Никогда не было, но вот опять. Попал 4

Глава 10

Уже в который раз присутствующие смотрели на меня как на говорящую обезьянку, с удивлением и сомнением. Даже невозмутимый Евтюхов, после этих слов с видимым интересом на меня глянул. Интересно, что на сей раз, ввергло их в подобие кратковременного ступора. Слова про некую «авиацию» или то, что я процитировал царский афоризм? Всё-таки, видимо, второё. Что и подтвердил Мещеряков, строго меня спросивший:

— Отчего вы решили, что это высказывание принадлежит Его Величеству.

— Видите ли Ваше Превосходительство, эти слова в том мире были выбиты на памятнике Александру Третьему. Памятник был открыт в городе Ялта в 2017-ом году. Так что у меня есть весомые основания утверждать, что данное высказывание принадлежит нынешнему императору.

— Ну, хорошо!Оставим это! А что это за «третий союзник»?

Заинтересовался, значит, Его Превосходительство вопросом об авиации.

— Авиация, военно-воздушный флот. Название не суть. Главную основу такого флота должны составить не дирижабли, что уже есть, а самолеты. То есть летательные аппараты тяжелее воздуха.

— Вот как! И где же имеется такое чудо? — насмешливо спросил Мещеряков.

— Пока нигде, хотя попытки создать такой аппарат предпринимаются по всему цивилизованному миру, в том числе и у нас. Вам известен Можайский Александр Фёдорович?

— Контр-адмирал? Слышал о таком. Изобретатель «воздухолетательного снаряда», но там ничего не получилось. Снаряд не полетел.

— А он и не мог полететь. Паровозы не летают. А на самолёте Можайского двигатель стоял паровой. Но сама компоновка: крыло, двигатель и воздушный винт, вполне рабочее. И если бы нашёлся, кто-нибудь с деньгами и помог Можайскому с финансированием, то тот, пожалуй, смог бы сделать летающий прототип. В том мире первый полёт совершили братья Райт в 1903-ем году. Я же намерен полетать уже этим летом, но, правда, не на самолёте.

— И на чем же? — спросил Мещеряков.

— На мотоплане или параплане с мотором.

— На параплане? Это ещё что такое?

— Это крыло такое из шёлка. Да вон господа Гурьев с Евтюховым уже видели параплан. А, в общем, можем и вам показать, если конечно местные власти дадут письменное разрешение на такую демонстрацию и, главное, если погода позволит.

— Ну, за погоду не ручаюсь, а местные власти позволят. Не так ли, Карл Оттович?

— Да я уже этот вопрос решил. Многие и сами не против поглядеть на полёты. Вам, господин Забродин, надо благословение на полёты от священников получить. Зайдите в Никольскую церковь к отцу Антонию, он проведёт надлежащие обряды перед вашими полётами.

— Обязательно зайду, Карл Оттович, — обрадовался я.

Похоже, дёшево отделался, надо только в церковь пожертвование сделать. Ладно, заскочу к отцу Антонию, ещё бы знать кто это такой.

— Тогда в ближайшее воскресение прошу на показательные выступления аэронавтов города Барнаула. Но только господа, при условии подходящей погоды и небольшого восточного ветра, — возвестил я.

— Из ваших слов я понял, что параплан и самолёт, хотя и предназначены для полётов, но вещи разные, — заметил Мещеряков.

— И да, и нет. Несомненно, оба они относятся к классу летательных аппаратов тяжелее воздуха, но если параплан и даже мотоплан, которого ещё нет, но который, я надеюсь, к лету появится, относится к разряду игрушек для молодых и более-менее обеспеченных людей, то самолёт это вполне серьёзная боевая машина. Если начать его делать сейчас, то, при должном подходе и нормальном финансировании, к началу войны с Японией можно получить воздушного убийцу линкоров, что в войне с островным государством, имеющим сильный флот, немаловажно.

— Да откуда же у Японии сильный флот? — воскликнул Артемий Николаевич.

— Наши заклятые друзья — «нагличане» подсуетятся и хорошенько в Японию вложатся, ну и натравят на нас самураев.

— Вы хотели, наверное, сказать англичане? — сказал Граббе.

— Нет, именно «нагличане». Больно наглые эти джентльмены. Там ещё вроде и американцы подтянутся. Очень уж англосаксам не нравится наше продвижение на Дальний Восток. Основная причина войны между Россией и Японией — это огромный китайский рынок.

