На волоске

Глава 21

Глава 21

Проснувшись, я не могла понять того чувства беспокойства, что навалилось, как только я открыла глаза. Зеленоватый свет заливал комнату, как тогда, там, в домике у Фалеи. Оглядевшись, я вспомнила, что мы в доме, который уступила нам женщина. Сиала.

Видимо, Крита достала из мешка тот самый мох, прихваченный с собой. Девушки спали. Все трое обнявшись. На улице лил дождь. Такой шум можно было услышать разве что возле плотины. Я аккуратно открыла дверь в сени и услышала, как в углу перестал храпеть Лафат.

— Ты куда? – солома зашуршала, и я увидела его голову, наклонившуюся в свет дверного проема.

— Сейчас вечер или утро? – спросила я, не торопясь ответить на его вопрос.

— Ночь. Сиала приходила. Принесла еду и дрова. На печи стоит похлебка. Все поели кроме тебя. Ты спала как мертвая, - спокойно рассказал он обо всем, что я пропустила.

— Хорошо. Этот дождь… Он и правда будет идти три дня?

— Да. И дороги размоет так, что сохнуть будет еще рундину, но мы выйдем тем утром, когда появится солнце.

— Хорошо бы побыстрее, Лафат. Я боюсь, что за нами придут, - наверно, мне просто хотелось, чтобы он успокоил меня, уверил, что все переживания напрасны.

— Теперь точно не придут. Дорога в Виелию через столицу короче, и нас могут ждать там, но мы не будем заходить в столицу, Лафат встал и, подтолкнув меня внутрь, вошел в дом и закрыл дверь.

Он сам помешал в котелке варево, больше похожее на то, что моя бабушка варила свиньям. Склизкую кашу почему-то назвали похлебкой. Мы ели вдвоем, молча, стараясь не шуметь. Видимо, в бульон был добавлен какой-то овощ вроде картошки, и он, разварившись, сделал суп кашей.

После ужина я снова легла и заснула в ту же секунду. Утро было чуть светлее ночи. К дождю добавилась гроза, а молнии освещали улицу так, что казалось, в щели ставен светят сильными прожекторами.

Три дня мы спали и ели. Я хотела было заняться париком, но руки будто отказывались выполнять кропотливую работу. Хотелось, чтобы все вещи были собраны в сумку. Я готова была бежать в любую секунду и этого же требовала от всей нашей группы. Спала я в сапогах.

Дождь закончился ночью, и я проснулась оттого, что привычный уже шум будто отключили. На улице послышались голоса. Люди выходили на улицу, чтобы уже в темноте проверить скот, натаскать воды и дать корм. Они говорили громко, как днем.

Сиала принесла суп, часть нашей одежды, что сушилась в другом доме, и сказала, что утром можно будет помыться. Как только мужчины уйдут из поилки. А теперь нужно было спать и молиться, чтобы Хирг больше не лил воду за землю, призывать Индару – богиню, которая расцвечивает небо радугой, предвещающей солнце и нарождение урожая, а значит, и приход Эрины.

Встали мы с первыми лучами солнца. Распахнув ставни, я увидела ту самую радугу, о которой говорила Сиала. Ну и слава этим вашим богам. В общем, все было логично: после жары проливные ливни, после ливней радуга и солнце, но раз хотят верить, что все это Хирг, Индара и прочие, пусть молятся, а нам пора помыться и выходить. Дорога давала ощущение, что мы удаляемся, убегаем, уходим от Фалеи.

Сиала дала маленький кусочек мыла для нашей «ридганды». Когда я сопровождала «барыню» к месту омовения, успела прошептать, что если измылит все мыло, будет нести два дня все наши мешки.

Помывшись и перекусив на этот раз отваренными плодами, и правда, похожими на картофель и тыкву одновременно, мы поблагодарили хозяев и вышли из деревни. За лесом Крита сняла бордовое платье, туго свернув, засунула в мешок, подпоясала рубашку, и мы пошли быстрее.

Мне было стыдно перед Сиалой за то, что вряд ли какой-то ридган отправит к ней человека с платой за спасение его единственной дочери. Успокаивало лишь то, что мы не сильно их объели – овоща этого в огороде было столько, что можно прокормить три таких деревни. А то, что спать пришлось в чужом доме, так теперь оценят, как хорошо у себя. Все познается в сравнении.

