Мой испорченный рай

ГЛАВА 20

«Фотографируйте то, чего вы боитесь».

— Диана Арбус

Оказывается, мне действительно не стоило плавать в океане.

Матео не шутил, когда сказал, что придется научиться ползать, прежде чем я смогу плавать. После того как мы чуть не потеряли рассудок на пляже, он сумел очистить свое выражение лица от желания и переключился в режим инструктора, когда наши ноги оказались в воде. Он рассказал мне о приливе и отливе и о том, как на них влияют фазы луны. Объяснил, что такое разрывное течение, как его заметить и как выбраться из него, если в нем застряну. Научил меня шаркать по дну ногами, чтобы отпугнуть скатов, и объяснил, почему важно не ходить по рифу, потому что это разрушает экосистему. Только после всего этого он, наконец, завел меня в воду по пояс.

— Закрой глаза и почувствуй воду вокруг себя, — говорит он. — В каком направлении тебя тянет? Чем больше знаешь о воде, тем в большей безопасности будешь.

В течение следующего часа мы понемногу углубляемся в океан. В конце концов, погружаемся настолько глубоко, что мои ноги не касаются дна.

Матео почти не запыхался, пока плавал кругами вокруг меня.

— Посмотри на себя, хаоле. Ты плаваешь.

Я посылаю небольшую волну воды ему в лицо.

— Хватит меня так называть. Я же сказала тебе, что умею плавать.

Убедившись, что я могу держаться на плаву, он берет две маски из джипа, и мы плывем к рифу. Он показывает на разноцветных рыб и кораллы, а я изо всех сил стараюсь запечатлеть все это в памяти. Еще глубже я замечаю маленького осьминога, замаскированного в камнях. А во время нашего заплыва Матео обращает внимание на морскую черепаху, чья крошечная голова высунута из воды.

— На сегодня хватит, — говорит он, предлагая нам плыть обратно к берегу.

Я хочу возразить, но мои мышцы дрожат, а кожа чувствительна от солнца. Оказывается, плавание в океане совсем не похоже на плавание в озере.

Матео стряхивает воду со своих темных волос, а затем с легкостью профессиональной модели откидывает мокрые локоны назад и в сторону от лица. Я вытаскиваю спутанные пряди волос из резиновых ремешков маски, чувствуя себя по сравнению с ним морской ведьмой.

Он вытряхивает пляжное полотенце и разворачивает его. Я счастливо заворачиваюсь в нагретую солнцем ткань, и парень обхватывает меня руками.

— Это была самая крутая вещь, которую я когда-либо делала. — Я прижимаюсь щекой к его груди. — Спасибо.

— Не за что, — говорит он мягко и торжественно.

Отступаю, чтобы оценить выражение его лица, и парень использует это как возможность схватить другое полотенце.

Я вытираюсь насухо, затем надеваю свою кепку, думая о том, сколько времени потребуется, чтобы купальник высох, прежде чем я смогу спокойно надеть свою одежду.

— Ты готова? — спрашивает он, проводя полотенцем по волосам.

— Купальник еще мокрый. Не хочу испортить обивку сидений.

Он хихикает, и звук превращается в симфонию с разбивающимися волнами на заднем плане.

— Мне плевать на машину, но тебе будет удобнее снять купальник.

Я поднимаю бровь.

— Хочешь, чтобы я сняла купальник?

Его лукавая ухмылка соответствует сексуальному блеску в его глазах.

— Больше, чем ты думаешь.

— Уверена, что даже в таком непринужденном месте, как Гавайи, возникнут проблемы с обнаженной женщиной на детском пляже.

Он кладет ладонь мне сзади на шею и притягивает меня ближе. Опускает подбородок и наклоняет голову, чтобы добраться до моих губ. Поцелуй теплый и крепкий, но целомудренный.

— Еще один урок на сегодня, — говорит он мне в губы.

От очередной этой чертовой дрожи у меня по коже бегут мурашки.

— Веди.

Вернувшись к джипу, Матео показывает, как переодеться из мокрой одежды в сухую, не привлекая внимания детей.

