери ресторана распахнуты настежь, и нас окутывает аромат спелых фруктов, свежесобранной зелени и пекущегося хлеба. Мой желудок урчит, и слюнки текут.

— Тео! — Миниатюрная женщина с темными волосами, тронутыми серебром, распахивает руки. С глубокими морщинами на улыбающемся лице и любовью в глазах, я задаюсь вопросом, не бабушка ли она Матео. Ее очки сползают на нос, когда она прижимается к его грудной клетке.

— Меа алоха. — Гавайские слова произносятся с таким обожанием, что у меня сердце сжимается.

— Тетя. — Матео краснеет и избегает моего взгляда. Ему неприятно, когда люди видят его уязвимость, это я поняла за то короткое время, что мы провели вместе. Он вырывается из ее объятий, и ее взгляд переходит на меня. — Это Элси. Подруга с материка.

Она берет обе мои руки в свои. Ее костлявые пальцы скрючены и покрыты темной, состарившейся кожей, которая на удивление нежна.

— Малихини. Ты голодна. Пойдем.

Я смотрю на Матео, который, кажется, доволен реакцией женщины.

Она похлопывает меня по рукам, затем машет кому-то рукой с большим энтузиазмом для человека ее возраста.

— На улицу.

— Как она меня назвала? — тихо спрашиваю я, пока мы идем за ней через лабиринт деревенских столов с разномастными стульями.

— Это как, — шепчет он, — новичок или гость.

— Фух, я думала, это может означать «шлюшка».

Матео издает короткий смешок, а потом, кажется, удивляется сам себе. Я изо всех сил стараюсь не выглядеть слишком гордой собой.

В ресторане нет ничего вычурного. Стены уставлены полками, на которых выставлены всякие хитрые безделушки, которые хранятся у бабушки. Стены также украшают картины, изображающие пляжи, кур и фермерские постройки, похожие на те, которые я видела, когда мы подъезжали. Есть также фотографии в рамке, на которых изображена молодая женщина, обнимающая разных людей. Никто из них не знаменит и нет автографов, как я видела в ресторанах раньше. Тем не менее, эти люди должны быть достаточно важными, чтобы заслужить рамки и висеть на стенах.

Пространство не имеет четкой тематики оформления, создавая ощущение домашнего уюта, пропитанного историей, о которой я ничего не знаю. Внутренний дворик такой же большой, как и внутренняя обеденная зона, со скамейками для пикника и зонтиками, разбросанными вокруг. Открывается вид на засеянное поле, окаймленное различными оттенками зеленого, и на разбросанных повсюду людей в огромных шляпах от солнца.

— Я так рада, что вы здесь. — Женщина сжимает плечо Матео. — Прошло слишком много времени. — Она практически подпрыгивает на носочках. — Я принесу вам специальное блюдо. Садитесь. Садитесь. — Она взмахивает руками, показывая, чтобы мы сели на ближайшую к перилам скамейку. — Напитки. — Она уходит пружинистой походкой.

Я ловлю себя на том, что широко улыбаюсь.

— Это невероятно. Как ты нашел это место? Я бы никогда не узнала, что оно здесь.

Матео опирается локтями на выцветшую на солнце деревянную столешницу, в его темно-карих глазах сверкают искорки карамели.

— Не я. Они нашли меня.

— Нашли тебя?

— Привет, племянник. — Высокий, стройный мужчина с длинными волосами, собранными в тонкий хвост, и улыбкой без нескольких зубов, ставит перед нами два запотевших бокала с чем-то розовым. — Давно не виделись.

— Чаки. — Матео пожимает руку мужчины.

Руку, которая, если судить по шрамам и мозолям, повидала изрядную долю ручного труда.

— Я слышал, что в прошлом месяце ты доминировал на «Большом гребне».

Матео пожимает плечами.

— Ты отлично выступил.

Матео не отвечает.

Взгляд Чаки переходит на меня.

— Кто твой друг?

— Туристка, — говорит Матео с игривостью в голосе.

Я бросаю на него свирепый взгляд и представляюсь.

— Элси Паркс.

Он пожимает мне руку, кожа его руки намного грубее, чем у женщины.

— Алоха.

— Как Митч? — спрашивает Матео.

Я подношу напиток к губам, не имея ни малейшего представления о том, что это такое, но очень хочу узнать. На язык попадает ледяная жидкость, одновременно терпкая и сладкая. Может быть, гуава?

— Не знаю. — Чаки хмурится. — Не видел его уже несколько недель.

Матео опускает подбородок, слегка покачивая головой.

— Лиана здесь. И ее сестра тоже.

Матео поднимает голову и улыбается, но его взгляд выглядит обеспокоенными.

— Это хорошие новости. На прошлой неделе я встретил Криса. Он сейчас подменяет меня на рынке.