По грязи мы шли босиком. Иногда ноги увязали почти по колено, но Лафат вытягивал зазевавшуюся беглянку, какое-то время тянул за руку за собой, чтобы задать темп, при котором грязь работает как Ньютоновская жидкость. Он точно хорошо знал все, что связано с длительными переходами, и еще через неделю дороги, когда все подсохло, как и наши желудки, велел оставаться в лесу и ждать его.

Через день, когда мы начали уже думать, что он нас бросил, он вернулся с тремя неизвестными мне птицами и мешком, из которого капала кровь. Крита и Дашала моментально вскипятили воду, ощипали что-то среднее между голубем и уткой, вычистили внутренности и поставили варить в двух котелках. Я безотрывно смотрела на лежащий у дерева мешок с подсыхающей по кругу кровью.

— Что там, Лафат? – я не хотела думать, что он принес нам чью-то голову, но мысли были именно такие.

— Это печень мертвой кошки, - спокойно сказал он и продолжил дальше подкладывать в костер ветки.

— Зачем она? Где ты ее взял?

— Не я убил ее. Кто-то ранил, она далеко ушла и умерла. Стрела была в ноге. Есть ее нельзя.

— А зачем нам ее печень?

— Утром она запахнет, и я продам ее рыбакам. За нее дадут хорошо. Дадут деньги и сушеную рыбу.

— Зачем им эта печень? – удивленно спросила я, все еще косясь на кровавый мешок. Судя по очертаниям и размеру содержимого мешка, либо кошка была алкоголиком, либо это очень большая кошка!

— На нее придет столько рыбы, что они несколько дней будут просто погружать сети в воду и вытаскивать. Печень кошки пахнет сильнее всего. Рыба придет даже от Большой воды, - голос Лафата звучал уверенно, и мне от этого было спокойно.

Птицу мы разорвали и бросили обратно в бульон. Так есть его было приятнее. Очень жирное варево быстро вернуло к жизни и желудок, и разленившийся, думающий только о пище мозг. К вечеру голова стала светлой, появилось настроение и даже уверенность, что все получится.

У нас было перо Хирговой птицы и печень какой-то суперкошки. И если следующим звеном наших находок станет говорящий кузнечик, я решу, что попала не на другую планету, а в дурацкую сказку, и так уже должна селянке за ночёвку. Лишь бы не пришлось просить муки у мельника, чтобы отдать ее кузнецу за подкову, как это было в играх, которые нравились сыну.

Я вдруг поняла, что начала смиряться, начала принимать эту жизнь. Вот уже и прошлая жизнь кажется чем-то нереальным, будто сном. Длинным, красочным сном, от которого просыпаются либо в слезах, либо от хохота. Мирило с этим миром то, что если бы моя прежняя жизнь и правда была сном, то просыпалась бы я в холодном поту. Так что, все не так уж и плохо.

Солнце после трехдневных ливней еще не успело прогреть землю, но утренняя сырость и туманы не давали спать долго. И всё же просыпались мы отдохнувшими, потому что температура ночами была ниже привычной.

Лафат ушел рано утром, а вернулся после обеда. Птицу, что осталась с прошлого дня мы доели утром, как он велел, иначе все испортилось бы еще до вечера. Весь день мы собирали травы для чая в дорогу, купались и слушали рассказы друг друга о прошлой жизни.

— Я был в Барете. На рынке взял все, что понадобится в дорогу по Большой пустоши, - объявил Лафат, кинув два полных мешка перед нами и принялся жадно пить из котелка отвар, который уже остыл.

Я вынула из его котомок несколько легких покрывал, тряпичные мешочки с сухой рыбой и мясом, какими-то ягодами и крупой.

— Все это можно есть сухим. Когда я найду ридганов, которым нужен проводник в Гордеро, мы купим лошадей, несущих воду, теплые одеяла и другой еды, - Лафат взял из мешочка несколько лепестков сухой провизии, закинул в рот и прилег, закрыв глаза.

Вечером мы вышли в сторону границы Виелии и Большой пустоши. Иногда они называли ее пустыней, но я понимала одно – место, которое «коротким путем» можно пройти за пять наших месяцев, даже в моем времени не назвали бы лучше.

Через пару дней Лафат остановился как всегда неожиданно и велел оставаться здесь. Собирать травы. Мы собирали их каждую остановку, потому что, иначе, в дороге, нам пришлось бы пить просто кипяченую воду. Он ушел рано утром, а нам оставалось ждать. По тому, как он оделся, используя аж два покрывала, одним из которых замотался сам, а вторым накрыл голову, я поняла, что отправная точка уже рядом, и это его переодевание рассчитано на ридганов. Выбирая проводника, они должны видеть не обычного мужика в штанах и рубахе, а аутентичного пустынного жителя.

