( Не) пара для вампира (СИ)

Глава 18

Смертные говорят: хочешь жить — умей вертеться.

Бессмертные этому принципу следуют.

Пока я дожидался, чем закончится моё эпическое приключение и заключение, научился балансировать на носочках и нашёл положение, в котором новообретённые модные браслеты меньше всего обжигали запястья.

Скучаю по тем временам, когда серебро было для меня безобидной побрякушкой.

Сквозь зарешечённое окошко в двери напротив меня пробивался слабый свет.

Глаза вампира быстро адаптировались, и в густой темноте я начал различать вытянутый каменный зал, очертания грубого деревянного стола, стойку с инструментами понятного мне назначения, напольные железные светильники с потушенными свечами.

Я ещё мог представить, как моя сфера работы занесла бы меня на БДСМ-вечеринку в Манополисе, но чтобы в Дракарде — это нонсенс.

Ощущение абсурдности усилилось на порядок, когда замки лязгнули, тяжелая толстая дверь отворилась, и двое стражников, склонившись, пропустили в пыточную герцога де Эвиля с подсвечником в руках.

Орэ так буднично смотрелся в своём подземном изоляторе в простых и немарких тёмных одеждах, что я с трудом сдержал нервный смешок.

Клетка захлопнулась.

Вампир поставил подсвечник на стол, кинул что-то рядом и, достав свечу, принялся неторопливо зажигать фитили в многоуровневых напольных канделябрах. Я прищурился, позволяя глазам привыкнуть к свету.

Закончив, блондин вернул свечу на стол и перевязал длинные волосы чёрной лентой, после чего соизволил повернуться ко мне.

— Тёмной ночи, граф, — поприветствовал безо всяких эмоций, словно мы столкнулись на светском приеме.

Приветствие вампиров подразумевало, что ночь пройдёт спокойно, в уютных объятиях мрака, не нарушаемая ни огнём, ни лучами Сортры. Оно сулило безопасность и комфорт, так что я оценил иронию, поскольку понимал с пронзительной ясностью, что моя ночь «тёмной» не будет.

Разве что потемнеет в глазах от боли.

— Да ты жить без меня не можешь, — ответил дежурной колкостью, в глубине груди сокрыв малейшую слабость. Ни страха, ни сомнения он от меня не дождётся.

— Может, оставим светские любезности? — добавил я. — Мы не в том положении, чтобы прятаться под масками. Я — так уж точно.

Если первую насмешку герцог пропустил мимо ушей, то вторая его позабавила.

Высокородный улыбнулся, обнажив клыки, и окинул меня взглядом. Очень пристальным и очень недобрым.

Он стоял спиной к столу, уперевшись руками в край, и выглядел расслабленным, но в глубине холодных светлых глаз зарождалась алая тьма зверя, не предвещавшая для меня ничего хорошего.

Де Эвиль легко оттолкнулся от стола и взял с него второй предмет, который принёс с собой. Им оказался длинный, сплетённый из чёрной кожи кнут с острым серебряным наконечником. Никогда не видел ничего подобного.

Наверное, мозг отказывался верить в реальность происходящего, потому что мне стало дико смешно при мысленном развитии темы БДСМ-вечеринки. Смех я сдержал, а вот короткую улыбку не смог.

— Меня одно интересует, Кросс, — с демонической ухмылкой признался собеседник. — Ты правда думал, что можешь поиметь мою невесту в моём рабочем кабинете, и я об этом не узнаю?

— В том и разница между нами, Орэ. Пока ты думаешь, я имею. Всё, что захочу, — сузив глаза, подначил герцога.

Возможно, в некоторых ситуациях стоит сначала думать, а потом говорить. Например, когда хлыст с серебряным краем может распороть тебе грудь. Полезный навык, который у меня напрочь отсутствует.

Однажды я научусь. Не исключаю, что даже сегодня.

