Глава 40

Загорье. Императорский дворец.

— Бах, где Капитан?

— Не имею понятия, Дарк. Церемония уже три минуты как началась, а его все еще нет, — заместитель Главнокомандующего пытался сохранить спокойствие, но все же не тревожиться он не мог. — На него это не похоже.

Дарк согласно кивнул:

— Я навещал его вчера после встречи с Арагвардом. Он готовился к визиту Аларая.

Оба мужчины одновременно взглянули на младшего принца Загорья и помрачнели, подумав об одном и том же.

— Я не могу пропустить церемонию. А ты отправляйся в комнаты Арденса во дворце и в его замок, — тихо шепнул Бахтиеор.

— Нет, я лучше к Алараю, пока он здесь. Если он вдруг исчезнет, или Капитан появится — пришли вестник, — Дарк хлопнул Бахтиеора по плечу и направился к выходу.

— Господа, в эту трагичную минуту мы собрались здесь для определения преемника нашего славного императора Багратиона. Согласно Порядку престолонаследования Загорья, престол должен унаследовать его старший сын, лорд Арагвард Загорский. Если есть не согласные, прошу высказаться сейчас, или же молчать до конца дней.

Дарк даже не обернулся, когда услышал голос Главы магического совета. Но резко замер в дверях, когда вдруг в полной тишине прозвучал ответ:

— Я не согласен. Престол должен перейти ко мне, лорду Бальтазару Загорскому.

Дядя Арденса неспешно поднялся и спокойно снял белые перчатки, всем своим видом демонстрируя, что именно он здесь хозяин положения.

— При всем уважении, лорд Бальтазар, но ваше заявление не имеет никаких юридических оснований. Согласно Порядку престолонаследования Загорья, если дети императора не обзавелись собственными наследниками, то престол переходит к его старшему сыну. Вы же относитесь к боковой ветви и на престол сможете претендовать лишь после смерти всех сыновей вашего брата.

— Я знаю Порядок наизусть, — морозным тоном отчеканил Бальтазар и одарил Главу магического совета уничижающим взглядом. — Я хочу инициировать процедуру признания незаконности правления моего брата.

— Вы заявляете, что лорд Багратион незаконно занимал престол?

— Именно. Он узурпатор. Поэтому ни Арагвард, ни другие сыновья моего брата не могут унаследовать то, что их отцу не принадлежало. Согласно второму пункту седьмой статьи девятого раздела Порядка…

"Какого лешего!?" — казалось, Дарк сумел прочесть мысли Бахтиеора по выражению лица мужчины. Сам же Дарк больше не слушал речь Бальтазара. Не потому, что ему было неинтересно, но со всеми спорными династическими вопросами пусть Бах разберается. Ему же нужно спешить. Только сначала он заглянет отнюдь не к Алараю, так как все они, кажется, здорово облажались.

Дарк пытался сохранить голову холодной, но впервые за много лет его профессионализм дал трещину. Он то и дело мыслями возвращался к Капитану, то вспоминая, каким задирой и наглецом тот был в юности, то перескакивал на размышления о нем и Анне. Потом он одергивал себя, заставляя концентрироваться на анализе сложившейся ситуации с учетом новых сведений. И все же понимал, что если бы Арденс был жив, он был бы на церемонии. А в ином случае, спешить уже поздно.

Мысли Бахтиеора были созвучными с мыслями Дарка. Как!? Почему они так невнимательно отнеслись к брату императора?

Конечно, его проверили едва не первым, все же тот был ментальным магом, но ни в чем не заподозрили. Ведь лорд Бальтазар был послом и в Загорье объявлялся лишь несколько раз в год. Да и мотив? Брат императора, у которого уже есть наследники, — лицо приближенное к престолу, но в то же время максимально удаленное от престолонаследия. Лысый леший, и это ведь добрый дядя Бальтазар, такой не амбициозный, что явно наслаждался покоем в тени своего брата.

Да и виновность Аларая была так очевидна, что другие кандидатуры казались на его фоне неправдоподобными и притянутыми за уши.