Они продолжают передавать и получать информацию о незнакомых мне людях. Я смотрю на поля и наблюдаю, как люди собирают урожай вручную, а дикие куры разгуливают на свободе. Теплый ветерок гонит облака по небу, отбрасывая на поля различные тени и свет.

— Приятно было познакомиться, Элси, — говорит Чаки, прежде чем уйти.

— У меня так много вопросов, — говорю я, с любопытством глядя на Матео.

Он отпивает половину своего напитка.

— Не могу обещать ответа, но можешь попытаться.

— О, я попытаюсь. — Я сужаю глаза, изучая парня в поисках хоть малейшей реакции, которая могла бы раскрыть его секреты. — Ты живешь в доме, где полно людей, с которыми ты почти не разговариваешь, но приходишь сюда и кажется, что все вокруг твои лучшие друзья.

Он кивает, но не говорит ни слова.

— Что это значит?

Матео смотрит на поле. Облизывает эти до обидного красивые губы.

Убедившись, что он не собирается отвечать, я беру ламинированное меню в конце нашего стола. При ближайшем рассмотрении оказывается, что это не меню, а история. История фермы «Алоха-айна».

— Здесь работают бездомные. — Я читала, что на Гавайях существует ужасная проблема бездомных. Коренные жители, чьи семьи управляли этими островами на протяжении нескольких поколений, оказались в невыгодном положении и теперь не могут позволить себе жить на землях своих предков. Да пошли вы, колонизаторы. — Ты упомянул, что они нашли тебя. Ты был бездомным?

Матео пристально смотрит на меня.

— Но… твой отец и семья. — Я сглатываю, пытаясь проникнуть в его прошлое. — Твои кузены.

— Я сбежал из отцовского дома на Большом острове, когда мне было пятнадцать. Устроился на работу на рыболовецкое судно из Кайлуа в Гонолулу. — Он взбалтывает лед в своем стакане. — Денег хватило ненадолго. Я оказался на улице. Тетя Алана взяла меня к себе. Дала работу, еду и цель.

Я опускаю руку, когда понимаю, что прижимала ее к губам. Прочищаю горло.

— Это… должно быть, было тяжело. — Почему он сбежал от своего отца? Мой взгляд падает на татуировку возле его глаза. — У тебя здесь семья. Почему не остался с ними?

— Они переехали на этот остров всего несколько лет назад.

— Думаю, это хорошо, — говорю я, наблюдая за ним поверх края своего бокала и потягивая свой напиток.

Его выражение лица ничего не выдает.

— А потом тебя проспонсировал Райкер, что дало тебе жилье? — Я пытаюсь заполнить ту часть истории, которую он мне не рассказывает.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, как вдруг у нашего стола появляется Чаки.

— Надеюсь, вы голодны, — говорит он, держа в руках несколько тарелок.

Я все еще голодна, хотя меня немного тошнит после рассказа Матео.

Перед нами ставят шесть разных тарелок. Шесть.

Мой взгляд пытается принять все это, завтрак «шведский стол» для толпы.

— Что это? — Мой рот наполняется слюной.

Чаки указывает на тарелку, готовясь объяснить.

— Я сам, — говорит Матео, отпуская нашего официанта. — Спасибо, Чак. — После ухода мужчины, он берет управление на себя. — Банановые блинчики с шоколадом, брускетта с песто из орехов макадамия, карри из кокосовой чечевицы, сальса из манго и чипсы из подорожника, лепешки с козьим сыром и луком, а это знаменитый фермерский чизкейк маракуйя.

Еда выглядит и пахнет невероятно. Я начинаю с кусочка чизкейка, что заставляет Матео хихикать.

— Как долго ты здесь проработал?

Он разрезает блинчик и накалывает его на вилку.

— Десять месяцев, но я все еще работаю волонтером, когда могу.

Матео — волонтер?

Я беру хрустящий кусочек тоста, намазанный сливочным соусом песто и тертым сыром, задаваясь вопросом, каким может быть рекорд по изменению мнения о ком-то? Человек, сидящий напротив меня, совсем не похож на оскаленного, рычащего засранца, которого я знала до сегодняшнего дня.

Почему здесь он не такой, как в доме?

Здесь он беззащитен. Не совсем уязвимый, конечно, но и не полностью замкнутый в себе. Это означает, что проблема не столько в Матео, сколько в «Доме Райкер» или в его обитателях.

Остаток трапезы проходит в молчании, за исключением частых комментариев о том, как все вкусно. И хотя я все еще хочу спросить Матео о многих вещах, я нахожу комфортную тишину во время еды приятной. Даже расслабляющей.