Вернулся он ночью. Я не спала, боясь, что наша близость к городу может сыграть плохую шутку: три женщины и девчонка – лакомый кусок для желающих подзаработать. В рабство больше не хотелось от слова «совсем».

— Три ридгана согласились выйти караваном. Через день мы выходим. Завтра я заберу часть платы и куплю четыре лошади. Делайте все, как я сказал, - он знал, что я не сплю и присел сразу возле меня. - Все должны надеть накидки. Палию я представлю, как ридгана, который сопровождает сестер в Гордеро. На голове она будет носить ташкан, как и все мужчины в караване. Ваши лица видеть не должны. Крита похожа на местных ридганд, а ты, Мали и Дашала – не похожи.

— Дашалу можно представить твоей дочерью, Лафат, - не подумав, «брякнула» я.

— Нет, балайки не выезжают из дома.

— Я постригу ее, и ты скажешь, что она – твой сын. Девочке будет тяжело все это время сидеть под покрывалом, - мне хотелось, чтобы хоть она не испытывала тяжести дороги в полной мере, как придется нам.

— Я согласна, Мали, остриги меня. Я буду вести себя как сын Лафата, который учится у него ремеслу, - тонкий голосок девочки за моей спиной вызвал улыбку.

— Тогда, ты должна будешь молчать и слушать меня. Иногда я буду грубо ругать тебя. Это нехорошо для девушки, - пытаясь уйти от этого разговора, ответил Лафат.

— Я готова молчать, Лафат. Так нам всем будет легче, правда. Иначе, три женщины в покрывалах – три вопроса о них. Пусть их будет двое, - малышка, несмотря на свой рост, имела достаточно умную голову.

— Хорошо, тогда разбирайтесь с волосами сейчас. Утром ты идешь со мной, - Лафат завернулся в покрывало и моментально заснул.

Я тоже заснула, потому что знала, как чутко спит этот великан. Завтрашний день нес много нового, и кроме молитв мы ничем не могли помочь Лафату.

Гордеро все описывали как Мекку, которая принимает не всех, но если ты там понадобишься хоть десятку людей, жизнь может оказаться сказкой. Из Гордеро не увозят людей в рабство, если у тебя есть занятие. Город дает множество шансов. Я вспомнила Ленинград, который после деревни казался мне чем-то необыкновенным, волшебным. Я запомнила одно – возможность дается единожды, и если ты не используешь ее, можешь и вовсе забыть о ней. Я готова была рвать и метать, чтобы получить место под местным солнцем, но если проблемы не закончатся и в этом прекрасном месте, я обещала себе не сдаваться.

Вечером следующего дня Лафат с Дашалой вернулись, и он велел собираться. Планы были непростыми: час дороги до места сбора, знакомство с транспортом, перекус наскоро и встреча с людьми, чьи караваны должен был вести Лафат. Сердце мое билось от страха. Боялась я больше того, что нас поймают прямо на границе, а не этих мифических кошек размером с льва.

Вещи, что принес Лафат, были чем-то совершенно удивительным: широкие, но легкие штаны, рубахи с длинными рукавами, покрывала, к которым были приспособлены завязки, из очень легкой ткани, которую нужно будет наматывать на голову, если мы попадем в песчаную бурю. Вот это «если», я уверена, за пол года повторится не раз. Уж если это пустыня, то буря там – единственное развлечение, и съедим мы этого песка немало.

Когда совсем стемнело, мы подошли к дому, где, скорее всего, останавливались путники, что-то вроде местной гостиницы. И здесь я поняла, почему Лафат называл лошадей “несущими воду”. Никакие это были не лошади. У обычной коновязи длиной метров в сто стоял ряд верблюдов. Да уж, эти точно несут воду. Отчего мне даже не пришло это на ум? Часть верблюдов лежала чуть поодаль, но рядом с ними, прямо на земле сидели мужчины. Скорее всего, погонщики.

— Мы не пойдем вместе в дом. Я приведу лошадей, и вот здесь, возле этих деревьев мы отдохнем. Здесь никто не обратит внимания. Даже редкие ридганды предпочитают спать на земле, а не в этом доме. Иначе, утром вся одежда будет в маленьких тварях, что пьют кровь, и вывести их может только огонь, - объявил нам Лафат и ушел за дом. Мы стояли как вкопанные, боясь пошевелиться и тем более выйти из-под прикрытия леса.

