Неудачник

ГЛАВА 48 СЛОАН

В фильмах о войне, когда главные герои встречаются на начальной подготовке, всегда есть один парень, который привлекает внимание сержанта-инструктора. Новобранца они намерены расколоть и измельчить в порошок, чтобы засыпать в латунные гильзы. Для Сестры Аны Луизы я и есть этот новобранец.

В среду после занятий она вышивает за своим столом, сурово глядя на меня с другого конца комнаты. Если не считать того, что она окатила меня святой водой и обрезала ножницами мой конский хвост, она снова пригласила меня присоединиться к ней после уроков.

— Я не могу поверить, что ты сказала монахине съесть твою задницу, — шепчет Элиза. Она сидит рядом со мной в последнем ряду парт, заполняя пустую плоть своей руки черной шариковой ручкой. Работы на плотном холсте начались около недели назад. Они заставили ее перестать ходить в школу в армейских ботинках, поэтому Элиза организовала встречный протест. Я подозреваю, что со дня на день мы будем присутствовать на собрании, чтобы увидеть, как сестры обнажают ее кожу стальной шерстью.

— Технически, я разговаривала с Никки. Сестра попала под перекрестный огонь.

Сестра Ана Луиза ударяет линейкой по столу, чтобы в комнате стало тихо.

— В любом случае. — Элиза подмигивает мне, показывая нарисованный на ее веке горшечный лист. — Ты проявила впечатляющее рвение.

— Я пропускаю тренировку по легкой атлетике из-за этого, — ворчу я.

Но я думаю, что это нормально для курса. Сегодня утром я проснулась с ощущением, что мне ни хрена не нужно, и оттуда все пошло в минус. Я весь день черпала из отрицательного баланса денег. По уши в долбаных сборах.

Вот что происходит, когда вы полностью оцепенели внутри.

— Твое солнечное настроение как-то связано с парнем-хакером? Вы двое уже снова вместе?

— Нет, — слабо говорю я. — Он игнорирует все мои сообщения. — Я замолкаю, укол боли пронзает мое сердце. — На самом деле, это неправда. Он ответил на один из них. — Что он сказал?

Мой тон ровный. — Отписаться от него.

У Элизы отвисает челюсть. — Сурово.

О да. Достаточно резко, чтобы довести меня до слез, хотя, к счастью, я получила сообщение в середине просмотра какого-то документального фильма о природе с Кейси и нашим отцом, так что я смогла притвориться, что оплакиваю бедную раненую газель, а не потому, что парень, которого я люблю, не хочет иметь со мной ничего общего. С другой стороны, я не думаю, что папа и Кейси даже заметили мои мокрые глаза. Кейси ведет себя странно последние несколько дней. Тише, сдержаннее. Папа думает, что это снова кошмары, а это значит, что он был очень внимателен к ней. А это значит, что я снова стала запоздалой мыслью.

И хотя я знаю, что должна последовать его примеру и позаботиться о своей сестре, чтобы выяснить, что не так, я была эмоционально подавлена с тех пор, как ЭрДжей покончила с нами. Я не должна была позволять Фенну убеждать меня поддерживать его ложь. Я не рассказала ЭрДжею о нашей связи, потому что ему не нужно было знать все кровавые подробности моего прошлого. Но как только он задал Фенну этот вопрос, все ставки были сняты. Я должна была просто сказать Фенну, чтобы он был мужественнее. Нужно было вытащить свой телефон, позвонить ЭрДжею и сказать ему правду прямо тогда. Он, вероятно, все еще был бы зол на Фенна за ту первоначальную ложь. Но, по крайней мере, у нас с ним все было бы хорошо.

И я бы не чувствовала себя так, словно кто-то поцарапал мое сердце тупым лезвием, смоченным в аккумуляторной кислоте.

— Я не знаю, сколько еще раз я смогу извиняться, — бормочу я, когда мои глаза снова начинают щипать. Боже, если я заплачу во время задержания, Элиза никогда не позволит мне дослушать это до конца.

— Ей. — Она хватает меня за руку и нацарапывает «УНИЧТОЖЬ ЧЕЛОВЕКА» на моем предплечье жирными черными буквами. — Если он не знает, что потерял, значит, он вообще этого не заслужил.

