На волоске

Глава 16

Глава 16

Мы оставили Фалею довольной. Этого я и добивалась. Нужно было дать ей хоть какую-то уверенность в моем расположении к ней, а советы – одно из доказательств этого самого расположения.

Мы долго сидели за столом в обед и ужин. Медленно ели и наблюдали за воротами, которые вели на скотный двор. В своем детстве я только пару раз была в пионерском лагере, и мы всегда находили лазейки, чтобы покинуть территорию. Особенно в сезон, когда созревала земляника. Этот «пионерлагерь» был устроен несколько серьезнее, но полная уверенность в том, что девушки даже не попробуют бежать, расхолаживала местную охрану. Да и охрана здесь – женщины. Значит, мы примерно одинаковой силы. Да, они более грузные, а некоторые, возможно, сильны, почти как мужчины, но все равно, это обычные тётки.

— Ты уже давно смотришь на эти ворота, Мали. Но я тебе не советую думать о них, ведь вечерами там, за этими воротами, ночуют мужчины. Те, темнокожие. Ты видела хоть одного? Они же убийцы! – шепнула мне Крита и вернула меня к реальности.

— А ты знаешь, что здесь не те самые мужчины, по вине которых умерли девушки? Это рабы тех, кто их убил. Они просто отдали своих рабов, Крита, - шепнула я в ответ.

— И ты считаешь, что они нас не поймают? – Крита шептала и оглядывалась. Возле кухни сновала пара служанок, которые беспрестанно смотрели на нас, давая понять, что пора бы и честь знать, но сказать что-то боялись – кто знает, за какие заслуги хозяйка выделила нам отдельный дом и не тревожит больше…

— Думаю, нет, если мы и им предложим бежать. Скажи, а в их канганате женщины как одеваются? Ты знаешь что-то о тех землях?

— Про Балаю здесь не говорят, да и смотреть на них страшно, - Крита точно ничего не знала об этих мужчинах и об их землях, значит, мне предстояло это узнать. Вечерами, как в прошлый раз, когда меня заметил Лафат, кто-то из них постоянно прогуливается по двору, проверяя ворота, или еще зачем-то. Служанки, скорее всего, уверены в том, что девушки не станут шнырять через забор в ров, вот эта часть и не интересует наших церберов, от слова совсем.

— Хорошо, я сама узнаю, а ты прислушивайся ко всему, - мы встали и пошли в сторону нашего домика. Ворота на задний двор, где сейчас, скорее всего, возился с ягнятами Парамай, были приоткрыты. И я снова не увидела в щель старика, о котором думала постоянно. Выход через эти ворота был самым безопасным. Те поля, куда мы с дедом ходили, тянулись далеко, никаких собак у них нет, да и стадо на ночь чаще всего приходило в загон.

Если стадо оставалось на полях, за ним смотрели эти самые балайцы. Но можно было пробраться в любом случае. Я видела место, где они ночуют возле стада. Правда вдали, но все же. Их шалаш стоит слева от поля, а еще левее течет река. Достаточно полноводная, и, скорее всего, впадает она в море или в озеро. Если проходить поля по правой границе, ближе к лесу, они даже и не чухнут. Овцы могут и заблеять. Они те еще паникеры, но, как только мы их минуем, они замолчат.

Фалея держит только служанок, часть из которых ей преданы, а еще вернее, приехали с ней из ее дома. Папаша же не мог отправить свою кровиночку жить без поддержки. Мужчин-рабов здесь за мужчин не считают, а бежать они не могут, потому что первый же встречный узнает в нем раба. Да и кто знает, что тут у них на улице?

Вечером я должна была посидеть в засаде. В надежде на то, что встречу Лафата. Что-то подсказывало мне, что он часто наведывался сюда во двор, только зачем? Я не знала, используют его в роли пастуха или он закреплен за кухней и двором. Так я могла и вовсе не увидеть его больше здесь. Только от него я могла что-то узнать о жизни за этим забором.

Два вечера я просидела «в засаде» впустую. Пару раз проходили служанки, причем, одна из них на цыпочках подходила к нашему с Критой домику и прикладывалась ухом к двери. Их кожаные тапочки позволяли ходить совершенно бесшумно, как, впрочем, и мои сапоги. Лафата не было.

Спала я часа по четыре, так как утром раньше всех спешила к душу, где только утром всегда была полная бочка воды. Кто-то же ее наполнял или заменял! Суетящиеся возле печи служанки не обращали на меня внимания. Они выпекали хлеб.