Чаки и пожилая женщина несколько раз проходят к нашему столику, чтобы спросить, как у нас дела, и завести светскую беседу с Матео. Я довольствуюсь едой и выуживаю из их разговоров любую информацию, какую только могу, но ее немного. В основном они восхищаются успехами Матео и рассказывают о последних улучшениях на ферме. Он легко смеется с ними, задает вопросы, и я чувствую, что он искренне заботится об этих людях, как о родных. Возможно, даже больше, чем о его собственных кровных родственниках. Они настаивают, чтобы Матео провел для меня экскурсию по ферме, и я удивлена, что он соглашается. Я действительно думала, что он захочет доставить меня обратно в дом как можно скорее.

— Как думаешь, ничего страшного, если я сделаю несколько фотографий, пока мы здесь?

Его реакция на то, что я сфотографировала его и его кузенов, была бурной, и, похоже, они ему не так важны, как эта ферма и ее обитатели. Последнее, что я хочу сделать, это вывести его из себя, когда сегодня ему удалось вести себя со мной мило.

— Зависит от обстоятельств.

— Каких?

— От того, что ты будешь с ними делать.

— Если удастся сделать шедевр, я бы использовала его в своем портфолио. Но в основном я просто хочу сделать снимки, чтобы не забыть детали этого места.

Он хмурится, но кивает.

— Ладно.

Мой пульс подскакивает.

— «Ладно» в смысле «да»?

Матео качает головой.

— А есть ли версия «ладно», которая означает «нет»?

— Нет.

— Тогда «да».

Он доверяет мне. Наконец-то. И от этого знания мне хочется броситься к нему в объятия, но не хочу испытывать судьбу.

Мы проводим на ферме несколько часов. Матео возит нас по ферме на одном из фермерских квадроциклов, указывая на разные поля и рассказывая мне, что на них растет — спаржа, кабачки, лук, салат. Он даже остановился, чтобы показать мне, как собирать урожай.

На деревьях растут папайя, авокадо, лаймы и манго, и мы срывали по нескольку штук с каждого, пока наши руки не наполнились свежими фруктами. Он останавливается у площадки для свободного выгула кур, представляющего собой акр зеленой травы с курятником, построенным как миниатюрная версия главного здания.

Я сажусь на корточки и фотографирую кур, клюющих ледяную глыбу, наполненную фруктами. Матео держится на расстоянии, но я чувствую на себе его взгляд. Когда встаю, делаю снимок, на котором он прислонился к курятнику, засунув руки в карманы, с ленивой улыбкой на лице.

— Я бы подумала, что ты достиг своей нормы, — говорю я, присоединяясь к нему.

Его брови сходятся на переносице.

— Улыбки на сегодня. Не знала, что ты способен на такое количество.

Он хмурится, несмотря на игривость в его глазах.

— Я не улыбался.

— Хорошая попытка. — Я поднимаю фотоаппарат. — У меня есть доказательства.

— Лучше оставь это при себе. — Он закатывает глаза и начинает идти обратно к квадроциклу.

— Конечно. — Я следую за ним. — Не хочешь, чтобы кто-то знал, что за этими идеальными грудными мышцами скрывается настоящее бьющееся сердце.

Его шаги замедляются, парень останавливается.

Я догоняю его.

— Что?

Матео смотрит на меня с жаром, который совершенно неуместен в любом месте за пределами спальни. Он моргает, и это выражение исчезает.

— Пойдем. У нас еще одна остановка.

До следующего сарая ехать недолго. Матео не сводит глаз с дороги, его губы сжаты в тонкую линию.

Мне не следовало упоминать об улыбках. Или его расстроила шутка о его бьющемся сердце? В любом случае, я должна помнить, что нужно оставаться осторожной. Возможно, сейчас он мне доверяет, но я поняла, что его настроение предсказуемо, как торнадо.

Мы подъезжаем к сараю, который выглядит намного старше, чем другие строения на участке. Древесина выветрилась до блекло-серого цвета, как будто она пережила поколения дождей и солнца.

Мужчина, который выглядит примерно таким же старым, как сарай, прихрамывая, направляется к нам. Он, вероятно, был высоким в расцвете сил, но сейчас сгорбленный, с больным бедром или ногой, он не на много выше меня. Его покрытое глубокими морщинами лицо светлеет, когда мужчина видит Матео, и он взмахивает рукой, которая выглядит изуродованной артритом.

— Туту! — приветствует Матео, прежде чем обхватить хрупкого мужчину своими сильными руками.

Пожилой мужчина молчит, но от сладких воркующих звуков, которые он издает, у меня сжимается сердце. Его глаза закрыты, а губы дрожат.

Я судорожно втягиваю воздух и вытираю свои собственные слезящиеся глаза.

Матео медленно высвобождает мужчину из своих объятий, как будто он держал его на весу.

— Туту, это моя подруга. Элси. Я хотел показать ей коз.

Мое движение вперед на мгновение замирает. Он сказал «коз»?