Конечно. Она права. Это то, что говорит вам хороший друг. Даже когда это не помогает. Потому что ущерб нанесен, и душевная боль не пройдет в течение нескольких дней, как при пищевом отравлении, которому должно стать намного хуже, прежде чем станет лучше. Есть тотчас или два посреди ночи, когда ты думаешь, что все это вылетело у тебя из головы. Тогда ты согнешься пополам в агонии, клянясь любому Богу, который тебя послушает, просто положить этому конец.

Честно говоря, я не думала, что при потере ЭрДжея будет так больно. Который предвидел, что это произойдет.

Все, чего я хочу, когда прихожу домой из школы, — это включить громкую музыку и сидеть в своей комнате, поэтому, конечно, мой папа ждет меня на кухне с возмущенным выражением лица.

— Что? — говорю я, бросая сумку на обеденный стол.

— Ты же знаешь, мне это не нравится.

Я подавляю вздох. — Может не сегодня вечером? У меня есть домашнее задание.

— Нет, я думаю, мы так и сделаем, Слоан. — Он кивает в сторону стула, предлагая мне сесть. Все говорит о том, что это будет особенно невеселый разговор.

— Не хочешь сказать мне, почему я наблюдал, как Кейси подъезжает на Uber?

Я откидываюсь на спинку стула, раздраженная вопросом, потому что он явно бессмысленный. — Я предполагаю, что ты уже знаешь ответ на этот вопрос.

— Из Сент-Винсента позвонили, чтобы сообщить, что в последнее время тебя несколько раз задерживали.

— Это вопрос?

— Давай попробуем вернуть прежние отношения. — Равнодушный к моему четкому намеку на то, что я участвую в этом по принуждению, он тянется за своей чашкой чая. — Что происходит, Слоан? Это не похоже на тебя — вести себя так в классе.

— Откуда тебе знать, какая я? — требую я, мрачно смеясь. — Когда ты в последний раз спрашивал меня что-нибудь обо мне?

Последнее капля моего терпения лопается. Как трещина в опоре моста, которая годами выдерживает безжалостное движение, погоду и пренебрежение, пока не сбрасывает утренних пассажиров в овраг.

— Ты вдруг решаешь появиться на родительском собрании и начинаешь интересоваться моей жизнью, как будто я еще не стала полноценным человеком с минимальным участием с твоей стороны?

Чашка все еще парит в одной руке, папа явно ошеломлен этой вспышкой гнева. — Откуда это берется?

— У меня есть вопрос получше. Когда ты в последний раз спрашивал меня, нравится ли мне школа? Или завела ли я новых друзей. Тебя бы удивило, если бы ответ был «нет»?

— Слоан…

— Нет, ты затащил меня сюда, папа. — Я остро ощущаю жар, проникающий в мои поры. Мои уши горят красным. Годы пренебрежения и обиды, всплывающие из глубокого колодца какого-то серьезного дерьма между отцом и дочерью, которое давно назревало. — Ты всегда давал понять, что мои чувства не имеют значения в доме. От меня ждут, что я заткнусь и буду играть свою роль. Буду сильным человеком, который никогда не просит о помощи и не позволяет маске соскользнуть, потому что не дай Бог мне постоянно взваливать на свои плечи бремя чужих нужд.

Его глаза расширяются. — Я никогда не просил тебя…

— Серьезно? — Слоан, Кейси — твоя ответственность. Ты ее старшая сестра. И это прекрасно. Я хочу быть рядом с ней. Конечно. Но какова твоя работа во всем этом? Кто отвечает за меня? — Я с ужасом слышу, как мой голос срывается. — Конечно, иногда ты играешь роль. Ты строишь из себя защитника и отпугиваешь моих парней, как будто на самом деле беспокоишься о моей добродетели, хотя, вероятно, просто боишься, что один из этих богатых парней обрюхатит меня, и тогда ты потеряешь работу, я права?

У него отвисает челюсть. — Это не…

— Но как насчет моих чувств? — Перебиваю я. — Когда это будет считаться?