Он оборачивает полотенце вокруг талии и стягивает мокрые шорты с ног, бросая их на заднее сиденье джипа, затем надевает сухую пару.

— На самом деле я мало чем могу помочь с верхом, но видел достаточно, чтобы знать, что все женщины знают, как избавиться от лифчика, не снимая рубашки. Тут применим тот же способ.

Я натягиваю футболку, затем легко расстегиваю и развязываю халтер-топ, вытаскиваю влажный материал снизу и забрасываю его на заднее сиденье. Кончики моих грудей напрягаются от прохладного воздуха и мягкой ткани, и я не делаю никаких попыток прикрыть их. С нижней половиной немного сложнее. Я изо всех сил пытаюсь спустить плавки с ног, когда полотенце развязывается и соскальзывает.

— Вот черт! — Я пытаюсь схватить его, но Матео опережает меня. Он хватает полотенце и притягивает меня к своему телу.

Мы оба трясемся от беззвучного смеха.

— Не волнуйся, ты ничем не засветила, — говорит он.

— Уверен? — Мое лицо пылает.

— Думаю, я бы заметил. Я был… эм… внимателен. — Когда он отступает, следя за тем, чтобы оба угла полотенца были плотно сжаты в кулаках, его щеки также пылают. — Повернись. Я подержу. — Он держит ткань достаточно свободно, чтобы я могла двигаться, но все же достаточно плотно для приличия.

Мне удается снять плавки и надеть шорты.

— Готово.

Он отпускает полотенце, и я поворачиваюсь к нему лицом с расстегнутой ширинкой шорт.

— Без белья в джинсовых шортах, — говорю я, сосредоточившись на застегивании ширинки. — Это должно быть не комф…

Мои слова прерывает прикосновение его губ. Ахая, я открываю рот, и Матео пользуется этим, приоткрывая свой и углубляя поцелуй. Плавки выскальзывают из моих рук и падают на песок. Я зарываюсь пальцами в его волосы, сжимая и оттягивая пряди с тем безрассудством, которое ему всегда удается высвободить внутри меня.

Одна рука у меня на шее, другой он скользит сзади внутрь моих шорт. Его ладонь касается голой кожи моей задницы, и парень стонет так низко и глубоко, что вибрация воспламеняет мою кровь. Я хочу его, здесь и сейчас, и плевать на то, кто смотрит.

Матео зажимает мою нижнюю губу между зубами, сосет мой язык, и вскоре я уже извиваюсь и отчаянно хочу большего.

— Куда мы можем пойти? — хриплю я ему в рот.

Его хватка на моей заднице смещается, заставляя меня поднять ногу. Он обхватывает свое бедро моим, создавая крошечное пространство уединения между нами. Затем запускает руку в мои шорты спереди.

И я откидываю голову назад, когда он скользит пальцами между моих ног, исследуя, прежде чем погрузиться глубоко внутрь.

— Черт, как в тебе хорошо. — Его голос — это дышащая волна тепла на моей шее. Эти пальцы скользят внутрь и наружу, неторопливо, смакуя, как будто Матео был бы доволен провести дни, недели, годы, делая это и только это. — Ты сводишь меня с ума.

— Не останавливайся.

— Никогда. — Его рот снова на моем. Поцелуй превращается из контролируемого в хаос.

Я провожу ладонью по жесткой длине между его бедер. Нащупывая липучку и шнуровку его шорт, с легкостью их расстегиваю. Запускаю руку внутрь и обхватываю его член, кожа к коже. Сжимаю и скольжу вверх-вниз. Матео толкается бедрами вперед.

— Я хочу быть внутри тебя, — говорит он резким шепотом.

— Пожалуйста… — Моя мольба растворяется в стоне.

Он отрывает свой рот от моего, его глаза — озера жидкого оникса.

— Залезай в джип.

Меня не нужно просить дважды.

Мы дикие. Обезумевший. На заднем сиденье его джипа мои и его шорты падают на пол быстрее, чем мы успеваем закрыть двери. Я оседлываю его бедра, его длинный, твердый жар похож на бархатную сталь, когда скользит по моей набухшей влажности.