Три верблюда плыли за ним как огромные воздушные шары на веревочках. Чинно и плавно, без суеты, не стараясь обогнать друг друга, они были послушны ему, и это радовало, но страх от мысли, что мне придется на него сесть никуда не девался.

— Отдыхайте. Скоро мы будем выходить. Я разбужу и покажу, как укладывать вещи и как сесть, - привязав этих огромных, вечно что-то жующих монстров к коряге, что оказалась здесь не случайно, а тоже была местом для привязи, он указал на место для сна.

Мы свалились, не в силах спорить или что-то выяснять. Долгая дорога сюда вымотала настолько, что силы просто закончились, как заканчивается объем батареи.

Каждой полагалось одеяло, два покрывала, несколько тряпок для лица, наполненная водой кожаная емкость и мешок с провизией. Воду полагалось беречь. Вся еда будет несоленой и только там, где позволит Лафат, да и соль, впрочем, была вся у него.

Лафат сам закрепил весь скарб на спине верблюда так, что ненужные пока вещи стали отличным креслом между двумя горбами. Я и не представляла, что, если правильно привязать себя, в дороге можно было даже дремать.

Мы выехали первыми. Лафат сказал, что пока нас будет вести другой человек, которого он нанял погонщиком. Он указал на похожего на себя, темнокожего, но явно старше и суше, чем он, мужчину. Лафат же в это время соберет и выведет караван ридганов, и как только мы услышим его клич, головы нам придется покрыть и не разговаривать. Он все будет передавать через Дашалу, с которой они будут ехать на одном верблюде по очереди.

Я считала, что пустыня начинается сразу: заканчивается плодородная земля, караван ступает на песок, и он длится до горизонта и за ним. На деле все оказалось совсем не так. Мы шли по равнине, покрытой высокими травами, кустарниками, проходили мимо озер и в первые пару часов даже вдоль небольшой реки. Но ближе к вечеру все стало незримо меняться: травы становились все тоньше и ниже, кустарники встречались крайне редко, а потом и вовсе пропали.

Я переживала, когда Лафат передал нас некоему Джору – немолодому темнокожему мужчине с грустными глазами и огромным тюрбаном на голове. По нашей легенде мы сопровождали Криту в Гордеро, где ее ждал жених. Рассказ о том, что изначально все было, как надо: и сопровождение, и приданое, Джору слушал, цокая языком и качая головой. Сейчас он молча ехал первым, и я боялась, что мы отстанем, или наши верблюды повернут не туда.

Когда позади вдалеке раздался не то вскрик, не то всхлип, Джору остановился и наши верблюды тоже встали.

— Идем тихо. Лафат скоро нагонит нас, - сказал он, обернувшись, и его верблюд пошел дальше, но я бы не сказала, что скорость снизилась. Не представляю, как она переключается на верблюде. Мой был очень любопытным, поскольку вертел головой по сторонам, как девушка на танцах в поисках любимого, который пригласил ее, а сам не пришел.

— Надо накинуть эти покрывала, Мали. Думаешь, уже пора? – спросила Крита. Она ехала передо мной, сразу за Джору.

— Ну, видимо, да, но я еще не вижу никого позади, - ответила я и обернулась еще раз. За мной следовала Палия. Казалось, она вовсе забыла думать о своих волосах. Голова ее теперь была укутана в такой же объемный кандибобер, как у Джору. Загар наконец прилип к ее лицу, и теперь ее смело можно было принять за казашку. Не знаю, как им всем, а мне она теперь нравилась больше. Да и не во внешности даже дело. Девушка стала живой, любопытной, активной.

— Там далеко есть голоса, - подтвердила Палия, но я ничего не смогла рассмотреть. Солнце садилось теперь совсем иначе, не как в Алавии. Темнота словно впитывала в себя все окружающее.

Мы накинули покрывала, договорившись, что будем подзывать к себе Дашалу, которую теперь звали мужским именем Даш. Лафат бережно относился к девчонке, но предупредил и нас, и ее, что некоторые упреки в ее сторону он просто обязан будет выкрикивать – иначе погонщикам будет странно видеть сильно теплое отношение к ученику.

Песок уже начал перемежаться с почвой чаще, и редкие кустики, к которым верблюды опускали головы, казались действительно богатой растительностью.

— Здесь будет первая остановка. Выходим рано. Можно сойти и приготовить место для сна, - Джору подошел к каждому верблюду и набором непонятных мне слов заставил их преклониться. Мы сошли и стащили привязанные одеяла. Джору понял, что мы не знаем, как поступить дальше, да и голоса приближающегося большого каравана были слышны все сильнее.