На третью ночь я уже отчаялась встретить хоть кого-то кроме служанок, но тихий кашель возле калитки, что делила наш двор с туалетом и душем, явно был мужским. Легкие шаги направлялись в мою сторону, и я вышла из кустов раньше, чем этот человек мог бы увидеть, откуда я взялась. Я могла идти в туалет, к кухне за водой или в душ, чего, конечно, здесь никто не делал.

— Хэ, - выдох мужчины был похож на испуг, и когда он повернулся ко мне, я поняла, что это не тот, кого я ожидала.

— Напугала? Я не хотела, - улыбнувшись, шепнула я и медленно направилась в сторону туалета.

— Да, ночью здесь никто не ходит, - он прошептал в ответ и как будто пошел следом за мной, но остановился.

— Где Лафат? – решившись на вопрос прошептала я и обернулась.

— Зачем Лафат? – удивление на лице такого же лысого мужчины было неподдельным.

— Давно не вижу. Может, случилось что?

— Все хорошо Лафат. Утром вернется с поля, - мужчина то щурился, словно пытался понять, что я знаю о Лафате и насколько мы близки, то как-то криво улыбался. Что он там думал меня мало интересовало, но дать понять Лафату, что я его ищу он может. Не думаю, что раб пойдет жаловаться хозяйке.

— Скажи ему, что я его искала, - ответила я и поторопилась к туалету. Дождалась, когда калитка, а потом и ворота перед скотным двором закроются и поторопилась к дому. Оставалось только надеяться на то, что он передаст.

Еще пару ночей я сидела в своих кустах и поняла, что надо менять дислокацию – утром заметила, что примятая листва может заинтересовать служанок. Мне приходилось протискиваться между лозами, отчего листья обрывались или сильно мялись. Невооруженным глазом уже было понятно, что там внутри гнездо, где можно присесть и быть совершенно незамеченной.

На третью ночь я просто стояла за домиком. Когда слышала, что кто-то проходит, просто двигалась вокруг него и как мышка, юркала в двери.

— Малисат, - шепот этот был таким слабым, что сначала я посчитала, что мне показалось.

Выглянув в сторону ворот, я заметила серую рубаху, которая при свете двух лун была просто ярчайшим пятном. Лафат? Пришел? Сердце забилось от страха и радости одновременно. Значит, я была права, и эти парни никакие не злые ангелы мести и убийцы девушек.

— Лафат, - шепнула я и помахала ладонью, приглашая его пройти за мной к дому.

— Мне тут нельзя, - подошел он с особой осторожностью, словно ожидал какого-то подвоха. Я бы на его месте тоже не поверила себе сразу.

— Я быстро. Ты можешь сюда приходить ночью?

— Зачем Лафат ночью? – белки его глаз то появлялись, то исчезали, когда он часто моргал.

— Я хочу знать, что там, за забором, далеко ли твои земли…

— Ты хочешь туда ходить? – его испуг был таким сильным, что я запереживала – не зря ли я все это затеяла.

— Нет, но мне надо знать, Лафат. Я не расскажу никому. Пока нет, а потом да. Я не хочу, чтобы хозяйка отрезала мне язык. И еще одной девушке. Лафат, ты можешь рассказывать?

— Приходи душ ночью, за ним есть такая трава, - он указал на заросли лианы. Я там встану. Будешь говорить, - он поторопился к воротам, а я осталась за домиком рассуждать, насколько это безопасно, да и вообще, насколько правильно я поступаю.

Крита долго отговаривала меня, пугая тем, что эти «звери» не щадят никого, но я почему-то была уверена, что мне ничего не грозит. Может, потому что, если бы эти ребята были действительно кровожадными, давно бы уже сбежали отсюда. Не уходят, значит, сами боятся. А мы даже не представляем, что там, за стенами этого дома.

Как только стемнело и возле хозяйственных построек не осталось девушек, а служанки, как всегда, ушли, укрыв посуду и остатки еды тканями, я отправилась в душ.

Усевшись внутри кабинки на деревянный табурет, я сняла сапоги и поливала ноги тонкими струйками воды, наслаждаясь подступающей прохладой. Тишину вокруг на секунду прервал негромкий лязг воротины. Хоть бы это был Лафат, - про себя сказала я и прислушалась. Шагов не было слышно.

— Мали? – не шепотом, но очень тихо, низким голосом сказал кто-то сзади, за каменной стеной.

— Да. Я здесь. Почему здесь говорить безопаснее? – прошептала я, но он, видимо, имел отличный слух.

— Позади меня высокая трава, а за ней есть слабое бревно, а еще, я вижу отсюда весь двор, и никто не придет сюда незамеченным, - спокойно ответил он.