Парень стягивает с меня футболку и обхватывает грудь, прежде чем взять в рот каждый сосок. Языком щелкает по затвердевшим кончикам, тянет зубами, а затем всасывает, что заставляет меня двигать бедрами навстречу ему.

— О, черт, — стонет он. — У меня нет презерватива.

— Мне все равно. — И вот она, самая глупая и безрассудная вещь, которую я когда-либо говорила. Что такого в нем, что заставляет все заботы в мире исчезнуть. Сейчас есть только мы.

— Я ни с кем не был, с тех пор как… — Ему не нужно называть ее имя, и, честно говоря, я рада, что он этого не делает. — Прошел год.

— У меня тоже давно ни с кем ничего не было. — С больной бабушкой и всеми заботами после ее смерти у меня не было времени даже на то, чтобы поесть, не говоря уже о личной жизни.

— Грант? — произносит он сквозь стиснутые зубы.

— Нет.

Он расслабляется и возвращается к ласкам моей груди.

Я продолжаю скользить по нему, влажность от нашего возбуждения делает невозможным не позволить ему скользнуть внутрь.

Матео хватает меня за бедра и оттягивает назад, в его темных глазах читается вопрос. Он спрашивает разрешение.

— Я принимаю противозачаточные, — выдыхаю я. Мой оргазм так близок, что боюсь, что в ту секунду, когда он войдет в меня, это чувство нахлынет, слишком быстро положив конец веселью.

— Тогда поцелуй меня.

И я целую его со всем накопившимся желанием. Сосу его язык с…

Матео резко отрывает задницу от сиденья, и врезается в меня.

Моя голова откидывается назад, позвоночник выгибается дугой, и с моих губ срывается крик экстаза. В этой позе моя грудь выставлена перед ним как подношение. И он берет их, посасывая и покусывая, а затем облизывает жжение, двигаясь вверх в такт каждому движению моих бедер.

В таком положении я не могу сказать, кто кого трахает, только то, что мы оба чего-то добиваемся. Сдерживаемое сексуальное разочарование, которое накопилось между нами, все обиды, сердитые взгляды, резкие слова, чтобы скрыть то, что мы чувствовали не только от себя и друг от друга, но и от всего мира.

Это не слияние душ и не нежное занятие любовью двух людей, погруженных в свои чувства.

Это грубый, животный трах, который рождается из безрассудного желания.

— Еще, — стону я.

Его хватка на моих бедрах усиливается, меня поднимают, переворачивают, и я оказываюсь на коленях, лицом к заднему пассажирскому окну джипа. Матео позади меня, языком и губами прокладывает дорожку вниз по моей спине к заднице.

— Эта задница дразнит меня уже неделю. — Он сильно кусает правую ягодицу.

Волна удовольствия пробегает по моему позвоночнику и достигает каждого нервного окончания.

— Да, — выдыхаю я. — Еще.

— Черт возьми, ты совершенна. — Он кусает вторую ягодицу, а затем входит в меня.

В этой позе, под этим углом, он проникает еще глубже, заполняет меня так основательно, что я чувствую каждый его толстый дюйм. Парень хватает меня за волосы, оттягивает мою голову назад и толкает вперед с такой силой, что я разваливаюсь на части.

Мое освобождение обрушивается сокрушительной волной. Каждая клеточка моего тела словно фейерверк, который взрывается под кожей и проносится сквозь меня. Я держусь за подголовник, пока парень наваливается на меня сзади. Оргазм расширяется. Многократно усиливается, когда волна за волной обрушиваются на меня.

— Не останавливайся.

— Никогда. — Его темп ускоряется. Пальцы впиваются в мои бедра так сильно, что наверняка останутся синяки. Затем он выходит почти полностью и врезается в меня с такой силой, что у меня подгибаются руки. Я бы впечаталась лицом в окно, если бы не его предплечье на моей груди. Он поднимает меня, и моя спина оказывается вровень с его торсом. Парень прикусывает мое плечо, когда толкается в меня. Невесомая и бескостная, я прижимаюсь к нему.

Свободной рукой он скользит в то место, где мы соединились. Проводит пальцами по влаге, кружит по клитору, и я снова взрываюсь. Когда он все еще твердый внутри меня, я снова распадаюсь на части.