Лорд Бальтазар тем временем закончил перечислять пункты Порядка престолонаследия Загорья и продолжил не таким уверенным голосом, будто собирался с духом, чтобы открыть давнюю тайну.

— Императором должен был стать я, а не Багратион. Я скрывал это много лет, так как не желал идти против собственного брата. Сейчас же, когда он пал жертвой преступного сговора, был подло убит руками своего среднего сына…

— Дядя, следи за словами, — с рычанием бросил Арагвард. Справедливости ради, он был готов выслушать лорда Бальтазара, но перекручивания фактов не терпел.

— А что? Пусть и не лично, а руками своей любовницы, но именно он стоит за убийством. Ранее они вдвоем уже спровоцировали войну с Аратой, что только чудом завершилась для нас малыми жертвами. Или ты видишь здесь Арденса? Наверняка он боится разоблачения, поэтому где-то прячется. Увы, когда я вернулся из-за океана, то обнаружил, что дела в Загорье гораздо хуже, чем я надеялся. И это не вина императора, его деятельность регулярно подрывал целый отряд предателей с Арденсом во главе.

— Дядя, ты забываешься. Вина Арденса не доказана, — снова перебил Арагвард.

— Ты прав: я слишком отвлекся. Но на твоем месте, я бы подумал, кому выгоднее всего бездетность твоей жены. Впрочем, после того, как я стану императором, уверен, что ее болезнь чудом излечится.

— Лорд Бальтазар, напомню, что вы хотели доказать всем нам, почему именно вы должны занять престол, — Арагвард говорил по-прежнему твердо, однако в его голосе появилась тень сомнения.

Бахтиеору стоило больших усилий, чтобы удержаться от комментариев, но по регламенту он не имел права высказаться. Да и, как не печально, кроме пустых оправданий и таких же пустых ответных обвинений, не подкрепленных доказательствами, ему нечего было предоставить. Оставалось лишь слушать, сгорая от ярости, да клясться самому себе, что он восстановит доброе имя лучшего друга. Нет, тот сам его восстановит, а Бахтиеор ему в этом поможет. Ведь Ард живой! Иначе быть не может.

Лорд Бальтазар смиренно сложил пальцы домиком, выдержал долгую красивую паузу и лишь затем неспешно продолжил:

— Вам всем известно, что я старший сын в семье. Багратион унаследовал престол, так как у него первого появились законные наследники. Так считалось много лет и сейчас так считаете все вы. Но это неправда. Это ложь, которую покрывал наш отец. У меня первого родился ребенок. Сын, — Бальтазар оперся о стол, наклонившись к слушателям, и в полнейшей тишине проникновенно обвел взглядом всех присутствующих. — И сегодня он снова во дворце.

Дядя Арденса кивнул — и двери зала распахнулись. Гости церемонии приподнялись и возбужденно зашептались. Наконец вошедшего смогли увидеть все. Только он был не "вошедший" — мужчину вкатили на коляске. Сначала могло показаться, что у него больные ноги, но уже через минуту пристального рассмотрения становилось ясным, что дело отнюдь не в ногах. Сын лорда Бальтазара был слаб на голову. Его глаза невидяще блуждали по потолку, изо рта стекала слюна, которую исправно вытирала сиделка, а руки хаотично и бесконтрольно перескакивали из колен на ручки коляски и обратно.

— Увы, недуг моего сына неизлечим и очевиден, — продолжил дальше речь Бальтазар. — И вы можете заявить, что душевнобольной калека не может называться наследником, и поэтому решение моего отца было правильным. Но это не так. Ведь Греон родился здоровым мальчиком, и лишь по недосмотру или умыслу няньки он упал с кроватки и повредил голову. Всем было объявлено, что он умер, дабы не поднимать смуту лишний раз. Но это и вправду мой сын: родство может подтвердить любой целитель, как и возраст — он старший за Арагварда.