— Да, — говорит старик. — Идем. Идем. — Он машет рукой, приглашая нас вперед, и нам приходится идти медленно, подстраиваясь по его шаг. — Надо доить коз. — Его голос издает свистящие звуки, что заставляет меня думать, что у него нет зубов. Его комбинезон грязный, а сапоги прохудились. — Сегодня не хватает рабочих рук.

Внутри женщина. Темные волосы с несколькими серебристыми прядями и одежда, которая кажется на два размера больше, чем нужно. Она несет ведро к козе, которая стоит на возвышении, уткнувшись носом в маленькое корыто.

— Здесь все по старинке, — говорит Туту. — Никаких машин.

К нам подбегает козленок, и меня охватывает трепет возбуждения. Прежде чем успеваю пошевелиться, Матео приседает и ловит малыша на руки.

— Эй, Патч, — бормочет он так тихо, что я бы его не услышала, если бы не была почти прижата к нему, чтобы взять козленка на руки.

Старик наблюдает за нами, в его выражении лица светится гордость родителя.

— Есть время помочь?

Матео смотрит на меня сверху вниз.

Я уже киваю.

— Ты шутишь? Конечно.

Матео сразу же включается в работу, как будто делал это миллион раз. Я обнимаю Патча, пока он объясняет, что коз нужно доить дважды в день и что на ферме из молока делают свежий сыр.

В течение следующего часа я сижу на покрытом сеном полу козьего сарая и держу на руках спящего козленка, пока Матео доит. И таю от того, как нежно он разговаривает с козлятами и всякий раз, когда называет очередную козочку «маленькой леди».

Интересно, видел ли кто-нибудь из парней в доме его таким? Да и женщины тоже, если уж на то пошло. Приводил ли он сюда Кайю?

Мне удается сделать пару снимков, потому что я никогда не хочу забыть это чувство. Абсолютно противоречивое поведение этого человека, в котором, я бы поклялась, не было никаких чувств. У каждого есть своя история, которая формирует личность, которую он представляет миру. Холодные взгляды и резкие слова. Рычание и угрозы. Матео из «Дома Райкер» — это не Матео из «Алоха-айны». Я не могу совместить эти две его версии.

— Все хорошо, маленькая леди, — мягко говорит он.

Боже, мое сердце!

Интересно, так ли он нежен с женщинами в своей жизни? Была ли Кайя объектом всей этой заботы буквально прошлой ночью?

Неужели я сравниваю Кайю с козой?

Я слишком много думаю. Опять.

К тому времени, когда мы возвращаемся в ресторан из козьего сарая, солнце клонится к закату. После полного рабочего дня и общения с Матео я чувствую себя измотанной и удовлетворенной самым лучшим образом.

Мы прощаемся с Аланой, которая дает нам коробку, чтобы погрузить в нее все фрукты и овощи, которые мы собрали. Я уже думаю о следующих нескольких ужинах и о том, как смогу приготовить эту еду и поделиться ею с жителями дома… но захочет ли этого Матео? Эта ферма — его секрет?

Алана протягивает ко мне руки, и я приседаю, чтобы она могла обнять меня.

— Спасибо, что привела его домой, — бормочет она с такой любовью в голосе, что у меня щиплет глаза.

Я хочу пояснить, что никуда его не приводила. Но вместо этого просто обнимаю ее в ответ.

— Спасибо, что приняли меня. Ваша ферма — это убежище для души.

— Возвращайся, — говорит она, похлопывая меня по щеке скрюченными пальцами.

— С удовольствием. Спасибо.

Я забираюсь в джип, чтобы дать ей и Матео возможность попрощаться наедине. Ее губы шевелятся, и женщина вытирает щеки, а он покорно кивает, прежде чем обнять ее в последний раз.

Мой пульс учащается, когда парень забирается в машину. Я не знаю, вернется ли ко мне прежний Матео, или это его настроение продлится долго. Он молчит, когда выезжает с грунтовой стоянки. Я вскакиваю на сиденье и высовываюсь из окна, чтобы в последний раз взглянуть на ферму, и машу рукой Алане. Слишком скоро мы снова выезжаем на дорогу, и ферма исчезает позади нас. Откидываюсь на сиденье с довольным вздохом.

— Спасибо. — Поворачиваю голову, чтобы посмотреть на него. Он выглядит спокойным, если не считать крошечного подергивания челюсти. — О чем ты думаешь?

— Ни о чем конкретном.

Я хочу сказать, что это чушь, но у меня слишком хорошее настроение.

— Нам нужно больше Аланы в мире. Нам нужно больше «Алоха-айны» в мире.

Парень утвердительно хмыкает.

Думаю, это ответ на мой вопрос. Это ворчливый Матео.

Я достаю фотоаппарат и просматриваю снимки, сделанные сегодня.

Это последнее, что я помню, прежде чем меня затягивает сон.