Щелк.

Щелк.

Щелк.

Я моргаю, открывая глаза, и мне требуется минута, чтобы сориентироваться. Я завернута в полотенце на заднем сиденье джипа Матео. После того, как мы трахались, как два человека, переживающие свои последние минуты на земле, он притянул меня в свои объятия и уложил на себя. Тепло его кожи и ровное сердцебиение убаюкали мое измученное и насытившееся тело.

Как я оказалась на сиденье одна, с полотенцем под головой, еще одним на теле и объективом камеры, направленным мне в лицо, я не знаю.

Медленная улыбка растягивает мои губы, когда я проталкиваюсь сквозь последние остатки сна.

Щелк.

— Что ты делаешь?

Парень опускает камеру, и меня встречает его прекрасная улыбка. Она не самая большая, но самая искренняя из всех, что я видела у него.

— Ты выглядишь безжизненно, когда спишь.

Я закрываю лицо руками.

— Как лестно.

Он переплетает свои пальцы с моими, отводя мою руку и беря в свою.

— Может быть, «мирно» — более подходяще слово.

Полотенце, прикрывающее мою наготу, едва ли достаточно велико. Я прижимаю его к себе, когда сажусь. Махровая ткань падает, обнажая одну грудь.

— Упс. — Я быстро поправляю полотенце.

— Ты ведь знаешь, что я уже видел тебя всю, верно? — Его глаза искрятся озорным юмором.

— Надеюсь, ты не заснял меня всю на камеру.

Он откидывает мои длинные, спутанные волосы со лба.

— Нет. — Постукивает себя по виску. — Запер эти изображения здесь. — Его взгляд блуждает по моим обнаженным плечам. И от того, как он скользит по моей коже, у меня пересыхает во рту.

Я облизываю губы.

Матео тянется к переднему сиденью и протягивает мне бутылку воды.

Я делаю жадный глоток.

— Как долго я спала? — Я возвращаю ему бутылку.

— Недолго. — Он пьет из бутылки. Это действие кажется таким интимным, наблюдать, как он прижимает свой рот там, где только что был мой, что просто смешно, учитывая то, что мы делали раньше. — Может быть, минут тридцать.

— Вау, — говорю я, ища свою одежду. — Так неловко. Обычно я не вырубаюсь сразу после секса.

Его усмешка глубокая и пьянящая.

— И кто теперь льстит?

У меня урчит в животе.

Он ухмыляется.

— Голодна?

— Немного.

Матео протягивает мне мою одежду, аккуратно сложенную стопкой.

— Одевайся, и я тебя покормлю. — Он вылезает из джипа, давая мне возможность одеться.

У меня все тело болит, как от плавания с Матео в океане, так и, ну, в основном, от всего, что произошло сразу после этого. И хотя я бы все отдала, чтобы греться в сиянии наших новых… как бы это назвать? Отношений? Теперь, когда я думаю об этом, что секс с Матео означает для нашего взаимодействия в доме? Я больше не могу спать в одной комнате с Грантом. Но у меня нет ощущения, что Матео хочет, чтобы все, что здесь произошло, стало новостью в «Доме Райкер». К тому времени, как надеваю футболку и вылезаю из машины, я понимаю, что нам есть что обсудить.

Матео должен написать путеводитель по всем скрытым жемчужинам Оаху. Я говорю ему об этом, когда он паркуется возле небольшого строения, стоящего на причале у реки. Над открытым окном висит табличка с надписью «Робата».

— Что это за место? — спрашиваю я, почувствовав запах жареного мяса и дыма, поднимающегося из задней части здания.

— Робатаяки. Японское барбекю.

Он приветствует женщину у окна кивком и ошеломляющей улыбкой. При виде его она смущается, и я ее не виню. Хмурый Матео — это горячо. Счастливый Матео может заставить даже пятидесятилетнюю женщину покраснеть и уронить ручку. Я знаю, потому что наблюдаю, как это происходит.

— Что ты хочешь? — спрашивает он меня.

— О, эм… — Я изучаю меню, состоящее из длинного списка продуктов, о которых я никогда не слышала. — Закажи для нас обоих. Я съем все, что угодно.

