Неудачник

ГЛАВА 10 СЛОАН

Первый день в школе был отстойным. Я вышла из школы Сент-Винстент после последнего звонка, готовая списать все на нервозность, плохое настроение или недостаток сна. Считать это случайностью и попробовать еще раз. Только сегодняшний день выглядит ненамного лучше. Учителя управляют этим местом, как русским гимнастическим лагерем. Если тебя поймают за слишком громким дыханием на уроке, это пятнадцать ударов плетью и день в карцере. Я думала, что все эти клише о католической школе правдивы только по телевизору, но оказалось, что они очень серьезно относятся ко всем этим святым и ангелам.

Это было бы не так ужасно, если бы другие девочки были хотя бы терпимыми. Но это не так. Все, кого я встречала до сих пор, либо влюблены в собственное отражение, либо слишком хороши для комнаты, либо прямо-таки яростные пиздоболы, либо реинкарнированная душа сорокалетнего девственника-пилигрима, ищущего шлюх, чтобы повеситься. Я совершила отвратительный грех, накрасившись и надев юбку выше колена, так что, просто проходя по коридорам, я ловлю кинжалы от осуждающих болотных тварей, которые здесь водятся.

Я не знаю, почему я решила, что школа для девочек — это хорошая идея. Это все равно, что взять все кошачье дерьмо из совместной средней школы и перегнать его в токсичный коктейль стервозности с повышенным содержанием эстрогена. Но, может быть, это только я.

Не то чтобы было много вариантов после того, как папа забрал нас из Балларда. Авария с Кейси так напугала его, что он больше не хотел, чтобы она находилась в радиусе ста ярдов от кампуса. Сент-Винсент — последняя частная школа в пределах досягаемости от Сандовера, и поскольку папа скорее заставит свой собственный факультет обучать нас на дому, чем отправит в государственную школу, мы здесь.

После уроков я подхожу к своему шкафчику и вижу, что пара девочек с ровными волосами наблюдают за мной. Как будто они ждали меня. Это сразу же подстегивает меня, и я напоминаю себе снять кольца, если придется начать раскачиваться.

— Я слышала, — говорит первая слишком громко, глядя на меня через плечо другой девушки, — «ее сестра сошла с ума».

— Это правда, — говорит вторая и поворачивается, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. Ее зовут Никки. Она была на моем первом уроке, и я знала, что как только она увидела, как я вошла в комнату, она собиралась заставить меня надрать ей задницу.

Наверное, я выдавала желаемое за действительное, надеясь, что слухи не дойдут до больницы Сент-Винстента. В Балларде их было невозможно пресечь — Бог свидетель, я пыталась. Но, несмотря на все мои усилия, самое травмирующее событие в жизни моей сестры превратилось во второе самое травмирующее событие в ее жизни. Сочувствие со стороны сверстников? Да, конечно. Кейси не получила ничего из этого, как только мельница слухов начала работать. Она стала сумасшедшей, накачанной наркотиками второкурсницей, которая пыталась утопиться, чтобы привлечь к себе внимание. Как будто Кейси, когда-нибудь была способна на такое.

— Моя кузина учится в Балларде и сказала, что эта сумасшедшая сучка загнала свою машину в озеро на выпускном, — радостно говорит Никки. — Сколько, блядь, дополнительных ты хочешь получить?

Моя рука опускается со шкафчика, когда я одариваю Никки слишком сладкой улыбкой. Засранцы из Балларда выгнали Кейси из школы, но будь я проклята, если позволю засранцам из Сент-Винсента сделать, то же самое. — Похоже, твоя кузина — тупая сука, которой следует научиться не произносить имя моей сестры.

Она улыбается в ответ, уверенная в себе и довольная своей жестокостью. — Но это правда, верно? У нее, типа, был психоз.

— Правда? — тихо спрашиваю я, сокращая расстояние между нами, чтобы говорить только с ней, несмотря на то, что глаза задерживаются на нас, а другие делают паузу, чтобы засвидетельствовать. — Что, если это была другая сестра, которая бросила свою машину в озеро? Что могло заставить ее совершить такой странный поступок? Кто-то вроде нее был бы не в себе. Совершенно непредсказуемой. Способна на все, на самом деле. Даже на внезапные приступы слепой ярости и сильного насилия. Без надлежащих лекарств и лечения я бы не хотела провоцировать такого человека, быть тем, что приведет ее в ярость. — Моя улыбка расширяется. — Кто знает, на что они способны, верно?