Он достал из тюков короткие, сантиметров по сорок, палочки, расставил их по какому-то понятному только ему принципу и попросил подать ткани, что мы везли свернутыми в рулон. Закинул ткань на палки. Получилось что-то вроде грядки, на которой высадили капусту, но, боясь заморозков, хозяева решили накрыть рассаду специальной агротканью.

Вот под это вот строение мы должны были залезть и, завернувшись в одеяла, спать. Ладно, это ерунда, тем более, усталость после первого дня была страшной, да и встречаться глазами с людьми, которых вел Лафат, мне не хотелось.

— Устроились? Здесь еда, можете перекусить. Воду пейте, утром я принесу свежую, - бросив что-то под наше покрывало, быстро сказал Лафат и пропал.

— Крита, давай достанем наш свет, - предложила я, вспомнив о мхе. – Палия, ты голодна?

— Я бы пожевала что-нибудь, иначе, внутри урчит так, что и вам спать не дам, - хохотнула она и перевернулась, как и я, на живот.

— Вот, так веселее. Надо сказать Лафату, чтобы Дашала на ночь приходила к нам. Ведь Палия теперь тоже мужчина - мой брат, который сопровождает меня к будущему мужу, - ответила Крита и вынула из мешка наш зеленоватый свет.

Мы лежали, упершись на локти, головами к середине, жевали сухое мясо и подсохший хлеб, который Лафат, видимо, купил, когда мы ушли. Где-то далеко выла собака или волки, но мне не было страшно. Усталость и радость, что мы миновали земли, на которых подстерегала опасность, были так велики, что остальным чувствам просто не хватило бы во мне места.

— Вот бы посмотреть, что они везут, и сколько там людей, - услышала я сквозь сон голос Криты.

— Лучше нам вовсе не знать ничего о них, Крита. Вот доберемся до вашего Гордеро, там и будем рассматривать всех, сколько вздумается, а пока сидим ниже травы и тише воды, - ответила я и заснула. Было тепло, мягко и тихо. Верблюды издавали звуки, немного похожие на те, что издают лошади. Первое время я вздрагивала, но сон все оказался сильнее.

Проснулась я оттого, что стало прохладно. Оказалось, что я разделась во сне, а ногу просунула по другую сторону палочки-опоры. Легкий ветерок то надувал, то опускал полог. Вот нога-то и стала виновницей моего пробуждения.

Выйти в туалет, а в нашем случае «до ветра», как говорил дед, я долго не решалась. Джору предупредил, что лагерь ридганов стоит дальше, и мы можем выходить к восточной стороне нашей палатки. По-пластунски я выбралась из-под навеса и засмотрелась на небо, которое здесь было открыто от края до края. Ни гор, ни деревьев, будто это неведомая и нежилая планета, хотя то, что она неведомая, и так было правдой.

Почти прозрачные очертания лун, которых снова было две, должны были вот-вот растаять, уступив место солнцу. Горизонт уже тронуло красным. Я восхищенно смотрела не него ровно до того момента, пока не вспомнила, что эти виды будут каждое утро. Почти полгода!

Лагерь, который стоял в трехстах метрах от нас, оказался очень большим. Это больше походило не на лагерь, а на ярмарку, которую развернули в саванне. Палатки у них были более высокими. Думаю, там легко можно было сидеть, не вжимая голову в плечи, в страхе собрать весь потолок в одну кучу.

Люди за палатками были заняты разведением костров, кто-то шел издали с палками на плечах, напоминавших коромысла. Значит, где-то здесь была вода, но почему тогда мы не встали возле нее?

Сделав свои дела, я попила, бережно сливая воду умылась, протерла шею и поняла, что есть хочется просто зверски. Ночи теперь были нежаркими, и после отдыха хотелось чего-то питательного.

— Укройся. Лучше, чтобы они не видели вас вообще, - голос Лафата обрадовал меня, ведь мы так и не виделись после нашего ухода с Джору.

— Лафат, можно что-то поесть? Я обещаю в дороге не просить есть постоянно, но сейчас есть хочется просто зверски, - укрывшись покрывалом и отвернувшись от лагеря, ответила я.

— Это со всеми так. Три дня есть хочется постоянно. Особенно ранним утром. Здесь не так, как в Алавии, Виелии да и везде, - добродушно ответил Лафат. – Сейчас я заберу воду и приготовлю еду, которую едят все люди Великой пустоши.