На волоске

Глава 10

Глава 10

Крита до поздней ночи просидела рядом со мной, словно чувствовала, что у меня есть хоть и мало мальское, но решение. Я вышла из комнаты, когда все заснули. В доме было тихо. Судя по тому, что ушедшие с Кали девушки не вернулись, можно было надеяться, что и мужчин теперь в комнате Фалеи нет.

Я аккуратно пробралась к лестнице и прислушалась. Тишина. Спустившись до половины я снова затихла и услышала тихий разговор, который прекратился в тот же момент, когда под моей ногой скрипнула лестница.

– Кто здесь? – недовольный голос Кали я теперь знала очень хорошо. Я поспешила спуститься и увидела, что в комнате не только Кали и Фалея. Там была служанка, которая прибыла со мной. Та самая девушка, что воровала мои сапоги.

– Это я, ридгана Фалея. Я Малисат, - я опустила голову. Служанка купала хозяйку. На голове был ее привычный тюрбан, но в ванне она сидела голой. Видимо и ванну ей заносят в комнату по желанию. Красиво жить не запретишь. Большая деревянная бочка, только необычной формы – в виде овальной купели. Вода доходила Фалее до подбородка.

Служанка зыркнула на меня так, будто была в сговоре против меня и знала, что на моей стороне сил совсем нет. Я вдруг подумала, что она что-то знает обо мне. Ну ничего, змея, скоро у меня и до тебя руки дойдут. Дай только отдышаться!

– Уведи ее на место и объясни, что сюда можно спускаться только по моему приглашению, - выдохнула Фалея в лицо служанке, схватив ее за локоть.

– Стойте, прошу. У меня к вам очень важный разговор. Я уверена, что для вас он и правда, важен! – я как представила, что эта лохудра сейчас поволочёт меня наверх и ее самодовольная мышиная мордочка расползется от улыбки, мне стало не по себе.

– Говори быстро, и, если это окажется ерундой, я не пожалею твоей кожи, и пока заживают следы от кнута, ты станешь только дороже, - она говорила, и правда, так, словно о своей вещи. Если к этому невозможно привыкнуть, то придется просто принять, иначе, свихнуться можно от всего происходящего.

– Я могу сказать это только вам, ридгана, - я склонила голову и ждала ее ответа, понимая, что при чужих я говорить с ней не могу, а она даже и не думает, что разговор может быть и правда ей нужен.

– Уведи ее, и поколоти хорошенько, чтобы знала свое место, - отмахнулась она, и когда я подняла голову, служанка уже была почти рядом.

За секунду до того, как она схватила меня за плечо и поволокла к лестнице я успела увернуться и сказать негромко:

– Это касается ридгана Форуса, - как только я это сказала, служанка схватила меня за волосы и потащила к лестнице. Я как могла подстраивалась, чтобы не упасть, потому что голова горела от боли.

– Стой, - вдруг резко сказала Фалея. – Отпусти ее, - от того, что эта зараза отпустила меня моментально я упала.

– Я могу говорить об этом только с вами. Чтобы никто не слышал больше, ридгана, - я не вставая с колен подняла голову и заметила, что Фалея больше не возлежит больше как королева. Она села. Ее острые плечи торчали как у девчонки. Сложенные на груди руки обхватили плечи, а веки чуть подрагивали. Она смотрела на меня так, словно увидела впервые.

– Выйдите, быстро, - она махнула Кали, а та поторопила служанку. Они выбежали на улицу в темноту. Я услышала, как закрылась дверь, ведущая во двор. – Говори.

– Я случайно узнала, что вы не соглашаетесь быть с ридганом Форусом, и я знаю почему. Я знаю вашу тайну, но я хочу сказать, что могу помочь. Я могу сделать вам волосы. Обещаю, ридгана, никто даже не узнает, что они не ваши. Вы будете снимать и надевать их. Они будут как настоящими. У меня только одна просьба, - я старалась подобрать слова такие, которые не напугали бы ее, но в то же время, у меня было слишком мало времени.

