На волоске

Глава 6

Глава 6

Что такое настоящее унижение я узнала только сегодня. Нас проверяли даже не как лошадей, а словно эксклюзивную вещицу: все ли у нас не так как у других, достаточно ли мы идеальны в этой своей неповторимости. Я выдохнула, когда не приказали снять сапоги. Что бы мне было за нож, я даже представить боялась. Теперь нужно было обдумать, куда его спрятать.

Нас впустили внутрь, где девушек, похожих на Кали, было восемь. Все они молчали, но двигались вдоль стен, стараясь не мешать, и в то же время внимательно рассматривали нас. Плотно занавешенные тонкие шторы создавали полумрак. Драпировка стен делала помещение похожим на шкатулку с побрякушками. Этими побрякушками теперь были и мы.

Несколько деревянных широких диванов с тьмой пухлых подушек, пара столиков и большое кресло, где уселась хозяйка заведения. Четыре столба, распределенные по комнате, видимо, поддерживали второй этаж. И это помещение занимало весь первый. Такой дом не мог быть чем угодно, а в голове стучало только одно название для всего, что меня окружало.

Я отгоняла дурные мысли, говорила себе, что я не знаю этого мира, и здесь может быть все что угодно, но кто-то внутри меня громко хохотал над каждым приличным вариантом.

Наш цвет кожи был основным показателем нашей ценности, и в этом плане мне повезло больше. Палии, судя по разговору, который Фалея вела исключительно со своей помощницей Кали, придется жить в специальной комнате без окон. Для меня это было бы подобно смерти, но моя подруга именно так и жила всю свою жизнь.

Мои волосы были чуть ниже плеч, и, как оказалось, совсем не интересовали Фалею, а вот волосы моей подруги, которые сейчас расплели, были просто волшебны. Они доставали до середины бедра, волнами мягко окутывали плечи и голые ягодицы. Девушка старалась прикрыться ими спереди, и у нее это неплохо получалось – густота позволяла ей укутаться в этом каскаде, как в плаще.

Палия навсегда останется в моей памяти такой вот: черные, как смоль волосы, белая, словно мел кожа, тонкие руки и ноги, поджарое без четкой талии тело и полная, как у кормящей матери грудь.

Моя смуглая кожа рядом с ней казалась шоколадной. Стараясь прикрыться руками, я ловила на себе взгляды тихих девушек, которые почти сливались со стенами.

– Я хочу поговорить с вами, - неожиданно громко сказала я в сторону хозяйки дома.

Тишина наступила такая, что можно было услышать колебание складок штор. Фалея резко повернулась ко мне. На ее лице было такое изумление, какое мог вызвать только заговоривший шкаф. Испуганные глаза смотрели на меня со всех сторон.

«Если побьют, заживет, если наорет, переживу, если убьют, значит такова судьба», - единственное, что я успела подумать до того, как Фалея встала, и с высоко поднятыми от удивления бровями подошла ко мне. Она была почти на голову выше меня, и сейчас, держа голову прямо, я смотрела прямо на ее губы.

– О чем же? – я заметила, как губы ее сложились в презрительную дугу.

– О нашем будущем, - я подняла глаза на нее. В этот момент мне стали безразличны и моя нагота, и то, что последует за этим разговором, потому что пребывать в неведении было много страшнее.

– Что? Будущее? Теперь ваше будущее решаю только я. И самое главное, вы должны вернуть и преумножить те деньги, которые я отдала за вас. На это у вас уйдет… - она подняла глаза, словно считала в уме, но потом резко посмотрела на меня, улыбка сошла с ее лица, и она прокричала прямо мне в глаза: - Вся! Ваша! Жизнь!

– Понятно, только вот, хочется знать, что мы здесь будем делать, - не меняя тона ответила я, и поняла, что это было лишним. Ярость Фалеи нарастала, и теперь она смотрела на меня с нескрываемой ненавистью. Да, она хотела быть здесь единственным голосом и законом. Чем и была до того, как я позволила себе говорить. Судя по всему, девушки в этом мире не знают, что жизнь может быть добра к ним. Сначала угнетают родители, готовя замуж или на продажу - это тоже может быть здесь нормой. Потом угнетают мужья или вот такие хозяева. Для некоторых из девочек такие заведения могли быть вполне себе даже лучшим сценарием жизни.

