Неслужебное задание

Глава 16 Белая группа

В зале столовой исследовательского комплекса было светло, несмотря на поздний вечер. За четырьмя накрытыми столами сидело около тридцати человек, учёных и лаборантов, младших и старших научных сотрудников и их помощников. Настроение у учёных было подавленное.

Уже почти три недели прошло с момента нападения неизвестного агрессора на Гамму-249. На следующий же день, Март назначил комиссию, в которую входили лучшие специалисты — межпланетники в различных отраслях как с Земли, так и с Гаммы. Земную группу возглавлял прибывший специально с Земли, профессор Николай Васильевич Звягинцев. Его заместителем был назначен доктор Давид Смилянский, в группу так же входила Ревека Самойловна Гельфер-Кротова, доктор Харуюки Ишимото, и молодой кандидат в доктора Николя Жале. Группу учёных Гаммы возглавляла профессор Мара Гир, заместителем был назначен доктор Ар Адам, в группу также входили доктор Ла Тифа и доктор Эль Раам. Под их начало были отданы сотрудники трёх лабораторий. Несмотря на общий труд, во время обеда все разбивались на группы. Профессура обедала за отдельным столом, лаборанты и младшие помощники кучковались отдельно, доктора и Рива обедали всегда вместе.

— Ну, что нового у нас сегодня? — спросил Смилянский, ковыряя вилкой в чём-то отдалённо напоминающем кусок рыбы.

— Всё по-старому — ответил Ар Адам.

— Что-то Давид, ты совсем скис — сказала Рива, глядя на друга одним глазом и прищурив другой

— Скиснешь тут! — проворчал Смилянский, — Работаем по двадцать часов в сутки без толку, еда непонятно из чего, эти (он кивнул в сторону профессоров) ворчат постоянно. Не могу я так. Я привык быть начальником.

— Ну-ну, разбушевался! — сказала Рива, заметив, как посмотрела на Смилянского доктор Ишимото, — Вот такой наш Давид.

— Вы меня простите Давид, — сказал Эль Раам, — но вам женщину надо. Настоящую, очень помогает.

Смилянский чуть не подавился от такой наглости, Рива прыснула в сторону, остальные земляне уставились на Эль Раама с непонимающим взглядом, только Ла Тифа опустила глаза. А Раам не собирался отступать.

— Не смотрите на меня, как на гарпия, — сказал он, подавшись вперёд, — Вашу биографию, доктор Смилянский, у нас каждый студент-психолог наизусть знает. Мы умеем уважать своих врагов, если они того достойны. Ваша супруга, насколько мне известно из вашей биографии, погибла восемнадцать лет назад, Вы поставили своих детей на ноги, добились успехов в науке, пора снять траур и подумать о себе.

Затем, он обнял на глазах у всех Ла Тифу и немного помолчав, продолжил:

— Две матери моих детей, умерли при родах. Я надеюсь, что с ней этого не случится. — и, заметив как краснеет Тифа, добавил, — Не красней Ла, мы не делаем ничего плохого, ведь мы всего лишь мужчина и женщина.

За столом воцарилась тишина. Все молча ковыряли в тарелках. Рива между делом разглядывала счастьевцев. Она приглядывалась к сидящим за столом, давая каждому характеристику. Очень быстро она пришла к выводу, что каждый из них вполне соответствовал своему имени, если перевести его на восточные языки. Например, — Ар Адам. В переводе на иврит его имя означало «гора-человек». Ар Адам вполне соответствовал этому: крупный мужчина, настоящий гигант, ростом больше двух метров, с большими руками, широкими плечами, большой головой, на которой выделялись большие заострённые, почти лишённые мочек уши и большой нос. Тонкие губы и светло-серые глаза, делали его лицо некрасивым. Разговаривал он крайне мало, всегда внимательно слушал разговоры за столом, при этом всегда о чём-то думал. Вот и сейчас было видно, что его посетила какая-то мысль, и он её основательно обдумывает. Доктор Адам был физиком и пытался воспроизвести источник питания инопланетных кораблей. Особых успехов его лаборатория пока не добилась.