Парень быстро озвучивает заказ, которого, похоже, хватит, чтобы накормить несколько человек. Когда женщина подсчитывает цену, я достаю из кармана деньги.

Он хватает мою руку и сжимает ее.

— Нет. Я плачу.

— Ты не обя…

— Я заплачу. — Он протягивает женщине несколько купюр. — Не делай это странным.

— Я не делаю это странным. — Понимая, что мы не совсем одни, я прочищаю горло. — Просто потому, что мы… эм…

Мягкое выражение его лица заставляет меня думать, что он точно знает, о чем я говорю, и находит мою нервозность забавной.

— Ты не должен мне еду.

Парень хмурит брови.

— Должен тебе еду? Ты так об этом думаешь? Что я плачу тебе за доброту, которую ты проявила ко мне на заднем сиденье моего джипа, накормив тебя?

Я прикусываю губу, пожимаю плечами, затем отвечаю.

— Нет, не тогда, когда ты так говоришь.

Он качает головой.

— Вот. — Матео протягивает мне бутылку с японскими буквами. — Это личи содовая. — Он закидывает свою мускулистую руку мне на плечо. — Хотя секс был настолько потрясающим, что я, наверное, должен тебе шесть упаковок.

— Ладно, я поняла.

Парень прижимается губами к верхушке моей кепки и бормочет:

— Спасибо, черт возьми.

Как и на ферме, в итоге у нас оказывается слишком много еды. Говядина, гребешки и свинина, все подается на шпажках, даже картофель и грибы с красным перцем. И в довершение всего — кокосовый пирог с ананасами на гриле.

Все столики расставлены снаружи, на причале у реки, а зонтики приятно спасают от позднего полуденного солнца. Несколько столиков заняты, но Матео, похоже, не беспокоится о том, что его увидят здесь со мной. Не то что на Северном побережье.

Я проглатываю аппетитный кусочек картофеля и говядины и запиваю сладкой газировкой.

— Очень вкусно.

— Я подумал, что тебе понравится, — говорит он, бросая пустую шпажку на свою бумажную тарелку.

— Сегодня было весело. — Я сжимаю руки на коленях под столом, чтобы он не видел, как я нервничаю.

Кусок пирога и жареного ананаса, который Матео подносит ко рту, замирает в воздухе, и он хмуро смотрит на меня.

— Что?

— Что? — повторяю я, как попугай, но гораздо более высоким тоном.

Его взгляд становится напряженным. Он кладет вилку с десертом обратно на тарелку. Вытирает руки о салфетку. Кладет предплечья на стол и опирается на них. Из-за этой позы его татуированные бицепсы вздуваются до такой степени, что натягивают швы на рубашке.

— Но.

— Хм? — Я моргаю, отворачиваясь от его мешающего думать телосложения.

— Сегодня было весело… но…

— О. — Я поджимаю губы, делаю глоток содовой и ругаюсь, когда моя бутылка оказывается пустой.

Двумя пальцами он подталкивает свою бутылку с содовой на несколько дюймов ко мне.

Я делаю глоток. Вздыхаю. Затем встречаю его взгляд.

— Ну, мне просто интересно, что будет дальше, — говорю я, торопливо подбирая слова.

Матео не отвечает, что наводит меня на мысль, что он тоже обдумывает, как будут развиваться события, когда мы вернемся в дом.

— Я больше не могу спать в комнате Гранта, не после сегодняшнего. И знаю, как для тебя важно твое личное пространство. Мне просто нужно знать, в каком положении мы окажемся, когда вернемся, чтобы не испортить все для тебя… для нас.

Парень дважды моргает. Я знаю, потому что внимательно наблюдаю за ним в поисках любой реакции, которая могла бы сказать мне, что он чувствует. И ничего не получаю.

— Слушай, мне не нужно знать, почему в доме все так странно между тобой и, ну, всеми остальными. Но то, как ты вел себя, когда мы вернулись из пещер, как будто не хотел, чтобы тебя видели со мной. Или как не хотел, чтобы Грант видел, как я выхожу из твоей комнаты. Даже вчера вечером, когда отпустил мою руку, словно не хотел, чтобы люди подумали, что мы вместе… — Я вздыхаю. Когда излагаю все это вот так, то удивляюсь, почему я так быстро оказалась обнаженной в его объятиях час назад.