Кто бы мог подумать, что несколько переплетённых полосок кожи вкупе с кусочком драгоценного металла в умелых руках способны причинить такую острую боль. Пришлось закусить губу до крови, чтобы не закричать.

Повторяя имеющийся шрам несколькими сантиметрами выше, наконечник рассёк плоть, и в кровь попало серебро. От удара я утратил равновесие и повис на оковах, впившихся в руки, на которых и так скоро не останется живого места.

Зверь зарычал моими устами.

— Этой ночью мы закончим то, что начали в поместье Бертье, — оскалился Орэ, довольный собой. Поигрывая кнутом, щёлкнул им об каменный пол, заставив меня вздрогнуть. Чёрт, теряю концентрацию. — С единственным различием: тебя никто не спасёт.

— Реализовываешь свои сексуальные фантазии? — второй точный удар рассёк плечо, вынудив дёрнуться.

Поддавшись ярости зверя, рванулся из оков, но лишь причинил себе бо́льшую боль. Цепи крепки и вделаны в стену на совесть. И не будь они из серебра, сломать толстый металл — задача не из лёгких.

Думай, затем говори, Марк. Мозги подключай, а язык прикуси.

С другой стороны, у меня хроническая непереносимость заносчивых герцогов, одуревших от вседозволенности и безнаказанности, а острый язык — единственное оружие, которое у меня осталось.

Но, как оказалось, ранить словами умел не я один:

— Сексуальные фантазии я реализую с Николь после того, как разберусь с тобой, выродок, — рыкнул Орэ, теряя остатки человеческого, и хлестнул меня в низ живота.

Удар ниже пояса вырвал крик и воздух из груди, заставил согнуться, насколько это было возможно в моём положении.

Ну попадись ты мне, герцог, когда освобожусь от цепей!

— Единственная причина, по которой ты не подохнешь сразу же, а останешься истекать кровью на долгие часы, заключается в том, что я хочу, чтобы ты насладился криками своей возлюбленной.

— Если ты хоть пальцем её тронешь… — непривычное чувство, когда голос пропадает, и на смену ему приходит звериный рык из глубины груди.

Тело каменело от напряжения, но не от страха и не от боли, а будто готовилось к переменам, о которых я не подозревал. Догадался, что глаза разгорелись синим, поскольку герцог на миг отступил и опустил хлыст.

— О, поверь, я трону её не только пальцем, — вкрадчиво заверил высокородный, вернув самообладание. Его паскудная улыбка мне совсем не понравилась.

Зверь рвался из груди, но я боялся дать ему полную волю, поскольку чувствовал, как в прямом смысле расходились рёбра. Вот что пугало до одури, а не игривая плёточка герцога. Если выпущу неведомую зверюшку на свободу, она грозит порвать на клочки и де Эвиля, и моё тело.

Соберёт ли после обратно — большой вопрос.

К счастью, хлёсткий поставленный удар высокородного прервал превращение. Не думал, что кто-то в здравом уме способен ему обрадоваться, но боль отрезвила, хоть и сорвала с губ то ли крик, то ли рык.

— Что же ты за тварь такая?.. — прошептал герцог, сжимая рукоять хлыста в побелевших пальцах. Держался он выше всяких похвал, ни единый мускул не дрогнул на холёном лице, но расширившиеся на миг глаза выдали страх.

— Хочу задать тебе тот же вопрос.

Тяжело дыша, попытался найти источник разрушительной силы и перенаправить его в «мирное» русло — уничтожение ненавистных цепей, а не моего тела.

Голод, усталость, потеря крови тому не способствовали, но я потянулся к истинной сути, шаг за шагом раскрываясь, впуская в себя зверя.

Максимум концентрации на оковах, короткий, но мощный рывок! Предплечья испепелило ожогом от серебра, но я услышал глухой треск камня, звон упавшего на пол болта одного из креплений.

Ненавистное лицо Орэ вытянулось от удивления, желваки дёрнулись, губы перекосило. Впав в исступление, герцог наносил удар за ударом, видимо, решив исполосовать меня в ноль.