Доктор Ла Тифа. В переводе на один из арабских диалектов, её имя переводилось как «красавица». Действительно, она была очень красива. Белокожая, с волосами «тициановского оттенка», большими зелёными глазами. Среднего роста, она была хорошо сложена, и даже беременность (по размеру живота Рива предполагала, что она на пятом месяце) не портила её. Доктор Тифа была специалистом в редкой области, она была энергетический биолог и пыталась по энергетическому отпечатку определить, кем были напавшие на Счастье Человечества существа. Успехи её лаборатории были, как и у большинства, то есть никакие.

Доктор Эль Раам. Его имя переводилось на иврит, как «Бог Грома». И он его оправдывал полностью. Высокий, красивый, напоминающий актёров-мачо из сериалов, он всегда говорил что думал, причём всегда громко. Его зычный бас слышала вся лаборатория. Доктор Раам был химиком и парапсихологом. Его лаборатория была единственная, которая сумела получить результаты. Им удалось воспроизвести состав металла, из которого были сделаны корабли и теперь они работали над созданием оружия, способного нанести непоправимый ущерб данной материи.

Тишину нарушила доктор Ишимото. Медленно подняв глаза от тарелки, стараясь ни на кого не смотреть, она сказала:

— Вы на меня не обижайтесь, но, по-моему, пришло время позвать их.

При этих словах, земляне скисли окончательно, а их коллеги со Счастья недоумённо посмотрели на землян.

— Не надо! — отрывисто сказал Смилянский, — Сами обойдёмся!

— Не обойдёмся, Давид. — сказала Рива,– Сам знаешь, что не обойдёмся!

— Простите! — вмешался Ар Адам, — О ком идёт речь?

— О «Белой группе» — сказала Ишимото.

— Группе профессора Пэледа? — Ар Адам был крайне удивлён, если не сказать больше.

— Вы знакомы с ними? — спросил Смилянский.

— Только понаслышке. — ответил Адам, — Читал несколько трудов.

— Звягинцеву с Гир это не понравится. — проворчал Раам.

— Понравится, или нет — не важно. — сказала молчавшая до сих пор Ла Тифа, — Мы с доктором Ишимото провели разведку боем. У нас нет выбора.

— Кстати, а почему их называют «Белой группой»? И что в них особенного? — спросил Раам.

— Они все альбиносы. — ответил Смилянский, — профессор Моше Пэлед, генетический мутант. Он альбинос с красными глазами. Когда-то он провёл анализ своей мутации и понял, что если её развить, она помогает ему видеть в самых сложных задачах то, что не видят нормальные люди. Он даже не видит решение, он его чувствует. Грубо говоря — они интуитивисты. Все члены группы Пэледа имеют ту же мутацию. Он создал систему, по которой они тренируют свои способности, а потом они все вместе создали независимую лабораторию и зарабатывают миллионы на экспертизах и анализах. Разумеется, эти люди самые лучшие специалисты. В некотором роде они уникальны, но с ними крайне неприятно работать. Поверьте на слово.

При последних словах Смилянского, остальные земляне согласно закивали.

— Не обижайтесь на меня, коллеги — сказал Раам после короткой паузы — но мне кажется, что вы им просто завидуете.

Серый включил планетарные двигатели и «Мимоза» начала снижение. За эти четыре месяца, что они обретались все вместе в качестве экипажа, работы было совсем мало. Они сделали всего несколько рейсов и те каботажные. За годы отсидки Дагвард растерял всех своих клиентов, и всё нужно было начинать с нуля. Положение усугублялось ещё и тем, что капитаном Рек оказался никаким и если бы не финансовая поддержка Конторы — они бы уже давно вылетели в трубу.

— Реверс. — скомандовал Серый Шим-Пангу.

— Включён.

— Импульсники.

— Включены.

«Мимоза» вошла в плотные слои атмосферы. Последний рейс им пришлось делать самостоятельно — капитан Дагвард ушёл в глухой и беспробудный запой. Во всех космопортах и на всех транзитных станциях повторялось одно и то же — Рек добирался до ближайшего магазина «дьюти-фри», где затаривался всевозможным горячительным и запирался в своей каюте, а Серый, На-Ла и Шим-Панг занимались клиентами и их грузами. И, надо сказать — справлялись неплохо. Они и клиента нашли сами.

— Я сводку погоды получила. — сказала На-Ла, — В Откровении туман. Остаётся Сверкающая Мечта.