— Господа, оставим высокую политику людям сведущим в этом деле. Господин Забродин, разъясните нам насчет воздушных убийц линкоров. Неужели это возможно? — прервал наши «пикейно-жилеточные» рассуждения Мещеряков.

— А вы представьте, что тащится вблизи наших берегов несколько громадных стальных галош. Вдруг из-за тучки выскакивает с десяток самолётов летящих со скоростью двести километров в час и каждый несет на подвеске по торпеде или их ещё называют мины Уайтхеда, ну и начинают этими торпедами кораблики атаковать. Я уверен если лётчиков хорошенько потренировать, то увернуться от этих торпед у вражеских кораблей вряд ли получится. А ведь один линкор дороже всего десятка самолётов во много раз, да и моряков на том линкоре не одна сотня.

— Но ведь самолет можно сбить! — сказал Гурьев.

— А чем вы их сбивать будете? Неужели из орудий главного калибра⁈ И потом в летящий с приличной скоростью самолёт не так легко попасть. Конечно, со временем изобретут средство борьбы с самолётами, но сколько-то дорогущих кораблей они сумеют утопить совершенно безнаказанно. А это лишь один аспект применения авиации в военных действиях и таких аспектов множество.

— Вы действительно сможете к 1904 году такие самолёты сделать? — спросил Мещеряков.

— Не я! По большому счёту я почти совсем не разбираюсь в самолетостроении. Это сделают мои инженеры и рабочие, если, конечно, я сумею раздобыть достаточно денег. Но это будут единичные образцы. Нормальную авиацию без участия государства сделать невозможно.

— Но тогда ваша роль в этом деле какова? — удивился Мещеряков.

— Скорее всего, я единственный пока человек в этом мире, который видел, как должен выглядеть самолёт. И поверьте это немало. Вы даже не представляете, сколько причудливых конструкций соорудили энтузиасты в самом начале становления авиации. Моё участие позволит не отвлекать силы и средства на тупиковые модели. Это значительно ускорит процесс. А кроме того я знаю несколько фамилий будущих выдающихся конструкторов самолётов. Правда, все они пока ещё дети, но дети, как известно, растут быстро.

После этих слов наступило молчание. Похоже, слишком много необычной информации я на них вывалил. Господа полицейские не могли сразу определиться, как отнестись к тому что я им поведал. Наконец большой начальник изволил прервать затянувшееся молчание весьма неожиданным для меня предложением:

— Вам, господин Забродин, нужно ехать со мной в столицу.

Вот блин! Мне нужно! Мне-то как раз это совсем не нужно. Рано мне ещё вылезать из уютного прудика на большую воду. Но, похоже, хочется заместителю директора Департамента полиции заполучить какие-нибудь бонусы за мой счёт. Надо его аккуратненько обломать.

— Простите, Ваше превосходительство, но что мне делать в столице?

— Ну, во-первых: вас должны осмотреть светила нашей медицинской науки. Феномен вашего появления здесь должен быть изучен. А во-вторых: где как не в столице лучше всего начать делать ваши самолёты?

— Прошу покорнейше меня извинить, но я вынужден отказаться от столь лестного предложения.

— Вот как! И почему же позвольте вас спросить?

— Причин несколько. Во-первых: у меня нет никакого желания служить вашим светилам подопытным кроликом, хотя бы потому, что при нынешнем уровне развития медицины у них даже и близко нет нужного инструментария, более того, нет и сколь-нибудь вразумительной теории о процессах, происходящих в мозгу. Это будет бесполезная трата времени. В лучшем случае ваши светила изобретут ещё одну псевдонаучную несуразицу, ну вроде психоанализа Фрейда, а в худшем объявят меня сумасшедшим.

— Психоанализ Фрейда — что это такое? — недоумённо спросил Мещеряков

— Разве он ещё его не изобрёл? — я пожал плечами. — Значит скоро осчастливит. Но бог с ним с Фрейдом. Тем более, что его психоанализ всего лишь этап в изучении психических расстройств, там много чего ещё наизобретают.

— Вы-то откуда всё это знаете? — влез с вопросом Граббе.

— Читал в той жизни много всякой литературы.

— Вы сказали, причин вашего нежелания ехать в столицу несколько. Одна — вам не хочется выступать в качестве «подопытного кролика», а остальные? — стал настаивать Мешеряков.

Вот доколупался начальник. По мне так и этой причины больше чем достаточно, но ссорится с большим начальником себе дороже, придётся убеждать.

