На волоске

Глава 11

Глава 11

Как говорится, поздно пить боржоми. То, что язык мой – враг мой, я поняла впервые в своей жизни. Раньше я никогда не выделялась из толпы и мало кого интересовала в принципе. Сейчас вести себя также не получится точно. Может быть, мне повезло бы больше, коли досталась внешность служанки. Тогда я влилась бы в жизнь, полную труда, но провела бы ее так же бесцветно, как свою прежнюю. Поэтому жаловаться было не на что. А язык? Язык до Киева доведет.

Твердо решив не молчать и вести себя так, как вели люди, которым я всегда завидовала, я дождалась, пока настала тишина и продолжила завтрак.

Голос мужчины… Это явно не Форус. Это тот медведь, который пришел с ним! Его невозможно было не заметить, и он это знал. Вот ведь, дал Бог и внешность, и голос…

– Ты чего тут устроила? Ридганду Фалею отпаивали мягкими чаями трое служанок. Кали без сил уже от ее криков, - под дверью я услышала голос служанки, которая была на нашей стороне. Вернее, на стороне Криты, но это мелочи. Как же ее звали? О! Карида.

– Карида, ты передала Крите то, что я просила? А иголку? Иголку мне достала?

– Достала, только зачем она тебе? Дверь приоткрылась и внутрь упал небольшой клубок шерстяных нитей и игла с крупным ушком.

– Карида, мне бы еще ножницы, - успела я пробубнить в закрывающийся притвор.

– Может, тебе лошадь и повозку еще сюда принести? Или сразу на руках отнести к Эрине Милостивой в ее чертоги? – грубо ответила женщина и отошла от двери. Я слышала ее шаги.

– Эх, голова дубовая. Могла ведь сразу про ножницы сказать, - прошептала я и начала рассматривать край длинной юбки, которой при ходьбе мела пол. Не такой красный цвет, как у Фалеи, больше похож на коралловый. Юбка, по сути, из той же ткани, что и лиф – похожа на дешевый ситец. Нити не прилегают плотно. Юбка сильно сборена, иначе, светила бы насквозь. Лиф двухслойный, и только поэтому грудь не видна. Да уж, так себе костюм для соблазнения.

Раздумывая над тем, есть ли здесь еще какие-то города или страны, я аккуратно надорвала подол юбки и оторвала по всей ширине подола полосу сантиметров пять. На длину не сильно повлияло, а для рукоделия у меня теперь была очень длинная лента. Рвалась ткань прекрасно – зацепить зубами и рвануть. Как бинт. Вот! Она была похожа на бинты, только не те, которые можно купить в аптеке сейчас, а те, советские. Именно на них похожи нынешние ситцевые наборы постельного белья.

Сложив полосу вдвое, сделала что-то вроде шарика, который набила остатками ленты. Отмотала нить, которая оказалась чисто шерстяной. Спрядена была тонко и скручена вдвое. Хорошая шерсть, - отметила я. Прошила колобок. Получился тугой. То, что нужно. Теперь мне нужны были ножницы.

Карида принесла их уже после обеда. Запах от кухни шел просто волшебный. Видимо, гости прибывали и прибывали, потому что голоса были новые. Ржание лошадей за двумя заборами, гам, прикрикивания Кали на служанок.

– Если чего натворишь ножницами, я сама тебя задушу, поняла? – она поставила на пол поднос с блюдом. Там были шарики из каши, вареные овощи и кружка с бульоном. Мяса на этот раз я не получила. Ножницы она бросила в угол, потом подала ведро, давая понять, что в туалет меня пока не поведут.

– Хорошо, задушишь, только встань в очередь, а то в последние дни слишком много вас тут набралось, желающих меня придушить, - пробормотала я и, пока было относительно светло, принялась вырезать из подола еще один небольшой кусочек ткани. Подняла голову и посмотрела на щели под потолком. Когда солнце будет садиться, свет еще будет проходить в щели. Придется ловить его стоя, - отметила я и отодвинула поднос. Поесть можно и в темноте.