Увы, ему это удалось.

Перед глазами потемнело от потери крови, серебро в теле накапливалось, разрушая, ослабляя, разрывая единство с животной половиной меня. Прокашлявшись, сплюнул на пол кровь, чтобы иметь возможность дышать, и обессиленный повис на предплечьях, сожжённых, по ощущениям, до костей.

— Хватит с тебя, а то подохнешь раньше срока, — вампир устало бросил кнут на стол. Можно подумать, это его истязали в подземельях особняка, беднягу.

— Пока будешь истекать кровью, слушай крики маркизы и знай, что в те долгие упоительные мгновения Николь будет извиваться подо мной, как извивалась не раз за эту неделю.

— Ор-р-рэ… — с трудом приподнял голову, чувствуя, как кровь стекает с уголка губ.

— Счастливо оставаться, граф, — осклабился высокородный. — Насладись страданиями и голосом возлюбленной. Ты услышишь его в последний раз.

Николь стояла у окна, глядя в сад, и чувствовала, как ледяная дрожь расползается вдоль позвоночника, заставляя стынуть руки. Что-то изменилось с момента возвращения герцога, и служанки ни на минуту не оставляли её одну, даже в ванной.

Петля, стягивавшаяся у шеи, душила, но ещё сильнее душила тревога за Марка.

По её расчетам он уже должен был вернуться.

Столько свалилось на Кросса с момента их первого знакомства, что вампиресса устала удивляться, как он каждый раз умудрялся выстоять.

Сердце обливалось кровью при мысли, сколько страданий принесла возлюбленному встреча с ней и скольких неприятностей он мог бы избежать, не заглянув в ту злосчастную подворотню в Манополисе.

Правда, тогда она скорее всего была бы мертва.

На звук открывшейся двери маркиза обернулась.

В минувшие сутки ей приходилось вести себя, как в замедленной съёмке, чтобы ни взглядом, ни жестом, ни словом не выдать себя, не позволить Орэ узнать, что ей помогли сломить внушение и как он ей на самом деле противен.

Когда жених с болезненно блестящими глазами появился на пороге спальни, Николь улыбнулась и присела в реверансе, приветствуя его.

— Выйдите, — велел герцог служанкам, и что-то в его тоне заставило вампирессу насторожиться. Надсмотрщицы тоже уловили недобрые нотки и вылетели из спальни, после чего мужчина запер дверь.

— Орэ? — обратилась она к собеседнику, борясь с липкими объятиями страха.

Блондин сколол длинные волосы на затылке, одет был в белоснежную рубашку и стального цвета жилет, с небрежностью распахнутый на груди, бледное лицо не выдавало ни единой эмоции, но глаза… Совершенно зверские, пусть и без алого оттенка.

— Ждала кого-то другого, дорогая? — скривив губы, поинтересовался герцог.

«Он всё знает», — поняла Николь ясно, как день, и похолодела, но ничем не выдала себя, лишь в деланном недоумении приподняла бровь.

— Он не придёт.

— Не понимаю, о чём ты, — произнесла маркиза с придыханием и, качнувшись к жениху, погладила ладонями напряжённые плечи. — Кто не придёт?

— Граф Маркус Кросс, — не спуская с неё пронзительного взора, проговорил чистокровный. Не дождавшись реакции, сузил глаза и добавил: — Он бросил тебя. Отказался в пользу солидного вознаграждения.

Вампирессе захотелось рассмеяться аристократу в лицо, но она справилась с порывом, и, приблизившись, коснулась ладонью его щеки.

— Орэ, ты хоть иногда говоришь правду? — ласково поинтересовалась она, решив, что ломать комедию дальше не имело смысла. Герцог знал, и она знала, что он знает, так к чему лукавить? — Марк ни за что меня не бросит.

Если уж обращённый не отказался от неё после лживых речей, которые чужое внушение вынудило сказать ему в саду, то после изумительного секса на рабочем столе и обещания вернуться за ней не откажется и подавно.