— Столица. Это даже лучше. — кивнул Серый.

На сей раз экипажу «Мимозы» велели доставить на Гамму-249 группу пассажиров. Когда космолётчики впервые увидели их, то Серый, как стоял с открытым ртом — так и остался стоять. Шим-Панг тоже долго ловил челюсть. Впечатления странные пассажиры не произвели только на пьяненького Река и на На-Лу, как всегда пялившуюся в компьютер и ничего не замечавшую. А посмотреть там было на что. На борт шаттла поднялось девять человек — альбиносов. Белая, полупрозрачная кожа, белые волосы, красные глаза.

Пассажиры, однако же, оказались людьми интеллигентными и воспитанными и за время полёта беспокойства экипажу не доставляли. Они вообще почти не покидали предоставленных им кают.

В здании комплекса исследовательской лаборатории, две группы учёных встречали третью. Независимая, научно-исследовательская эксперт-группа под руководством профессора Моше Пэледа, более известная как «белая группа». Прибыла на Гамму-249 в полном составе. В группу входили пятеро мужчин и четыре женщины. Учёные с Земли уже встречались с ними и отреагировали на их внешний вид более спокойно, чем их коллеги со Счастья Человечества, на чьих лицах застыли шок и изумление. Все члены группы были ниже среднего роста, худые, белые волосы и белая, почти прозрачная кожа придавали им какую-то особенную хрупкость. Бледно розовые губы были почти не видны, кроваво-красные зрачки глаз особенно резко оттеняли какую-то бумажную бледность кожи.

— Ну что, закопались? — произнёс с явным ехидством в голосе один из альбиносов.

Смилянский уже открыл рот, чтобы отразить колкость, но Рива его опередила:

— Закопались, Моше — ответила она, показывая остальным молчать

— Ривалэ! — рот альбиноса расплылся в неподдельной улыбке, — Как всегда -неотразима!

— Рух титкауэд (пошёл на… араб. сленг)! — ответила Рива без всякой злобы в голосе.

Альбинос рассмеялся во весь голос, затем успокоившись, снова стал серьёзным.

— Ладно, Давид, — сказал он, обращаясь к Смилянскому, — не сердись, ты ведь меня знаешь!

— Ещё бы! — проворчал Смилянский, — Иначе давно бы урыл.

— Ну, показывайте, с чем мы имеем дело?

Учёные прошли в лабораторию, по дороге Смилянский и остальные посвятили новоприбывших во всё происходящее. Затем, группе Пэледа предоставили время, чтобы ознакомится с документацией и имеющимися результатами. Читая документы лаборатории Эль Раама, Пэлед и его люди только покачивали головами, затем профессор поднял глаза и подперев подбородок рукой произнёс, совсем как старый еврей из анекдотов:

— Ай-я-яй, какой талантливый молодой человек! — при этом его взгляд выдавал неподдельно уважение.

— Гордитесь, доктор! — сказала ему Ишимото, — За последние двадцать лет, вы первый, кто слышит такие слова от профессора Пэледа!

— Двадцать пять, Харуюки-сан! — ответил Пэлед, не отводя взгляда от Эль Раама.

— Труд, конечно, проделан огромный. — сказала после короткой паузы женщина-альбинос, — Но нам этого не достаточно. Нам нужен полный доступ к самим исследуемым предметам.

— Получите, доктор Рада. — ответил Смилянский, — Доктор Ар Адам проведёт вас в лаборатории.

Серый ничего лучше не придумал, как явиться жаловаться к Гиоре.

— И что Вы хотите от меня, молодой человек? — устало спросил Эпштейн, протирая очки. Вот только Серого с его стенаниями ему и не хватало для полного счастья. Серый смотрел на него в древнерусской тоске.

— Ну Вы же тут главный! — в отчаянии воззвал и.о. капитана «Мимозы». Эпштейн подумал, что с тем же успехом Серый мог бы заявится со своими жалобами и к Акдаку, и к Малинину, и к кому угодно.

— Послушайте, молодой человек! — начал Гиора тоном еврея из анекдотов, — Оно мне надо — ваше горе? Мне своего достаточно!