— Там можно пройти, не касаясь ворот? – удивилась я. Травой он называл плети этого растения, похожего на виноград.

— Да, Парамай попросил починить недавно, а я поставил там хитрый запор. Он незаметен глазу, но если это бревно немного приподнять, оно отрывается от пола и висит. Толкнешь рукой - и вот он, лаз, - он говорил так спокойно, что мне стало страшновато.

— Зачем ты мне это рассказал? – собрав все мужество, переспросила я.

— Ты хочешь уйти отсюда, я знаю где ты прячешь нож. Я не хотел подсматривать, но ты очень шумела, да так, что я не мог спать. Мои уши и глаза не такие как ваши. Пустыня – хитрая большая кошка, она слышит все. Значит, и тот, кто идет по пустыне, должен быть хитрым.

— И ты никому не сказал? – я думала только о том, что я скоблила песок так тихо, что не хрустнул ни один камешек. Что у него за уши такие?

— Нет. Я тоже должен уйти, но один я не пройду по Алавии, - грусть в его голосе была неподдельной.

— Раньше ты не был рабом? Ты хочешь вернуться в пустыню?

— Нет, я хочу вернуться в Балай, там мой дом и моя семья.

— Как ты оказался здесь?

— Я водил караваны, и когда человек, что заплатил мне, решил забрать одну из девушек в пустыне, где есть оазис с маленьким домом, вместо нее он оставил меня. Он сказал, что я его раб, а унгары, что с радостью получают новых рабов, даже не стали меня слушать.

— Так тебя просто украли?

— Да, если бы их было трое, они не удержали бы меня, но с пятерыми я не справился.

В той части двора, где жила Фалея стукнула щеколда. Если кто-то вышел и направится сюда, у него есть три минуты. Я специально считала секунды. Когда шла от Фалеи. Услышав, как за спиной звякнул запор, я схватила сапоги и побежала к своему дому. Шаги у калитки, которая делила наш двор с хозяйственным, я услышала уже когда прикрыла за собой дверь, но оставила тонкую щель.

По двору кто-то ходил, явно не переживая, что его услышат. Служанки – церберы? Странно, ведь до этого я столько ночей сидела в своей засаде, и никто не приходил. Может, они что-то заподозрили, и теперь такие проверки будут постоянными?

— Я боялась, что ты не придешь, - прошептала Крита, когда я села рядом с ней.

— Да куда я отсюда денусь, дорогая? – я улыбнулась, и она выдохнула. - Ты внешне больше всех похожа на Фалею, Крита. В Алавии женщины похожи на нее и на тебя?

— Наверно, но я бы не сказала, что мы похожи, - ей не нравилось это сравнение, и она даже слышать не хотела, что у них есть что-то общее.

— Нет, Крита, я о том, что я и Палия, допустим, не похожи на Фалею, по нам сразу можно сказать, что мы чужестранки, а ты похожа на нее. Вот я и спрашиваю… Остальные женщины этого города…

— Да, здесь нет смуглых как ты и белых, как Палия.

— Кстати, ты не видела Палию?

— Нам запрещено ходить в комнаты, а на балкон она не выходит, - с досадой выдохнула моя подруга. – Я постоянно вспоминаю ее лицо, когда она осталась совсем без волос.

— Они отрастут Крита, и это отсрочит ее проблемы, - сказала я, как отрезала, дав понять, что эта тема закрыта.

— Ну, он пришел? Этот… Лафат…

— Да, и он сказал мне, что хочет уйти с нами, а еще, здесь есть лаз. Он сам его сделал недавно, уже после того, как узнал о моем ноже. Думаю, он делал его для нас, Крита.

Девушка посмотрела на меня так, будто я говорила что-то сверх удивительное, ведь в ее голове эти чернокожие мужчины были самим злом. Фалея была спокойна за своих работников, потому что за стенами города такие мужчины приходят лишь с караванами, и одеты так дорого, что бросаются в глаза. В этом мире люди с одним цветом кожи могли быть и хозяевами, и рабами.

Крита еще раз вышла на улицу и осмотрелась, а я собрала разложенные по полу детали будущего парика, сменила рубашку и забралась на подушки. Мои мысли были теперь только об одном – Лафат ведь не зря дал мне понять, что один он уйти не мог, но с нами у него этот побег вполне мог получиться.

Крита! Крита сыграет роль его хозяйки, а я могу быть ее служанкой, сопровождающей в длительной дороге. Но как они там вообще путешествуют? Как одеваются? Где взять одежду? Я думала обо всех мелочах, которые могли пригодиться, словно уже на утро мы должны были выйти в путь. Имея хоть какие-то шансы, а еще и Лафата в роли сопровождающего сильного мужчины, у нас не просто увеличивались шансы на выживание, они у нас появились.

