Мой испорченный рай

ГЛАВА 27

«Фотография помогает людям видеть».

— Беренис Эбботт

Томас и Кальвин провожают меня домой из клуба, в который мы в итоге пошли после «счастливого часа». Я кутаюсь в шерстяной длинный кардиган и жалею, что не надела брюки, вместо крошечного черного платья и туфлей на каблуках, которые Томас настоял, чтобы я купила в одном винтажном бутике после слишком большого количества «Беллини».

Выпив вина за полцены и закусив мясной нарезкой, я призналась, что сегодня мой день рождения, и мужчины настояли, чтобы мы пошли потанцевать. В десять часов Кальвин объявил об окончании вечера, так как завтра ему рано вставать на подиумный показ.

Кальвин заправил розовую розу мне за ухо. Цветок, который он сорвал с соседнего куста, настолько велик, что мягкие лепестки ощущаются на моей щеке как бархатные костяшки пальцев.

— Bellissima⁴⁴. — Он возвращает свою руку Томасу, и уже не в первый раз за сегодняшний вечер мой желудок сжимается от ревности.

Ненависть к себе быстро следует за этим. Я не завидую парням в том, что у них есть, но скучаю по тому времени, когда чувствовала то же самое по отношению к кому-то.

— Ты должна была сказать нам, что у тебя день рождения, — говорит Томас, покачав головой. — Теперь у меня нет для тебя подарка.

Я поворачиваюсь лицом к этой паре так, что иду перед ними спиной вперед. Раскидываю руки в стороны, в одной руке у меня туфли.

— Ты подарил мне потрясающую ночь! Это подарок!

В течение нескольких драгоценных часов я танцевала, пила и смеялась сильнее, чем когда-либо… после него. И в это время я мало думала о темноволосом, татуированном, загадочном мужчине, которого оставила на крошечном острове в Тихом океане.

Парни останавливаются. Я продолжаю идти спиной назад, напевая.

— Элизабетта, — говорит Томас, настаивая на том, чтобы коверкать мое имя так же, как я его. — Ты дома.

Потерявшись во втором куплете Tu vuò fà l'americano, песни, которую я выучила наизусть, когда пытался выучить язык еще в Штатах, я прошла мимо своего здания.

— Упс. — Я бегу назад, мои босые ноги шлепают по бетону, и бросаюсь в объятия мужчин. — Спасибо вам за сегодняшний вечер. Вы даже не представляете, как мне это было нужно.

— Думаю, представляем, — мягко говорит Кальвин.

— Мы должны проводить тебя наверх, — говорит Томас.

— Нет, sono finalmente⁴⁵. — Я отстраняюсь, глядя на их растерянные лица. — Что, не так?

— Sto bene⁴⁶, — поправляет меня Кальвин.

Томас поворачивает меня за плечи к открытым воротам во двор.

— Иди спать.

— Спокойной ночи! — Я машу рукой своим друзьям.

Поднимаясь по лестнице, я задаюсь вопросом, смогу ли сохранить это приятное чувство до тех пор, пока не засну, или пребывание в моей крошечной комнате в одиночестве вернет тоску.

Сосредоточившись на своих ногах в темноте, я преодолеваю третий и последний участок лестницы. Я немного запыхалась, ноги и ступни болят после бурного вечера, и когда поворачиваю за угол в коридор, я вздрагиваю от вида высокой фигуры, прислонившейся к моей двери.

Широкие плечи, мускулистая фигура, погруженная в тень, и мой пульс бьется в шее. Милан известен как безопасное место для женщин, так как здесь много полиции, но это не значит, что в городе нет своей доли мелких преступлений. Если я сейчас развернусь и побегу, то смогу догнать Томаса и Кальвина.

Я как раз собираюсь это сделать, когда фигура двигается. Это едва заметное движение, просто поворот головы, но этого достаточно, чтобы лунный свет осветил его лицо. Твердая, сильная линия челюсти, и откинутые назад, немного длинноватые волосы.

