Глава 15

Тишина, повисшая в саду Бертье, была звонкой и режущей, как перетянутая струна.

Кашлянув, лорд Фредерик Эрген оставил двух высокородных разобраться в отношениях без участия посторонних. Герцог де Эвиль возвышался над Николь, как скала, острый взгляд прищуренных глаз словно стремился пригвоздить её к земле.

— Не стоит принимать серьёзные решения на эмоциях, Николь.

Орэ ещё сдерживался, но в светлой радужке разгорался зловещий алый огонёк. Вкрадчивый голос ласкал, усыплял бдительность, но на маркизу после случившегося его приёмы больше не действовали.

— Вы лживый бесчестный вампир, герцог, — выплюнула бессмертная, заслоняясь отстранённым обращением, как щитом, хотя внутри неё клокотала ненависть. — С этой минуты я не хочу иметь с вами ничего общего, и уж тем более совместного будущего.

Леди Бертье отвернулась, взметнув волну белоснежных волос, и хотела вернуться к раненому Марку, когда в спину ударило холодной насмешкой:

— Ты не можешь разорвать помолвку.

Тонкие губы жениха сложились в презрительную ухмылку, но напускное безразличие разбивалась об его окаменевшее тело и нервные отрывистые движения.

— По крайней мере, не сейчас, — добавил он. — Лорд Эрген подтвердит, что обет, данный при Старейшинах, могут признать недействительным лишь те самые Старейшины, что стали ему свидетелями.

Дрожа от гнева, вампиресса посмотрела на друга отца.

Не скрывая сочувствия, лорд Фредерик кивнул в знак согласия. Николь захотелось отвесить пару звонких пощёчин прошлой себе, чтобы привести в чувство ту отчаявшуюся девушку, что загнала нынешнюю её в непреодолимые сети интриг и обязательств.

— Но раз ты так хочешь избавиться от моего общества, дорогая, — с ядовитой иронией продолжал Орэ, вновь завладев её вниманием, — едем в императорский дворец, пока не взошла Сортра, и попросим аудиенции через камень призыва, поскольку я не собираюсь тратить ни единой драгоценной минуты на проблемную невесту вроде тебя.

— Ты меня за дурочку держишь? — рассердилась Николь, краем глаза наблюдая, как Ренар и Элиот под присмотром Шарлотты поднимали и переносили бесчувственное тело Кросса в сторону экипажа. — Я никуда с тобой не поеду!

— Другого шанса не будет, — оскалился де Эвиль и понизил тон:

— Мне надоело терпеть твои выходки, Николь. Не разорвёшь помолвку официально — земли и наследие Бертье перейдут ко мне, а любого представителя мужского пола, в чьём обществе ты покажешься, ждёт суд. Если ты боишься, герцог Эрген не откажет в милости сопроводить тебя, правда, милорд?

— Я тебя не боюсь! — огрызнулась вампиресса.

Соблазн освободиться от ненавистного жениха оказался велик, а другой возможности воспользоваться покровительством члена Совета могло и не представиться. Взяв с графини Сен Клэр слово позаботиться о возлюбленном, Николь приняла помощь Старейшины и поднялась в экипаж герцога де Эвиля.

Ещё до рассвета они прибыли в резиденцию императора, где многие столетия хранился камень призыва — древний артефакт с редчайшим зелёным арданием, связывавшим правителя и членов Совета. С помощью перстней, инкрустированных его крупицами, Старейшины могли перемещаться во дворец по первому зову властелина.

В отсутствие повелителя каждый из древних лордов, входивших в Совет, имел право воспользоваться камнем, поскольку Старейшины считались равными друг другу. Орэ и Николь повезло, что один из них согласился сделать им огромное одолжение и рассудить возникшие противоречия, а потому маркиза не решилась отказать мужчинам.

Величественное многоуровневое сооружение из чёрного опала встречало спутников сонной тишиной и спокойствием. На исходе ночи бурлящая придворная жизнь исчерпывала себя, и утомлённые кознями аристократы расходились восполнять силы.

В центральной галерее безмолвие сгустилось, обволакивая, как плащ из тяжелого бархата, и стук собственных каблуков показался Николь оглушительным.