— Вторая причина — это люди. Чтобы что-то добиться мне придётся вступать в контакты с самыми разнообразными людьми. Среди них будет довольно много дворян, которые изначально отнесутся ко мне с предубеждением и пренебрежением из-за крестьянского происхождения этой тушки. Вон даже вы, хотя и специально приехали для встречи со мной и то не удержались и попытались поставить меня, так сказать, на место. А там мне придется зачастую выступать в качестве просителя и при очередном аристократическом хамстве, могу и не сдержаться.

— Вам молодой человек действительно нужно поумерить ваше тщеславие. — наставительно произнёс Мещеряков.

— Тщеславие! Помилуйте Ваше превосходительство, разве это тщеславие. Я ведь, после того как меня молния пометила, с самим господом богом беседовал, а это не каждому земному владыке удаётся.

Вот тут-то моих собеседников и накрыло. Было забавно наблюдать за тем, как каждый из них отреагировал на мои слова. Если Граббе с Мещеряковым начальственно нахмурились, а Артемий глянул на меня с жадным любопытством, то молчащий Евтюхов понимающе усмехнулся и кивнул головой. Заливай, мол, дальше! Блин! Мне всё больше и больше нравится этот необычный урядник. Он, похоже, поумнее всей остальной компании будет.

— Как прикажете вас понимать? — строго вопросил Мещеряков.

Я пересказал историю, которую рассказывал в своё время деду с Жабиным. Рассказ впечатлил и этих слушателей.

— Вы полагаете, что тот старик был действительно богом? — скептически произнёс Мещеряков.

— Я не столь наивен, чтобы так считать. Более того я совсем не верю, что существует такой библейский бог, уж больно он примитивен, как раз в духе тех козопасов, которые и писали библейские сказания. Но я совсем не исключаю существования некого высшего разума, иногда тем или иным способом себя проявляющего. А что касается моего случая, то, скорее всего, это была галлюцинация.

— Так зачем вы нам это преподносите как божественное явление, — не выдержал Граббе.

— А вдруг это не галлюцинация, и действительно некая высшая сущность, таким образом, вышла со мной на контакт, — отфутболил я претензии помощника исправника.

— Господа мы снова отвлеклись, — воззвал Мещеряков. — Оставим эти высокие материи и «вернёмся к нашим баранам». Господин Забродин согласитесь, что производить ваши так называемые самолёты лучше всего в местах с развитой промышленностью, а не здесь.

— А вот это и есть главная причина моего нежелания перебираться в столицу, — огорошил я большого начальника и он потребовал разъяснений.

— Всё дело в неразвитости нашей промышленности по сравнению с промышленностью европейских стран, которые, по справедливому замечанию Государя, нам не союзники. Я бы даже добавил, что они нам в лучшем случае — противники, а в худшем — враги и враги давние, ещё со времён Александра Невского. Я уверен, что в столице на сегодняшней день обретается целая куча их шпионов и так называемых агентов влияния. Эти ребята обязательно обратят внимание на летающий аппарат, и в отличие от наших генералов, быстро сообразят, что самолёт очень полезная штука в военном плане и сделают всё, чтобы украсть разработки. Им это будет совсем не трудно. Англофилов и прочих масонов у нас среди высшей знати достаточно, так что в помощниках у них недостатка не будет. А уж наладить производство этих аппаратов для европейцев и американцев плёвое дело. А мы, как водится, от них в этом плане отстанем.

Я приготовился отхватить люлей за поклёп на высший свет, но видимо заместитель директора Департамента полиции, знал не понаслышке про шалости отдельных представителей этого самого света и потому не стал выговаривать мне за моё нелицеприятное замечание о знати. Он лишь чуть заметно поморщился, словно закусил коньячок долькой лимона.

— Почему вы решили, что представители развитых стран Европы обязательно украдут ваше изобретение, разве там не в состоянии изобрести такой аппарат.

— В состоянии конечно! И даже немецкий инженер Отто Лилиенталь уже строит различные планеры и пытается на них летать. Но пока идея полетов на аппаратах тяжелее воздуха не проникла в массы. А Лилиенталь в том мире погиб в ходе своих экспериментов. Дату точно не помню, не то в 1895, не то в 1896 году. Если мы начнем строить самолеты и производить двигатели к ним уже сейчас, то у нас будет фора в добрый десяток лет. Вот потому и очень важно на первых порах все это основательно засекретить.Барнаул же для этой цели вполне подходит.