— Если бы ты пришла ко мне, — начинает он, нахмурив брови и сложив руки.

— Я не одна из твоих учениц. Я записываюсь на прием не для того, чтобы привлечь внимание моего отца.

— Может быть, я был чем-то озабочен, — признается он в попытке успокоить меня, но, похоже, он все равно этого не понимает. Вообще. — Это не значит, что я не заинтересован. Ты всегда предпочитала иметь свое личное пространство. Общение — это улица с двусторонним движением.

Верно. Конечно, он нашел бы способ сделать это моей виной. Это никак не могло быть недостатком с его стороны. Нет, это я была недостаточно откровенна.

Я, спотыкаясь, поднимаюсь на ноги.

— Куда ты идешь? Мы еще не закончили разговор, Слоан.

Я перекидываю сумку через плечо. Если мне придется посидеть здесь еще минуту, я собираюсь что-нибудь выкинуть. — Вот тебе новость, папа: я встречалась с ЭрДжеем Шоу за твоей спиной. Он мне действительно нравился. Но теперь мы расстались, и вместо того, чтобы грустить и вгрызаться в пинту мороженого, ты ждешь, что я буду улыбаться и притворяться, что все в порядке. Что ж, мне это надоело. Считай, что это я отключаюсь. С меня хватит.

— Я понятия не имел, что ты так себя чувствуешь. — На глубоком вдохе он прочищает горло. — Возможно, ты права. Я всегда был уверен в твоей способности позаботиться о себе. Что я тебе не нужен.

Я смотрю на него, позволяя многолетнему негодованию отразиться на моем лице.

— Девочке всегда нужен ее отец, — говорю я, прежде чем уйти.

В своей спальне я захлопываю за собой дверь. Я бросаюсь на кровать и тереблю подушку, пока не слышу, как начинают рваться швы, а мои пальцы немеют. Затем я зарываюсь лицом в натянутую ткань и рыдаю.

Предполагается, что исповедь полезна для души, но в моей полно дыр. То, что я позволила отцу увидеть, как я ломаюсь, было похоже на катастрофу. И каждый раз, когда я смотрю на свой телефон и вижу, что сообщения от ЭрДжея там нет, я проклинаю себя за то, что мне не все равно. Я знала, что лучше не влюбляться в незнакомца в лесу.

Сколько раз я должна усвоить, что ничего хорошего не выйдет из того, что я открою свое сердце, пока я не буду убеждена, что это только укусит меня за задницу?

— Слоан? — Раздается осторожный стук в дверь. Моя сестра.

— Уходи. — Мой голос приглушен подушкой.

— Нет. Я вхожу.

Не дожидаясь возражений, Кейси входит внутрь, останавливаясь только для того, чтобы закрыть за собой дверь. Затем она оказывается на кровати рядом со мной, отрывая мое лицо от подушки. — Ей, — тихо говорит она. — Ты в порядке?

Истерический смех вырывается наружу. — Нисколько.

— Я думаю, это был в основном риторический вопрос.

Я поднимаю голову и вижу, что ее губы кривятся в усмешке. Я почти смеюсь в ответ, на этот раз искренне, пока не вспоминаю, почему я плачу в первую очередь. Почему ЭрДжей меня терпеть не может.

Кейси, должно быть, что-то увидела в моих глазах, потому что ее лоб настороженно морщится. — Что?

Я делаю медленный, размеренный вдох. — Я переспала с Фенном в младшем классе.

На мгновение воцаряется тишина.

Затем она пожимает плечами. — Я знаю. Он сказал мне. — Явное возмущение заставляет меня сесть.

— Он сказал тебе? — Рычу я. — Серьезно? Он заключил огромную гребаную сделку о том, чтобы скрыть это от тебя и ЭрДжея — вот почему я, черт возьми, потеряла ЭрДжея в первую очередь! — и теперь он ходит вокруг да около и говорит об этом? Когда он тебе сказал?

— В прошлое воскресенье.

Я хмуро смотрю на нее. — Ты знаешь уже три дня и ничего мне не сказала? Почему?

— Я ждала, когда ты мне скажешь, — отвечает Кейси. Еще одно пожатие плечами. — Я подумала, что мы поговорим об этом, когда ты будешь готова.