Будущий бывший жених и представитель Совета бессловесными тенями сопровождали её, пока герцог Эрген не пригласил их в один из кабинетов императорского дворца, временно переданных в распоряжение членов правления.

— Я призову собратьев, — сказал лорд Фредерик, прикрыв дверь. — Лишь император Полночной империи и Старейшины имеют право войти в Зал призыва, так что прошу вас подождать здесь. Ваша тёмность, кто именно засвидетельствовал помолвку?

— Не торопитесь, герцог, — улыбнулся Орэ, но его лицо не утратило хищности черт. Серебро всё ещё отравляло тело вампира — догадалась Николь. — С вашего позволения я хотел бы сказать невесте несколько слов на прощание.

— Не оставляйте нас наедине, — попросила маркиза, глядя в тёплые карие глаза Старейшины. Жених утратил её доверие, во второй раз нарушив данное слово.

Лорд Эрген кивнул.

— В этом нет необходимости, — продолжал блондин, приблизившись.

Тяжёлая ладонь опустилась на её плечо, и бессмертная едва сдержалась, чтобы не передёрнуть им от неприязни, но отступить не успела:

— Пожалуйста, сядь, Николь.

Ровный голос герцога де Эвиля влил в жилы могильный холод, смял волю, как тонкий листок. Утратив власть над телом, вампиресса шагнула к креслу возле занавешенных окон и уронила себя в него.

Если лёд может обжечь, то небрежный ментальный приказ высокородного выжег клеймо на её разуме.

— Вы применили силу внушения в отношении маркизы Бертье, герцог?.. — в тихом голосе Старейшины зарождалась буря, лучащиеся глаза сверкнули недобрым алым огнём, но Орэ переменами не впечатлился.

— Позвольте мне объясниться, лорд Фредерик, — вкрадчиво начал он, а у Николь от обманчивого тона мурашки побежали вдоль позвоночника.

Она как могла противилась чужому влиянию, но тело словно обратилось в камень.

— Видите ли, все мы совершаем ошибки. Моя — выбрать самую непокорную невесту из возможных, ваша — утаить от императора, Совета и света, что ваш наследник, лорд Николас — незаконно рожденный отпрыск двух обращённых, в котором нет ни капли крови древних.

Герцог Эрген хотел возразить, но на имени пасынка осёкся.

Маркиза устремила на мужчину полный мольбы и отчаяния взгляд, пытаясь ухватиться за последнюю ниточку, способную вытащить её из кромешного ада, куда она неизбежно проваливалась.

Увы, жених, похоже, знал, на что давить: стиснув зубы, лорд Фредерик прожигал собеседника полным презрения и ненависти взором.

— Откуда вы…

— Как ко мне попала данная информация, не имеет значения, — Орэ не скрывал самодовольства и, вздёрнув подбородок, добавил:

— А вот, что имеет значение: я владею неоспоримыми доказательствами, способными разрушить жизнь вашей семьи. Если со мной что-то случится, мои подчинённые раскроют ваш тёмный секрет перед общественностью.

— Мне достаточно внушить вам отозвать приказ, герцог, — холодно заметил Старейшина, сузив глаза. От раздражения на его ожесточившемся лице, утратившем обычную мягкость черт, дёрнулись желваки.

— Можете попытаться, милорд, — согласился Орэ. — Полагаю, вам хватит чистоты крови, чтобы сломить сопротивление. Поэтому я предусмотрел эту вероятность и не знаю ни одного из держателей конвертов с роковой тайной. Вели вы мне лично разыскать каждого, потребуется уйма времени, и правда в любом случае всплывёт.

— Вы не можете заполучить маркизу силой, — возразил Старейшина уже не с той уверенностью, что прежде. С его щёк схлынули краски, воинственный блеск в глазах померк, и вампиресса поняла, что её судьба решена.

— На чём мы построим брак, вас не касается, милорд, — усмехнулся блондин, обнажив клыки. — Равно, как и меня — подробности вашей семейной жизни.

Древний нахмурился, но не рискнул проверить угрозу оппонента. Даже крохотная вероятность могла разрушить всё, чем он дорожил. И герцог де Эвиль знал об этом:

— Если вы выйдете за дверь и не вспомните ни словом, ни делом о существовании маркизы Николь Бертье, я не вскрою нюансы происхождения вашего сына Николаса. Подающий надежды юноша, насколько мне известно.