— В том доме все сложно, — говорит он. — Вот почему я отвел тебя в дом своей семьи. Мне нужно было всего несколько минут, чтобы побыть с тобой самим собой.

— Значит, я права? Ты действительно скрываешь то, что между нами…

— Я не скрываю. — Его глаза теперь кажутся более темными, более интенсивными. — Я защищаю это.

— От кого?

— Ото всех.

— И почему?

Он закрывает лицо руками и усердно трет, почти сбивая бейсболку с головы. Продолжает тереть еще несколько раз, затем вдыхает и поправляет кепку.

— Грант был моим близким другом.

Это заявление сбивает меня с толку, и я удивленно вздергиваю подбородок. Близким другом? Никогда бы не догадалась.

— Мы поссорились, — говорит он, складывая пустые тарелки в аккуратную стопку. — Сильно.

То, как он избегает моего взгляда, заставляет меня задуматься…

— Из-за женщины?

Его руки застывают на скомканной салфетке, и я наблюдаю, как он методично разжимает пальцы, чтобы бросить ее в стопку.

— Типа того.

Раздражение нарастает у меня в груди.

— Если собираешься быть неопределенным, то нет смысла…

— Элси. — Его темные глаза умоляют. — Мне трудно говорить об этом. Я хочу рассказать тебе все, но я ни с кем не говорил об этом. Никогда.

По правде говоря, он знает меня всего неделю. Только потому, что у нас был секс, не думаю, что имею право требовать, чтобы он рассказывал мне все подробности своей жизни. Я скоро уезжаю, и у нас нет времени, чтобы узнать друг друга постепенно, как нормальная пара. Мы просто подцепили друг друга в отпуске. Я должна помнить об этом.

— Когда мы вернемся в дом, — говорит он. — Мы будем держаться на расстоянии в присутствии остальных. Я знаю, что это не то, что ты хотела услышать, но пока это лучшее, что я могу сделать. — Когда я не сразу отвечаю, он снимает бейсболку «Райкер Серф» и проводит рукой по волосам. — Я не готов к тому, чтобы реальная жизнь усложнила то, что у нас есть.

Я наблюдаю, как он натягивает кепку обратно на голову, как потирает затылок, как напрягается его челюсть, и продолжает нервно поправлять кучу мусора на нашем столе. Это тяжело для него, что бы это ни было.

Но он сказал: то, что у нас есть.

Значит не только я чувствую эту связь. Моя грудь наполняется, а желудок трепещет. Я вспоминаю его слова о том, что он долгое время не хотел никого целовать и столько же времени не занимался ни с кем сексом, и все же он сделал и то, и другое со мной. Это что-то значит.

Матео тянется через стол, и я делаю то же самое, наши руки встречаются на полпути. Он переплетает наши пальцы, большим пальцем делает ленивый круг по моей костяшке.

— Поговори со мной. Если для тебя это решающий фактор…

— Это не решающий фактор. Я понимаю. — Я сжимаю его руку, чтобы подчеркнуть свои слова.

Парень подносит мою руку ко рту и целует костяшки пальцев. Я чувствую его улыбку на своей коже, когда он бормочет:

— Спасибо.

Мы вернулись в дом после наступления темноты. Матео держал меня за руку между передними сиденьями всю дорогу до Северного побережья. Расспрашивал меня о том, как я росла в Южной Дакоте, и о моей страсти к фотографии. Внимательно слушал и задавал вопросы таким образом, что мне стало интересно, действительно ли он заинтересован или просто пытается удержать тему на мне, а не на нем. Зная, что он отпустит мою руку, как только мы припаркуемся, я наслаждалась ощущением его большой ладони и впитывала силу и безопасность его прикосновений. Я не знала, когда смогу прикоснуться к нему снова.

— Насчет Гранта, — говорит он в темном салоне своего джипа после того, как нашел место для парковки на улице. — Ты должна остаться в его комнате.

Я отшатываюсь и выдергиваю свою руку из его.