— Хочешь услышать правду?.. — мягким голосом переспросил де Эвиль, отведя её руку от своего лица. В следующий миг сильная звонкая оплеуха опрокинула бессмертную на постель. — Лживая шлюха!

В голове загудело, но Николь не дала себе растеряться: перевернувшись, отползла к подушкам, где, как чувствовала, успела припрятать серебряный кинжал.

Герцог схватил её за щиколотку, потащил на себя, уронив на грудь, но маркиза успела дотянуться до оружия, извернуться и вонзить его жениху в плечо. Целилась в сердце, но вампир обладал быстрой реакцией и уклонился, так что вышло как вышло.

— Замри, — велел герцог и замахнулся.

Сила внушения сковала вампирессу по рукам и ногам, и девушка зажмурилась в ожидании удара, но пощёчина не повторилась.

Приоткрыв один глаз, она посмотрела на перекошенное гневом лицо жениха, но Орэ опомнился. Вытащил кинжал из тела и метнул в прикроватный столик, отчего лезвие вошло в древесину больше, чем наполовину.

— Правда в том, что я знаю, что ты вытворяла с безродным ублюдком в моём кабинете, — прорычал герцог, скинув жилет на спинку стула, снимая окровавленную рубашку и зажимая ей рану. — Знаю, что готовила побег. Опять. Знаю, что израненный серебром граф истекает кровью в подземельях под нами и там и сдохнет, как пёс.

— Ненавижу, — выплюнула бессмертная. — Как же я тебя ненавижу!

— Ненависть — лишь одна из граней любви, моя милая, — парировал блондин, откинув поалевшую ткань и осматривая повреждение. — Ты в этом скоро убедишься. Расстёгивай платье.

— Я — маркиза Бертье! Ты не можешь заставить меня! — огрызнулась Николь. Увы, даже напускная уверенность таяла по мере того, как предательские пальцы подчинялись приказу герцога. — И уж тем более никогда не добьёшься от меня любви.

— Мне не нужна твоя любовь, Николь, — рассмеялся Орэ, стянув сапоги, ослабляя завязки на брюках. — Мне нужно твоё тело и чистота крови. Наследник, которого примут Старейшины. Если бы не дурочка Люси, преданная до последнего вздоха, я бы стёр твою личность до основания и уже ожидал бы первенца.

— Так это ты отнял мои воспоминания? — спросила Николь, чтобы потянуть время. Если де Эвиль не лжёт и не манипулирует чувствами, Марк ей не поможет, поскольку сам нуждается в помощи. Значит, придётся справляться самой. — Зачем, Орэ?

— Видишь ли, ты всегда была с норовом, этим и зацепила меня в юности, — усмехнулся блондин, откинув длинные волосы на спину, но злой голодный взгляд мужчины не сулил ничего хорошего:

— Любая высокородная леди почла бы за честь и великое счастье согласиться на помолвку со мной, но ты… Заносчивая, избалованная вниманием маркиза. Ты ответила отказом.

Николь попыталась абстрагироваться от полных ненависти и яда слов жениха и зацепиться за воспоминания о Кроссе, за бурные чувства, которые он пробуждал в ней, слиться с тёмной сутью, которая после умопомрачительного акта любви тянулась к нему с непреодолимой силой.

Руки дрогнули и замерли, прекратив послушно расправляться с застёжками, но герцог не дал забыть о себе: не церемонясь, разорвал платье на две части, оставив её в мало что скрывавшей нательной сорочке.

— Лорд Бернард Бертье души не чаял в младшей дочке, — продолжал де Эвиль, подминая её под себя. Мужчина ещё оставался в брюках, но Николь могла ощутить, как твёрдо он настроен сделать её своей. — И дал позволение на брак при условии, что я добьюсь твоего согласия.

Девушка попыталась отползти, но упёрлась спиной в изголовье кровати.