— Он лжёт! — хотела выкрикнуть вампиресса, но получилось лишь пискнуть.

— Подумайте, герцог Эрген, лорд Бернард Бертье не предпочёл бы чужую семью собственной. А уж какую тень неприятная правда бросит на вашу супругу и прелестную дочь Фелицию — одну из самых желанных невест Рубариса. Её будущее рухнет в один миг.

— Лорд Фредерик, умоляю! — всхлипнула Николь от безысходности. Мощь чужого внушения спеленала её по рукам и ногам, но не лишила ясного рассудка.

Орэ поглядел на невесту, приподняв брови, как на неразумное дитя.

Жених не утрудился заткнуть ей рот — настолько был уверен в беспроигрышности своего положения. Сделал к ней шаг и убрал светлые волосы за плечи, обнажил шею, заставляя внутренне содрогнуться от отвращения.

— Простите меня, маркиза, — прошептал Старейшина, не глядя на неё, и вышел.

Николь не могла в полной мере осудить или возненавидеть его: кто в здравом уме подставит под удар троих любимых вампиров ради дочки давнего друга?

«Не бросайте меня!» — кричала человеческая сторона вампирессы, но гордость зверя не позволила словам сорваться с губ.

Может, и к лучшему, не стоило показывать Орэ слабость, когда она и без того оказалась в его власти. Приняв, что помощи ждать неоткуда, Николь вновь сосредоточилась на том, чтобы воспротивиться внушению.

— Глупышка-маркиза, — улыбнулся высокородный почти ласково.

Подошёл к двери и провернул ключ в замке, чтобы им никто не помешал, после чего вернулся и упёр руки в подлокотники кресла по обе стороны от её напряжённого тела.

— Ты всегда такой была: гордой, упрямой, безрассудно смелой. Это роднит вас с небезызвестным графом.

При упоминании о Марке, Николь вспыхнула, нашла лазейку в лабиринте чужой воли и сжала руки в кулаки. В ту же минуту ей пришлось застонать от острой головной боли, раскалённой иглой впившейся в виски.

Орэ наблюдал за чужими потугами со смесью насмешки и пренебрежения.

— Не утруждайся, Николь, моё внушение не сломить, — произнёс, пожирая глазами её побледневшее лицо. — Ты потеряла память, чем упорнее ты сопротивляешься, тем выше риск лишиться рассудка. Мне ни к чему обезумевшая невеста, но и твоему ухажёру, полагаю, тоже. Если он, конечно, выживет.

— Будь ты проклят! — взвыла тёмная сущность маркизы.

Воспоминания о плачевном состоянии Кросса выбили из неё остатки благоразумия. Благо, что человеческие чувства притупились в глубине её существа под властью зверя и чужим влиянием. В противном случае она бы позорно разревелась.

— Меня забавляет, что, вопреки всему, ты осталась той же высокомерной выскочкой, что в юности, — оскалился герцог и замер за миг до того, как коснулся бы дрогнувших губ поцелуем, наслаждаясь ужасом в глазах девушки.

— Ты не помнишь, но мальчишкой я был безумно в тебя влюблён, — хмыкнул он. — Ты же никого из поклонников не приближала к себе, любого расценивала как игрушку. Невыносимая избалованная маркиза… Уже тогда я знал, что это ты станешь игрушкой в моих руках.

— Чего ты хочешь? — прошипела Николь, теряя терпение.

— Вот, как мы поступим, дорогая, — произнёс высокородный, заключив её лицо в ладони и гипнотизируя холодом серых глаз. — Отныне ты станешь идеальной послушной невестой. Тебя будет волновать исключительно моё благополучие, честь и репутация.

— Ненавижу… — выдохнула вампиресса, чувствуя, как теряет себя под натиском чужой воли.

Она сопротивлялась, цеплялась за мысли о Марке и Шарлотте, но герцог разбивал блоки, словно тонкий утренний лед. Мощь, плескавшаяся в Орэ, ломала её, разрушала до основания и собирала в нечто совершенно чуждое.