Фалея решила, что отвечать мне больше не станет. Я видела, как она хотела высказаться, но уронить лицо перед своими «вещами» она точно не планировала. Махнув ладонью от себя она дала знак увести нас. Мы подобрали одежду и пошли туда, куда нас вели девушки. Слава Богу, хоть они не смотрели на нас свысока. Но это еще ничего не значило. Женская дедовщина похуже мужской, а мое поведение может сделать их жизнь еще тяжелее. Кто не захочет отомстить за это?

Лестница, которую прикрывала драпировка, была узкой, и идти пришлось друг за другом. Я шла за Палией и в последнюю минуту, прежде чем моя голова поднялась выше первого этажа, я посмотрела на Фалею. Та смотрела на меня не отрывая взгляда. Так смотрят хищники, которые знают, что жертва уже никуда не денется.

Ее полная власть над всеми нами давала ей силы и, казалось, может заменить даже воду. Таких людей я считала страшными. Успокаивало лишь то, что убивать нас не собирались, а значит, шансы на побег, выкуп или обман были.

Второй этаж был поделен на шесть небольших комнат. Это я увидела сразу. Узкий коридор и маленькие клетушки по левую и правую руки. Дверей не было. Лишь те же тонкие занавески, похожие на сетку от комаров, только сильно сборенные. По левую сторону комнаты без окон, справа с окнами. Все полы завалены матрасами, подушками. Это походило на ночлежку и никак не вязалось с помещением на первом этаже. Никакой роскоши здесь не было.

– Мне нужно в туалет, а еще помыться, - обернулась я к одной из девушек, которая шла за мной.

– Потом. Иди туда, - мне указали на последнюю комнату слева, в которую уже входила Палия.

На полу сидели двое. Одеты точно так же, как те, внизу: узкая полоска тонкой ткани вместо лифа, юбка в складках, которая сейчас лежала вокруг бедер сидящих на коленях девушек. Свет лишь из дверного проема. Тюрьма с мягкими подушками.

– Мне нужно сейчас, - уверенно сказала я и встала в дверном проеме. Палия принялась натягивать свою рубаху, и я тоже было хотела это сделать, но меня втолкнула в комнату женщина лет сорока. У нее на голове был платок, повязанный назад узлом. И одета она была иначе: бесформенная серая рубаха, подпоясанная плетеной веревкой, короткая стёганая безрукавка коричневого цвета.

Она забрала наши вещи, опустила глаза на сапоги, но потом отвернулась и махнула ладонью, чтобы мы следовали за ней.

– Я не пойду голой. И она тоже не пойдет. Ей нельзя на солнце, - продолжала я стоять на своем. Сейчас мне нужно было понять – насколько можно гнуть свою линию.

Женщина молча бросила нам наши рубахи и молча встала, рассматривая нас. Она ждала, пока мы оделись, потом так же молча пошла к выходу. Мы пошли за ней.

Теперь мы не пошли назад, к лестнице. В конце короткого коридора, прямо возле нашей двери за очередной занавеской, открылась другая дверь и я ахнула от неожиданности: это выход на другую сторону дома. Там был совсем другой вид. Крыша его также была занавешена виноградником, который со второго этажа можно было потрогать, подняв руку вверх. Широкая лестница во двор достаточно пологая. Пол застелен тем же плитняком, но здесь было так много места, словно это небольшая деревня.

Маленькие домики без окон тут и там тянулись, наверное, метров на триста в сторону.

Женщина подтолкнула нас вперед, и мы начали спускаться с лестницы. Она вела нас за дом. Еще одни ворота, которые мы миновали, вели не к дороге, а наоборот, вглубь территории. Они были открыты сейчас, но запор с висящим на нем замком говорил о том, что ходить туда постоянно вряд ли позволят.

Здесь была хозяйственная часть. Открытая кухня под навесом, два каменных домика, к которым нас вели, оказались туалетом и чем-то вроде душевой.

Порадовала чистота. Дырка в полу обложена камнем, запахов практически нет. Я посмотрела вниз и порадовалась, что там очень глубоко, а главное – увидела я там только траву. Рядом с дыркой стоял ящик, полный скошенной зеленой травки. Видимо ею и закидывали после посещения все свои дела.