— Ты же не можешь иметь в виду…

— На своей койке. — Он наклоняет свое тело к моему. — Скажи ему, что у тебя болит голова или что сейчас то самое время месяца. Ничто не отпугнет его быстрее, чем намек на кровь.

— Это не помешает ему поцеловать меня. Или он захочет, чтобы я прикоснулась к нему. И моя грудь не будет под запретом только потому, что у меня болит голова…

— Ладно, я понял. — Выражение его лица мрачное и пугающее. — Если он прикоснется к тебе, я сломаю ему обе руки.

— Тогда решено. Я покончу с ним.

Он прерывисто выдыхает, как будто выдыхая напряжение.

— Поговори с Куинн. Узнай, может Джейк будет ночевать у Гранта, чтобы вы, девочки, могли занять комнату Джейка. — Он смотрит вперед через лобовое стекло, как бы убеждаясь, что нас никто не видит. Я должна быть раздражена, но не могу перестать восхищаться тем, какой он красивый, вся эта загорелая кожа мягко сияет в лунном свете.

— Она захочет узнать, почему.

Он издает хмыкающий звук.

— Если расскажешь ей, она расскажет Джейку.

— Не расскажет. — Куинн — моя семья, и хотя она любит делиться пикантными сплетнями, как никто другой, но будет молчать, если я попрошу об этом.

Матео вздыхает, напряжение сковало его плечи.

Я хочу вернуть Матео с пляжа. Того, кто целовал меня и плевать хотел на то, кто смотрит. Того, кто относился ко мне так, будто я единственный человек, который имеет значение.

— Я разберусь с этим. — Я кладу руку на его предплечье, с удивлением ощущая напряжение в его мышцах.

Он смотрит в лобовое стекло, затем в боковые зеркала, прежде чем повернуться ко мне.

— Тогда еще один поцелуй? — Этот большой, сильный, устрашающий мужчина выглядит таким уязвимым, что у меня сердце сжимается.

— Только если пообещаешь, что их будет больше.

Мы встречаемся над центральной консолью. Его губы касаются моих в нежной ласке.

— Я не смог бы держаться от тебя подальше, даже если бы попытался. — Его темные глаза смотрят в мои. — Поверь мне, я пробовал.

Наши губы снова встречаются, на этот раз с настойчивостью. Он лижет мой рот с тем же едва сдерживаемым желанием, которое заставляет меня вцепиться в его рубашку и притянуть ближе. Он следует моему примеру, и эти длинные пальцы, которые так хорошо чувствовались на мне, во мне, погружаются в мои волосы. Парень наклоняет мою голову, открывает меня для себя, и поцелуй становится отчаянным. Ненасытным. Если бы я уже не сидела, этот поцелуй заставил бы меня опуститься на задницу. Или, скорее, на спину. Боже правый, у этого мужчины порочный рот.

Матео резко отстраняется, но не уходит далеко. Его губы опускаются к моему горлу.

— Я должен остановиться.

— Знаешь… — Я наклоняю голову, позволяя ему исследовать мою шею, и он делает это зубами, языком и нежным всасыванием, которое я чувствую повсюду. — Тебе не нужно останавливаться.

Его улыбка на моей коже сменяется порывом горячего воздуха. Усмешка или вздох. Одно продолжительное прикосновение этого теплого, влажного рта к моей яремной вене, и парень отступает, прижимаясь к своей двери.

— Тебе пора идти.

Я киваю, и тяжелое чувство опускается на мои плечи.

— А ты?

— Мне нужна… — Он неловко ерзает на своем сиденье, поправляя шорты. — …минутка.

— О. Точно. — Я опускаю взгляд на его впечатляющую эрекцию. — Я могу помочь тебе с этим.

Матео стонет и обхватывает твердую длину.

— Ты — чистое зло. Уходи, пока я не натворил что-нибудь, из-за чего нас могут арестовать.

Я прикусываю губу, чтобы не улыбнуться.

— Элси, — предупреждает он.

— Ладно, ладно, — говорю я и заставляю себя выйти из джипа. — Увидимся.

Я говорю себе не смотреть на него в последний раз.

И не оборачиваюсь.