— Ну, хорошо. — Никки издала нервный смешок, заметив, что получила аудиторию, которую, как она думала, хотела получить, но теперь она менее уверена в своих мотивах. — Ты мне угрожаешь?

Я захлопываю свой шкафчик и улыбаюсь ей. — Нет, милая. Хорошей католической девушке не нужно угрожать. Бог поразит ее врагов за нее.

На этом я ухожу, оставляя ее размышлять о последствиях связывания с моей сестрой. Мне плевать, что обо мне говорят. Но если будут говорить о Кейси, то я разрушу их жизнь и все, что им дорого. Я не тот, с кем можно шутить.

— Это было маньячно. — Невысокая девушка с кольцом в носу проносится рядом со мной, пока я иду к кафетерию.

— Правда? — В такой школе как эта, есть тысяча способов получить пощечину, и я не доверяю дружелюбной улыбке больше, чем могу.

— У Никки будет посттравматический синдром после этого.

— Ей стоит научиться тщательнее выбирать цели.

— Я Элиза, — говорит она. — Ты новенькая.

— Вот и все для того, чтобы держаться в тени.

— Это маленькая школа. Тебя рано или поздно должны были заметить.

Что-то в ее энергии заставляет меня любить ее, несмотря на мои осторожные подозрения. Она обладает спокойной уверенностью и легкой холодностью, которые убирают жжение из моей крови.

— Не хочешь отказаться от обеда и поехать на экскурсию в Никель? — спрашивает она.

Это предложение лучше, чем то, что ждет меня в столовой: сотня шепчущихся девушек, придумывающих еще более возмутительные истории о моей сестре и делающих ставки на мой следующий взрыв. У Кейси второй ланч, так что я даже не могу ее проведать. Если честно, меня это беспокоит. После аварии мы почти ни дня не проводили порознь. Я думала, что устала от рутины няни, но теперь я обнаружила, что меня занимает вопрос, справляется ли она лучше, чем я.

— Моя сестра не сумасшедшая, — сообщаю я Элизе, вскидывая одну бровь. — Просто чтобы ты знала.

— Я и не думала, что она такая, — легкомысленно отвечает Элиза. — Я знаю, что лучше не верить ни единому слову этих сплетниц.

— Хорошо.

Следуя за Элизой, мы оказались за южной границей кампуса. Здесь растительность была предоставлена самой себе, и она придвинулась к старому зданию из серого камня, взбираясь по его изрезанным стенам. Над зданием возвышается шпиль с отверстием, где должен быть колокол. Элиза с убедительным кивком открывает тяжелую деревянную дверь, которая разбухла и деформировалась за годы дождей и влажности, повредивших ее раму.

— Я не знала, что это есть здесь, — замечаю я.

Внутри старой часовни темно и пахнет плесенью. В ней все еще сохранились деревянные скамьи и псалтыри, хотя они обгорели и стали хрупкими. Страницы, разбросанные по земле, сминаются от вибрации наших шагов, которые смешиваются с отпечатками пыли на полу.

— Здесь был пожар. Десятилетия назад, — говорит Элиза.

— И они просто оставили его здесь?

— Да. Рассказывают, что у них была репетиция хора, монахиня и несколько студентов оказались в ловушке внутри. Погибли прямо здесь, — добавляет она, стоя за тем, что осталось от разрушающегося алтаря. — Семьи подали в суд, и борьба длилась годами. Они так и не удосужились его снести. Я прихожу сюда покурить.

Сквозь трещины в стенах проникают виноградные лозы, сорняки прорастают сквозь пол. Как будто земля медленно забирает его обратно. Только тусклый свет пробивается сквозь витражные окна.

— Сюда, — говорит она, подводя меня к подозрительной деревянной лестнице. Кто-то прислонил ее к стене, чтобы забраться на пустую колокольню.