— Когда граф Кросс объявится на моем пороге — а, если выродок не подохнет, это вопрос времени — ты выйдешь к нему и побеседуешь с глазу на глаз, — продолжал де Эвиль, сжав жёсткими пальцами её подбородок, вынуждая смотреть на него:

— Мне плевать, что ты скажешь, но заставь его поверить, что перед ним та Николь, которую он знает и любит, а затем разорви всякую связь между вами. Уничтожь его чувства, чтобы он никогда больше не захотел видеть тебя. Ты умная вампиресса, моя милая, что-нибудь придумаешь.

«Нет!» — хотелось закричать Николь, но губы не слушались.

Она проваливалась в густую вязкую тьму чужого приказа, барахталась в ней и захлёбывалась, не способная вырваться на поверхность. Мрак внушения засасывал её, как гиблая трясина. Лёд реальности треснул под ногами, лопнул осколками, и бессмертная оказалась под полупрозрачной толщей, искажавшей привычный мир.

И всё же она боролась, отчаянно, до последнего, боясь представить, какую боль может причинить и без того пострадавшему за неё возлюбленному.

Агония пронзала разум, грозя сломить его, и каждый раз мог стать последним, но лучше так, чем выполнить бесчеловечное повеление Орэ. Последняя острая вспышка страдания обожгла измученное сознание, и бездна схлопнулась, отсекая её от знакомой реальности.


В моей жизни случалось всякое: лютые похмелья, драки, тяжёлые заболевания, мото-авария, смерть, в конце концов, но ни разу я ещё не пребывал в такой агонии, как после ненавистного поединка.

Не представляю, на сколько выпал из реальности, единственное, что помнил, как тело кидало из нестерпимого жара в пронзительный холод и обратно. Нечто подобное я испытал при обращении в вампира, только разделённое на десять.

По ощущениям тело распадалось на частицы и собиралось заново. Цикл повторялся снова и снова, и я очень страдал. Даже дыхание обжигало тело болью. А уж вдохнуть полной грудью казалось невыполнимой задачей.

Я не помнил, как оказался в поместье Сен Клэр и сколько ночей прошло с роковой дуэли, но очнулся в «своей» спальне, устремив взгляд в тяжёлый тёмно-бордовый балдахин над кроватью.

Картинка перед глазами расплывалась, горло пересохло до уровня потрескавшейся на солнце земли, волосы спутались и липли к шее. Потянувшись к лицу, я глухо застонал, поскольку неосторожное движение заставило грудь и живот вспыхнуть от боли.

— Марк, ты слышишь меня?

Узнал взволнованный голос леди Шарлотты, когда вампиресса склонилась надо мной, и в поле зрения попали её роскошные огненно-рыжие локоны. В похожем огне я в тот миг сгорал.

— Пить… — выдохнул одними губами.

Рассеянно отметил, что графиня в простом тёмном платье и с влажным полотенцем в руках, рядом суетилась обеспокоенная Нора, меняя пропитавшиеся кровью повязки, в которые я был затянут выше пояса, как мумия.

— Нет, — отвернулся, когда бессмертная попыталась влить мне в губы кровь из бокала, стоявшего на прикроватном столике. Если она и удивилась, то виду не подала, качнула головой, велев служанке приблизиться.

Нора протянула мне запястье и отвернулась. Увы, я не мог зачаровать её и внушить иллюзию отсутствия боли, я в сознании-то держался с трудом, но всё же попытался причинить девушке как можно меньше страданий.

Наслаждение от первого глотка крови не сравнить ни с утолением затянувшейся жажды, ни со смакованием дорогого элитного алкоголя, ни с первым поцелуем желанной женщины.

Это как первый вздох после смертельного удушья — упоительно сладкий, бесценный, возвращающий к жизни.

Так и меня сила и молодость здоровой женщины возвращали к жизни, проясняли мысли, позволяли быстрее разрушать клетки, отравленные серебром, и заменять их новыми. Раны от драгоценного металла по сравнению с ожогами Сортры почти не затягивались и продолжали изводить меня и после контакта с ним.