— Я знал, что его не переубедить, но леди Эвелин имела другое мнение. Твоя мать была достаточно умна, чтобы понимать, какое блестящее будущее открывалось перед её строптивой дочуркой, — прошептал Орэ над ухом, настигнув её и заставляя поморщиться. — Поэтому я предложил ей отравить твоего отца.

Николь так опешила, что на мгновение перестала сопротивляться и посмотрела на жениха распахнутыми глазами, полными ужаса и недоверия.

Увы, герцог её чувств не разделял и, ведомый иными стремлениями, запустил руки под тонкую ткань сорочки. Маркиза выдохнула и попыталась укусить его, чтобы хоть как-то защититься от грязных посягательств, но мужчина без труда увернулся.

— К несчастью, маркиза Эвелин Бертье любила своего супруга. Она могла попытаться переубедить его, но не погубить, — улыбнулся де Эвиль, видя, в какое смятение приводили невесту его откровения.

Николь понимала, что он просто пытался ударить побольнее, отомстить за обиды, но не могла не впитывать каждое слово с жадностью утопающего.

— Отказавшись от моего предложения, твоя мать подписала себе и мужу смертный приговор. Пришлось сжечь обоих живьем.

— Ненавижу! — воскликнула вампиресса и попыталась вырваться, но что руки, что внушение герцога держали крепко.

На глаза навернулись злые слёзы, и она поспешила сморгнуть их, чтобы не доставлять ненавистному вампиру удовольствие.

— Ты повторяешься, дорогая, — усмехнулся Орэ, скользя ладонями по её груди и талии, задевая отзывчивые области, но не её чувства и желания.

От чужих поцелуев бессмертная не испытывала ничего, кроме отвращения.

— Когда твой старший брат Альбер узнал о гибели родителей, то сорвался из Кармии в столицу. Как и твой драгоценный Марк, он немного не успел на выручку сестре, — хмыкнул высокородный и пояснил:

— Мои подчинённые приковали его серебряными цепями на пустыре перед рассветом. Какая ирония, что твой подающий надежды брат тоже сгорел в огне, — герцог рассмеялся тихим грудным смехом, а Николь оцепенела.

Если раньше она видела перед собой только мерзавца и властолюбца, то теперь Орэ раскрывался новыми гранями садизма и безумия.

— Ты настоящее чудовище, — прошептала бессмертная, не находя в себе сил пошевелиться. Тело словно приморозило к постели, она не чувствовала ни гнусных прикосновений жениха, ни даже собственного пульса.

— Полюбуйся на своё творение, драгоценная невеста, — поднявшись на коленях, вампир развёл руки в стороны, демонстрируя привлекательное поджарое тело, не рождавшее в Николь никаких порывов кроме единственного: вырвать сердце.

— Я надеялся, лишившись поддержки и покровительства семьи, ты одумаешься и примешь моё предложение, но ты проявила характер. Взять наследницу древнего рода силой, пока к ней прикованы глаза всего общества, не представлялось возможным, — усмехнулся Орэ, избавившись от одежды и показав себя во всей красе.

Николь не преминула прибегнуть к единственному оставшемуся способу задеть гордеца: с равнодушием мазнула взглядом по его достоинству и утратила к нему интерес. Судя по сверкнувшим глазам, метавшим молнии, ей это удалось.

— Я пытался добиться твоего согласия по-хорошему, Николь. Но после загадочной смерти родителей твой страх и подозрения усилились.

— Поэтому ты стёр мне память? — вампиресса собрала всю волю в отчаянном стремлении пнуть мерзавца в самое уязвимое место, но не преуспела. Воспользовавшись моментом, герцог прижался к ней бёдрами. От полного унижения её защищала лишь тонкая ткань сорочки и кружевных панталон.

— Очаровать потерянную невесту не составило труда, — хмыкнул де Эвиль, с лёгкостью стягивая с неё исподнее. Девушку затрясло, но и это мужчина истрактовал в свою пользу. — Ты дала согласие на помолвку и переехала жить в моё поместье, так как родительский дом изрядно пострадал в пожаре.