Вобщем, Серый ушёл не солоно хлебавши. Проблему под названием «Рек Дагвард» предстояло решать самим. О причинах, вогнавших горе-капитана в штопор, он догадывался. И где-то в глубине души даже сочувствовал Реку, хотя отлично понимал, что в своих бедах он виноват сам.

Первым, кого Серый увидел на корабле, был ещё не вполне протрезвевший Рек Дагвард. Он стоял посреди коридора, покачиваясь, словно бы раздумывая, в какую сторону ему упасть. И тут Серого прорвало! Хук слева, апперкот справа и антрекот посередине. Рек Дагвард мешком повалился на пол, Серый уже не мог остановиться, навалившись на пьяненького капитана, он всё тузил и тузил его своими костлявыми кулачками. Выпустив пар, Серый оставил выбежавшую на шум драки На-Лу причитать над поверженным Реком, а сам ушёл в кокпит. Трезвый Шим-Панг, при виде его, улез под пульт. Серый плюхнулся в капитанское кресло и мрачно уставился перед собой. Потом вдруг грохнул по краю пульта кулаком и заорал:

— Развели тут! Бардак!!!!!!

На протяжении последующих четырёх дней, все три группы учёных, включая профессоров, почти не покидали лабораторий. Казалось, одно присутствие группы профессора Пэледа вдохнуло в них новые силы. Движения учёных приобрели прежнюю уверенность, взгляд был не таким потерянным, даже колкости в свой адрес они воспринимали с юмором. В конце четвёртого дня, все собрались за общим столом в столовой. Еда была не мене отвратительной чем обычно, но все были настолько поглощены разговором, что не обращали внимания на вкус.

— Скажите, профессор, — обратилась Гир к Пэледу, — насколько вы можете быть уверенны в точности результатов?

— На данный момент не более семидесяти процентов гарантии. — ответил альбинос, сделав глоток сока, — Для более точных выводов, нам понадобится белая комната.

— Простите? — Гир и Звягинцев недоумённо посмотрели на Пэледа.

— Нам нужна комната — начал тот — с чисто белыми, гладкими стенами, белой мебелью без узоров и хорошей вентиляцией. И ещё нам понадобятся постоянный доступ к кипятку, сахар и одноразовые стаканы.

Большинство присутствующих, включая Риву, смотрели непонимающим взглядом, и только Смилянский с Ишимото, по всей видимости, знали, о чём речь. После короткого раздумья, Гир и Звягинцев обещали приготовить всё в соответствии с требованиями.

Через два дня, комната была готова. Она была кипенно-белая, с гладкими стенами, в ней были пять белых, гладких столов и столько же стульев. Из стены выходил кран с кипятком, рядом на полке стояла большая банка сахара и «рукав» одноразовых стаканов. Один из столов был сразу же отодвинут к стене с краном, на нём разместился сахар, стаканы, к ним прибавился большой пакет, который Пэлед достал из сумки. На пакете красовалась надпись «100% арабика». Увидев пакет с кофе, Смилянский с Ривой аж заскрипели зубами от зависти. Рядом с кофе аккуратной горкой были сложены десять блоков сигарет.

— Теперь понятно, для чего вентиляция — проворчал Звягинцев.

На остальных столах были поставлены маленькие цилиндры, соединённые между собой проводами. Пэлед нажал кнопку на одном из них и на стенах загорелись пять мониторов, а на столах пять клавиатур. Все участники группы надели специальные перчатки, в уши были вставлены наушники с микрофонами («устаревшие системы» — подумал Смилянский, хотя догадывался, что всё это не более чем бутафория и на самом деле, анализ будет на уровне чувствительности).

— Увидимся вскоре. — сказал Пэлед, заходя в комнату и закрывая за собой дверь.

Рива с Анкой пили чай. Анка давно знала, что Рива здесь, но вырваться и поговорить всё никак не удавалось. Они сидели в тесной комнатке общежития при исследовательском комплексе. Комната больше напоминала тюремную камеру, чем жильё и не была рассчитана на то, чтобы в ней принимали гостей. Но Анка уже знала — на Счастье Человечества все так живут. Дома здесь сильно отличались от таковых в привычном земном понимании. Жизнь счастьевца — в том числе и личная — должна была проходить на людях. В клетушки-комнатки люди приходили только ночевать. И в гости ходить было не принято. Вот и сейчас, пока искала нужный корпус, Анка ловила откровенно удивлённые взгляды здешних обитателей-учёных.