За мной пошла Палия. Она благодарно посмотрела на меня, но говорить ничего не стала. Я пошла в душ и там обнаружила большой чан и ковшик. Двери не было, везде эти чертовы занавески. Сняла рубашку, поискала, куда ее можно пристроить, но в это время из-за занавески показалась рука нашей проводницы. Она забрала ее и ждала, когда я отдам сапоги.

Вынула завернутый в кусок плаща нож, подсунула под кадку с водой и отдала сапоги. Кусочек мыла был таким же, какой нам давали мужчины во время купания. И я с удовольствием намылила все тело и волосы. Вода была прохладной, но смыть с себя пыль хотелось сильнее.

– Не говори с борганой сама, - вдруг сказала женщина за шторкой, когда подавала мне ткань, что служила здесь полотенцем.

– Борганой? – переспросила я.

– С борганой Фалеей, - тихо ответила женщина и протянула мне сапоги и новую, вместо моей привычной рубашки.

---------------

Усталость и боль в ногах после долгого и напряженного спуска с горы после душа отступили. Я наслаждалась тенью во дворе, пока мы ждали из душа Палию. Женщина больше не заговорила со мной, а я не стала задавать вопросов. Нужно спросить у Палии что такое «боргана».

Во дворе начинало пахнуть едой и выпечкой. Я надеялась, что нас покормят. Слишком длительные переходы и комочки каши – все, что я получала последние пару дней. Хотелось наваристого супа с хлебом и чесноком. Или луком. Хотя, я сейчас готова была съесть все подряд. Стараясь не думать о том, что нас ждет здесь, я вдыхала запах нагретой на солнце лозы и жареного мяса.

Решила твердо, что, если аппетит есть, жить можно. Главное – набраться сил, а потом уже начать осматриваться и придумывать лазейки. Женщины здесь послушны и смиренны, и от меня не ждут другого, скорее всего. Значит, не нужно показывать характер. Просто повторять за ними. Зря я заговорила с хозяйкой. Хотя, какая она хозяйка? Паразитка. В голову мне пришло еще одно название для этой особы, но я решила, что это на десерт.

Нас привели обратно в комнату, где еще четыре девушки замолчали в тот же миг, как мы вошли.

Присев на указанные нам места, которые оказались жесткими, хоть и выглядели как матрасы, мы начали осматриваться.

– Давно вы здесь? – спросила я сразу у всех. Глаза у девушек округлились. Одна из них прижала указательный палец к губам и зашипела. – Давно вы здесь? – повторила я шепотом.

– Уже много рундин, но мы не помним точно, - ответила та, что предостерегла меня громко говорить.

– Что это за место? Чем вы занимаетесь? – спросила я, делая вид, что не понимаю ничего.

– Это дом двух Лун. Самые богатые люди Алавии приезжают сюда, когда встречаются Луны, - посматривая на дверь, продолжала самая говорливая.

– Ты можешь ответить прямо? Что вы здесь делаете? – начала злиться я.

– Все, что нам скажет Фалея, - тихо ответила одна из тех, что молчали, и опустила голову.

– А в другие дни, когда Луны не сходятся? Что вы делаете в это время?

– Это время еще хуже, - в новом голосе, который я услышала от самой дальней девушки было то, что мне понравилось. В нем был вызов. Я посмотрела на нее, и она тоже подняла на меня глаза. – В простые дни Фалея продает нас всем подряд. Хоть и говорит, что у нее женщины только для патриолусов. Я Крита.

– Я Малисат, она Палия, - я указала на свою подругу, которая сидела сейчас недвижимо, слушала Криту и, скорее всего, примеряла будущую жизнь на себя.

– Вас вряд ли отдадут погонщикам диких лошадей, - с долей зависти продолжила Крита. Не говорите громко, не ругайтесь со слугами, они могут натереть ваши рубашки больной травой, и будете чесаться, как свиньи.

– Ты очень добра, Крита. Спасибо за подсказки, - промямлила я и прилегла, подставив под голову подушку. Спина благодарно расслабилась, и начало клонить в сон. От голода чуть поднывал желудок, но сон сейчас был мне нужнее.