Я, конечно, не стал говорить, что в том мире в Барнауле довольно долго находилось Барнаульское высшее военное авиационное училище летчиков (БВВАУЛ) и было бы вполне, на мой взгляд, справедливо, чтобы первое в этом мире лётное училище появилось именно в нашем городе.

— Поясните! — приказал Мещеряков.

— Барнаул находится в довольно глухом углу и иностранцы здесь редкие гости. К тому же скоро закроют сереброплавильный завод и освободятся довольно квалифицированные кадры и какое-никакое оборудование. Конечно, производить здесь что-то технически сложное гораздо дороже, но для изобретения опытных образцов это не столь критично. Одним словом здесь можно довольно долго экспериментировать без опасения, что ваши изобретения будут украдены иностранцами. Так же огромным плюсом будет отсутствие генералов.

— Но ведь можно получить патенты и защитить свои права, — влез Артемий.

— Можно конечно, но если дело коснётся военной продукции да ещё во время войны, то кого остановят ваши патенты!

Видимо такая простая мысль Артемию в голову не приходила и он растерянно заморгал, не зная как отвечать на подобные заявления. Граббе же с Мещеряковым лишь согласно кивнули.

— Хорошо! Вы меня убедили, что вам пока перебираться в столицу рано. Теперь вопрос по итальянцам. Отчего у вас появились столь странные опасения, что они вас постараются убить? — спросил Мщеряков.

— Помилуйте, Ваше превосходительство, что здесь странного? В меня уже здесь стреляли. До сих пор нога побаливает. А потом один из приехавших иностранцев очень странный тип. Очень уж мне напоминает средневекового асассина. Мы немного последили за ними и выяснили, что Поцци со Скварчелупе разыскивали неких Сыча и Голована.

— Это ещё кто? — недоумённо спросил Мещеряков.

Граббе странно на меня посмотрел, но любопытство начальства удовлетворил:

— Сыч и Голован главари двух банд, ликвидированных нами осенью прошлого года.

Мещеряков, оглядев присутствующих, спросил:

— Что понадобилось иностранцам от местных бандитов? Может мне кто-нибудь это объяснить?

— Я, кажется, догадываюсь! — сказал вдруг Гурьев. — Они искали тех, кого можно было нанять за небольшие по их меркам, деньги, чтобы подставить как убийц Алексея.

— С чего вы это взяли? — удивился Мещеряков.

— У нас в Тюмени двенадцать лет назад два иностранца тоже наняли местных варнаков, для расправы с женщиной, которая не хотела продавать им какую-то старинную шкатулку. Степан Ильич всё это может подтвердить, — указал Артемий на молчаливого урядника.

— Господин Евтюхов?

Тот встал и немногословно, но обстоятельно доложил о старом деле участником, которого он был.

— Но позвольте вы сказали, что внучку этой Зелениной зовут Феодора Новых? Карл Оттович вы же получили мою телеграмму?

— Получил. Феодора Новых на сегодняшний день проживает в Барнауле в собственном доме. Адрес известен.

— Ваше превосходительство! — отвлёк я большого начальника от Граббе. — Я завтра собираюсь встретиться с итальянцами и прошу разрешить присутствовать там господам Гурьеву и Евтюхову.

— Хотите подстраховаться! — усмехнулся Мещеряков. — Карл Оттович, а не принять ли и нам участие в этой встрече?

— Но господа, если итальянцы увидят вас, то мне, скорее всего, не удастся спровоцировать их на нападение, — запаниковал я.

— Вот что вы задумали! Но тогда устройте так, чтобы они нас не видели.

Вот навязались на мою голову! Хотя может быть это и хорошо. Спрятать начальство за ширмой и пусть слушают и даже подсматривают.

— Хорошо! — сказал я. — Но тогда нам нужно всё подготовить.

— Ну, так идите и готовьтесь, — махнул рукой Мещеряков.

— Артемий Николаевич, Степан Ильич пойдёмте со мной, поможете подготовиться к встрече.

Гурьев и Евтюхов, дождавшись разрешительного начальственного кивка, встали и пошли за мной. Уже в дверях я вспомнил про пакеты, что я приготовил для Мещерякова. Попросив полицейских подождать меня в коридоре, я обернулся к Мещерякову.

— Ваше превосходительство, я тут написал для вас три письма. Вот возьмите.

Прошёл к столу и положил все три пакета перед Мещеряковым. Не дожидаясь, когда тот возьмёт письма, вышел из кабинета.

Памятная доска. ЯК-28 на котором обучались первые курсанты училища. Г. Барнаул.