— Сколько же ты портил мне жизнь, — с горечью произнесла вампиресса. — Ради чего, Орэ? Ведь тебе может принадлежать любая. Любая чистокровная леди будет любить тебя и рожать наследников. Для чего тебе я?

— Любая, кроме тебя, — с ненавистью выплюнул Орэ, раздвигая её колени. Похоже, презрение к невесте ничуть не мешало его телу испытывать сильное возбуждение по отношению к ней. — Поэтому я всегда хотел лишь тебя одну.

Когда герцог де Эвиль ворвался в неё, причиняя боль, Николь уже знала, что акта насилия избежать не удастся, но всё равно сжалась, как могла. Всхлипнув, маркиза отвернулась — единственная роскошь, которую допустило скованное внушением тело — и прикрыла глаза, сдерживая слёзы, рвущиеся из глубины груди.

Ну уж нет, такого удовольствия она ненавистному жениху не доставит.

Он может заполучить её тело, но не сердце и душу.

Понимая, что не справится с отвращением и отчаянием одна, вампиресса бросилась в спасительные объятия зверя. Вместе они выстоят, перетерпят.

К счастью, Николь давно не являлась девственницей и знала разницу между грубым принуждением и занятием любовью с желанным мужчиной. Будь она невинна, первый раз с нелюбимым и нелюбящим партнёром раздавил бы её и уничтожил.

— Как же я оказалась в Манополисе? — спросила маркиза, надеясь если не отвлечь блондина от одностороннего процесса, то, по крайней мере, выведать тайны своего прошлого.

— По воле случая, — на автомате отозвался Орэ, занятый своим грязным делом.

«Тяжело ему приходится без отклика», — подумала вампиресса с тенью злорадства. С помощью зверя абстрагироваться от эмоций и разрушительных мыслей стало куда проще. Её тёмная суть не сводила глаз с сочащейся кровью раны на плече мужчины.

Если бы только она могла двигаться и ударить в повреждённое место!

— Люси, не так ли? — хмыкнула бессмертная, зацепившись за единственное своё настоящее воспоминание. — Дай угадаю, служанка обо всём узнала и рассказала мне, правда? За это ты убил бедную девочку.

— Из-за дрянной пронырливой камеристки пришлось стирать тебе память во второй раз. Если бы я затронул твою личность снова, ты без сомнения бы свихнулась. И потому мне приходится терпеть твои выходки.

Орэ укусил её за шею, стремясь причинить боль, а Николь с отстранённым удивлением подумала, как может быть так хорошо и сладко с одним, и так унизительно и мерзко с другим.

— Я не собирался убивать твою собачонку, но, попадись она мне вновь, свернул бы ей шею с большим удовольствием, — оскалился герцог, тоже раскрываясь в зверя.

Маркиза испугалась бы за свою безопасность и жизнь, если бы не понимала, что её телом жених дорожил гораздо больше, нежели чувствами.

— Увидев её в крови, ты так испугалась, что, даже не помня себя, прыгнула в портал, который вы готовили для побега, и затерялась в мире смертных.

— Но зачем посылать за моей головой Лео Ханта? — запутавшись, спросила Николь, стараясь не смотреть на своего мучителя.

— Закрой рот, ты меня сбиваешь, — велел он.

Девушка попыталась возразить, но внушение вампира подавило её сознание.

— Я хочу, чтобы ты отзывалась мне всем телом. Удовлетвори меня, как своего графа, — сколько бы Николь ни сопротивлялась, мощь Орэ будто за ниточки тянула её тело, приподнимала бёдра, заставляя ублажать монстра, которого она ненавидела.

— А теперь будь умницей и кричи во весь голос, вложив в него всю свою боль и отчаяние. Помни, что для Кросса эта ночь станет последней. Для нас с тобой — одной из многих жарких ночей.