Судя по тому, как расширялись ее глаза, я поняла, что я попала в точку. Этого не знал никто кроме Кали, и теперь Фалея понимала, что ее тайна вышла за пределы допустимого. Она больше не королева, больше не идеал. Она бракованная. Да еще и рабыня знает об этом! Я видела, как меняется ее взгляд от мыслей, что проносились в голове. Она сейчас думала о том, сколько человек знает ее тайну!

– Кали, - ее крик разорвал тишину, и он был таким громким, что не только этот дом, думаю, половина города проснулись от ее истошного визга.

– Да, - Кали забежала в комнату еще до того, как прозвучали последние буквы ее имени.

– Как ты посмела рассказать? Откуда она знает обо мне больше, чем знаю я? – Фалея вставала в ванне неотрывно смотря на меня глазами полными ненависти. Сейчас она была похожа на богиню гнева, ненависти и мести. Мне казалось, что еще пара секунд, и когда она полностью заполнится неведомой разрушительной силой, из ее глаз в меня полетят молнии.

– Она не говорила. Я просто знаю. Я догадалась, - я не знала, что делать сейчас, как, похоже, и Кали. Девушка стояла между нами открыв рот.

– Веди ее в тюрьму. Закрой там и не впускай никого, - Фалея шипела как змея. Ее не беспокоила ее нагота. Она перешагнула через бортики ванны и подошла ко мне. Кали достаточно крепко схватила меня за локоть. – Если ты откроешь рот или просто сделаешь шаг не в ту сторону, куда велит Кали, я лично буду лить на тебя кипящее масло.

– Фалея, прошу, выслушай меня, - продолжала я просить уже почти шепотом.

– Замолчи и не смей называть моего имени, - кричала она. В комнату вбежали три служанки, среди которых была и та, пришедшая со мной.

Эти трое скрутили меня так, что я даже и головы не смогла поднять. Все было как в плохом фильме ужасов, где героиня сама из-за своей глупости попалась в руки врагам. Я видела камень под босыми ногами, потом открылись ворота, еще один запор за ними, и меня бросили в темное и сырое помещение. На полу была влажная трава или солома, я даже не поняла. Закрылась дверь, и меня поглотила темнота.

Мне вдруг стало страшно, что не хватит воздуха, но присмотревшись я заметила несколько щелей прямо под крышей. Я встала на ноги и раскинула руки в стороны. Вокруг меня были каменные стены, и выложены они были кругом. И стоя, раскинув руки, я легко касалась обеих сторон. Что там говорят о размахе рук? Это рост человека? Тюрьма в виде колодца? До отверстий под крышей было еще метра полтора, а стены, как и везде здесь, оштукатурены чем-то очень гладко. Я нащупала небольшую дверь. Толстые доски, скрепленные толстым железом. Нажала на дверь, но она даже не шелохнулась. Во дворе кто-то ходил, шептался, но, в общем, было относительно тихо, словно ничего особенного не случилось.

Больше меня не успокаивало то, что я очень дорогой товар. Я задела Фалею за живое. Я «кинула» ей в лицо ту правду, которую она скрывала годы, и из-за которой она не могла стать той, кем видела себя. Сейчас со мной не было Криты, не было ножа и не было возможности доказать, что я могу изменить жизнь этой женщины, спасти ее, чтобы спасти себя.

– Лена, это еще не поражение, это огромный шаг вперед. Ведь не могла она сразу расцеловать тебя в обе щеки, аки Брежнев, и посадить рядом с собой, как лучшую подругу, - шептала я сама себе, лежа на полу. – Баба – дура, хоть и с личным домом терпимости. Ну, и развитие здесь как наше средневековье, одно, что тряпки хорошие и сапоги кожаные, а на деле – самое настоящее средневековье. Ди-ка-ри, хоть и целуются под кустами, и боятся показываться без волос мужику. Коли любит, любую примет, а коли не понравится, значит мужик не годный!

