Мы были мальчишками

2

Длинный черноволосый мальчишка топчется у калитки Пызиного дома и наблюдает за тем, как я пересекаю улицу, направляясь к нему. Булыжники мостовой жгут мне пятки, но я не обращаю на это внимания — мне хочется выглядеть независимым и взрослее, чем я есть на самом деле. Подхожу и не знаю, что сказать. Смотрю на него, он — на меня. Лицо у мальчишки смуглое, скуластое, нос приплюснут, глаза карие, их разрез узкий и длинный. Черные жесткие волосы на крупной голове подстрижены под «бокс», на лоб ложится непокорный чубик. Мальчишка накручивает его на указательный палец. Наверное, привычка: крутит и не замечает.

— Ты чего? — наконец спрашивает он.

— Да так, ничего, — отвечаю я. — Смотрю, стоишь… Ты кто?

В его карих глазах, удивление и интерес. Он перестает крутить свой чубнк.

— Не знаю, о чем ты спрашиваешь.

Слова произносит он мягко и плавно, врастяжку, с чуть заметной картавинкой.

— Ты не русский? — опять спрашиваю я.

— Нет, я казах.

— Казах?

Настала моя очередь удивляться. До этого мне не приходилось встречаться с казахами, тем более разговаривать с ними.

— А не врешь?

Мальчишка пожимает угловатыми плечами, будто хочет сказать: «Есть нужда врать…»

— А как тебя звать?

— Арик… Арик Рысс.

— Как это? — не понял я. — У тебя сразу два имени?

— Нет, — улыбнулся он, обнажив в улыбке ровные белые зубы, — имя мое Арик, а фамилия Рысс. Вот и получается Арик Рысс.

— А-а, ну тогда понятно, — говорю я. — А меня Васькой звать… Смелков.

Больше разговаривать не о чем. Я еще не знаю, какой он из себя, этот Арик, что знает, что умеет. Если бы знал, то обязательно предложил бы ему пойти на Кинель ловить пескарей или в луга, на ту сторону Кинеля, за щавелем для борща, пригласил бы, может быть, к себе и показал коллекцию заграничных марок, даже показал бы редчайшие из редчайших. Но я не могу еще доверять Арику и поэтому молчу.

Выручает Валька Шпик. Пузастый, взлохмаченный — выгоревшие волосы торчат во все стороны, он появляется, как всегда, неожиданно — вывернулся из-за угла. Одна штанина у него подвернута до колена, другая прикрывает грязные пальцы босой ноги. Валька лихо насвистывает мелодию известной военной песни, которая начинается со слов «Пусть ярость благородная вскипает, как волна», и скрученным сыромятным ремешком ловко сбивает головки одуванчиков, растущих у забора. Ремешок, рассекая воздух, тонко гудит, а сбитые одуванчики словно взрываются, окутываются клубочком белого дыма.

— Во, — говорю я. — Нашенский шагает… Валька Шпик, мой дружок.

На щекастой физии дружка — улыбка до ушей, в маленьких хитрых и нахальных глазках любопытство. Еще бы! Мимо нового мальчишки, да еще на нашей улице, Валька не пройдет.

— Чего стоите? — спросил Валька, помахивая ремешком. Спросил меня, а смотрит на Арика.

— Стоим от нечего делать, — ответил я.

— А-а… — И без всякого перехода, с явным намерением заинтересовать Арика: — С Туруханки иду… Раков ловили… Знаешь, там их сколько — ого! Потом на костре сварили — вкусные.

— Чем ловили?

— Как чем? — удивился Валька. — Руками. Залезешь в норку под водой, а он ка-ак тяпнет клешней, только держись!

— Больно, наверно? — подал голос Арик.

Валька добился своего. Хитро взглядывая на Арика, он тянет:

— Не-е, не больно, только боязно. Лезешь в норку, а сам думаешь: вот-вот схватит… А ты чего, у Пызи теперь будешь жить?

— У какого Пызи? — с недоумением посмотрел на него Арик.

— Ну, у этого, у Пызнякова…

Арик неожиданно рассмеялся: прозвище, видно, понравилось ему.

— Ага, у Пызи…

А Валька не отставал.

— Эвакуированные?.. А откуда? И немецкие самолеты видел? Ну-у, бомбили? Не врешь?

Арик хмурится. Я перебиваю Вальку:

— И чего ты пристал к человеку, как репей к собачьему хвосту? Отстань.

Валька надулся.

— Нельзя спросить, что ли? Тогда я пошел.

— Погоди… Пойдешь завтра на рыбалку?