— Спасибо, Нора, — извлёк клыки из побелевшего запястья, почувствовав, как служанка качнулась от головокружения. Графиня молча протянула ей одно из чистых полотенец, чтобы зажать поврежденное место.

— Выздоравливайте, милорд, — покраснела девушка, но тут же стушевалась под строгим взором хозяйки.

— Ступай к лекарям, пусть обработают и забинтуют рану, — велела леди Шарлотта. — Потом выспишься, на сегодня я освобождаю тебя от дел. Позови ко мне Равию и можешь идти.

— Благодарю, миледи, — присела в книксене Нора и исчезла за дверью.

Наклонившись, вампиресса откинула мои спутанные волосы на подушки и осторожно обтёрла холодной влажной тканью лицо, шею и плечи, даря короткое облегчение. Вот уж не думал, что избалованная аристократка на такое способна.

— И тебе спасибо, Шарлотта.

Попытался улыбнуться, но вышло, подозреваю, не очень. В мысли некстати закрался вопрос, почему обо мне заботилась милостивая владелица особняка, а не любимая женщина, ради которой я чуть не умер во второй, если не в третий раз.

— Где Николь?

— Запрещённая законом дуэль с высокородным в разы сильнее тебя — это верх безрассудства, Марк! — воскликнула вампиресса, поскольку мы остались одни.

Дрожащий от напряжения голосок взвился в воздух и ввинтился в виски, заставив меня поморщиться от боли. Осознав ошибку, девушка понизила тон:

— И ведь ни слова никому не сказал. Если бы не наблюдательность Элиота… — графиня осеклась. — Конечно. Элиот!

— Мальчишка ни о чём не знал, — облизнув пересохшие губы, солгал я.

Не хватало ещё, чтобы гнев леди Сен Клэр обрушился на паренька. Он мне, между прочим, жизнь спас, хоть и припозднился.

— Не ври мне! — шикнула красавица, и глубокие изумрудные глаза потемнели от гнева. Я состроил самое невинное и очаровательное лицо в условиях, когда каждый вдох причинял мне боль.

— Николь уехала с Орэ, чтобы расторгнуть помолвку. Но, судя по тому, что после их видели держащимися за руки возле особняка де Эвилей, что-то заставило её передумать, — безжалостно припечатала Шарлотта.

Не сразу понял, что приглушённый грудной рык принадлежит мне. Вернее, моему внутреннему зверю — я понятия не имел, что вообще умею такие звуки издавать.

Что там вдох, последние новости ранили куда глубже. Я попытался приподняться на локтях, но торс прострелило болью, вынудив со стоном упасть на подушки.

— Безумец, — со вздохом заметила графиня. — Мои лекари и слуги не для того бились над не прекращавшимся после серебра кровотечением, чтобы ты одним глупым импульсивным порывом открыл свои раны! Ты понимаешь, Марк, что получил дозу яда, какой хватит, чтобы убить среднестатистического аристократа?

— Почему же я жив? — спросил, чтобы прервать поток нотаций испуганной вампирессы. Красавица раскрыла рот, однако в покои постучалась Равия, и Шарлотта позвала её помочь с перевязками, поэтому откровенного разговора не случилось.

Не стал смотреть на пересекающие тело разрезы, когда представилась возможность, поскольку понимал уже по ощущениям, что дело дрянь. Серебро не позволяло краям сходиться и заживать, и так будет ещё долго, пока кровь, которую я заимствую у смертных, не даст восстановиться моей собственной.

При мысли, сколько времени Николь проведёт с искромсавшим меня де Эвилем, опять захотелось зарычать, но я сдержался, чтобы не пугать служанку. Поморщился, когда та случайно задела одно из повреждений.

— Простите меня, милорд, — смутилась девушка, заметив проявление слабости. — Скорейшего выздоровления, граф Кросс!

— Ты не болтай, а делом занимайся, да поаккуратнее, — отчитала Равию графиня Сен Клэр, и та замолкла.

Кажется, леди Шарлотту бесило, что служанки смели мне сочувствовать и симпатизировать. А может, впрочем, госпожа предпочитала держать подчинённых в строгости: в конце концов, они смертные, а я аристократ, пусть и фальшивый.

Закончив с перевязками, Равия покинула спальню, а бессмертная вздохнула и с сестринской нежностью погладила меня по щеке.