Через несколько дней полагалась еще одна примерка парика, и я должна быть заинькой и душечкой, чтобы получить то, что сейчас очень важно, даже необходимо для всего нашего дела. А пока я трудолюбиво сидела и делала свою работу, вспоминая, что когда-то это приносило мне столько радости. Крита о чем-то постоянно думала, но как только сталкивалась со мной взглядом, улыбалась, будто ее поймали за чем-то неприличным. Я знала – так себя ведут люди, которые пока ничего не совершили, но им уже стыдно.

На следующий день я с трудом дождалась вечера. Солнце, будто и не собиралось прятаться за горизонт. Любимая работа впервые меня раздражала: из рук все валилось, послушный и очень качественный волос казался невыносимо сложным.

— Малисат, иди за мной, - в домик влетела Кали, и я чуть не проколола себе палец от неожиданности. Разложив работу аккуратно на подушках, я подмигнула Крите, глаза которой были по пятаку, и вышла за «правой рукой» хозяйки.

— Вы все же передали ей, что мне нужно срочно поговорить с ней? – я, как могла, сдерживалась, чтобы не нагрубить, хоть злые слова и рвались на волю. Встретив днем эту басурманку возле кухни, я решила закинуть удочку, сообщив, что мне надо поговорить с Фалеей о моей работе. Та сделала такое лицо, словно я просила аудиенции у самого Папы Римского.

— Сказала, - удосужилась ответить Кали.

— Уже темнеет, но я хочу узнать, о чем ты хотела говорить, - настроение у нашей царицы сегодня было хорошим. Я отметила, что травы в комнате больше не жгут, да и выглядит она не такой тормозной, как раньше. Значит, все же поняла, что прием подобных препаратов и есть причина ее мигреней. Плюс высокое давление.

— Ридганда, чтобы понять, как парик должен выглядеть на лбу, - я указала на лоб и овал лица на себе, - мне нужно увидеть женщин вашего статуса. Никогда не видела женщин Алавии. Никого, кроме вас. Мне очень нужно! – последние слова я произнесла уже с нажимом.

— В этот дом не приходят ридганды Алавии, - хохотнула она, но как лиса сузила глаза.

— Я могу посмотреть на них в городе. Мне нужно несколько женщин. Так я пойму, как здесь женщины носят волосы, - я опустила глаза, но потом резко вскинула на нее взгляд и продолжила: - Я хочу, чтобы вы были красивее их. Это дело я очень люблю, ридганда, и мне самой важно, чтобы парик был идеальным.

— Ты не похожа на кочевников, Малисат. Их девушки двух слов связать не могут, а вот на лошадях ездят лучше многих мужчин. Да и в Алавии лишь некоторые могут так складно «петь», - теперь она конкретно смеялась над моей хитростью. Неужели поняла?

— Если вы против, я пойду. Мне нужно доделать сегодняшнее, ридганда. Простите, - я опустила глаза, - тогда я буду делать так, как носят балийки, - я очень надеялась, что она не захочет быть похожей на кочевницу. Ведь для нее все они – грязные неухоженные девки. Частично ее мнение о кочевницах было правдивым - ведь не могли ногти на моих ногах отрасти лишь за время дороги так, что начали врастать в мясо до крови. По приезду мне их выстригала служанка.

— Стой, я согласна. На Алавийской ярмарке ближе к вечеру на представление приходят смотреть ридганды. Ты пойдешь со мной как служанка, - она посмотрела на Кали и продолжила: - Найди ей одежду и завяжи лицо, - после этого она махнула ладонью и Кали подтолкнула меня к выходу.

Душа моя пела в первую очередь потому, что я добилась своего. Во-вторых, этот поход был просто необходим. Мне нужно было знать, что носят здесь женщины, которым позволено ходить по улицам. Вопросов к этому миру было так много, что закружилась голова. Я даже перехотела встречаться с Лафатом, но договорить было необходимо.

— Крита, все получилось! – я бросилась ее обнимать, как только проверила в щель – ушла ли Кали.

— Что получилось? – она будто забеспокоилась, но старалась не подавать вида.

— Завтра Фалея берет меня с собой в город…

— Она приблизила тебя? – теперь в словах Криты сквозило презрение. Эта девушка не видела серого, ей были знакомы лишь черный и белый.