— Как дети? — спросила Анка.

О детях Рива могла говорить часами.

— Ой, не спрашивай! Это ж не дети, это же сто забот! Давид в этом году идёт в приготовительный класс.

— Не рановато?

— Нормально. Он умненький мальчик, хоть и хулиган.

— Весь в папочку! — ухмыльнулась Анка.

— Это да. А Шошана сказала, что хочет заниматься балетом.

— Оттаяла, значит, девчонка. Хорошо.

Шошана была приёмной дочерью Ривы и Артёма Кротовых-Гельфер. Её родители были старинными друзьями Ривы и погибли на глазах у девочки вместе с младшим сыном. Девочка лишь чудом не получила ни царапины, но, испытав сильнейший шок, перестала разговаривать. Рива с мужем потратили немало сил и времени, чтобы вернуть её в нормальное состояние.

— Я думаю, — продолжала Рива, — если отдать её сейчас — ведь сейчас самое время — она справится?

— Дисциплина в балетной школе как в армии. — заметила Анка.

— Да. А она только что в себя пришла. Как бы… А с другой стороны — упускать время…

— Советовать не буду.

— А ты как? — спохватилась Рива.

— Служу. Мама читает лекции в нашем Университете, ей предложили там кафедру. Но она не хочет полевую работу бросать.

— А это можно совместить?

— Не знаю. Я вот смотрю и удивляюсь — то знать не хотели, то вдруг такая нежная дружба. Так и лезут с распростёртыми объятиями. Я про счастьевцев.

Рива фыркнула.

— И не говори! Этот Акдак обещал нам помощь в организации экспедиции на Великие Болота. Там, вроде как, сохранились какие-то артефакты исчезнувшей цивилизации, существовавшей здесь давно, до появления людей.

— Ну-ну…

Какая-то мысль, вернее даже не мысль, а догадка, промелькнув в Анкином мозгу, исчезла, так и не успев оформиться.

— Ты чего? — спросила Рива.

— Так. Ничего. Великие болота, говоришь? А кто прилетел?

— Профессор Пэлед. Слышала про такого?

Анка честно призналась, что нет.

— И что?

— Ждём результатов их работы.

— Ню-ню.

— И незачем так орать! — сказал кто-то сзади. Серый оглянулся, но никого не увидел.

— Кто здесь? — на всякий случай спросил он.

— Я. — из-под пульта высунулся Шим-Панг.

— Вылезай. — мрачно приказал Серый. Гоблин послушался.

— Выпить есть? — сразу же спросил он Серого, но посмотрел на его рожу и осёкся: — Понял.

— Значит так! — Серый снова стукнул кулаком по краю пульта, но уже слабее, — Завязывай с выпивкой. Два алконавта на борту — это уже слишком! Не корабль, а бомжатник какой-то!

Первым делом Серый связался с Конторой и получил инструкции. Потом запросил Главный Регистр и Центральную диспетчерскую службу. Ещё минут через сорок «Мимоза» стартовала с Гаммы-249 и взяла курс на Кхам. Дагварда заперли в каюте, чтобы протрезвел.

Так Серый стал капитаном. И пришлось ему воленс-неволенс вникать в Дагвардово хозяйство.

«Мимоза» была, как и её предшественница, куплена в кредит и выплачивать предстояло ещё больше половины суммы. Платежи же по кредиту, Рек, по своему обыкновению, просрочил. Пришлось связываться с банком и утрясать этот вопрос. Страховка, кредит, оплата топлива и техобслуживания… практически все заработанные деньги «съедали» выплаты. Серый даже представить себе не мог, что собственность приносит столько хлопот! Кроме денежных вопросов на нём лежал поиск клиентов и грузов, переговоры и тысяча других мелочей, о которых он прежде и не подозревал. От Шим-Панга толку не было, На-Ла не интересовалась ничем, кроме компьютеров. Да ещё надо было следить, чтоб Дагвард не пил! Вот ещё забота! Серый придумал было запирать Река в каюте на время стоянок, и выпускать только когда корабль уже входил в гипер, но это не помогло — Рек неизменно оказывался «на кочерге». Сначала Серый погрешил на Шим-Панга — мол, Рек опять приложился к его канистре и недолго думая, отправил предмет соблазна в утилизатор под горестные причитания гоблина. Но когда Рек и после этого появился «под мухой», Серый учредил следствие. Путём несложных оперативно-следственных мероприятий и логических заключений выяснилось, что выпивку Дагварду таскает На-Ла.