— Нам не о чем говорить, — признаю я, стыд подступает к моему горлу. — Это случилось однажды. Мы оба были пьяны. И это было задолго до того, как вы с Фенном обменялись хоть единым словом.

— Я знаю. Вот почему меня это не беспокоит.

— Прости, что я тебе не сказала, — говорю я. — Честно говоря, я ничего не сказала после того, как это случилось, потому что знала, что ты будешь смеяться надо мной за это. Но я должна была что-то сказать после того, как вы двое сблизились.

— Так это и есть настоящая причина, по которой ЭрДжей разорвал отношения, да?

— Да. Он подслушал, как мы с Фенном решили скрыть это от него.

— И я предполагаю, что все те длинные абзацы, которые ты писала, — это извинения?

Я мрачно киваю. — Он просто игнорирует их.

— Он придет в себя.

Надежда пульсирует во мне. — Ты действительно в это веришь?

— Конечно.

Ее уверенность вызывает странный прилив эмоций. К моему ужасу, слезы снова наворачиваются, и мне приходится быстро моргать, чтобы они не пролились.

— В конце концов, все образуется, Слоан. Так всегда бывает. — Кейси придвигается ближе и берет меня за обе руки, которые на ощупь холодные и липкие. Ее руки теплые, и она, не теряя времени, обхватывает ими мои.

Я кладу голову ей на плечо. — Тебе не нужно меня утешать, — бормочу я. — Странно, что ты меня утешаешь.

— Почему странно? Я твоя сестра. — Я слышу улыбку в ее голосе.

— Да, но я та, кто… — Я останавливаюсь.

— Ты та, кто должен меня утешать? — со знанием дела заканчивает она. — Да. Я знаю. Я подслушала кое-что из твоего разговора с папой. Как ты чувствуешь, что должна нести все бремя…

— Ты не обуза, — перебиваю я. — Давай внесем ясность в этот вопрос. Ты никогда не была обузой, Кейс.

— Нет, я знаю. Но давай не будем притворяться, что ты не провела всю нашу жизнь, служа моим защитником. Не пойми меня неправильно, я ценю это. Я действительно хочу. Но тебе не нужно нянчиться со мной. Я сильнее, чем кажусь.

Я поднимаю голову и вижу силу духа, сияющую в ее глазах. — Я знаю, что это так.

— А ты? — подсказывает Кейси, приподнимая бровь.

— Я знаю. — Я прикусываю губу. — Или, по крайней мере, я раньше это знала. Наверное, после аварии я вроде как забыла я была так поглощена своей виной за то, что позволила этому случиться с тобой…

— Ты не позволила этому случиться, — вмешивается она, ее челюсть отвисает. — Ты действительно веришь, что хоть в чем-то из этого была твоя вина?

— Да, — просто говорю я. — Потому что я была ответственна за тебя той ночью. Я это знаю, и папа это знает. Он тоже винит меня.

— Конечно, он не винит тебя.

— Я знаю, что ты желаешь мне добра. Но поверь мне, когда я говорю это — папа никогда не простит меня за то, что я чуть не позволила тебе умереть.

Кейси испускает долгий, тяжелый вздох. — Я в это совсем не верю. Но это вам двоим предстоит выяснить. — Она сжимает мои руки. — Я ни капельки не виню тебя, чего бы это ни стоило. И серьезно, мне не нужно, чтобы ты все время была моим защитником. Иногда тебе позволено быть просто моей сестрой.

Улыбка касается моих губ. — Я могу это сделать.

— Хорошо.

— Но. — Я бросаю на нее взгляд. — Я не собираюсь прекращать словесные нападки на Никки Тейсом, если она будет говорить о тебе всякое дерьмо.

— Ну, очевидно. — Кейси громко фыркает. — Ты Слоан Тресскотт. Ты собираешься порезать сучку. Ты не можешь этого не сделать.

— Я не могу не согласиться, — торжественно соглашаюсь я. А потом мы обе начинаем хихикать, и на один благословенный момент времени я могу забыть о своем разбитом, искалеченном сердце.