Когда я говорила вслух мне становилось легче. Так делали и бабушка, и Нина Филипповна. Когда я спросила у бабули отчего она болтает сама с собой, она рассказала мне о тяжелых годах блокады, о том, что люди озвучивали свои действия чтобы не сойти с ума. Тогда я ее не поняла, и перестала обращать внимание на утреннее: «Сейчас мы пирожков напечем, чаю свежего заварим и будем Леночку кормить, а то мать-то не шибко разбежится с пирогами, а пироги они и в Африке пироги».

Сейчас я понимала ее как никто другой. Когда думаешь молча, мысли перебивают совсем не нужные, полные отчаяния рассуждения и сбивают с правильного настроя. Мне нельзя было отчаиваться, тем более диабета у меня больше нет, давления тоже нет. Да и шустрая вон какая!

Я не поняла, как заснула, а проснулась от того, что открыли дверь в моей темнице. Хотя темницей это место не назовешь: сухо, чисто, да и свет из открывшейся двери льется.

– Еды и воды принесла. Да туда сводить пора. Ни с кем не говори, а то придется это, - передо мной стояла служанка. Та, что знакома с Критой. В руке у нее была палка, и она указывала ею куда-то в сторону.

– Да, «туда» мне очень уже надо, - соврала я и встала. Отряхнула с подола соломинки и вышла. – Скажи Крите, что все хорошо, скажи, что я скоро вернусь, а она пусть не особо кочевряжится, - шептала я, не оборачиваясь к женщине.

В этой части двора я не была никогда. Загоны с баранами, несколько коров, лошади, куры. Самообеспечение значит, - хмыкнула я про себя. Ну, хорошо еще, хоть пахать не заставляют, а могли бы. День убирай за скотом, а ночью… другой скот.

Земли за хозяйственными постройками были видны до горизонта. Трое мужчин на лошадях выгоняли овец, двое носили воду в деревянных ведрах и сливали в огромную поилку, выдолбленную из цельного ствола дерева. Так вот, где у них работают мужчины.

Фалея решила «не хранить яйца в одной корзине». Многосторонняя бизнес–вумен, значит. Правильно, вдруг с нами дело не пойдет, так здесь, пожалуйте, овец можно продать. Ни черта не понятно.

Потом мы вошли в ворота и оказались на заднем дворе, который я знала: кухня, столы, где все обедали, а дальше знакомые мне кабинки, девушек еще не было. служанки готовили еду, но одно изменение я заметила сразу!

В открытые ворота, что делили двор у дома с задним двором, где находилась я сейчас, я заметила мужчин. Хорошо одеты, у многих на поясе сабля как на Форусе и его дружке, ну, том, который на медведя похож. Как же его звали? Они бродили по двору, где был спрятан мой нож. Их было очень много!

– Поговори с Критой, прошу тебя, а то она наделает глупостей, - бормотала я из туалета, прижавшись щекой к щели в притворе. Я видела, что служанка стоит, прижавшись спиной к туалету. Она должна была слышать. – Что говорят обо мне?

Когда я вышла, женщина делала вид, что не слышит и не видит меня. Я успела глянуть во двор еще раз, и после того, как меня подтолкнули обратно в сторону коровников, послушно побрела к своей тюрьме.

– Я скажу Крите. Про тебя сказали, что поедешь в пустыню. Через рундину, как только караван будет проходить, Фалея отдаст тебя погонщикам, - шепнула быстро служанка, когда пропускала меня внутрь моей тюрьмы и пока закрывала дверь.

– Принеси мне иголку. С большим ушком. Прошу тебя, принеси, мне очень надо! – шептала я в щель, пока она громыхала замком.

Я чуть не встала ногой на деревянный поднос, оставленный на полу и выругалась.