В зале было поднялся шум, но лорд Бальтазар поднял руки в успокаивающем жесте и негромко продолжил:

— Вы, должно быть, желаете возразить, что это не имеет значения, ведь Греон все еще душевнобольной и наследником быть не может. И вы правы. Как будете правы утверждая, что и моя дочь Даниэлла не может дать мне право на престол. Однако, у меня есть еще один ребенок, который может — и должен — считаться наследником, — тихий голос Бальтазар стих совсем, но следующая фраза громогласно вознеслась под свод зала. — Это Аларай Загорсский — боевой маг, которого все привыкли считать сыном Багратиона, но которым он точно не может быть. Дело в том, что он обладает склонностью не только к боевой магии, но и ментальной, которую он мог унаследовать лишь от своего отца — от меня, но никак не от Багратиона. Аларай сам не знал, кто его истинный отец. Теперь же нет причин скрывать правду ни от него, ни от вас всех.

Тишина воцарилась настолько глубокая, что казалось, ругательства из головы Бахтиеора смогут услышать все наяву. Потом же зал взорвался спорами и вскриками. Люди, маги, драконы — все желали обсудить услышанное. Бахтиеор же сидел молча, то и дело замечая торжествующие улыбки на лицах некоторых аристократов, имена половины из них он уже видел в списке изменников, подготовленном Дарком. Помощник Арденса также думал о том, что слова Бальтазара могли оказаться правдивыми, но не все: Аларай наверняка знал, кто его отец и они действовали заодно.

После небольшого перерыва Глава совета магов призвал всех успокоится и заявил, что в таких спорных ситуациях решение должно приниматься коллегиально, то есть голосованием. Дальше последовало, собственно, голосование.

И оно было напряженным. Ни Арагвард, ни Бальтазар не могли выйти в явные лидеры. Бахтиеор проголосовал за Арагварда, тем самым уровняв количество голосов.

Когда очередь дошла к Алараю, произошла заминка, словно тот никак не мог определиться.

— И ты еще медлишь? — Бальтазар лишь удивленно ухмыльнулся. Казалось, он был уверен в результате, и не собирался давить или подстрекать своего сына.

Аларай же словно очнулся от раздумий и улыбнулся:

— Конечно, я отдаю свой голос вам, лорд Бальтазар.

После Аларая проголосовало еще одинадцать членов магического совета. И, с перевесом всего лишь в два голоса, победил лорд Бальтазар.

— Да здравствует император, — выплюнул Бахтиеор, когда после церемонии принятия престола, он встретился с Дарком в поместье Арденса и в двух словах обрисовал тому ситуацию. — Скажи, что хотя бы у тебя хорошие вести.

Дарк же покачал головой:

— Увы. Мне не удалось найти Арденса. Но он был в особняке Бальтазара, а вот домой после этого визита уже не вернулся и с Алараем не встречался. Стоит ли говорить, что там все подчищено магией, но мне все же удалось найти след. Мне понадобится твоя помощь…

— Погоди. Это от принца Феликса, — Бахтиеор поймал зависший перед ним вестник и побледнел. — И он адресован Арду. Но если его получил я, а не он, следовательно…

Бахтиеор не договорил. Да и не было нужды: Дарк и так знал, что значит, если вестник получает не адресат, а его доверенное лицо. Вот только это был не конец ужасных новостей. Когда Бах остекленевшими глазами таки прочел содержимое послания, он даже не нашел сил помянуть Великого Ода. Дела в Арате обстояли не лучше, нежели в Загорье.

Кромешная тьма. Воздух сырой, с запахом плесени. Стены холодные и влажные. Из звуков — лишь шуршание крысы на соломенной подстилке да гулкое капанье воды… где-то. Лунного света из узкого грязного окна у потолка не хватало даже на то, чтобы увидеть собственную руку.

Все точно так же, как у меня в душе. Только в душе света было еще меньше, нежели в моем новом пристанище. Последнем пристанище.

Впрочем, я была рада оказаться в тюремной камере. Это было облегчением. Ведь даже солнечный свет сейчас казался бы издевкой, как и дуновение ветра или пение птиц. Как и все остальное, что продолжало жить, цвести, пахнуть. Словно… Словно ничего не случилось, словно все осталось как прежде… Словно Арденс был все еще жив.