— Дурочка, нет конечно, нам этого и не надо. Чем дальше мы от нее, тем спокойнее. Я должна увидеть, как одеваются женщины. Крита, ты одна выглядишь как Фалея. Мы говорили с тобой об этом. Тебе придется играть роль ридганды, которая отправляется в дорогу со служанкой и рабом. Так все сойдется, - я потянула ее за руку и усадила рядом с собой.

— Я не смогу, Мали, - она опустила голову, но теперь хоть голос ее не метал в меня кинжалы. Какая же она вспыльчивая революционерка, но, как говорила моя бабуля: «Ни хитрости, ни мудрости». Гордость, замешенная на независимости.

— Можешь. Это наш единственный шанс, милая. Я должна идти к душу. Уже стемнело. Потом все расскажу, хорошо? – я направилась к двери, а Крита мне улыбнулась. Ну хоть так. Ну, ничего. Я смогу внушить ей эту самую уверенность в себе!

Чуть слышный скрип, которого я ждала с нетерпением, раздался уже тогда, когда я собиралась уйти. Думала, что у него не получится сегодня выбраться. Даже помыться успела. Прохлада мурашками проходила по спине, но удовольствие от нее было таким сильным, что передергивалась я именно из-за него.

— Мали, - привычным низким баритоном раздалось за моей спиной.

— Да, я здесь.

— Все долго не ложились спать. Но я дождался и ушел.

— Скажи, Лафат, во что одеты женщины в Балайе?

— Как? – явно вопрос застал его врасплох.

— Какая одежда на них, когда они на улице? Переходят ли они с караванами между канганатами?

— Только, когда женщина приносит трех сыновей муж может отвезти ее в Гордеро. Там она приносит дары Эрине и Асфите, потому что женщины Балайя могут разговаривать только с женщинами…

— Хорошо, - перебила я его, - ладно, Асфите, так Асфите. Значит, в этот самый Гордеро можно попасть и женщинам… Во что одета женщина, ну… когда с мужем едут, идут, плывут, как там нужно добираться до него?

— У нее есть дорожные одежды и белоснежные одежды для храма…

— Опиши их, Лафат. Дорожные одежды… из чего они состоят, - меня начал раздражать его спокойный голос, будто мы сидели в кафе за чашкой чая после работы, а дома нас даже кот не ждал. Как будто он не понимает, что в любую секунду нас могут снова спугнуть, и тогда нужно будет снова здесь встречаться и тянуть из него информацию будто клещами.

— На них шаровары, рубаха почти до пола, но бока до бедер разрезаны. Потом верхняя рубаха с рукавами, широкий пояс без украшений и несколько полотен, чтобы закрыть лицо.

— Женщины не показывают свое лицо? – я так и думала. В каком ты мире ни окажись, обязательно будет место, где тебя соберут, как лук, а сверху завяжут марлей.

— Показывают, но пустыня и солнце могут испортить лицо, - удивленно ответил он.

— Значит, у тебя дома женщины ходят с открытыми лицами и открытой головой?

— Солнце очень жаркое, и голова будет болеть. У меня дома все ходят в тканях. Голова накрыта постоянно. Только перед сном мы их снимаем, Мали, - он, похоже, тоже начал раздражаться и считать меня невеждой.

— Хорошо. Женщины у вас такие же темные как ты? Сильно темнее меня?

— Некоторые как я, кто-то как ты, но у них другие глаза и другой нос.

— Понятно. А может быть такое, чтобы женщина закрывала лицо? Ну, бывает такое, что нельзя женщине появляться с открытым лицом?

— Конечно, - его тон теперь точно означал, что я тупица. – Когда женщина носит ребенка, иначе ее может увидеть Хирг.

— А это что за тварь? – мне становилось страшнее и страшнее. Лафат не был похож на истерическую служанку, которая нет-нет да и упомянет это имя, но всегда в русле не очень приятном. Беременным-то он чем мог навредить?

— Хирг – сын Даркана и Эрины. Пока он жил в теле своей матери, он съел свою сестру, которая должна была родиться вместе с ним, - голос Лафата смел все мои надежды на то, что он адекватнее истеричных баб. Придется мириться с тем, что все здесь верят в эту хрень.

— И? – пауза в его рассказе, видимо, нужна была для того, чтобы я прочувствовалась и, может быть, даже немного пустила в штаны, но Лафат не жил в маленьком городке в период девяностых.

— Он может съесть ребенка, который находится в чреве матери, - теперь голос его стал бесцветным, как будто он заподозрил, что я и есть этот самый Хирг.

— Ладно, поняла. Спасибо за мифы древней….э-э-э Синцерии.

— Ты этого не знала? – я сморщилась, поняв, что снова сдала с потрохами всю «малину».