Я разделила волосы на голове пальцами на пробор, перевязала левую часть шерстяной ниткой, а правую, на которой волосы остались распущенными, поделила еще пополам. Так я наощупь определилась – откуда можно резать волосы небольшими пучками так, чтобы это было незаметно. Благо, волосы волнистые, но мне нужна была вся длина волоса, и поэтому резала я под корень.

Когда последние лучи солнца прошли над моей тюрьмой, в башенке стало достаточно темно. Жаль было переносить дело на завтра, но вариантов не было. Скоро будет можно выколоть глаз в этой темноте, а мне еще нужно убрать свои заготовки.

Юбка лишилась еще десяти сантиметров от длины. Теперь она была до середины икры, но меня это мало беспокоило. Нашли в чем помещать в темницу. Хорошо хоть тепло, а то закуне́ла бы как мышь в сугробе.

Локоны получились, что надо. Я сложила их пучками, перевязала нитью за верх, потом завернула в ткань и свернула пополам. Подложила к набору ножницы и клубок с иглой и затянула плотнее тряпкой.

Весь этот набор я спрятала под соломой и в полной темноте на ощупь поужинала. Больше ко мне никто так и не пришел. Ну, ничего, меньше народа, больше кислорода. Надеюсь, Фалея не вспомнит обо мне ближайшие пару дней. Страшно было только за Криту, которая никак не могла смириться со своей участью.

Разбудили меня голоса. Кто-то бегал туда-сюда и по голосам это точно были слуги. Судя по прохладе, это раннее утро. Солнце только-только поднимается. Новые гости? Гомон у ворот, Кали встречает людей. Голосов много, и люди не собираются спать. Видимо, в эти самые приходы караванов жизнь в доме с низкой социальной ответственностью кипит.

Для дела слишком темно, а вот подслушать разговоры слуг, снующих мимо меня вполне себе возможно. Я прильнула к двери, но ничего важного, кроме обсуждения гостей я не услышала. О Фалее ни слова, как и о ридгане Форусе с его другом. Неужели они уехали?

Проскучав до светла я с радостью развернула свою заначку и принялась за работу. Из круглого лоскута я сшила что-то вроде шапочки. Примерила к шарику. Шила не шерстяными нитями, а вытянутыми из ткани, они были тонкими и в шве почти незаметными.

Когда «шапочка» была готова, настало время моих локонов. Да, я знала, что лучше не знать к кому попали твои волосы, но в моем случае выбирать не приходилось. Надеюсь, этот народ еще ничего не знает о куклах вуду.

Нужно было быстро и из подручных материалов. Поэтому, я решила не особо-то деликатничать. Брала по пучку волос, смачивала место отреза слюной, вдевала их в иглу и прошив один раз, делала один шов назад. Потом завязывала узел из волос на шапочке – будущем парике. После того, как я прошью таким образом всю шапочку, нужно прошить ее рядами – закрепить волосы, так как узлы из них не держатся, даже если завязать двойные. До поздней ночи, уже на ощупь я прошивала ряды. Утром останется только аккуратно подстричь концы и челку парика. Это была самая плохая моя работа, но, если подумать, ее я сделала из чего-то там и палок. Так что, у меня есть еще один шанс. Может, хоть так Фалея поймет, что я не желала ей зла. Хотя… если быть честной, я желала ей всего самого страшного, о чем только можно было подумать.

– Выходи, - голос я услышала в тот момент, когда меня схватили за ногу и потащили к выходу. Я успела пнуть кого-то в плечо. Пальцы, что сжимали мою лодыжку разжались. Я прижалась к стене, шаря под сеном. Ножницы хоть и были маленькие и тупые, но, если воткнуть их со всей силы в глаз, мало не покажется.

– Кто ты? Зачем тянете меня? – я спросила сама не зная зачем.

– Фалея продала тебя, иди, не то все равно силой вытащат, - Карида говорила будто не своим голосом, но потом я увидела с ней Кали, и поняла, что ей больше ничего не остается.

Я встала, отряхнула юбку, поправила лиф и вышла. Сколько смогла, стряхнула с себя солому одной рукой. Во второй держала сшитый маленький шарик с кукольным париком на нем. Придерживая мизинцем ножницы, я ослабила поделку в кулаке и двумя пальцами второй руки взяла миниатюру. Протянула ее Кали.