Но он погиб. Сначала я не верила, просто не могла поверить. Вот только удар Дракоморта я не перепутаю ни з чем. И его щиты, сила — они не могли просто так исчезнуть. Даже если представить, что Арденес вдруг снял их сам… Я просто знала, я чувствовала, что сердце Арденса уже не бьется.

Всевидящий! И все же я целую ночь беспрестанно прокручивала в памяти свои ощущения, пытаясь убедить себя, что мне показалось, что это было неопасное для жизни ранение, которое излечат мои целительские заклинания, встроенные в щит Арденса… Я хотела себя обмануть, но даже тогда не увидела ни проблеска надежды.

Я слушала шуршание крысы и не понимала, как она может куда-то бежать, так спокойно и собранно заниматься своими делами. Разве теперь они имеют хоть какое-нибудь значение?

Конечно, за стенами тюрьмы изменилось… ровно ничего. Жизнь Араты течет, как и за день до того, как будет бурлить и завтра. Все останется неизменным. И это было противоестественно и непонятно. Или же нет — теперь я была противоестественна этой реальности. Я просто не могла продолжать существовать в мире, где больше не было Его.

Ведь для меня изменилось все. Даже прием пищи. Подозреваю, что та каша, которую здесь называли едой, в принципе была холодной безвкусной жижей, но, клянусь, даже "прелестные деликатесы" из королевского приема не принесли бы мне радости. Разве что тот, любимый десерт Его Бывшего Королевского Величества… Ох, я даже сожалела, что Гершандт не поделился этим убийственно вкусным лакомством со мной.

Стоит ли удивляться, что я почувствовала нечто сродни облегчению, когда прочла краткий приговор — смертная казнь.

— Леди Анна, это вам печенье от дочери, старшенькой моей. Полночи у плиты простояла. Она, правда, передумала вам передавать, так как оно подгорело, но я все равно взял для вас пару. Она ведь так верит в вас.

Я с трудом взглянула на охранника, что принес мне приговор на ознакомление, удивляясь, что он еще тут. Я не могла разглядеть его лицо, даже тусклое пламя свечи резало глаза. Мужчина, казалось, не собирался уходить. О чем он вообще говорил? Ах да, печенье. Гвареец протягивал мне мисочку с угощением и, очевидно, теперь ждал, пока я попробую творение его дочери.

Я поблагодарила и показательно откусила половинку. Подгорелые, да. Поэтому шоколад стал горьким. И твердые. А еще почему-то соленые. Словом, печенюшки у девчонки точно не задались. Но я стоически дожевала и даже взяла еще одну. Этот ужасный вкус неожиданно показался таким отрезвляюще живым, что я даже почувствовала вину. Ведь по непонятному капризу Всевидящего моя жизнь вдруг перестала быть лишь моей. И даже если Анне Чаус — бывшей адептке Королевской академии магии хотелось поскорее сгинуть в небытие, то Анне Чаус — Леди в алом, такая слабость была непозволительна.

Потом же я почувствовала свободу. Неимоверную, нереальную! Этот Урхов приговор ведь сделал меня по-настоящему свободной. Вольной делать абсолютно все, о чем я раньше и помыслить боялась, даже опасное для жизни. И пусть я теперь инородное тело с испепеленной душой в этом преисполненном надежд и веры мире, но ведь для многих таких вот девочек и девушек еще все впереди. Я должна им помочь, поддержать хоть как-нибудь! Только как? Если я даже сама себе теперь не принадлежу?

Вот такая злая насмешка судьбы: почувствовать свободной я смогла себя лишь в закрытой смрадной камере, за шаг до могилы. У меня теперь есть желание, но нет ни малейшей возможности сделать для будущего аратских женщин хоть что-нибудь. Хотя…

Филипп был прав, считая, что моя казнь может покончить с алой лихорадкой. Покончить — да, но вот как? Ведь исход может кардинально различаться. И какой он будет — зависит лишь от меня. То есть, если женщины Араты увидят меня сломленную и разбитую, это, скорее всего, приведет к разочарованию, постепенному угасанию протестов и вскоре все вернется на круги своя. Но если я буду непокоренной и непобедимой — хотя бы внешне, то это вполне может послужить искрой, катализатором, что приведет к пожару, или даже к взрыву. И тогда не успеет Филипп даже пискнуть, как алый флаг будет развеваться над королевским дворцом вместе с его перепачканными страхом панталонами.