– Значит, у тебя одна дорога для всех – в пустыню. Явно ты плохая бизнесменша, Фалея, не только дура, но еще и обидчивая дура. Ишь, расстроилась. Королева, мать твою, - я бухтела вполголоса и, не чувствуя вкуса, ела эти дурацкие шарики из каши, запивая водой. – Ну, ничего, не мытьем, так катаньем, но я выберусь из этого места, я тебе еще покажу, как над людьми измываться! В пусты-ыню. Да ты не знаешь, какие я годы пережила, их можно за три пустыни считать.

– Если ты не прекратишь говорить, я позову мужчин, и они побьют тебя, - голос за дверью был таким неожиданным, что я чуть не подавилось водой – как раз сделала большой глоток. Это была моя товарка, та самая дрянь, что морила меня голодом в дороге, и потом своровала мои сапоги.

– А ты чего раскудахталась? Сегодня курам дали голос? Шла бы ты к черту, воровка безмозглая. Попадись мне еще, тушканчик песчаный, я тебе твои косички к ногам привяжу и танцевать заставлю, - я отложила еду. Она пришла совершенно не вовремя, и смолчать я точно не могла.

– Хозяйка отдаст тебя погонщикам, грязная девка, - шипела она в щель, понимая, что сделать ей я ничего не смогу.

– Закрой рот и иди отсюда ко всем чертям, имей в виду, если меня отправят куда-то, ты пойдешь за мной, потому что ты воровка и тварь, которая хотела заморить меня голодом, - теперь я уже орала не стесняясь.

– Так вот как развлекаются слуги? – мужской голос прозвучал неожиданно. Я отошла от двери и присела на пол. Этого еще не хватало. Сейчас она и правда отдаст меня этим мужикам, и в самом лучшем случае меня побьют.

– Ридган, простите, простите, прошу вас, только не говорите ридганде Фалее, - в голосе служанки моментально появился ужас, и он переходил в слезы.

– Скажите, скажите ридганде Фалее, что вместо того, чтобы заняться делом, украшать это прекрасное место, эта курица стоит под моей дверью и квохчет. Может, тогда она поймет разницу между работой в этом доме и пустыней, - ну как же я могла упустить свой шанс и не оторваться на этой твари…

– Кто там? Говори, - мужчина говорил со служанкой, а та боялась что-либо ответить, только всхлипывала. – Кто там, я тебя спрашиваю! – еще громче и суровее спросил мужской голос.

– Я Малисат. Недавно здесь, а эта курица пришла сюда вместе со мной. По дороге она морила меня голодом и своровала сапоги, а теперь стоит тут у двери и кудахчет, потому что знает – достать ее и вырвать все ее волосы я не смогу, но хочу, чтобы вы ей объяснили один закон. Он гласит, что «настанет время, и мы поменяемся местами», - я говорила прямо в щель. Думаю, им хорошо было слышно.

– Понятно, Малисат. А за что ты там сидишь? Судя по тому, что ты сейчас наговорила, за свой длинный язык? – я услышала в голосе мужчины ухмылку.

– И за него тоже, но в общем, я хотела, как лучше, а получилось, как всегда.

– Мы поменяемся местами? Закон? – голос Фалеи я узнала бы из тысячи.

– Черт, - прошептала я и присела обратно на подстилку из соломы.

– Неужели после того, что ты сказала мне, ты считаешь, что у тебя есть шансы? – она кричала, не обращая внимания на то, что мужской голос пытался успокоить ее. – И ты говоришь о каких-то глупых законах, зная, что и так висишь на волоске? – Фалея орала как сумасшедшая.

– На волоске висите вы, ридганда Фалея, а я еще вишу не на одном! – сказала я себе под нос, но та, скорее всего поняла частично, что я имела в виду.

– Что? Что ты сказала? – судя по шуму за дверью, она рвалась к двери, но ее держали.

– Если вы успокоитесь и выслушаете меня, то даже не представляете, как изменится ваша жизнь! – я решила, что теперь уже можно говорить все, что угодно. Конец у меня один, и он близок. Теперь меня могло спасти только чудо, ну, или пустыня.