— Я не стану отговаривать тебя бегать за Николь, которая разобьет тебе сердце, поскольку знаю, что ты не послушаешь, — покачала головой Шарлотта. — Но заклинаю, Марк, прояви хоть каплю благоразумия и дай организму время на восстановление. Ты уже умер, как честолюбивый дурак, одного раза достаточно.

— Постараюсь, — графиня не сумела скрыть горькой усмешки на губах.

Сжав мои пальцы на прощание, вышла и прикрыла за собой дверь.

Зря подруга мне не поверила: я не смог бы выкинуть глупость при всём желании.

Мало того, что измученное тело отказывалось повиноваться, так ещё и ясное сознание в скором времени изменило мне. В итоге я провалился в мучительную лихорадку и тягучие кошмары, в которых Орэ делал с моей любимой вампирессой то, что я сам мечтал с ней сделать.

Пять долгих дней я провёл в бреду, выхватывая обрывки воспоминаний. Иногда приходили лекари, иногда леди Шарлотта, Элиот, Равия, Нора, даже Лиам заскочил выяснить, почему прервались наши занятия, но желанная женщина — ни разу.

С Николь я встречался только в сюрреалистичных снах, где белокурая вампиресса всё время ускользала от меня в объятия ненавистного герцога. Просыпался в холодном поту, сжимая побелевшими костяшками пальцев одеяло, с зашкаливающим сердцебиением, как после пробежки без разогрева.

В общем, мотивация у меня нарисовалась сильная: либо выздоровею в кратчайшие сроки, либо свихнусь.

На шестую ночь полегчало.

Раны наконец-то зарубцевались, и лекари начали позволять мне двигаться, садиться в кровати, затем медленно вставать. Повреждённая связка под коленом ныла как сущий дьявол, так что я хромал и передвигался по покоям с помощью Элиота или трости.

Ни то, ни другое радости не прибавляло.

Каждая болевая точка напоминала о высокомерном блондинистом засранце, исполосовавшем меня, не вспотев. Герцог, в свою очередь, стал неразрывно связан с Николь, не покидавшей мои мысли ни ночью, ни днём.

Где она, что с ней, осталась ли маркиза с женихом по своей воле или попала в беду — вопросы грозили разорвать голову и довести меня до ручки. В лучшем случае, превращусь в невротика с дёргающимся веком, в худшем — пополню ряды городских сумасшедших.

Думаю, самозванец-граф прекрасно впишется в их весёлую компанию!

К десятой ночи — огромный, по меркам вампиров, срок на восстановление — я научился передвигаться без посторонней помощи. Всё ещё берег повреждённое колено, но уже почти не хромал. О том, чтобы скакать на веррале, речи не шло, так что пришлось идти на поклон к графине и просить её одолжить экипаж.

Леди Шарлотта от нотаций воздержалась, но и составить компанию отказалась. У меня сложилось впечатление, что красавица то ли злилась, то ли обиделась на Николь, по крайней мере, она больше не пыталась отправить кого-то из слуг в резиденцию де Эвилей или передать подруге весточку иным способом.

Судьба маркизы Бертье как будто перестала её интересовать.

В чём-то я понимал графиню Сен Клэр: не задавая лишних вопросов, она предоставила нам с Николь кров и убежище, когда мы в них нуждались, всегда принимала нашу сторону, учила, помогала, защищала, а чем мы отплатили ей за доброту и гостеприимство?

Я чуть не загрыз её служанку в первый же вечер пребывания.

Николь уехала в дом жениха, не размениваясь на благодарности и прощания.

Я ввязался в незаконную авантюру, в ходе которой едва не погиб. Николь сбросила мою истекающую кровью тушку на руки леди Шарлотты и отправилась разрывать помолвку, исчезнув где-то в процессе.

Признаться, есть, за что рассердиться.

А теперь я делаю ровно то, что графиня Сен Клэр просила не делать, и еду в особняк де Эвилей, потому что не могу поступить иначе. Я должен объясниться с маркизой по поводу фарса с дуэлью, да и ей придётся немало мне объяснить.

И пусть только кто-нибудь попробует нам помешать.

Загрузка...