– Что это? – она сначала отстранилась, потом, увидев, что в руке нет ничего опасного подошла ближе. Карида поднесла свечу.

– Отдай это Фалее. Скажи, что я не хотела ей навредить. Хотела помочь. Но теперь я помогу только если она спасет меня, - быстро тараторила я, чтобы снова успеть хоть что-то.

– Идем, хватит болтать, - я не увидела куда она дела кукольную голову. Кали подтолкнула меня вперед, и мы пошли через задний двор. Здесь было тихо, только лошади фыркали, когда мы проходили мимо загонов.

– Куда вы ведете меня? – мне все это казалось страшным сном, и казалось, что со мной не могло произойти всего этого. Да, с кем-то могло, но не со мной!

Карида молчала, и я боялась даже имя ее произнести, иначе Кали узнает о сговоре и ей несдобровать. Я успокаивала себя лишь одним – убить меня не должны, да, изнасиловать, побить, но не убить.

– Лен, Фалея слишком дорого заплатила за тебя, чтобы замучить в первую же ночь, ты же это понимаешь? Как бы она ни злилась, - я бубнила про себя слова, которые должны были меня успокоить, но они не помогали. Зубы стучали от страха так часто, будто меня окунули в ледяную полынью.

Вот и двор, где я закопала нож. Нет, они вели меня не к лестнице, не к комнатам, они вели меня к тем каменным домикам. Тоже круглые стены, как у моей тюрьмы, только раза в три больше. Ну вот, Леночка, дораспускала свой язык, допомогала этой лысой жабе, - в голове были и ненависть, и страх, и жалость к себе.

– Ридган, она ваша, - с этими словами меня втолкнули в открытую дверь и за мной она захлопнулась.

– Как ты говорила? «Хотела, как лучше, а получается как всегда»? – передо мной на застеленном подушками и покрывалами полу лежал тот самый «медведь». Тот самый мужик, что пришел к Фалее с ее женихом. Сейчас на нем не было кожаной куртки с длинными фалдами сзади, не было грубых пыльных сапог. Он лежал в белой рубахе и легких серых штанах.

Я осмотрела домик. Да, получше, чем тюрьма, но, если бы здесь не было этого мужика, было бы совсем хорошо. Сверху на цепи свешиваются три подсвечника. В двух горят свечи. Под потолком, как и в моей тюрьме, прорези толщиной с ладонь. Снаружи их не видно, потому что крыша по кругу нависает достаточно низко.

– Да, говорила, - я опустила глаза и сказала два слова, на которые у меня и хватило сил.

– Сейчас тоже «как всегда»? – мне показалось, или он смеялся надо мной.

– Так еще никогда не было.

– Так хорошо, или так плохо? – он явно смеялся.

– Вам лучше знать, ридган, ведь я не знаю ваших планов на меня, - я посмотрела на него и подняла бровь. Он засмеялся уже открыто.

– Что значит это… как ты сказала? «Настанет время, и мы поменяемся местами»? - он уже не смеялся, и теперь между нами не было стены тюрьмы. Хорохориться было не просто опасно, а смертельно опасно. Говорить средневековым дикарям с саблями, которые связаны с правителями, что когда-то он будет на моем месте – верх глупости.

– Так говорят в Хирете. Люди между собой. Это значит, что нельзя делать плохого, потому что ты можешь оказаться на месте этого человека, - ответила я. Посмотрев на него, я хотела увидеть его лицо, понять, как ему такое объяснение, но он смотрел куда-то в район моих ног. Я опустила голову и вспомнила – подол моей юбки был сильно короче, чем здесь носили.

– Так тоже ходят в Хирете?

– Дома я одевалась скромнее, эта одежда… ее мне дали здесь, - я зажалась, вспомнив, что живот мой гол и полоска ткани, что выступала в роли лифа, вот-вот должна была свалиться. А рука, в которой сейчас были ножницы и клубок толщиной с палец с иглой уже занемела за спиной. Я отошла от двери вправо, и прижалась к стене, возле которой лежали подушки. Ридган лежал головой влево, и если я присяду, якобы для того, чтобы спрятать голые ноги, я смогу спрятать свой набор из кружка «умелые руки» за подушку.