Резкий скрежет металлической ручки и лязг дверей заставили перевести мой взгляд на вошедшего. Феликс. Феликс? Без его вечной улыбки узнать парня было трудно.

— Анна! Я организую твой побег, даже если ты будешь против! — решительно выпалил принц, будто до этого мы уже битый час спорили. — Сейчас ты не можешь здраво мыслить. Поэтому это решение я приму вместо тебя. Пойми, чтобы проверить лечит время или нет, нужно это время иметь. И побег тебе его даст. А дальше — посмотрим, — Феликс выдохнул и опасливо взглянул на меня. — Ну, что скажешь?

— Я согласна.

— Согласна!? — парень наклонился ко мне, будто не расслышал. — Что ж, э… Прекрасно! Просто я предполагал, что ты можешь упрямиться, смириться с приговором, раз Арденс…

— Феликс… — я прикрыла глаза, которые тут же подозрительно защипало, и покачала головой. Я решила бороться и на это моих сил хватит. Но вот говорить или даже слушать об Арденсе… Нет, на это я не способна.

Принц сжал губы и попытался меня обнять. Но я и тут отстранилась. За все дни заключения — сколько их прошло точно, я не могла сказать — я не проронила ни слезинки. Однако любое проявление жалости или сочувствия тут же прорвут сдерживаемую лавину рыданий.

— Словом, лучше всего засаду организовать в горах. Там узкая тропа, охрана в шеренгу по одному. Главное, успеть до крепости Висельников, ведь вокруг нее нейтрализующее магию защитное поле и…

— Погоди. Крепость Висельников? Та самая, что у Дракового ущелья? — Честно, мне стало смешно. В Арате много тюрем, в том числе для смертников. Но Филиппу, похоже, захотелось зрелищ.

— Да, тебя разве не оповестили?

— Дай угадаю, а под конец мне предложат прогуляться по "мосту"? — я уже не сдерживала смех, хоть и вышел он скрипучем и больше похожим на плач гиены.

— Слушай, а неплохо было бы, если ты вдруг взлетела драконицей, как в той легенде… — размечтался принц.

— Неплохо, — легко согласилась я. — Только легенда об Истинной — это лишь выдумки. Арата на самом деле разбилась, а Драк Всемогущий сошел с ума от горя. Так что действительность немного отличается от красивых сказок, Феликс.

— Уверенна? Я слышал иную версию…

— Уверенна, мне лорд Бальтазар говорил.

— Это тот самый, что теперь император Загорья, брат Багратиона?

Я замерла. Меня так поразил факт смерти Арденса, что я даже толком не думала, кто за ним стоит. Я будто знала, что это Аларай или кто-то из его сообщников. Значит, прав был Багратион, когда решился на нашу авантюру. Оставалось надеяться, что хотя бы у него все пойдет, как задумано.

— Бальтазар… — повторила я задумчиво. — А как же Аларай?

— Он сын Бальтазара. Они заодно, скорее всего. Ведь Бальтазар был за океаном, ему точно кто-то помогал здесь.

— Или же у Бальтазара был артефакт дальнего перемещения. Теперь ясно, кто был заказчиком у Луизы… — я с горечью вспомнила о письме подруги.

Мы с Феликсом проговорили до конца смены охранника, и под конец принц даже сумел вдохнуть в меня немного оптимизма. И жажды. Если не жизни, то мести так точно. Так что утро я встретила преисполненная решимости последовать плану друга и сбежать.

Только строить планы — Всевидящего смешить. С первыми лучами солнца ко мне заглянул Его Коварное Величество Филипп Аратский собственной персоной и заявил, гордо демонстрируя драконий артефакт перемещения, что доставит меня к крепости Висельников лично.

Загрузка...