Проснулась я от тихого перешёптывания. Вокруг было очень тихо, и разговор был понятен. Диалог прекращался, когда кто-то во сне кашлял или переставал сопеть. Говорила Крита. И говорила она не с девушками из комнаты. Я боялась повернуть голову, но глаза чуть открыла. Лунный свет, что лился из комнаты напротив хорошо освещал фигуру, стоящую лицом ко мне. Но только фигуру. Лица я не видела. Она была одета как служанка.

– Их не поставят две рундины, а потом начнутся ночи двух лун. Фалея продаст их так дорого, как сможет.

– Сколько девушек отвезут в пустыню? – голос Криты дрожал, и иногда выбивался из шепота.

– Пятерых. И через три рундины их сменят следующие пять, - ответила служанка.

– И меня отправят? – страх ее передавался мне, но я держалась, заставляя себя мыслить трезво.

– И тебя. Я не знаю только, сначала ты поедешь или потом, - мне вдруг показалось, что между ними есть какая-то связь. Крита похожа на европейку, только темные волосы дают понять, что она, как и все здесь, метиска.

– Карида, узнай, прошу тебя. Я не поеду в пустыню. Я скорее спрыгну с крыши, - эта уверенная в себе девочка вдруг сломалась. Что ей могло грозить такого, чтобы она захотела умереть?

– Нам не все говорят. Если слуга говорит с девушкой, ее бьют, а если повторит, тоже отправляют в пустыню, - прошептала Карида и двинулась к выходу.

Я какое-то время лежала неподвижно, но мой желудок очень громко дал понять, что терпеть больше не намерен.

– Где можно поесть, Крита, - прошептала я и услышала, как она перестала дышать.

– Ты не спала?

– Да, но тебе нечего бояться. Я не выдам тебя. Любой мечтает отсюда сбежать, - ответила я и, сев на своем месте, повернулась к ней. Она лежала, свернувшись калачиком прямо за моей спиной.

– Сбежать? Это нельзя, Мали, - голос ее теперь расслабился. Видимо, поверила мне сразу.

– А продавать людей можно?

– Да, это не самый дорогой товар. Ты должна это хорошо знать. Хиретки – лакомый кусочек для тех, кто торгует людьми. Сказали, что за вас Фалея отдала золотом, - с какой-то даже завистью рассказывала мне об этом Крита.

– Что за пустыня, и почему ты ее так боишься?

– Это грязный дом в песках. Там почти нет воды. Приходится выбирать – пить или мыться, но на грязную кожу ночами сползаются все твари пустыни и жалят, кусают, пьют твою кровь, - она рассказывала, а у меня волосы на затылке шевелились.

– Зачем там девушки?

– Там проходит большой путь между Алавией и Белией. Место, где есть пустыня не нужно оплачивать. Фалея не отдает ничего, что заработано там в казну королевства.

– Так ли это выгодно?

– Очень. Алавийцы не ходят в дома пустыни. Но ходят белийцы, потому что в Алавии для них очень дорого, и их привычки здесь не приветствуют. Там, в пустыне никто не защитит тебя. Если белиец замучает девушку, он должен оплатить ее стоимость, или сам переходит к ее хозяину, чтобы трудом рассчитаться за нее.

– Фалее зачем мужчины? Здесь только женщины. Какой смысл ей отдавать свой же товар на смерть?

– Белийцы работают здесь, Мали. И если ты встретишь в этом доме мужчину, это белиец. Кто-то уже отработал и ушел, но после каждого сезона приходят двое или даже четверо. Ты понимаешь, что это значит? Им запрещено трогать нас, но у меня мороз по спине от их взглядов. Они злее, чем дикие кошки.

– А как они живут в Белии?

– Как праведники, Мали. Там они чтут своего нового Бога. Не впускают на свои земли почти никого. Но Алавия рада их деньгам, поэтому они здесь, - Крита выдохнула и присела рядом со мной. – Идем, я найду для тебя еду. Хорошо, что ты такая.

– Какая?

– Такая, как я, а не как они, - она указала на мирно спящих соседок, среди которых сопела и Палия. Да, девушка смирилась со своей судьбой.

– Я тоже рада, что ты такая, как я, - улыбнулась я и схватилась за протянутую ладонь.