– Ладно, я велел, чтобы тебя привели сразу. Я хочу, чтобы ты рассказала о себе. По-моему, ты отличаешься ото всех женщин тем, что много говоришь. Даже ридганда не может позволить себе столько говорить, если перед ней ридган. Кто ты? – он немного привстал и оперся на локоть. В этот момент я и присела, словно испугавшись его выпада, подсунула свою запрещенку под подушку и выдохнула.

– Нечего мне рассказывать, ридган…

– Ридган Шоаран. Тебя зовут Мали?

– Малисат. Я дочь ута́ша, - вспомнила я информацию, которую рассказала обо мне Палия.

– Хм-м, - он многозначительно выгнул губы и продолжал рассматривать меня.

– Больше я не знаю ничего, - я глупо хихикнула и села на подушку.

– Чем же ты занималась в Хире́те, Малисат – дочь уташа? – он вдруг скинул ноги с подушек и сел, наклонившись ко мне.

Я вжалась в стену и задышала как после забега. Его глаза были так близко ко мне, что я могла рассмотреть радужку цвета коньяка.

– Яа-аа, я не помню. Я не выходила из дома… и-ии вообще не знаю ни-ччего, - страх, казалось парализовал меня, и думала я только об одном – если он решит допрашивать меня об этой чертовой Хире́те, я даже наврать ничего не смогу, потому что плохо представляю себе жизнь там.

– Ладно. Ложись сюда и закрывай свои глаза. Ты смотришь на меня как змея, - он взял меня за плечо, и как пушинку перекинул через себя. Теперь я лежала там, где еще пару минут лежал он.

– Нет, так нельзя, ридган, так нельзя. Я знаю кое-что, что вам понравится больше, прошу вас, не трогайте меня.

Он посмотрел на меня так, словно я сказала страшные слова, ну, или как будто собака заговорила. Поднял меня за плечи и приблизился лицом к лицу так близко, что от его дыхания шевелились волосы у меня на шее.

– Ты сказала «нет»?

– Да, я сказала, что могу сделать кое-что очень приятное. Вот увидишь, - от страха я молола языком без умолку, и куда делась моя скромность и неуверенность? Видимо, не было в моей жизни действительно страшных ситуаций.

– Ну, - он отстранился, и я выдохнула, - и чем же ты хотела меня удивить? – теперь он откровенно смеялся надо мной, как дети потешаются над маленькими обезьянками в зоопарке. Когда он вдыхал, мне чудилось, что весь воздух из этого домика заполняет его легкие, а когда выдыхал, стены с трудом выдерживали и не рушились. Я вспомнила мультфильм про трех поросят и чуть не рассмеялась. Пришлось прикусить губу, чтобы не натворить дел.

– Ложись на живот, да, поворачивайся лицом к подушке и подними рубаху, - я встала и попыталась повернуть огромного, как лось, мужчину, ну, или давала понять, как надо. Он сидел недвижимо и смотрел на меня как на привидение. Он то ли боялся меня, то ли я делала вещи, которые он даже представить не мог.

– Спиной? Даркан Вершитель, ты видишь то же, что вижу, и я? Ты слышишь, что говорит эта женщина, кожа которой похожа на печеное молоко? Она хочет, чтобы великий воин Шоаран, сын кангана Эстира, повернулся спиной к женщине! – его голос звучал как гром. Мне было не по себе, но от этого я будто хлебнула огромный глоток спирта, как случайно случилось со мной единожды.

– Ты думаешь, я собираюсь тебя убить или ударить? Да у меня кулак – четверть твоего. «Великий Воин Шоаран, сын какого-то там знаменитого канкана» - попыталась я повторить его голос, и у него слетела с лица улыбка. – Вот этот вот великий воин боится повернуться спиной к женщине? В нашем мире воины не боятся женщин, а жены им на спине выдавливают прыщи. Тоже мне воин, - я поняла, что снова наговорила лишнего. Но это была не я. Со мной такое было впервые. Никогда еще я не вела себя так фамильярно.

– «В мире»? Это где? – он уцепился именно за то, что говорить вообще не следовало.