У меня перехватывает дыхание, когда его имя застревает у меня в горле.

— Элси. Привет.

Элси. Привет. Вот и все. Это единственные два слова, которые он произносит, и все же, когда эти простые слоги звучат в моих ушах, все внутри меня взрывается.

— Матео, — шепчу я и делаю шаг… два шага ближе. — Это ты?

Он проводит рукой по волосам, и от этого знакомого жеста у меня на глаза наворачиваются слезы.

— Что ты здесь делаешь? Как ты нашел меня? Почему… — Весь воздух уходит из моих легких. Я беспомощно смотрю на него, ожидая, что увиденное обретет смысл.

Парень подходит ближе, засовывает руки в карманы джинсов, и я понимаю, что никогда раньше не видела его в джинсах. Его рубашка с длинными рукавами обтягивает грудь и плечи, и у меня возникает странная мысль, что ему должно быть холодно, но он не подает никаких признаков того, что это так.

— Мне нужно поговорить с тобой.

— Ты же знаешь, что для этого и нужны телефоны, верно? — Как он посмел прийти сюда, когда я так старалась забыть его.

— Пожалуйста, Элси. Мы можем зайти внутрь и поговорить?

Я сопоставляю свои чувства со страхами и понимаю, что единственное, чего я боюсь, это того, что Матео снова разобьет мне сердце.

— Господи, — бормочет он. — Я бы никогда не причинил тебе боль.

Звук, который вырывается из моей груди, наполовину смех, наполовину плач.

— Тогда от чего я пыталась исцелиться весь последний год?

Он отворачивается от меня, делает два шага, затем поворачивается обратно.

— Я проделал весь этот путь, чтобы кое-что сказать тебе, и если мне придется сделать это здесь, то хорошо. — Он приближается, и я не чувствую желания отступить. На самом деле, я бы предпочла уткнуться лицом ему в грудь и позволить ему обнять меня.

Я покачиваюсь на ногах, сопротивляясь этому желанию.

Он прищуривается на меня.

— Ты пьяна?

— Вовсе нет. — Любой кайф, который у меня был, я вытанцевала несколько часов назад. Но у меня гудят ноги, болят мышцы, а присутствие Матео вызывает головокружение.

Его взгляд не отрывается от меня.

— Я собираюсь тебе кое-что сказать, но мне нужно знать, что ты в правильном расположении духа, чтобы выслушать меня.

У меня внезапно пересохло во рту, и мне, наверное, следовало бы присесть. Я прохожу мимо него к своей двери и открываю ее ключом. Чувствую, как парень останавливается в дверях, и мне интересно, что он, должно быть, думает о моей крошечной итальянской лачуге. Считает ли он ее причудливой и очаровательной, как я, или сейчас жалеет, что мы не остались снаружи. Я оставляю обувь у двери, вешаю кардиган и направляюсь на кухню, чтобы открыть двери во внутренний дворик.

— Хочешь воды? — Я наливаю себе в стакан и выпиваю, ожидая его ответа. — Я бы предложила вина, но я все выпила.

— Нет, спасибо, — говорит он рассеянно.

Я поворачиваюсь, чтобы встретиться с ним взглядом, но слова застревают у меня в горле.

Матео стоит перед маленькими встроенными книжными полками возле моей кровати. В руке у него фоторамка, его брови сведены вместе, парень решительно сосредоточен на снимке. Легким движением руки он ставит рамку на место и берет следующую.

Все мое тело согревается, несмотря на прохладный воздух, проникающий через балконные двери. Он переводит взгляд на меня. Я отворачиваюсь. Облизываю губы.

— Что ты хотел мне сказать, Матео?

Он прочищает горло, и звук его приближающихся шагов заставляет меня приготовиться к чему-то, но я не уверена, к чему именно.

— Я хочу рассказать тебе, что произошло в ночь смерти Эштона. — Звук отодвигаемого стула. — Садись.

Я просто смотрю на него.

— Пожалуйста.

Я сажусь. А потом слушаю.