— Ну, вот что! — сказал Серый, — Отныне на корабле вводится «сухой закон»! Для всех! И если я ещё раз увижу этого, — тут он красноречиво кивнул на дремлющего на диване кают-компании Река, — в градусе — я его сдам обратно в каталажку, откуда его освободили!

— И тогда нас всех попрут! — буркнула На-Ла, — Корабль отберут.

— А то тебе податься некуда? — едко возразил Шим-Панг, — У тебя вон, родни пол-Кхама. Я тоже — вернусь к ребятам своим. Это Серый у нас неприкаянный.

— И всё равно я его сдам, если он пить не перестанет!

— Ржавая, постой!

Она остановилась и с выжидательным интересом уставилась на приближающегося Акдака.

— Чего надо?

— Поговорить. — просто отозвался он.

Он старался говорить с ней по-русски. Анка отметила про себя, что говорит он неплохо, хотя и с сильным акцентом. Интересно, где это он ухитрился язык выучить?

Они прошли по коридору и оказались в просторном холле, уставленным кадками с какой-то местной растительностью. Между кадками были расставлены удобные кресла и диванчики. Крыша холла была стеклянной, как в оранжерее. Анка-Ржавая плюхнулась в ближайшее кресло и эффектно закинула ногу на ногу. Акдак уселся напротив неё.

— Ну и? — коротко спросила она. И от этого вопроса вся его решительность куда-то испарилась, а слова, которые он хотел ей сказать, вылетели из головы.

— Ты давно в армии?- спросил он, понимая, что совершенно не это хотел сказать и всё это совсем не то, но молчать было ещё хуже.

— Чуть больше восьми лет.- она пожала плечами, словно её удивил его вопрос.

— Армия не место для женщин.- сказал он, чувствуя, что опять говорит не то, более того — сморозил откровенную глупость.

Она скривилась.

— Подожди! Я не то хотел сказать! — он почувствовал, что краснеет. Она смотрела на него, совершенно не собираясь помогать Марту вылезать из неловкой ситуации, в которую тот загнал сам себя.

— Я не хотел тебя обидеть. — начал оправдываться он. Анка молчала.

Молчать можно по-разному. Все его предыдущие женщины молчали заворожённо. И смотрели на него, как на некоего небожителя, снизошедшего вдруг со своих сфер небесных на их простецкие грядки. Эта сидела напротив и молчала ехидно-язвительно. «Ну-ну… посмотрим, что ты ещё скажешь…»

— Тебе понравилось на плато? — спросил он про их недавнюю вылазку за город. Причём Март сам предложил ей эту поездку. Место она должна была выбрать сама. И она назвала плато Билибина. Первое, что на ум пришло. Он очень удивился, но не стал возражать.

Пока ехали — молчали. Анка смотрела на его руки, лежащие на руле. Такие грабли подошли бы землекопу, или крестьянину — широкие, почти квадратные, с толстыми, словно раздавленными, пальцами и квадратными плоскими ногтями. Потом он заговорил. Начал рассказывать о себе, о своих детях… Анка слушала не перебивая. Когда он замолчал, она спросила:

— И что ты думаешь теперь делать?

— Не знаю. — откровенно признался Март.

— А эти женщины? Ты с ними какие-то отношения поддерживал?

— Нет. Ты не знаешь. У нас ведь нет семей в вашем понимании… И если бы я начал выяснять всё в открытую…

— Где-то я уже это слышала… Ну да — Ефремов. И ещё — во времена прабабки. Те типы со звездолёта. Беглецы.

— А я неплохо знаю вашу историю. Дело в том, что я очень давно тайно собирал книги с Земли. У нас это не поощрялось, но я научился обходить запреты. Любой запрет, в сущности, бессмысленен и бесполезен. Ведь если есть запрет — всегда найдутся желающие его нарушить. Да, впрочем — ты ведь русская и не хуже меня всё знаешь. У вас нарушение запретов — национальный вид спорта. И не важно, что это за запреты — переходить улицу на красный свет, или читать книги, которые читать нельзя.