Элиза жестом показывает, чтобы я забралась первой. Снизу она придерживает лестницу, чтобы она была устойчивой.

Я добираюсь до вершины, где солнечный свет почти ослепляет после того, как я поднимаюсь из темной часовни. Сквозь горячий белый свет я нащупываю карниз и хватаюсь за него, чувствуя, как лестница скрипит под ногами.

Я сижу на карнизе, пока мои глаза адаптируются. Сначала к цветам, затем к формам, которые появляются там, где угасают блики солнечного света. Облака приносят мимолетную тень, которая позволяет мне осознать, как высоко это место и как обширен кампус внизу.

Элиза легко находит дорогу, чтобы сесть рядом со мной. Наверху дует легкий ветерок, но он не приносит облегчения от влажного одеяла жары, которое прижимается к нам. Не знаю, из-за погоды или из-за высоты, но у меня сводит живот. Земля внизу кажется вдруг зыбкой.

— Ты в порядке? — спрашивает она с ухмылкой.

— Теперь да. Я думала, что есть тридцатипроцентный шанс, что ты притащишь меня сюда, чтобы столкнуть.

— А сейчас?

— Примерно шесть процентов.

Элиза издала резкий смешок. — Мило.

В конце концов мы переходим к сигарете. Она курит гвоздику, которую я люблю за вкус, но могу терпеть только в небольших дозах, пока не загорится горло. К тому времени, когда обед заканчивается и пора возвращаться, я решаю, что она мне нравится.

— Ты подойдешь, — объявляю я.

Элиза наклоняет голову и смотрит на меня, забавляясь. — Как?

— Как друг. Мы будем друзьями.

Это вызывает у меня волну смеха. Закрыв за нами дверь, она ведет меня прочь от старой часовни, все еще хихикая про себя.

— Для меня это большая честь, — говорит она, но я думаю, что это лишь наполовину сарказм. — Хотя я должна предупредить тебя — я очень плохо на тебя влияю.

— Давай, ты, плохая сучка.

Мы снова начинаем хихикать, и я понимаю, что на самом деле у меня хорошее настроение. В школе. В католической школе. И как только эта мысль появляется, я получаю сообщение с незнакомого номера.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Узнал твое имя. И твой номер. Фенн передает привет. — ЭрДжей

Я не знаю, смеяться или проклинать. Поэтому я делаю и то, и другое.

Элиза с любопытством оглядывается.

— Парень? — спрашивает она.

— Симпатичный преследователь.

— Да? — Она смотрит на мой экран.

— Насколько симпатичный?

— Намного больше, чем он имеет на это право, — ворчу я.

И его настойчивость делает его еще более привлекательным. Он определенно получает очки за усилия найти меня, даже если это немного жутковато. Мне нужно поговорить с Фенном о том, как давать мой номер телефона случайным незнакомцам.

Я: Скажи Фенну, чтобы спал с одним открытым глазом.

ЭРДЖЕЙ: Я обманом вытащил это из него. Его единственный грех — простота.

Я: А твой — быть ходячим красным флажком.

— Это что-то или…? — спрашивает Элиза, читая через мое плечо.

— Я еще не решила. — То есть, решила. Конечно, решила. Я уже решила, что в этом году не буду больше ввязываться в хреновую мальчишескую драму.

Но переписка — это не свидание.

ЭРДЖЕЙ: Ты могла бы сказать мне, чтобы я удалил твой номер.

Я: Ты мог бы доказать свою преданность и затаить дыхание, пока я не позову.

ЭРДЖЕЙ: Наше место, сегодня после ужина? Я принесу десерт.

Я: Ты имеешь в виду мое место.

ЭРДЖЕЙ: Я приду в любое место, которое тебе понравится.

Элиза фыркает. — Он так старается. Но я готова поспорить, что он занимается оральным сексом.

— Ага, хорошо. Мы даже не знаем этого парня. Давайте притормозим.

Я: Держись подальше от меня.

Этот парень думает, что он умный. Что он будет изматывать меня своим обаянием и флиртом до тех пор, пока я не вспомню, почему оставила его в лесу с косяком. И, возможно, прежняя я бы на это купилась.

Но новая я отказывается поддаваться на флирт и красивое лицо.