– В моей прошлой жизни. Я помню ее. И в ней у меня был муж. Он был воином. И я делала ему приятные вещи, когда он поворачивался ко мне спиной! – я решила, что лучше говорить правду, представленную в удобоваримом для него контексте, чем выдумывать. Я вечерами много книг читала. Особенно любила фэнтези от Александры Шерл. Вот в ее-то книгах все попаданки решали проблемы на раз-два, не то что я. Кстааати, а ведь я тоже могла оказаться такой вот попаданкой!

– Воином? И сколькими воинами он владел? – казалось, мужика я больше в принципе не интересовала как женщина, но это было весьма кстати. Да, “владел” - плохое слово, и хорошо, что Сергей его сейчас не слышит. Научил бы его военному этикету. Так… а может здесь есть рабы? Ведь не исключено, если уж и с нами так.

– До тысячи, - брякнула я, не зная даже действительного положения дел.

– Ты-ся-чи? – повторил он и я чуть не ударила себя ладонью по лицу.

– Вот, это десять, - показала я ему обе раскрытые ладони. – сто раз по столько и будет тысяча, - пыталась донести я, но потом поняла, что сотня – тоже незнакомое для него слово. – Много, очень много, - закончила я и выдохнула.

Пока он рассматривал свои руки, я обошла его прямо по подушкам и положила руки на плечи. Железные мышцы под моими ладонями напряглись, и, казалось, он перестал дышать.

– Не делай так. Воин не должен пускать никого за свою спину, - он говорил, как будто с закрытым ртом, но я знала несколько «кнопок», которые лишают мужчин возможности сопротивляться.

Как только мои большие пальцы заскользили по обе стороны от шейных позвонков он притих. Как дворняга, не знавшая ласки, но позволившая почесать за ушком, и неожиданно открывшая для себя нечто волшебное.

Я понимала, что промять вот это вот все нереально, но, если мне удастся расслабить его шею и плечи, он ни за что на свете не станет использовать меня иначе. «Господи, Господи, прошу тебя, лишь бы мне не пришлось с ним спать. Ну, или хотя бы не сейчас, потому что не знаю, как потом жить» - бормотала я про себя, но что-то вырывалось наружу. Через полчаса его шея и верх спины были красными. Мои руки болели так, будто я три часа доила корову, а я знала, что это такое, когда с началом лета меня отряжали на социально-полезный труд на благо семьи.

– Ты мертана? – голос в тишине прозвучал как гром, и я чуть не рухнула прямо за его спиной. За мыслями я даже забылась.

– Я Малисат, - ответила я, а потом поняла, что он спросил о чем-то совсем другом.

– Нет. Малисат тебя назвали, а мертана служит Богам, - он сказал это с нескрываемой честью, что я даже пожалела, что я не эта самая «мертана». Но врать было категорически нельзя, иначе, потом не распутала бы этот клубок лжи. Кто знает, что следует за наказание вот таким вот хитрым врунишкам.

– Нет, я не служу никому, значит не мертана, - ответила я, опуская ладони по плечам, потом возвращаясь к шее и ниже по позвоночнику. – Теперь нужно полежать, чтобы наладилось кровообращение, - я убрала руки только потому что болело уже все: плечи, пальцы и спина – такую махину надо мять массажисту качку, а не щуплой бабёнке, которую кормят мультяшными шариками из дурацкой каши.

Как вспомнила про кашу, желудок предательски заурчал, да еще так громко, что мой «подопытный» услышал.

– Тебя не кормили?

– Нет, потому что я много говорила, - я чуть отстранилась, и поторопилась слезть с этого ложа из подушек. Кто его знает, как подействует этот чертов массаж.

– Что ты хочешь? – он двигал плечами назад и вперед. Потом встал и занял собой почти все пространство этого странного круглого домика.

– Чего угодно, только теплого, - ответила я и села на подушку, под которой лежали ножницы.

Он открыл дверь и издал какой-то рык, похожий на тот, с которым мужчины поднимают тяжести, будто выдохнул и резко напряг живот.

– Чего желаете, ридган? – голос слуги был мужским. Это его слуга, а не местные, значит, мне даже думать о том, чтобы сбежать от него не стоит. Да и зачем? Что там потом? Фалея? Так себе вариации!