— В чём-то ты прав. — задумчиво согласилась Ржавая.

— И я действительно был против этой войны, потому что, как раз знал историю человечества. Войны как раз проигрывают те, кто их начинает. Исключения были, конечно, но они только подтверждают правила.

А мне власть как таковая не нужна. Если я увижу более достойного человека, способного возглавить планету, я просто уйду в сторону.

— Какие мы благородные! Я щас заплачу!

— Зря ты иронизируешь.

Ржавая хмыкнула.

— Ты с этими умниками разобраться не можешь. Не больно-то они тебя слушают. Да и Брайт с нашими что-то не того… Взаимопонимание потерял. А что ты будешь теперь со своим потомством делать и с их матерями? На всех женишься? Тогда тебе следует принять ислам. Это такая религия у нас на Земле. Она многожёнство разрешает. Только там молиться нужно пять раз в день, свинину есть нельзя и куча ещё всяких запретов и ограничений.

— Мне многожёнство не нужно. И ислам этот твой я не собираюсь принимать. Я и так почти всю свою сознательную жизнь посвятил служению идее, которая моей так и не стала. Приехали, кстати. Вот твоё плато.

Март остановил машину, и Ржавая выбралась наружу.

— Куртку возьми. — крикнул он ей вслед, — Тут ветер холодный.

Некоторое время она занималась довольно странными для спецназовца делами — выкапывала какие-то растения и складывала в принесённую с собой коробку, соскабливала лишайники с камней и что-то фотографировала. На недоумённый вопрос, зачем она это делает, Ржавая ответила:

— Это для мамы. А про плато Билибина на Земле почти нет ничего, кроме описания сделанного самим Иваном Билибиным, когда Гамму только осваивать начинали. А мама у меня экзобиолог — специалист по внеземным формам жизни.

Она кинула свою ботанизирку на заднее сидение.

— Мы не закончили. — напомнил он ей.

— Ты о чём?

— Я сказал, что эта идея, которой я служил, моей так и не стала. И говорю я совершенно искренне. — добавил Март, увидев у неё на лице обычную скептическую усмешку.

— Ладно. Допустим.

— Зря ты мне не веришь.

— Хорошо. — легко согласилась она, — Тогда вопрос: каков был твой мотив? Что тебе это всё давало? Ведь ты при Вожде как сыр в масле катался — хряпал с ним из одного корыта, любовниц менял чаще, чем носки…

— Носки чаще. Нет. Дело не в этом.

И вот теперь он ухватился за эту поездку.

— Я хочу спросить — почему ты выбрала это место?

— Мама интересовалась.

— Но у нас на планете ещё много всяких мест.

— Великие Болота. — подсказала она, — Короче — что тебе нужно лично от меня?

— Не догадываешься? Мы довольно долго действовали друг против друга. И я тебя, в конце концов, зауважал. Не часто попадается достойный соперник.

— Спасибо. И что дальше?

— И я хотел бы убедить тебя…

— В чём?

Ответить он не успел. В холл-оранжерею пулей влетела какая-то особа с криком:

— Ага! Вот ты мне и попалась! Я знала!

И попыталась вцепиться Ржавой в волосы, совершенно не представляя, с кем имеет дело. Март так и не успел заметить, что именно сделала Ржавая, но через пару секунд нападавшая лежала припечатанная мордой к полу, а Ржавая, сидя у неё на спине, профессионально заламывала ей руку. Потом, ухватив поверженную противницу за волосы, рывком вздёрнула ей голову.

— Кто это? — резко спросила она Акдака. Тот смутился ещё сильнее. И Ржавая всё поняла.

— Отпусти её. — попросил он.

— Ладно. — легко согласилась Ржавая, отпуская пленницу. Та осталась сидеть на полу, утирая злые и безутешные слёзы.

— Знаешь что, Март! — она впервые назвала его по имени, — Иди ты на х…! Сперва со своими прошмандовками разберись, а потом уже… Тоже мне — герой-любовник!

Ржавая резко развернулась и вышла.